Мы ведь семья

      Еще одно задание, еще несколько убийств. Для него это все не в новинку, каждый раз он убивает, зная, что эти люди этого заслуживают, никакие мольбы о пощаде и клятвы никогда так больше не делать, не переубедят его.       — «Прошу пощади! У меня жена и маленькие дети!» — взвывал один из воров-мучителей к нему.       — Если у тебя есть жена и дети зачем же воровать, убивать и просто издеваться над людьми? Все просто, тебе плевать на них. Да, просто плевать на детей и жену. Вы можете сказать, что есть исключения и у некоторых людей просто нет выбора. Что такие люди через силу и боль совершают такие поступки. Но вы ошибаетесь, у каждого есть своя причина, чтобы прийти в этот бизнес. И иногда семья это просто прикрытие, которое человек использует, чтобы не говорить о настоящих намерениях. И если бы вы видели, как те самые звери у которых «нет выбора» вели себя с обычными, ни в чем не повинными, людьми, как они терзали и уничтожали их, как они забивали их камнями до полусмерти, а потом брали все вещи и еду оставляя умирать в собственном доме, на глазах у их детей. Вы бы сейчас молчали. Ни один человек, которого он убил, не заслуживал ни спасения, ни прощения. Но он давал им его, они не умирали в муках или одиночестве. Он всегда был с ними, говорил, закрывал глаза и прощался. Ведь он не был зверем. И никогда бы им не стал. И вот сейчас он весь в крови. И своей, и чужой. Она вмешивалась, размазывалась от единого движения, пропитывая весь костюм, превращая его в одно багровое пятно. Но в этом ужасном смешении красок все же можно было заметить разорванные раны, на боку и бедре. Ужасные раны, которые он не планировал получать. И как его только угораздило. Он сел на землю, опершись спиной об дерево, и начал вспоминать, как это началось.

***

Этот день обещал быть спокойным и совсем обыденным. На улице светило яркое, совсем неподходящее для начала сентября, солнце всем своим видом показывая, что на улице будет, как в пустыне Сахара, чему никто, естественно, не был рад. Всем приходилось прятаться в теньке золотой листвы деревьев, трактире или же сидеть дома. Только иногда легкий ветерок, нагонявший облака, и закрывая ими, словно ширмой, солнце давал жителям передышку в сегодняшних прятках. И лишь наблюдавший за всем этим действом ассасин наслаждался так нужной всем прохладой. Еще утром, когда роса, словно покрывало из бриллиантов, застилала все вокруг, он отправился в лес. Уже в который раз он замечал, что кто-то следит за их поселением — тихо и выжидающе, словно волк наблюдает за полевыми мышками. Готовится напасть, но медлит, будто ждет самого удачного момента, ждет, пока кто-то уйдет. Ослабит внимание и не заметит пропажи. Поэтому с самого утра Коннор сидит на неприметном дереве, расположенном на склоне горы, и наблюдает. Уже четыре часа дня, а он так никого и не заметил. Ни единого шевеления в кустах или странного человека, идущего по тропинке. Никого. Орлиное зрение тоже молчало, но просто так возвращаться ассасин не собирался. Он не позволит потревожить покой жителей Дэвенпорта. Он сам собрал этих людей в одно слаженной и дружное сообщество. Здесь все знали друг друга, помогали друг другу. И все рассчитывали друг на друга, а особенно на него. Все эти люди стали ему гораздо ближе и роднее за все это время, и он не мог бросить их на произвол судьбы. Так он сидел до десяти часов вечера, солнце уже скрылось за линией горизонта, забрав за собой и невыносимую жару. Но людям было все равно, они давно были дома и готовились ко сну, лишь редкие фигуры мелькали в свете луны, иногда выглядывающей из-за облаков. Но тут Коннор заметил тень, явно выбивающуюся из других похожих на нее теней. Она двигалась аккуратно и скрытно, будто лисица, пробирающаяся в курятник поздно ночью. Но вот только этой лисице куры были не особо нужны. Зерно и запасы продуктов, вот что так хотела найти тень. На ферме Уоорен и Пруденс такое было и найдя все необходимое, она отправилась прочь. Ассасин, все это время аккуратно следящий за ней, отправился следом. Уже отойдя метров на двести от поместья, он заметил еще четыре фигуры, стоящих около повозки. Притаившись, он принялся слушать. Как он позже узнал — все они были мужчинами лет тридцати пяти и грабили такие деревушки. Но самое страшное, что обычно с припасами они брали пару женщин, а иногда и детей в заложники. Просто в этот раз у них было мало времени, ведь они не знали когда «местный убийца» может вернуться. Это все, что их остановило. Решение было принято — проследить за ними до лагеря.

