Контроль

      «Всегда следи, что происходит за спиной».       Тело отреагировало автоматически — поворот, перехват, удар, — раздался сдавленный крик, и Лера пришла в себя. Перед ней пластался незнакомый мужик средних лет: серая дутая куртка, проплешина на макушке. Лера замерла у длинного холодильника в молочном отделе супермаркета, заломив руку мужика за спину и вдавливая его в пол коленом.       — С-сука, отпусти, — проскулил мужик. — С ума съехала?!       Лера резко разжала ладони и отпрянула, пошатнувшись. На неё со всех сторон глазели люди.       — Лер! Что случилось? — приблизился сбоку голос Кира. Лера обернулась и беспомощно открыла и закрыла рот. В левой ладони Кира болталась полупустая корзина для продуктов, правая ладонь была сжата в кулак. Кир перехватил Лерин взгляд и нахмурился: понял её замешательство по-своему.       — Ты чё хотел от неё, мудила? — мрачно навис он над баюкающим пострадавшую руку мужиком.       — Ничего я, блядь, не хотел! — рявкнул мужик. — Только попросить!.. Помочь найти нужную марку творога… Чё хмыкаешь, я очки дома забыл! — медленно поднявшись с пола, мужик злобно и совсем не близоруко вытаращился на Леру. — Всего лишь дотронулся до её плеча, а она… Бешеная сука!       — Ты чё себе позволя…       Лера перехватила Кира за локоть и оттащила на пару шагов назад. Толпа шушукающихся зрителей становилась плотнее.       — Я прошу у вас прощения, — выдохнула Лера, с намёком усиливая хватку на локте брыкающегося Кира. — Не собиралась причинять вам вреда. Кажется, я… была не в себе.       По-хорошему, Лере следовало бы компенсировать свой проступок — да хотя бы покупкой долбаного творога! — но её грудь начинало распекать раздражением. Не дожидаясь, пока в отдел молочки заглянет охранник, и не вслушиваясь в поток ругательств, хлынувший в ответ на извинения, Лера потянула Кира в сторону выхода из «Четвёрочки». Кир отбился от неё лишь у самых дверей.       — Успокойся, я же сказала, что это была моя вина, — прошипела Лера, старательно игнорируя пристальный взгляд ближайшей кассирши.       — Да понял я! Разборки устраивать не буду, — Кир закатил глаза и покачал перед лицом Леры продуктовой корзиной. — Но может хоть покупки оплачу?       Лера медленно моргнула, пристыженно кивнула и, всё так же избегая прищура кассирши, прошмыгнула на улицу.       Вечерняя улица дохнула Лере холодным снегом в лицо, но не остудила её эмоций. Стиснув зубы, она спустилась по скользким ступеням на пешеходный тротуар, остановилась, зажмурилась, посчитала мысленно до десяти — и резко топнула ногой, которую вдавливала пару минут назад в чужую спину.       — Твою же мать! — воскликнула она. От неё испуганно отпрянула случайная парочка.       — Твою же мать, — повторила Лера сквозь зубы и накинула на голову капюшон парки.       «Убита».       «Всегда следи, что происходит за спиной».       Наверное, когда Разумовский говорил ей это, его голос не был таким насмешливым — но события, чуть не лишившие её жизни, окрасили старые воспоминания Леры в новые оттенки. И не только воспоминания — сны. Кошмары, наполненные птичьим смехом-клёкотом и кровью её семьи, Лера перестала видеть лишь пару недель назад, когда в её побитое измождённое тело начали возвращаться силы. Разболтанный узел внутри натягивался вновь. Лера хотела верить, что на этот раз завязала его сама, — но сегодняшнее происшествие вернуло сомнения. Вернуло ощущение чужого контроля.       Это был не её выбор — реагировать на потенциальную опасность мгновенным насилием!       Как бы тщательно Лера ни следила за своей спиной, теперь за ней всегда стоял призрак Разумовского.       Смартфон пиликнул уведомлением. Лера вытянула его из кармана парки, разблокировала экран и вздрогнула. Её прошибло мурашечным желанием осмотреться по сторонам.       «Вспомнишь солнце — вот и лучик», — мрачно подумала она и ограничилась подозрительным взглядом в сторону камеры над входом в супермаркет.       Скорее всего это было совпадение: у Разумовского наверняка хватало дел поинтереснее, чем спустя больше месяца молчания взламывать камеры «Четвёрочки», чтобы проверить, чем Макаровы закупаются к ужину. Тем не менее, на экране смартфона повисло сообщение от Имени Фамилии.       «Как ты?» — издевалось оно над Лерой.       