Три месяца весны

— Я это не надену! — Вскрикнул Чуя, пока Акутагава тщательно пытался нацепить на его голову украшение. Накахара не был против различных аксессуаров и прочего, но не тогда, когда это свадебная фата. — Да ладно тебе. — Хохотал Дазай, сидящий на больничной койке пациента вместе с Ацуши, пока борьба рядом с окном продолжалась. — Всего разок. — Очень смешно! — Рявкнул Чуя, не понимая, что здесь происходит. Сегодня Дазай написал ему, что придёт вместе с Ацуши и Рюноске, Накахара был ничуть не против компании друзей. Недавно он закончил картину и сейчас она стояла в углу комнаты, накрытая тканью. Он не разрешал Осаму смотреть на холст, до начала лета. «Вот первого июня и посмотришь.» Говорил ему Чуя, когда вредный подросток вновь тянул свои ручонки к ткани, закрывающей картину. Всё было бы хорошо, если бы трое гостей не пришли в костюмах. Дазай под чёрный пиджак даже жилетку надел и туфли до блеска начистил, а белая рубашка была будто накрахмалена, так стойко прижат её опущенный воротник, а о галстуке-бабочке и говорить не стоит. Накахара так опешил, когда увидел парня в таком виде, а вслед за ним в палату зашли Акутагава в чёрной рубашке и белом костюме и Ацуши в коричневой рубашке и белом пиджаке. Тогда Чуя ещё меньше стал понимать, что происходит. Пациент бы смирился с таким дресскодом, если бы на него, без объяснений не попытались бы напялить дурацкую белую фату. Он что, невеста что ли? Ну уж нет, не в этой жизни. — Не надену я её! — Продолжал упираться Накахара, зло топая ногой, как маленький капризный ребёнок. — Почему? — С присущей себе лёгкостью, и в то же время ехидностью спросил Осаму, делая вид что крайне удивлён отказу парня. — Я вам не девчонка. — Зло аргументировал свою позицию Чуя, пока аккуратные крылья его носа, раздувались, ещё пуще показывая всё его бешенство. Дазай лишь понуро выдохнул, тяжело опуская голову. Он думал, что всё будет легче, но забыл, что фату хочет надеть не на абы кого, а на Накахару. — Даже ради меня не наденешь? — Умоляюще взглянул на него Осаму, пытаясь в последний раз. Но глаза кота из Шрека, не сработали на пациента. — Да иди ты. — В сердцах воскликнул Чуя. Конечно, он не ссорился с Дазаем на полном серьёзе, но он не падёт так низко, что бы плясать под его дудку. Пообщались три месяца и теперь что, фату надевать? А что сразу не свадебное платье с рюшами и бантиками? Подросток молча поднялся с кровати, под взгляд молчаливого Ацуши, который боялся даже шевельнуться, Рюноске тоже замер, ожидая дальнейших действий. Дазай подошёл к Чуе, снял с себя галстук бабочку, и стал под удивлённые взгляды завязывать ткань на шее пациента. Накахара опешил от такого, не зная, как реагировать, так что просто молча стоял, выпятив глаза. Но пациент больше не злился, он стал успокаиваться. Завязав бабочку, Осаму поправил её ловким движением руки и взял у Акутагавы фату, которую тот без вопросов отдал. Дазай закрепил заколку-крабик на своих пушистых волосах, перекидывая сетчатую ткань на лицо. — А так можно было? — Тихо спросил Ацуши, ёрзая на койке, нарушая всеобщую тишину. — Видимо да. — Так же тихо ответил ему Акутагава. Дазай, ничего не говоря, опустился на одно колено. «Да что он творит, совсем из ума выжил?» Думал Чуя, не понимая, что здесь происходит. Нет, он, конечно понимал, что сейчас ему сделают предложение, но какое предложение руки и сердца больному с тяжёлым диагнозом, в больнице? О том, что оба будущих супруга школьники можно даже не вспоминать. Осаму прокашлялся. — Накахара Чуя, выходи за меня? — Кольца видимо не было, но так даже лучше, иначе Накахара был бы в шоке от действий парня. Но оно же было, Чуя точно знал, что кольцо было, причём золотое. Силуэты вмиг начали расплываться, пациент был в ступоре, всё вокруг завертелось, закружилось, играя яркими красками, водоворот уносил Чую за собой, он не смог удержать равновесие и упал, закрыв глаза. Испуганный крик вырвался из горла. — Что случилось? — Дверь в палату отворилась, в комнате было темно, ночь на дворе, но Чуя, сидящий на кровати не спал, он только что проснулся от кошмара. А в дверях была Йосано, которая мигом подбежала к пациенту, следом за ней, в палату забежал Рампо. — Проверь показатели! — Скомандовала Акико. — Всё в порядке, — завертел головой Чуя. — Просто кошмар. Врач тяжело выдохнула. — Ладно, но пульс и давление стоит измерить. Накахара не теряя ни минуты взглянул на руку. Кольцо на месте, слава богу. Утром Дазай всё же сделал ему предложение, и после долгих перепираний Чуя всё же