***

Коннор почувствовал, как его чуть ли не трясет от гнева, как желваки играют, а рука крепче сжимает томагавк. Он действовал не думая. Гнев вырывался из него, превращая этих ублюдков в неподвижные трупы с проломленными черепами. Удар и еще, уклонение вправо, хрясь и у противника ломается позвоночник. Еще рывок, перекат, замахивается для удара и… Боль, резкая и прожигающая до костей, попали… Куда-то в бедро... Точно не ясно. Сознание затуманивается, тело действует само, по инерции пробивая грудную клетку. И опять. Бежит к последнему, к лучнику, адреналин в крови заглушает боль и он почти замахнулся, как нога отказывает, блокируется и больше не желает двигаться. Он со всей силы валится на, уже прицелившегося в него, лучника. Боль резкая и непонятная, возможно, в боку или животе. Он не помнит, как убил его, только изрубленное лицо на котором замерла гримаса ужаса, лежит перед ним, как бы напоминая. Боль и правда была в боку. Видимо, когда он упал, стрела вонзилась в него, выходя насквозь и оставаясь в теле, как затычка, не давая крови опустошить организм. И вот теперь он сидит здесь раненый и измученный, даже не в силах встать. В глазах потихоньку темнеет, а мозг отказывается признавать возможную смерть. Ведь все не может так произойти. Где-то на периферии сознания маячит надежда на спасение. Но какое спасение может быть, если он даже никому не сказал куда отправляется. Никто не может и предположить, что с ним могло что-то случиться. Если только… Он зовет из последних сил, просит помочь и привести помощь. Силы покидают его, а за ним и сознание.

***

… Разум потихоньку начинает пробуждаться. Ощущение своего тела возвращается. Его, будто куклу, собирают по частям, и каждая новая с первых секунд начинает неистово болеть, причинять нестерпимую боль самому мозгу. Настолько, что он опять отключается, не сумев даже открыть глаза…

