La mère

      Поезд прогрохотал рядом со студентом по имени Лукас, который шёл на занятия. На улице было темно. Тьма покрывала всё вокруг, и тени, казалось, плясали когда поезд проносился мимо. В Чикаго всегда многолюдно, жизнь кипит, и шум бывал оглушительным. Он даже после половины семестра ещё не успел привыкнуть к этому.       Лукас вырос на песчаном берегу Сан-Диего, в большом пляжном доме, вместе со своей матерью. С самого детства он думал, что будет жить в этом домике всю оставшуюся жизнь. Но после поступления в Чикагский университет он неожиданно переехал на другой конец страны. Это было его самое серьёзное и внезапное решение. И часто он задумывался, не было ли это ошибкой.       Но он ни разу не зацикливался на этом, и вскоре появился знак пешеходного перехода. Лукас моргнул. Его рубины засверкали ещё ярче, когда он вышел из тени, идя по тротуарам, мимо железнодорожных путей и небольшого парка. В отличие от торжественных кирпичных стен и холодного тротуара чикагской осени, парк состоял из кустов за колючими заборами. Снег ещё не выпал, но все цветы уже завяли. Он увидел только пустынную землю и светловолосую девушку.       Из чистого интереса и любопытства, он остановился. Голова девушки была поднята вверх, и казалось, что она смотрит на облака. Возможно, она заблудилась, но его это не волновало. Ему просто было интересно, на что она смотрит и что видит в облаках. Должно быть, она была пьяна.       — Что такого интересного в небе?       Молодая блондинка испугалась, повернувшись к Лукасу с лицом, полным недоумения и лёгкого раздражения. Молодой калифорниец посмотрел на неё, вернее на её глаза, в которых мягко перекатывались океаны и сверкал послеполуденный закат.       — Это самое близкое, что у меня есть к океану.       — Почему бы не посмотреть на озеро? Там рядом есть пляж. Стоит попробовать и зеркало, — посоветовал Лукас.       Девушка наклонила голову. Её глаза удивлённо замигали.       — Почему я должна попробовать зеркало?       — У тебя глаза цвета океана, — ответил он, засунув руки в карманы.       Она уловила это движение и посмотрела на руки собеседника, а затем взглянула в его тёмные глаза, которые сверкали демоническим красным цветом. Она улыбнулась; улыбка была мягкой и нежной, как и её плавные движения и приятный голос.       — Идёшь на занятия?       — Да, статистика.       — У меня тоже! Я Атанасия. Можно дойти до класса с тобой?       — Если вы так пожелаете, — улыбнулся Лукас, слегка поклонившись с протянутой рукой. Его драматизм рассмешил Атанасию.

