Присвоено и помечено

Рюсуй вздрагивает и выдыхает через нос: — Братик… Тело дрожит. Расслабление приходит не сразу — с тошнотворным послевкусием слабости и осознания того, что он сделал. Снова. В который из раз. По руке растекается семя. Рюсуй делает это не впервые, но никак не привыкнет — касаться себя больно и мерзко. Хочется, чтобы то делал Сай. Хочется, чтобы был рядом. И одновременно противно так, что крутит живот. Сай бы точно назвал его психом. Мысль адекватная, даже логичная, а Рюсуй почти не сдерживает слёз и вытирается. Он считает себя грязным, дефектным, неправильным. Неудивительно, он ведь омега. Сай альфа, как и все в их семье. Здесь омег почти не бывало — только беты и альфы, а Рюсую так неиронично и до смешного не повезло. Осознание его пола пришло достаточно поздно. Когда мама выдала рассеянное «да это ошибка какая-то», а внутри надломилось так болезненно-резко. В четырнадцать у Рюсуи началась первая течка. Подавителей дома не было. Они будут потом, когда родители позаботятся, чтобы точно никто не узнал, какой Рюсуй и кем является, будучи главным наследником конгломерата. Тогда был только Сай. Его одежда, запах. Рюсуй и не подозревал, каким сильным тот может быть. Какой он. Сай всегда пах особенно, чем-то горьким и лиственным. Тогда, забытая Саем случайно футболка, стала для Рюсуя почти спасательным кругом и главным первородным грехом. Он ненавидел себя. То осознание, промелькнувшее во взгляде, когда смотрел на итог. Пальцы были в собственной жидкости, — Рюсуй вставлял их в себя, чтобы заглушить боль. Но хотелось почувствовать Сая. Так не взаимно. Старший Нанами всегда отстранён. Он не то чтобы не любит Рюсуя — не верно — он ненавидит. Всем своим телом и сердцем, а Рюсуй в этом уверен. Сомнений быть не могло и не может: Сай больше предпочёл бы сбежать на другой конец света, чем провести с младшим ещё хоть минуту. От этого было больней. Переживать не только течки, но и обыденно — пересекаться с Саем в коридоре и ловить взгляд. Сай всегда смотрит так, будто ему стыдно и не хочется видеть Рюсуя. Будто знает, что Рюсуй делает за дверьми своей спальни. В будущем Рюсуй пытался со многими, но всё сводилось к тому, что не может. Запах других альф не то чтобы не привлекал, а отвергал полностью. Запах Сая же был приятен. Всегда. Поэтому Рюсуй и осознал мерзкую, греховную правду — он был ошибкой. Когда Рюсуй валяется на диване в гостиной, Сай проходит мимо него. Он редко выползает из пещеры спальни наружу, обычно лишь чтобы перекусить, занятый чаще работой, чем личной жизнью. И Рюсуй уже по привычке кидает внимание на брата. Сай его не замечает. Привычно. Рюсуй продолжает смотреть, изучает как бы так невзначай, — замирает чуть на руках и не может не вспомнить те сны, влажные мечты и желания в спальне. Не может не вспомнить, как сегодня уже трогал себя, представляя, как это делает брат. Мерзко. Но Рюсуй продолжает — приподнимает голову выше, бросает взгляд на ключицы, на тень от волос по тонкой шее. У Сая от природы такая особенно медовая кожа. Сладко. И Рюсуй смотрит дольше положенного, моргает и ловит на себе взгляд. Попался. Он это понимает не сразу: инстинктивно вздрагивает, пытается что-то сказать и чувствует, как горят щёки. Да не только. Только затем замечает, как странно выглядит Сай прежде, чем делает шаг ближе. — Рюсуй, — он щурится. Так небрежен, как и всегда, но сейчас выглядит рассеянней, чем обычно. — Ты