***

На пороге поместья Дэвенпорт стоит высокий мужчина, его телосложение невозможно понять из-за черного длинного плаща надетого поверх столь прекрасного синего объемного костюма с золотой окантовкой. Седые волосы до плеч завязаны в низкий хвост красной ленточкой, а на голову надета такая же, как и костюм, треуголка. Уже пять минут он хочет попасть в дом, но ему так никто и не открывает, что странно. Он, конечно, не предупреждал о своем визите, но был уверен, что ассасин будет здесь. Свет не горел и ни единого звука слышно тоже не было.       — Не мог же Коннор так рано лечь спать, — подумалось визитеру. Постояв так еще пару минут он уже хотел было уходить, но заметив, что какой-то мужчина направляется к нему, решил подождать.       — Здравствуйте, тоже ищите Коннора? — к нему подошел незнакомец достаточно крепкого телосложения. Одежда была испачкана в какой-то пыли, а на спине был рюкзак. Но сильнее всего в глаза бросилась повязка его на голове, она смешно и немного нелепо смотрелась, и похоже была грязно–охрового цвета, но из-за темноты вечера сложно было рассмотреть всё в полной мере.       — Ищите? Он, что пропал? — вопросительно посмотрел он на подошедшего.       — Мы не знаем. Но его не было видно со вчерашнего дня, — чуть растерянно произнес тот. — Меня, кстати, Норрисом звать, я друг Коннора, — приветственно улыбнулся он и протянул, на удивление, чистую руку.       — Приятно познакомиться Норрис. Я Хэйтем… Его давний знакомый, — последние слова он произнес с некоторой заминкой, а после пожал протянутую руку. — Говоришь, Коннора еще со вчерашнего дня не видно?       — Да, он как ушел куда-то, так и не появлялся больше, странно это, обычно всегда его вечером в лесу вижу, а тут нигде, словно сквозь землю провалился… — задумчиво протянул новый знакомый.       — Спасибо, что сообщили. Но вы не знаете куда он все же мог пойти?       — Нет, только если куда-нибудь на запад ушел охотится. Частенько ходил с ним именно туда, — Норрис задумчиво потер затылок, будто совсем забыл об этой информации.       — Понятно, я съезжу проверить, если что-нибудь узнаю, обязательно сообщу, — торопливо сказал Хэйтем, уже садясь на лошадь.       — Хорошо. — в пустоту ответил мужчина. Почему он так сорвался с места? Да потому что именно на западе находился лагерь разбойников, которых он давно выслеживал, но, из-за заложников, никак не мог расправиться с ними. У него было острое ощущение, что его непутевый сын именно там. А если учесть, что его давно не видели, можно было только догадываться, что с ним случилось. Вдруг крик орла, такой призывный, будто просящий о помощи.       — Точно, орел, надо следовать за ним, — он не особо понимал, как такая мысль родилась в его голове и чем была обоснованна, но именно так он нашел ассасина среди других трупов. Он сидел без сознания, облокотившись на дерево, весь в крови. В боку и ноге были стрелы. Он еле дышал, а каждый стук сердца мог быть последним.       — Не смей умирать, Коннор! — проговорил мужчина, взваливая его на себя. — Зачем ты вообще сюда полез! Думаешь, что всё уже можешь? — он еле как усадил его на коня и повез в поместье.       — Как вообще тебя земля носит? Я удивлен, что ты до сих пор жив вообще. Но ничего, очнешься, я тебе все выскажу, — скача быстро, но аккуратно, говорил мужчина пытаясь успокоить самого себя.       — Только хотел сказать, что некоторое время буду жить с тобой, как ты вон что вычудил. Неужели ты меня настолько не хочешь видеть в своем доме, что помереть вздумал, а? Я же говорил, что сам убью тебя, так сложно подождать! — уже на входе в поместье его ждал Норрис и доктор.       — Сообразительный у тебя друг однако, — подумал он волоча сына на веранду.       — Что с ним?       — Дьявол, разве это сейчас важно?! — раздраженно прорычал Хэйтем, — Лучше помогите мне.       — Да–да, сейчас… Перед глазами мутная картинка, в голове будто играет оркестр состоящий только из ударных, а тело горит и ломит от боли, особенно в районе правого бока. Он не знает от чего очнулся и сколько вообще пролежал в отключке. Но на лоб ложится что-то мокрое и холодное, ассасин морщится и чуть приоткрывает глаза, стараясь поймать четкую картинку, но видит только бесконечное смешение красок. Пытается встать и принять удобное положение, но ему не дают это сделать, с силой укладывая обратно, и, кажется, он уже понял почему.       — Коннор, если ты хочешь еще раз потерять сознание, то, конечно, вставай, но меня почему-то терзают по этому поводу сомнения.       — Отец? — чуть охрипшим голосом произносит метис. — Что произошло?       — В тебя стреляли из лука с отравленными стрелами. Яд на одной из стрел был не быстродействующим, что спасло тебя. Всего было две: одна в левое бедро, другая в правый бок, — переставляя разные склянки с места на место, спокойным голосом начал Кенуэй.       — Левая нога у тебя временно парализована, но это пройдет через денек другой, а вот с боком все серьезнее. Расчет, видимо, был на прямое попадание в живот, но не получилось и повреждённым оказался бок. Стрела прошла его насквозь выйдя с другой стороны, ей чуть-чуть не хватило наклона, чтобы задеть печень, что очень хорошо. Но рана начала гноиться и возможно это только начало. — Закончил мужчина усаживаясь на край кровати.       — Если бы не твой друг и орел, то ты бы сейчас не в бинтах на кровати лежал, а на земле сырой в засохшей крови! — стальной до этого голос задрожал. То ли от злобы на себя и сына, то ли от понимания ужаса возможной ситуации. Метис молчал, вспоминая все больше и больше… И он заплакал, даже не почувствовав это. Видимо, мозг взрывался от переизбытка информацией и уже просто не мог вывозить все это.       — Прости, я…я не мог просто так уйти от туда. Там были мертвые женщины и дети, — он посмотрел на отца пустым взглядом, — их тела были истерзаны этими чудовищами! Дети…они были бледные и очень худые, совсем маленькие, — его кулаки сильно сжали простынь. — Они морили их голодом, а женщин насиловали и избивали, прямо у них на глазах. Я… я просто не мог. Он поднял на отца глаза, сейчас они уже не были пустые, а наоборот. Злость и ненависть придавали им жизни. Они, будто сделанные из стали, смотрели на него. Он впервые видел сына таким, много раз в его глазах виднелись злоба и ненависть, но сейчас он будто бы состоял из них. От него просто веяло жаждой убить каждое такое чудовище. Старший Кенуэй пребывал в трансе, смотря в его глаза.       — Те люди и правда хуже зверей, — не подав вида, спокойно начал мужчина, — а осознание, что таких «людей» тысячи и тысячи еще хуже. — Он скривился в горькой усмешке.       — Да, но… — начал было ассасин.       — Всё, хватит. Ты и так достаточно сделал за сегодня. Поспи, иначе жар не спадет, — строго сказал мужчина, вставая с кровати.       — А почему у меня жар? Меня же просто ранили.       — Ты чем слушал когда я все говорил? В тебя попали отравленные стрелы, яд был не быстродействующим и должен был медленно тебя убить. Но твой организм оказался сильным, именно поэтому ты сейчас лежишь тут, а не в гробу! — закончил свою тираду тамплиер и посмотрел на метиса. — Теперь все понятно?       — Да, я всё понял, — улегшись на спину и укрываясь одеялом, ответил Коннор.       — И да… — Кенуэй немного замялся, — из-за твоих травм я пробуду с тобой примерно полтора месяца. Пока все не зарастет и ты не сможешь нормально передвигаться, — подойдя к двери сказал мужчина.       — Вот так новость… — растерянно пробормотал ассасин, — спасибо, конечно, но от чего такая забота?       — Хочу лично тебя убить, — улыбнувшись сказал тамплиер. И уже выходя добавил тихое, как ему казалось, только ему слышное:       — Мы же семья, Радунхагейду. Но Коннор все услышал, еле-еле, но слова долетели до его ушей. Он ничего не сказал, лишь сильнее натянул одеяло, пробубнив себе под нос       — Я тоже тебя люблю, отец.