О, у Леры была масса вариантов ответа, и совсем малая часть из них — цензурная. Острее всего жглось желание ответить на вопрос вопросом: какого чёрта и Разумовский, и Олег так долго молчали. Лера злилась из-за неизвестности. Лера, наверное, немного переживала. А ещё ей было скучно — и это тоже было не той вещью, которую выбрала она.       Ей не должно было быть скучно: у неё наконец-то появилось время на семью, появилось время на учёбу, на полноценный сон, даже на друзей, с которыми она не пересекалась месяцами. Лера могла скучать по бокену, по физическим нагрузкам — но не должна была скучать… по выворачиванию рук преступникам.       Кир предусмотрительно подошёл к ней сбоку. Лера запихнула смартфон в карман, оставив сообщение неотвеченным, и получила несильный дружеский тычок локтем — в левый бок. Сломанные в правом боку рёбра уже заросли, но события прошлого месяца открыли в Кире ранее чуждое ему умение быть осторожным. К счастью, его беспокойство за Леру не было таким навязчивым, как родительское: страшно представить, как отреагировал бы папа на сцену в супермаркете, — а мама бы ужаснулась и тому, что Лера самостоятельно спустилась по скользкой лестнице от «Четвёрочки» к тротуару.       — Мне пришлось в молочку вернуться. За сметаной, — сказал Кир и хмыкнул. — Похоже, тот чел продолжал неадекватить, и теперь разговаривает с охраной. Урод. Сомневаюсь, что он до тебя только из-за творога доколебался.       Лера выхватила из руки Кира один из двух пакетов.       — Какая разница, из-за чего доколебался. Он не заслужил того, чтобы я им пол вытирала, — она поёжилась и отправилась в сторону дома.       Кир пошёл с ней рядом. Поймал на язык снежинку, пожал плечами.       — Он стрёмный. За что-нибудь точно заслужил!       Лера вздохнула. Ей бы способность так легко судить людей.       Она открыла приложение Vmeste уже поздним вечером, когда устроилась в кровати. Размышления в ванной привели Леру к некоторым догадкам о том, что же хотел получить Разумовский в ответ на свой нехитрый вопрос.       Лера сообщила ему о сократившемся списке медикаментов, о заживших ушибах и сросшихся рёбрах, о занятиях ЛФК. Если Разумовский подарил ей целый месяц оплачиваемого отпуска — значит, рассчитывал на то, что при следующей встрече Лера будет… отремонтирована.       Ответ пришёл через пару минут — хотя Лера была уверена, что Разумовский в отместку за игнор длиной в несколько часов оставит её в неизвестности как минимум на ночь.       «Отлично! Заходи в студию завтра в девять, обсудим планы».       Утро воскресенья было свободным от дел, но нахлынувший азарт повысил уровень Лериной наглости:       «Я могу зайти только после полудня».       Лера вцепилась вспотевшими пальцами в корпус смартфона так, что больное напряжение отдалось в предплечьях.       Контроль. Ей необходимо вернуть контроль!       На этот раз Разумовский молчал минут пять.       «Окей», — пришло сообщение. Губы Леры обожгло ухмылкой.       Лера думала, что после столкновения с кланом Дагбаевых Разумовский перестрахуется и снимет — или купит? — для их встреч новую квартиру. Но единственной перестраховкой оказалась непривычно запертая дверь. Лера ожидала, что её откроет Олег, — и замялась, встретив на пороге Разумовского.       — Привет, — натянул он на лицо маску дружелюбия. — Давно не виделись. Я уже успел соскучиться по тебе, ма шери.       Лера не отреагировала на любезности, зашла в студию и осмотрелась, стягивая парку и сапоги. Обстановка была почти привычной.       — Где Олег? — нацепив парку на настенную вешалку, всё-таки спросила Лера о том, что из привычной картины выбивалось. Она плохо помнила, в каком состоянии Олег находился после роковой стычки: её воспоминания были затуманены болью.       — Олег был здесь, — Разумовский подошёл к стойке в кухонном уголке и налил в прозрачный стакан воду из графина. — Утром. — Он поставил стакан на кофейный столик у углового дивана. — Ему есть, чем заняться сейчас. Так как ты отказалась зайти пораньше, придётся нам с тобой вести беседу наедине.       Разумовский вальяжно устроился на диване, закинув руки на его спинку, и смерил Леру насмешливым взглядом.       Лера стиснула зубы и скрестила руки на груди.       Разумовский был одет в чёрный бадлон и чёрные узкие брюки — та же одежда была на нём в тот день, когда Лера впервые оказалась в этой квартире. Предложенный ей стакан воды был больше похож на издевательство, чем на жест вежливости: Лера давно привыкла самостоятельно наливать себе воду из графина, когда ей хотелось.       