Потерянный рай

      Пока небольшая, потресканная по краям от старости ванна заполнялась горячей водой, Влад успел убрать последствия реакции организма Славика. Последний сидел в своей комнате на кровати, иступленный взгляд вскоре превратился в спокойный, безучастный. От этого казалось, что жгучие слёзы текли по щекам механически и вовсе не имели к гопнику никакого отношения. На такое смотреть было больно и страшно. Сердце Влада сжималось, под ложечкой болезненно ныло. Объятый ужасом, парень лихорадочно маячил перед дверью, периодически заглядывая в комнату и убеждаясь в целости и сохранности самого Славика.       Горячая ванна с приятно пахнущей белоснежной шапкой, к счастью Влада, набралась довольно быстро. Стараясь не нарушать границы чужого личного пространства, он дал гопнику возможность самостоятельно снять с себя одежду и погрузиться в воду. Пусть эти минуты выбивали из колеи, заставляя в нервном тике заламывать пальцы рук, парень понимал, что ношу степенности сейчас необходимо нести именно ему.       Следом — буквально через пару минут — в ванную вошёл сам Влад; на лбу его не проступил пот, губы не дергались, лицо выказывало умиротворение. Он плотно прикрыл за собой дверь.       — Не хочу показаться эгоистом, но так мне будет спокойнее, — проговорил парень, аккуратно усаживаясь на узкий край молочной панели.       — Я не самоубийца, — безучастно кинул Слава, обхватив и пододвинув руками колени так, чтобы они могли касаться подбородка.       — Я пытаюсь проявить заботу, но выходит не очень, да? — нервный смешок, руки сцепились в замок. — Я словно робот.       Гопник, до того смотревший куда-то перед собой с болезненной отрешенностью, перевёл взгляд на Влада. В неестественной темноте чужих глаз (ох уж эти линзы!) блеснула медь. Чуть погодя, Славик сглотнул, прибавив вслух:       — Нет. Мне становится легче просто оттого, что ты находишься рядом, — он немного сгорбился. Так, что плечи почти целиком ушли под воду. — Спасибо.       Влад улыбнулся. Растрепанные чёрные пряди обрамляли худое лицо, цеплялись за пирсинг и служили вуалью, что скрывала лёгкий румянец, который на бледной коже казался наиболее выразительным.       Следом смыть с себя заботы бесконечно длившегося дня отправился и сам Влад. Грязные, пропахшие безнадёгой вещи крутились в шумном барабане стиральной машины. Славик рылся в своём шкафу, пытаясь найти одежду самого маленького размера. От мысли, что спать они будут вместе, на одной кровати, гопника потряхивало. Ощущения были смешанные. От невыносимой безысходности бросало к детскому трепету, следом холодные щупальца сдавливали горло, заставляя считать всё происходящее выдуманной мозгом фантасмагорией. Хотелось забиться в угол. Ладони неприятно потели, по голой спине пробегали мириады мурашек. В доме, казалось, было невыносимо душно. То ли из-за влажной погоды на улице, которая просачивалась сквозь стены квартиры, то ли психологически Славику было сложно одеться полностью. На нём были обычные серые треники, но и те хотелось снять. Тело будто бы душила ткань одежды, сжимала его, оставляя за собой следы цепких лап.       Нужные вещи гопник оставил около ванны, а сам принялся нервно ходить по квартире из комнаты в комнату, пытаясь хоть как-то скрасить ожидание Влада. Дойдя до кухни, Славик взглядом ухватился за початую пачку дешёвых сигарет, которые лежали на подоконнике. Скорее всего, это были отцовские. Гопник буравил мятую картонку, выворачивая во все стороны пальцы рук. Сердце частило. Разнузданные мысли колотили маленькими острыми иголочками по всему телу, стопы суетливо наступали друг на друга, пальцы ног то и дело сжимались.       — Это стресс. Одну можно, — выдыхая, с закрытыми глазами пробормотал Слава, а потом резко, словно от электрического разряда, отдернул руку. — Нет. Нельзя, — гневно рыкнул он, пряча ладони в карманы.       Гопник отвернулся от подоконника, поняв, что лучшим решением будет выйти из кухни, но мгновение — и до того, казалось бы, слабое тело, резко вывернуло правую ногу, пяткой ударив по хлипкому столу. Нездоровая взвинченность начала руководить телом, словно марионеткой, от того последующие движения выходили быстрыми и резкими. В следующую секунду широким размахом руки Славик швырнул на пол все принадлежности, находившиеся на кухонном гарнитуре. В глазах полыхало пламя, с губ слетали ругательства, а костяшки рук начинали кровоточить от беспорядочных ударов по разным поверхностям.       Всё, что могло разбиться, безвозвратно разбивалось на маленькие кусочки. Славик задыхался от резкости и частоты движений, воздух кромсал лёгкие, слёзы обжигали красные, пылающие щёки. На полу в хаотичном порядке разбросались осколки стекла, но из-за затуманенного истерикой разума гопник не чувствовал боли от впивающихся в стопы острых ошмётков. Тело и лицо будто бы парализовало, исказившаяся гримаса не выдавала ничего, кроме отчаяния. Руки неистово цеплялись за корни рыжих волос, тянули их, причиняли физическую боль, которая с опозданием доходила до разума.       Когда тело обессиленно повалилось вниз, на колени, Славик зарыдал в голос. Горло болезненно засаднило, истошный крик сопровождался ударами запястий об избороздивший мелкими осколками пол. В ушах стоял гул, внутри поднялся колотящий всё тело звон, но отрывистые всхлипы способны были заглушить и это.       — Слава! — несколько раз крикнул Влад, но гопник заметил чьё-то присутствие лишь тогда, когда его силой уволокли в сторону, подальше от стекла. — Тише, Слав, тише. Всё хорошо. Плачь, если хочется, я буду рядом. Тише, Славик, я здесь.       Влад, сев на колени, прижал гопника к груди. Заметил на голых веснушчатых запястьях прозрачные кусочки, глубоко впивающиеся в кожу, и почти что вскрикнул, но вовремя сжал губы, стиснув зубы до боли во рту.       — Ничего страшного, — промямлил Влад, поднимая голову наверх и смаргивая накапливающуюся мутную пелену с глаз. — Лучше скажи мне, где у вас находится пинцет и спирт?