согласился, чему сейчас был явно рад. Эдогава без вопросов стал выполнять указания Йосано, аппарат для измерения давления с прошлой недели лежал на подоконнике палаты, Мори купил для сына отдельный, что бы тот мог проверять данные каждый день, но Накахара должен был утром и вечером отправлять фото данных с тонометра в общий чат, где были и Огай и Коё. Мужчина надел подростку манжет, не слишком туго затягивая, так, что туда мог поместиться палец Рампо, иначе, когда воздух начнёт поступать через воздушный шланг, руку может передавить. Вскоре показатели были измерены. — Сто шестьдесят на сто. — Ровным голосом сказал Эдогава. — Колвалор? — Двадцать капель. — Кивнула Йосано, пока мужчина вышел в коридор на поиски медикамента. — Чуя, — женщина села на кровать, кладя руку на колено пациенту, касаясь ноги через одеяло. Какая ещё субординация, когда возлюбленному твоего сына плохо? Накахара знал, что при таком давлении стоит полулежать, так что поставил подушку вертикально и практически сел. — Скоро лето, ты ведь это помнишь? — Ласково спросила Акико. В горле Чуи появился ком, он не мог ответить, он не мог отвечать, он хотел просто забыть, так же, как делал на протяжении всей этой весны. Он не готов. К этому нельзя быть готовым. Пациент смог только кивнуть. — Мы не знаем точные сроки, — Йосано не первый и не последний раз говорит эти слова, но сейчас они даются особенно тяжело. — Сделай, всё что хотел поскорее. Больше они не проронили не слова, Рампо дал Накахаре лекарство, вновь измерил давление и вместе с главврачом ушёл. Хорошо, что Дазая нет сегодня в больнице, он на ночёвке у Акутагавы и Ацуши, ребята хотели позвать и Чую, но он сослался на усталость и остался в больнице. Тогда Осаму отказывался идти, но пациент всё-таки смог уговорить его. Накахара не хотел вспоминать о болезни, хотел забыть, вновь сбежать от этого. Но сколько не беги, приговор не отменить, рано или поздно всё закончится, ничто не вечно, как бы Чуя не пытался с этим бороться. Их отношения с Дазаем вовсе не так искренни и чисты, как обоим хотелось бы. Чуя не говорит о ночных кошмарах, плохом давлении и головных болях, а Осаму делает вид, что не замечает синяков под глазами. Два лжеца, что хотят верить в свою ложь, в то, что всё хорошо. Но всё ведь и правда хорошо, может по отдельности им и тяжело. Дазай начинает переживать, пациент начинает бояться, но когда они вместе, подросткам так спокойно и хорошо. Они попадают в столь забавные и весёлые ситуации, которые сами себе создают. Дни проведённые вместе были такими светлыми, а улыбки были и будут столь искренними, что даже побег от реальности и взаимная ложь, не станут преградой на пути к счастью. Обычному человеческому счастью, которое так тяжело заполучить. Несмотря на плохое самочувствие, Чуя знает, что уснёт счастливым и проснётся тоже, он знает, что сделает завтра, и самое главное, что завтра будет. Наглый идиот, в своё время ворвавшийся в палату, дал глупую уверенность в завтрашнем дне, и веру в него. Накахара рад, он благодарен своему парню за это. За это он его и любит. На следующий день, когда солнце давно уже встало к нему в гости, как всегда зашёл Дазай, на этот раз с коробкой конфет. — Ты может с нами и не тусил. — Начал Осаму вместо приветствия, подходя к больничной койке, на которой лежал пациент. — Но наши самодельные конфеты я тебе принесу. Только сейчас Чуя заметил, что коробка уже была открыта. Дазай медленно сел на край матраса, протягивая пациенту угощение. — Вы это сами сделали? — Искренне удивился Накахара, открывая коробку. Внутри были не очень аккуратные шоколадные конфеты. — Ну там не очень получилось, конечно. — Замялся Дазай. — Зато всё сами. — Подросток вернул на своё лицо улыбку, зная, что Чуя не осудит его за неаккуратность угощения, ему это совершенно не важно. Пациент обнял подростка, отставляя конфеты в сторону. Он был очень рад такому милому подарку. Но это только начало их дня, позже Чуя расскажет и про новую картину, накрытую тканью, и про загадочную коробку под кроватью, но пока не разрешит Осаму ничего смотреть, лишь сильнее заинтриговав его. А вечером, когда Йосано с сыном будут собираться домой, он передаст Акико записку, с секретным посланием. А когда Накахара будет ложиться спать, он будет уверен в завтрашнем дне, так же как и во всех предыдущих, пережитых вместе с Дазаем, он не прощается, ещё рано прощаться, время ещё не пришло. — До завтра, Чуя. — Прощался подросток, уходя из палаты. — Да завтра, Осаму. — Улыбнулся пациент, перед тем, как лечь спать.