Планировал ли Разумовский устраивать эту сцену изначально или она была реакцией на Лерино сообщение — в любом случае Лера не собиралась упускать шанс установить новые правила. Держа спину ровно, не опуская рук и взгляда, она устроилась на краю углового дивана — так, чтобы смотреть прямо Разумовскому в лицо.       — Хорошо. Мне есть, что сказать лично тебе.       Разумовский приподнял брови, заинтересованно склонил голову набок. Лера сделала медленные вдох и выдох и продолжила:       — Последние твои задания обернулись ужасными последствиями, — выдерживать пристальный взгляд Разумовского с каждым словом становилось тяжелее. Лера закусила щёку, чтобы раззадорить себя вспышкой боли. — Меня не устраивает, что ты принимаешь решения, не учитывая моего мнения. И не устраивают последствия этих решений.       Ухмылка Разумовского стала ещё шире.       — Дорогая моя, в том, что случилось с тобой, виноват не я. Это целиком и полностью твоя заслуга. Последним твоим заданием было помочь мне вытащить Олега. Но ты сама решила потанцевать с Дагбаевым. Если бы ты была более, — он выделяет слово, — послушной, могла бы избежать тяжёлых последствий.       Лера ожидала, что он добавит, что без его помощи она бы сдохла на той грязной лестнице, что она теперь по гроб обязана ему жизнью, — но Разумовский с кривой улыбкой следил за эмоциями на её лице. Наверное, понимал, что ей есть что ответить: она тоже могла бросить их с Олегом умирать, они тоже ей обязаны! Эта мысль злорадно забилась о Лерины виски. Лера вскинула голову.       — Да, это было моё решение. Мои переломы — это моя вина. Я не могла спустить Дагбаеву с рук смерти невинных людей. Но если бы не твоё эгоистичное желание отыграться за закрытие детдома, всё могло быть иначе. Те люди погибли и по твоей вине! А Олег? Олег тоже пострадал из-за те…       Отреагировать на резкое движение Лера не успела. Бешеный рывок, со звоном слетевший со стола стакан, больно вцепившиеся в её колени ладони — и перекошенное лицо напротив. Разумовский длинно выдохнул сквозь зубы — дыхание обожгло нос и губы, и Лера вжалась всем телом в диванную подушку за спиной, не расцепляя скрещенных на груди рук. Разумовский наклонился ближе — так, что Лера услышала морской аромат парфюма, — и прошептал ей на ухо:       — Ты забываешься.       В толстовке стало парко и липко. Сердце Леры грозилось выпрыгнуть через горло. Но что мог Разумовский сделать с ней? Избить — после того, как месяц ждал её восстановления? Изнасиловать?.. Он не может быть уверен, что это не отразится на ней как на бойце.       — Почему же? — голос Леры всё-таки дрогнул. Разумовский убрал правую руку с её колена, опустился на диван рядом, сел вплотную, почти прижался к ней бедром и плечом. Ухо щекотнул короткий смешок. Левая ладонь Разумовского медленно поползла вверх от колена по бедру, от края джинсов по толстовке. Обжигающая через слой одежды, она замерла на боку Леры: поверх недавно заживших рёбер.       Тело завопило грохотом пульса и жаром пота, оно молило Леру бежать от прикосновений, бежать от Разумовского — но побег значил бы, что она смирилась с ролью марионетки. Лера вцепилась ногтями себе в плечи, вновь защемила зубами щёку — до вкуса крови, отрезвляя себя, удерживая себя на месте.       — Потому, моя дорогая Лера, что я не должен был оплачивать долги твоей семьи, пока ты бесполезно валялась в кровати. Потому, что я перестану оплачивать ваши долги, если ты продолжишь быть бесполезной, — негромкий плавный голос Разумовского рассыпался по коже Леры колючими мурашками. Его ладонь гладила её рёбра. — Потому, что ты ошибаешься, если считаешь, что ты незаменима.       Лера зажмурилась, медленно повернула голову, разлепила ресницы. Разумовский был так близко, что она могла разглядеть малейшие морщинки на его красивом лице. Его взгляд она перехватила не сразу: в волнах взбудораженной памяти мелькнули старые фотографии, которые выдавала при запросе первая страница любого поисковика. Разумовский-студент, Разумовский-миллиардер, Разумовский-убийца — на всех фотографиях у него были яркие жёлтые глаза. Он нёс какую-то чушь о просроченных линзах и в тот самый день… Лере на мгновение показалось, что сейчас, сейчас она увидит эти нечеловеческие глаза прямо перед собой. Но глаза Разумовского были не жёлтыми — чёрными. Зрачки жадно, нездорово расширились — только тонкая кайма знакомого синего цвета мешала им расплескаться. Лицо Леры защекотало адреналиновой улыбкой.       — Нет, — сказала она. Бешеная пляска пульса в висках начинала доставлять ей удовольствие. — В этом я не ошибаюсь.       Она могла бы сказать: ты уже вложил в меня кучу усилий, денег и времени, ты не позволишь себе потерять ещё столько же, не позволишь себе растрачивать Олега на нового ученика, не позволишь себе заказать костюм Чумного Доктора по новым меркам: ты не знаешь, у кого делать заказ теперь, информацию о костюме могут снова слить твоим врагам — о, у тебя много врагов, а тебе, кроме Олега, кроме меня, доверять некому, ты не можешь доверять даже самому себе, ты боишься того, кто сидит внутри тебя, ты боишься потерять контроль, ты боишься оказаться беспомощным — и ты доверил это мне, ты сам, сам говорил мне об этом!..       Если бы я не была незаменимой, ты бы не смотрел на меня такими глазами.       Вместо этого Лера сказала:       — Я — Чумной Доктор. Ты зависишь от Чумного Доктора не меньше, чем он от тебя.       Широкая ладонь замерла у Леры на рёбрах. Ухмылка медленно сползла с лица Разумовского, тёмно-рыжие ресницы прикрыли чёрные зрачки.       — Лера, — ровно произнёс Разумовский, — ты догадываешься, что я сделал с теми наёмниками?       На языке Леры расцветал железный вкус: прокушенная щека кровила. Конечно, Лера догадывалась.       — Ты… убил их.       — Убил, — выдохнул Разумовский в лицо, встрепенув её ресницы, и коснулся свободной ладонью её лба.       Лера вздрогнула: пальцы Разумовского были ледяными. Точно такими же, как в тот день.       В тот день Лера несколько раз теряла сознание и выныривала из спасительной тьмы обратно. Она не помнила, как Разумовский дотащил её до машины, но помнила, как он по частям стягивал с неё костюм Чумного Доктора: каждое движение прошивало мышцы жгучей болью, ткань проезжалась по коже наждачкой. Наверное, Лера орала — а может, у неё уже не оставалось на это сил. Разумовский не переставал что-то говорить — может быть ей, а может быть Олегу. Лера не разбирала слов. Только прикосновение ледяной ладони ко лбу — Разумовский аккуратно убрал с её лица прядь волос — на несколько секунд вырвало Леру из горячечного кошмара.       — Двоим я всадил пулю в череп, — Разумовский провёл холодным касанием костяшек от центра лба к виску, задел кончиками пальцев Лерины ресницы. — Одному проткнул глаз. — Ладонь стекла вниз по щеке, легла под подбородок, обхватила шею, не надавливая на неё. Лера тяжело сглотнула смешавшуюся с кровью слюну. — Придушил двоих. А ещё семерым… — пальцы резко провели по шее горизонтальную линию, неприятно зацепив кожу ногтями, — я перерезал горло.       Разумовский отнял ладонь от её шеи, отнял ладонь от её рёбер, сложил руки на груди. Отодвинулся и откинулся на спинку дивана, задрал голову и посмотрел в потолок. Его лицо было ровным, как будто бы спокойным — за исключением прикушенной губы. Лера пошевелила затёкшими от напряжения руками, потёрла вспотевшей ладонью горло. Она не отрывала взгляда от острого профиля Разумовского и не собиралась пользоваться предоставленной им возможностью уйти.       — Тебе это понравилось, — сказала она. Это был не вопрос.       Уголки губ Разумовского дёрнулись вверх.       — Очень. Мне очень это понравилось. Я очень по этому скучал, — Разумовский повернул голову, вернул Лере взгляд: синевы в его глазах стало заметно больше. — Почему же ты, зная об этом, пытаешься оспаривать мои условия? Почему ты… — он нахмурился, облизнул губы, — недостаточно меня боишься?       Лера нахмурилась тоже.       — Достаточно, — возразила она. — Я достаточно тебя боюсь. И это главная из причин, почему я хочу принимать решения с тобой на равных.       Разумовский несколько секунд молча щурился и жевал нижнюю губу. А затем снова протянул к ней руку. Лера затаила дыхание. Он положил ладонь ей на затылок, плавно привлёк её к себе, тихо сказал:       — Допустим. Что бы ты сделала с этим? — и поцеловал её.       Лера выдохнула носом. Закрыла глаза. Разумовский тепло трогал её губы губами, подхватывал их, не углубляя поцелуй. Это была самая не пугающая вещь из всего, что он сегодня сделал или сказал, — а ещё этой вещи оказалось мало.       