в порядке? И тогда Рюсуй понимает: нет, ни черта не в порядке. Его тело горит. Внизу тянет неприятно-знакомо, и Рюсую хочется спрятаться от стыда. Почему сейчас. Почему именно в это время. И он не может произнести ничего, словно загнанный в угол зверь. Когда Сай неуверенно кладёт ладонь на плечо, кожу Рюсуя будто бы обжигает. С губ слетает неразборчивый стон. Сай в тот же миг всё понимает. Ловит носом лёгкий флёр аромата, что становится больше. Похоже — будто вино. На ребре языка отдаётся кислотным. Он сглатывает судорожно, резко и выдыхает. Запах наполняет фактически полностью. У Сая это впервые — так сильно, с омегой. Он даже живя с ним в одном доме никогда не чувствовал прежде. Такой сладкий, — Рюсуй пах так всегда? Сай понимает, что взгляд мутнеет. Он приходит в себя и смотрит на Рюсуи, чьё тело дрожит. Слабое, бледное, — инстинктивно хочется протянуть руку и прикоснуться. Сай почти насильно себе запрещает. Он не может понять, почему так. Они ведь братья, он не должен ощущать это. Он не должен… хотеть своего младшего брата. — Рюсуй, — он сглатывает и не может понять своего голоса. Звучит так грубо, почти по-звериному. Он говорит то очевидное, что только может сейчас. — У тебя течка. И Рюсуй смотрит так, что Сай жалеет, что вообще раскрыл рот. Отойди кажется непосильным — даже если захочет, не сможет. Это выше инстинктов, выше плашки «нельзя». Потому что в голове только «нужно». Рюсуй сводит колени. Мокрый — Сай может ощутить это по состоянию, запаху. Он никогда чувствовал что-то подобное, когда разум ещё пытается тянуться за здравомыслие, а руки уже касаются тела. Сай замирает, когда понимает, что делает и Рюсуй вместе с ним. Он пытается произнести «нет, нам нельзя…» И Рюсуй прерывает: — Я хочу. Братик. Сай толкает его на диван. Больше не держит уже ничего. Он не думает, поддаётся навстречу, когда Рюсуи тянет к себе и дрожит. Его тело такое мягкое. Сай раньше и не представлял… Рюсуй ликует внутри. Что-то взрывается в тот самый момент, когда это делает Сай. Его запах — теперь настоящий — пробирается в кожу. Рюсуй весь плавится, как и тело. Слишком долго он ждал, слишком хотел. Звучит, словно сон. И Рюсуй цепляется за Сая ногтями, чтобы не отстранился. Сай делает толчок и наполняет его. Определённо — то больше, чем пальцы. То, что Рюсую было нужно так долго. Горячо, глубоко… Сай такой твёрдый. Рюсуй давится слезами от непривычки и заглушает стон боли в губах. Сай на вкус незабываем. Рюсуй не может это с чем-то сравнить. Он не думает — мозг отключается, когда Сай входит глубже. В глазах читается мгновением осознание нет, я должен прекратить, что я делаю, и Рюсуй заглушает его. Стонет громче, обхватывает талию брата ногами. — Я так… так давно хотел тебя, братик… ты мне нужен… Достаточно, чтобы Сай сошёл с ума окончательно. Он вбивается снова и со скрипом дивана вжимает Рюсуя в подушки. Над ним правят только инстинкты. Взять и заиметь нетронутую омегу — присвоить. Но есть в этом что-то ещё — глубокое и извращённое. Сай оставляет на шее Рюсуя метку и кончает глубоко в утробу другого, навсегда помечая это тело своим. Когда Рюсуй приходит в себя, почти не может дышать. Тело ещё содрогается, продолжая принимать семя Сая. И тот наблюдает, не сводя золотых, хищных глаз. — Никто об этом не должен узнать, — говорит он, вразрез всем своим действия прежде. Но Рюсуй понимает. Он соглашается. Да, братик, никто. Я только твой.