***

      Влад на всякий случай перерыл все сайты, убеждаясь в том, что здоровью гопника пока ничего не угрожает. Обвязав руки и стопы толстым слоем марли, парень надеялся, что за ночь в ранки не попадёт никакая инфекция, потому что тащить Славика в больницу сейчас было небезопасно.       Бабушке Влад отзвонился в самом конце произошедшей вакханалии. Слухи об отце Славика распространились быстро, так что называть причину своего сегодняшнего отсутствия парню не пришлось. Мария Николаевна капризно вздыхала где-то на фоне и всё норовила вставить свои пять копеек, но вскоре быстро успокоилась. Несмотря на это, Влад уловил нервные нотки в её голосе, тихие всхлипы и робкое «Спокойной ночи, ребята».       Мама волновалась. И впервые за все свои восемнадцать лет парню не претила эта мысль. В конце концов он отправил ей сообщение, содержащее лаконичное «Спокойной ночи, мам». Как посчитал Влад, его внутренние изменения наконец начали принимать оболочку, что не могло его не порадовать.

***

      — На улице хоть и влажно, но в квартире дышать нечем. Лучше открыть окно.       В комнату проник прохладный свежий воздух. Сделав глубокий вдох, Влад не спеша выдохнул и, потягиваясь, побрёл к кровати. Большие на несколько размеров шорты спадали с худых ног, так что парню приходилось постоянно придерживать их.       — Это самые маленькие из всех, что у меня были, — виновато посмотрел гопник.       — Всё нормально, — улыбнулся Влад, перелезая на другую сторону небольшой кровати. Почувствовав под своей спиной тепло простыни и подмяв под себя подушку, он устало выдохнул, потирая пальцами виски. Славик повернулся к парню боком, вслух произнёс:       — Прости за все эти неудобства. Ты не обязан помогать и нянчиться со мной, — в голосе гопника сквозили благодарность вкупе с неловкостью за предоставляемую помощь. Влад отер рукой лоб и покосился на гопника.       — Во-первых, называть произошедшее неудобством как-то… Неэтично. Во-вторых, ты прав, я действительно не обязан тебе, — утвердительно кивнул парень. — Я это делаю по собственной воле.       Славик потупил округлившиеся глаза.       — Но зачем?       — Не знаю, — из-за хладного дуновения плечи слегка дрогнули. — Сейчас не самое лучшее время, чтобы выяснять наши отношения. Лучше скажи мне, как ты себя чувствуешь, Слав? После набережной ты так ничего и не поел.       — Я не голоден, но чувствую себя паршиво, — гопник закусил губу, покачал головой. — Не знаю, Владик. Я всё думаю, а вдруг это моя вина? Я мог бы помочь отцу справиться с алкоголизмом, поддержать его, но ничего из этого не сделал. Только ненавидел его, — уголки губ опустились, Славик шумно сглотнул. — Это мир такой хрупкий или там, где нахожусь я, одна разруха? Я хочу нормальной жизни. Не хочу закончить её вот так. К отцу даже на похороны никто не придёт — он изгой. Его собутыльники завтра о нём и забудут, а я так и останусь с этой пустотой, — после недолгой паузы с губ отчаянно сорвалось: — Что мне, блядь, нужно сейчас делать?       Влад повернулся набок, продублировав потерянный взгляд гопника своим, но уже более решительным.       — Во-первых, лечением человека от алкоголизма занимаются десятки профессиональных врачей со специальным комплексным подходом. Это не то, что должен делать неопытный подросток. Не перекладывай ношу такого непосильного труда на себя, Слав. Это не твоя вина, слышишь? — гопник неуверенно кивнул. — Лучшее, что ты можешь сейчас сделать, — это не отвергать помощь тех, кто пытается тебе помочь. Я рядом, и я хочу быть полезным. Хочу, чтобы мы вместе справились с этим, понимаешь? Дай мне зелёный свет, и я пойму, что всё это не напрасно.       