Лера открыла рот, мазнула языком по его нижней губе, прижала её зубами. Разумовский вздрогнул и отпрянул. Лера распахнула глаза. Разумовский разглядывал её лицо с недоверием, чуть опустив к плечу голову, поджимая губы и забавно приподняв левую бровь, — Лера впервые видела его таким, и ей захотелось рассмеяться, но поцеловать его захотелось ещё сильнее. Она подалась вперёд сама, сама дотронулась ладонью до его затылка — мягкие волосы приятно защекотали кожу, — сама прижалась к колючим губам, толкнула их языком, ткнулась носом в щёку.       Разумовский судорожно выдохнул, открывая рот, и навалился на неё, вжал в диванные подушки, напористо углубляя влажный поцелуй, кусаясь и вылизывая ей рот. Его ладонь соскользнула с затылка на шею, погладила кожу: теперь Лера была бы не против, если бы он слегка надавил ей на горло. Возбуждение, вызванное недавним выплеском адреналина, меняло форму, щекотно сворачиваясь в животе. Разумовский целовался хорошо — и ему тоже нравилось кусаться. Ещё, кажется, ему нравился вкус крови: он постоянно возвращался языком к вылизыванию ранки на щеке. Лера путала пальцами его волосы, гладила свободной ладонью его плечо и спину, наслаждаясь ощущением твёрдых мышц: бадлон облегал тело Разумовского удобно и красиво.       Ладонь Разумовского опустилась Лере на бедро раздражающе бездвижной тяжестью. В ответ на это Лера выпустила пальцы из волос, съехала ладонями по бокам вниз, поморщилась, неосторожно царапнув кожу о пряжку ремня, и накрыла ладонями ширинку, погладила через жёсткую ткань брюк уже твёрдый член.       Хватка на бедре резко и приятно усилилась, Разумовский оторвался от Лериных губ, влажно провёл языком по щеке до уха, куснул ушную раковину и тяжело выдохнул, разгоняя по коже новую толпу мурашек:       — Раздевайся.       Лера не послушалась — скользнула ладонями с ширинки наверх, нырнула под бадлон, провела пальцами по поджавшемуся животу и начала раздевать Разумовского. Он чертыхнулся, но не стал сопротивляться: подцепил бадлон со спины, помогая Лере стянуть его, бросил смятый ком на кофейный столик.       Лера залипла: она впервые видела шрам на груди Разумовского так близко. Два пересечённых рубца, ровных, одинаковой длины чуть ли не до миллиметра — можно было подумать, что Разумовский получил их в результате шрамирования, а не драки.       — Что? — дёрнул губами Разумовский, нависая сверху.       Лера мотнула головой, протянула руку, аккуратно провела по бледному краю шрама пальцами и спросила:       — Болит ещё? — Ей понравилось бы, даже если бы он ответил, что шрам ноет на плохую погоду: ей было бы приятно услышать любое подтверждение того, что Разумовский способен испытывать боль.       Он хмыкнул.       — Поверь, человеку, который подарил мне этот шрам, я оставил куда более глубокие раны.       «Это не ответ», — хотела возмутиться Лера, но подавилась воздухом: ладони Разумовского всё ещё были холодными, а она не была готова к тому, что они резко окажутся под её толстовкой. Лера непроизвольно зажалась, но тут же подняла руки, помогая раздеть себя. Разумовский потянул душную ткань толстовки через её голову и вдруг отпустил её, задрал спортивный лифчик. Положил прохладные ладони на грудь, погладил соски.       Лера пискнула от удивления. Жар мгновенно прилил к щекам. Пытаясь вывернуться из удушающего захвата толстовки и сбросить с себя нежданное прикосновение, Лера соскользнула с диванных подушек вниз. Ладони оставили её грудь, подхватили её под бёдра, развернули — устроили с ногами на диване. Обивку продавило по бокам: это Разумовский навис над Лерой, упираясь в диван коленями и ладонями. Он наверняка разглядывал её, нелепо возившуюся под ним с голой грудью и с задравшимся лифчиком, с толстовкой, в которой она запуталась головой и руками. Издевательство. Лера собиралась запустить одеждой Разумовскому в лицо, но, стоило ей, растрёпанной и злой, наконец выпутаться, он опустил голову — и накрыл её правый сосок горячими губами. Лера судорожно втянула воздух, вцепилась пальцами в диванную подушку — толстовка соскользнула по обивке куда-то на пол.       