***

      Спустя неделю с того дня выпал первый снег. Будучи калифорнийцем, Лукас был одновременно потрясён и изумлён тем, что издалека казалось замёрзшими шариками. Они парили, как перья, медленно опускаясь вниз, и он задавался вопросом: как что-то такое маленькое может быть настолько холодным?       Когда он устроился на кровати, его взгляд был направлен далеко в окно, на серые облака, где падал снег, и ветер нёс белые лепестки в воздухе. Но как только он погрузился в сон, зазвонил телефон.       — Алло? — ответил Лукас, чувствуя себя вполне комфортно под тёплыми одеялами.       — Лукас? Мне может понадобиться помощь, — одеяло слетело, когда парень поспешил встать. Голос его подруги дрожал в телефонной трубке, и его сердце гулко стучало в тишине тусклой комнаты.       — Ати? Что случилось? Ты в порядке?       — Кажется, я застряла снаружи.       — Что? — Лукас умолкнув, снова устремил тёмные глаза в окно. Погода была отвратительная. Мела лютая метель. — Где ты?       — Ну, мне нужен был лучший вид на город. Поэтому я поднялась на самый верх здания общежития и, кажется, я заперта, — ответила девушка. Она задыхалась и её голос слегка дрожал. Он задумался. Было ли это страхом или симптомом переохлаждения? Он недостаточно разбирался в медицине, чтобы определить её состояние.       Так или иначе, Лукас накинул на плечи плащ и бросился на соседнюю лестничную площадку, где на пастообразных белых стенах мерцал свет. Его шаги гулко отдавались в замкнутом помещении. Раскаты грома раздавались на каждом этаже. Неподвижный ветер касался его лица, понижая температуру с каждым этажом, на который он поднимался. И когда он наконец, открыл выход на балкон на крыше, воздух врезался в него тысячью холодных игл.       Снег едва таял на его тёплой коже, накапливаясь с каждой минутой, и он изо всех сил старался снять ботинок, чтобы не заблокировать дверь. Зубы стучали, когда он сгорбился, ветер ревел в ушах, а вокруг него собирался лютый мороз. Несмотря на всё это, он поднял голову и позвал:       — Ати! Где ты? — она не разыгрывала его, верно? Если так, он не смог бы простить её.       — Ты пришёл.       Он поднял взгляд, щурясь от жестокого ветра. Океан приветствовал его, мягко покачиваясь, когда девушка улыбнулась. Лукаса одолели противоречивые чувства. Океан всегда напоминал ему о тепле, о тёплых закатах и восходах, об обжигающем песке на коже. Теперь же он чувствовал себя так, словно сгорал от высокой температуры, замёрзнув от чикагской зимы.       — Давай вернёмся назад, пока не заболели, — шипел Лукас, схватив её за запястье.       Его спутница просто рассмеялась. Её глаза затрепетали, а между ресницами застряли снежинки.       — Давай останемся на некоторое время.       — Что? — он задрожал, глядя, как Атанасия обхватила его руками.       Она начала напевать тихую колыбельную и у юноши перехватило дыхание. Он вернулся в своё детство, где восходило солнце, а его мать напевала, пока они шли вдоль берега. Не успел он опомниться, как уже раскачивался в такт мелодии, закрыв глаза и забыв о холоде.       Атанасия улыбалась, теребя в руках ткань его одежды. Затем она вздохнула, потянула его к перилам и сказала:       — Держись крепче.       Глаза Лукаса распахнулись от ужаса и глубокого замешательства. Сильный ветер тянул их вниз, и он не мог не смотреть на город, когда они спускались с крыши. Даже если бы ему захотелось, он не смог бы ничего сказать.       «Неужели я умру?».       — Ты знаешь, кто я? — внезапно спросила Атанасия, всё ещё крепко обнимая его за талию. Лукас не мог говорить, окаменев от сильного ветра и приближающегося тротуара. И оба эти фактора говорили ему о том, в какой опасной ситуации он находится. — Я — Атанасия.       «Я знаю!» — подумал Лукас, едва не рассмеявшись над нелепостью девушки.       Она заметила изумление и страх в его взгляде, но просто продолжила со спокойной улыбкой:       — Искательница путей.       Юноша крепко сжимал её в своих объятиях, наблюдая за тем, как тротуар словно покрылся рябью, когда они приближались. Они были уже на пятнадцатом этаже, десятом, пятом... Он зажмурился, ожидая удара. Атанасия рассмеялась и прошептала ему на ухо:       — Иди домой.       Вопреки тому, что думал Лукас, не было ни громкого толчка, ни удара, но в ушах стоял тихий звон. Через несколько минут он понял, что звук ветра исчез, сменившись гармонией технических сигналов и накатом волн.       Он попытался рассмеяться, но в горле пересохло, что его удивило. Затем он начал кашлять. Лукас не ожидал, что будет кашлять на небесах, поэтому глаза молодого человека тут же открылись.       Его взору предстал знакомый бревенчатый потолок его домика на пляже, а также множество трубок, ведущих к его руке. Когда он повернул голову в сторону, его встретило заплаканное лицо матери.       — Наконец-то ты очнулся! О, доктор! Доктор!       Позже ему рассказали, что он пролежал в коме целый год после того, как автобус, следовавший на вокзал, попал в аварию.