Соски Леры не были особенно чувствительными — но любовь Разумовского к укусам это исправила. Лера запустила руку в его волосы: если он позволял гладить его голову во время поцелуев, значит, ему это нравится? Разумовский сильнее вцепился в сосок зубами, оттянул его и тут же мокро вылизал. Второй сосок терзали его длинные пальцы: грубо выкручивали и отпускали, дразняще оглаживали ареолу. Между ног становилось влажно и жарко, горячий зуд заставлял Леру сжимать бёдра. Лифчик натягивался всё выше, натирал кожу. Осознание нагоняло её медленными волнами: она занимается сексом с Разумовским. С чёртовым. Сергеем. Разумовским.       Зашибись.       — Ра… С-сергей, — выдавила она, неосторожно царапнув короткими ногтями его затылок.       Краска прилила к ушам, когда Лера услышала свой голос, несмелый и просящий. Но стоило Сергею оторваться от её груди, приподняться, оперевшись на ладони, и заглянуть ей в глаза, острый стыд вмиг смешался с восторгом: его лицо тоже горело красным. Лера замечала раньше, как легко его бледная кожа багровеет от злости, — но краска возбуждения оказалась ещё сочнее и беспощаднее. Она расползлась по его шее, тронула пятнами его ключицы и грудь. С растрёпанными ярко-рыжими волосами, с влажными, тоже красными, губами, с блестящими чёрными зрачками, которые снова растеклись по синей радужке, Сергей выглядел совсем дико.       — Лер? — позвал он, не дождавшись объяснений.       Лера тоже приподнялась. Она вцепилась в лифчик, поспешно стащила его через голову и попросила, не веря себе и своему заполошному сердцу:       — Разденешься полностью?       Она заметила, как дрогнул подбородок Сергея, как дёрнулся его кадык. Сергей подскочил с дивана, вцепился ладонями в пряжку ремня. Лера отвела взгляд, опустила руки на край собственных джинсов, и, нервно путаясь в пальцах, расстегнула пуговицу и молнию. Раздался стук: ремень Сергея упал на кофейный столик. Лера набрала полную грудь воздуха и рывком стянула джинсы с бёдер до коленей, вторым рывком стянула штанину с правой ноги — та слезла вместе с носком. Послышался шорох упавшей одежды, и Лера потянулась ко второй штанине, но Сергей оказался расторопнее. Он забрался с голыми ногами — с голым всем — на диван, подхватил её под коленом, стянул джинсы, стянул чёрно-красный носок с Дедпулом, отбросил одежду в сторону столика — промахнулся. Игнорируя греющее щёки смущение, Лера разглядывала рыжие волоски в его паху и прижимающийся влажной головкой к животу член. Лере было любопытно взять его в ладонь — а может, и в рот, — но Сергей подцепил согревшимися — наконец-то! — ладонями ткань шортиков и замер, вынуждая отвлечься. Лера подняла глаза на его лицо и приоткрыла в удивлении рот. Сергей буравил её таким серьёзным взглядом, словно собирался трахаться не с Лерой Макаровой, а с хитровыдуманными исходными кодами. Лера пихнула его коленом и попыталась улыбнуться.       — Где у тебя клавиша перезагрузки?       Сергей ответил, не меняясь в лице:       — Не я последний нажимал её. Тебе виднее, — и накрыл её собой, вцепился в губы поцелуем таким голодным, что Лера застонала ему в рот.       У неё почти год не было секса — с тех пор, как она рассталась с Артёмом, — но откуда такая жажда у Сергея? Лера подколола бы его вопросом о не способствующей поиску партнёров репутации, но сейчас ей было не смешно: колючие губы Сергея опустились на её горло, недвусмысленно втянули кожу.       — Только не там, — опомнилась Лера, цепляясь за его плечи, и Сергей неожиданно послушался, опустился ниже, вместо шеи зацепил зубами её ключицу.       Его ладони потянули шортики вниз. Лера приподняла задницу, согнула колени, позволяя полностью раздеть себя. Между ног пульсировало и горело — но Сергей огладил её ягодицы и вмял пальцы в бёдра, продолжая спускаться жгучими укусами и щекотным дыханием вниз: от груди по мышцам пресса к пупку, ещё ниже. Когда он широко лизнул её кожу в паху, Лера не выдержала: вернула ладонь в его волосы, вцепилась ногтями во влажный затылок, надавила, направляя Сергея, охреневая и балдея от его неожиданной послушности — от ощущения контроля.       — Руки… Руками тоже, — всхлипнула Лера, когда Сергей лизнул её между ног.       Ладонь, прижимающая кожу левого бедра, поднялась гладящим движением выше, накрыла пах. Большой палец надавил на клитор, помассировал его, пока язык скользил между половых губ. Лера загнанно дышала, безуспешно пытаясь унять дрожь в ногах, цепляясь одной ладонью за край дивана, другой — за рыжие волосы. Пальцами, гладившими внутреннюю сторону её правого бедра, Сергей шире раздвинул складки, ввинтился кончиком языка внутрь, прижал пальцем клитор, выбивая из Леры высокий скулёж. Удовольствие растекалось от низа живота по всему телу, прошивало чувствительные нервы, мучая, изводя. Лера задвигалась навстречу толкающемуся в неё языку.       — Пальцы, вставь в меня пальцы, — попросила она, сбиваясь.       Сергей ещё раз провёл языком по вульве, оттянул складки губами, со стоном оторвался от них, поднялся, встречаясь с Лерой пьяным тёмным взглядом. Его губы блестели от её смазки, он облизнул их, и Лера захотела облизнуть их тоже. Она потянулась к нему, Сергей послушно — да господи ты боже, почему он не умеет быть таким в обычной жизни! — наклонился навстречу, их губы встретились, и Лера вылизала его солёный рот. Она обняла Сергея за шею, укладывая его на себя, жадно вдыхая запах пота и парфюма, ощущая гладящие касания между ног. Сергей протолкнул в неё два пальца, задвигал ими, мягко вылизывая край её губ. Обильная смазка хлюпала при толчках, и этот звук заводил Леру ещё сильнее. Сергей уже знакомым движением провёл языком по щеке, обжёг дыханием ухо:       — Лерочка, моя хорошая, ты такая молодец, такая нежная, такая… влажная. Умница, моя золотая.       Его издевательские ласковые обращения обычно не вызывали в Лере ничего, кроме глухого раздражения, но сейчас, от быстрых движений пальцев в ней, от пошлых комплиментов на ухо, она готова была кончить. Лера сильнее вжалась в Сергея, со всхлипом повернула голову, уткнулась носом в щёку, не находя сил на поцелуи, задыхаясь. Твёрдый член тёрся о её бедро, и она, уже ничего не соображая, простонала:       — Давай уже.       Внутри стало раздражающе пусто. Сергей аккуратно выпутался из её объятий, поднялся, громко и сбито дыша, подхватил её под коленями и толкнулся членом, слегка раздвигая половые губы. Лера зажмурилась в предвкушении, сердце хреначило, готовое доломать её рёбра. Но ничего не произошло. Лера открыла глаза. Сергей смотрел вниз с таким лицом, будто увидел нечто, чего между её ног оказаться никак не могло.       — Лер… — прохрипел он. — Резинка.       Спину как окатило ледяным водопадом. Лера резко отодвинулась назад, отпихнув его руки, и притянула к груди колени. Захотелось побиться головой об кофейный столик: такого безрассудства Лера от себя не ожидала.       — У тебя есть? — напряжённо спросила она.       Сергей сделал очень сложное лицо, и Лера мысленно выругалась. Шутка про отсутствие секса у террористов с ДРИ перестала казаться ей забавной.       — Я не буду трахаться без презерватива, — предупредила Лера.       Она ожидала, что Сергей съязвит, скажет, что ещё полминуты назад она готова была умолять его об этом. Но он потёр подбородок, словно что-то вспоминал, и поднялся с дивана.       — Сейчас проверю, — непонятно бросил он и чуть не навернулся, споткнувшись о кофейный столик. — Да блядь!       Лера замаскировала смешок коротким кашлем. Кажется, она только что разблокировала ачивку: довела самого Сергея Разумовского до использования обсценной лексики.       Сергей обошёл столик, по пути зло пнув одежду на полу. Лере вспомнилось, что где-то там валяется и разбитый стакан, но на этот раз обошлось без лишней крови: Сергей успешно добрался до двери в ванную комнату.       Лера выдохнула, обмякая на диване, потрогала себя между ног. И правда — очень влажно. Она не помнила, когда в последний раз была такой влажной. Лера толкнулась пальцем, погладила себя изнутри. Сглотнула. Если Сергей не найдёт презервативы, она попросит засунуть в неё три пальца. А ему… Может, она предложит отсосать ему. Или взять её между бёдер. А может, ему нравится, когда берут пальцами его?.. Она готова отдать ему контроль, быть с ним такой же послушной, каким был с ней он. Это единственный раз, когда она может узнать, что доставляет Сергею удовольствие.       Единственный же?..       Она услышала стук двери, повернула голову. Пальцы ног удовлетворённо поджались: Сергей подошёл к ней, терзая в руках фиолетовую упаковку презерватива. Он разорвал её, остановившись перед Лерой, обхватил член ладонью, провёл касанием вниз и вверх, слегка оттянул крайнюю плоть и медленно раскатал презерватив по стволу. Лера молча наблюдала за этим, сглатывая то и дело подкатывающую слюну и лаская себя между ног.       Она всё ещё могла предложить взять его в рот — ей было бы интересно попробовать это с презервативом, — но о черепную коробку долбилась странная мысль: если не сделать этого сейчас, у них появится повод повторить.       Лера пыталась разозлиться на себя за эту мысль — и не могла.       Она отлепила взгляд от широкой ладони на члене, проскользила по фигуре Сергея вниз: по крепким бёдрам, красноватым коленям и длинным голеням, затем наверх: по прессу и перечёркнутой шрамом груди, по розоватым соскам, которые она тоже хотела бы потрогать языком, по выпирающим ключицам к тяжёлому кадыку, к приоткрытому рту с искусанными губами, к тяжело раздувающимся ноздрям. Лера вздрогнула, споткнувшись о внимательный взгляд: Сергей так же изучающе разглядывал её тело.       Было поздно стесняться, но Лера в непонятном смешении чувств свела колени и убрала руку, которой гладила себя. Сергей перехватил её запястье, опустился на диван и, наблюдая за её лицом из-под длинных ресниц, взял её влажные от смазки пальцы горячим ртом, щекотно облизал их, прикусил. Лера осторожно погладила его нёбо и щёку, заработав этим одобрительный стон. Загривок Леры укусило мурашками. Сергей, выпустив пальцы с вульгарным чпокающим звуком, опустил взгляд, перехватил её предплечье двумя ладонями, погладил, вжимая в кожу пальцы, ещё ощутимее прощупал бицепс с трицепсом — словно решил превратить их секс в сеанс массажа. Инверсивный сюжет для порнхаба.       — Ты чего? — погладила свободной рукой Лера его член. Горячий, тяжёлый. Удобно ложится в ладонь.       Руки Сергея замерли на несколько секунд — пока он не ответил:       — Ты очень красивая. — Ладони переплыли на её ключицы, обвели грудь и осторожно опустились на рёбра. — Я бы написал с тебя картину… Нет, лучше, — Сергей медленно провёл пальцами по косым мышцам её живота, — я бы посвятил тебе скульптуру. — Руки замерли на её бёдрах, и Леру это не устраивало. — Хочешь?       Лера закатила глаза и фыркнула.       — Да, ещё бы! Щас встаём, одеваемся, едем в «Леонардо» — или где ты там инструментами закупаешься?       Сергей тихо рассмеялся, и Лера жадно уставилась на его лицо. Его искренний смех оказался для неё откровением.       — Мы можем сделать это в любой другой момент, — не отпуская улыбки, сказал Сергей и погладил внутреннюю сторону её бёдер. Лера улыбнулась ему в ответ. — И кстати, «Леонардо» — отстойный магазин.       Он плавно толкнулся в неё. Лера шумно выдохнула, нащупала спинку и край дивана, но передумала и протянула руки к Сергею. Он снова послушался — позволил поймать себя, упёрся локтями в диван, прижался губами к губам Леры. Он медленно двигался, приятно распирая членом стенки влагалища, а Лера трогала Сергея везде, до куда могла дотянуться, запускала ладонь в волосы, гладила шею, лопатки, надплечья, ключицы, грудь. Когда она зацепила его соски, Сергей толкнулся особенно сильно и всхлипнул — Лера довольно слизала его всхлип с губ языком и зажала соски ещё сильнее. Темп становился быстрым и рваным, и Лера только мешалась, толкаясь навстречу, но ей было мало, мало, мало!       Ей было мало весь этот месяц: ей не хватало улиц, ей не хватало опасности, ей не хватало возможности наказывать ублюдков, ей не хватало возможности спасать чьи-то жизни. Ей было мало костюма Чумного Доктора: она хотела быть Чумным Доктором. И не хотела делиться этим званием ни с кем. Особенно — с Сергеем Разумовским.       Лера, мокрая от пота, разгорячённая, жалась к нему, вся дрожа, тёрлась носом о его щёку, подбородок, губы, беспорядочно трогала его бока, спину, ягодицы, коротко стонала при каждом толчке — теряла контроль.       Когда тело накрыло лавиной удовольствия, Лера закричала, запрокидывая голову; руки соскользнули с горячей кожи, глаза заволокло пеленой пота и слёз. Она зажмурилась, и мир съёжился до одной точки — до громкого прерывистого дыхания, опаляющего ей лицо.       Разумовский повалился на неё с оглушающим стоном, больше не беспокоясь за её рёбра. Пара смазанных движений внутри — и он замер, уткнувшись в её ухо губами.       Спустя сотню ударов сердца Лера разлепила ресницы.       — Ты тяжёлый, — всхлипнула она, имея в виду всё сразу: прижатые рёбра, чужие смерти и слёзы в своих глазах.       Разумовский пошевелился, медленно приподнялся и прикоснулся ладонью ко лбу Леры — аккуратно убрал с её лица прядь волос.       — Я знаю, — ответил он.