Влад всеми силами попытался сгрести гопника в объятия, окутать его чем-то своим, собственным, дать понять, что он не один — как минимум, рядом с ним лежит точно такой же потерянный в своих чувствах человек, — что всё происходящее вокруг — реальность. Болезненная и жгучая, не всегда справедливая, но реальность, и она имеет место быть.       Она всегда была. Всегда преследовала нас в тёмных уголках при свете и выходила шествовать ночью, когда сливалась со мраком. От неё не уйти, а если попытаешься — тебя догонят и расправа придёт быстрее положенного. Это не жестокость, а правила выживания, которые диктует мир. Люди стоят на лезвии остро заточенного ножа, и их либо поглотит излишняя человечность, которая в своём самом безобразном виде называется бесхребетностью, либо утонут в совершенной мгле свирепости.       Каждый выбирает то, что ему ближе. То самое «меньшее зло». И лишь некоторые догадаются поддерживать равновесие, вытянув руки в стороны или идти бок о бок с тем, кто будет уверенно держать тебя за руки и с такой же решительностью давать вести чужим ладоням самого себя.       — Влад, — в успокоившейся тишине подал голос Славик.       — Да? — сонно протянул парень, неожидавший, что так быстро отключится.       — Споёшь ещё раз ту песню? Она мне понравилась…       — Кипелова, что ли? — изогнул бровь Влад.       — Ну да. Что-то с раем связано.       Парень по-доброму ощерился, в шутку боднув гопника коленом.       — Так ты всё помнишь, значит? Вот ведь лжец.       — Амнезия, — себе в оправдание буркнул Рыжий, обнимая Влада за лопатки и пытаясь пододвинуть его ещё ближе, но их тела и так были друг к другу впритык.       Собравшись с мыслями, комнату, а точнее небольшое пространство на кровати, заполнили тихие строчки из песни, которые с произносимой парнем интонацией казались пленительной колыбелью. Дыхание Славика выровнялось, лицо его уткнулось в грудь Влада, а тело полностью размякло в объятиях. Между тем полусонный голос допевал заключительный куплет:       — Подставлю ладони, их болью своей наполни,       Наполни печалью, страхом гулкой темноты.       И ты не узнаешь, как небо в огне сгорает,       И жизнь разбивает все надежды и мечты.       3асыпай на руках у меня, засыпай…

***

      Утро начиналось долго и сложно. Ранняя свежая прохлада заставила сморщиться и натянуть одеяло до самого кончика носа, оставляя при такой перспективе открытыми ноги.       Стоило разомкнуть глаза, и память сразу же начала преподносить болезненные воспоминания, подтасовывать и играть ими. В груди защемило, Славик почувствовал, как неспокойно и отрывисто его дыхание. Выбравшись из цепких объятий Влада, гопник ещё долго сидел на краю кровати и проницательно смотрел на сопящего парня, чьи волосы путались на подушке. На душе стало легче. Поцеловав того в лоб, Слава принялся тихо надевать домашние треники. Жгучие покалывания в области стоп и рук незамеченными не остались, зато повязки были практически идеально чистыми. Кое-где просачивалась запекшаяся кровь, но в целом всё было ободряюще хорошо, за исключением неприятных ощущений и небольшого зуда.       — После душа надо будет повязать новые, — решил Славик, выходя из комнаты.

***

      Жаль, что голову никак нельзя промыть изнутри. Жаль, что с некоторыми событиями в нашей жизни нельзя ничего сделать — только смириться.       Славик с усердием давил на мочалку, буквально соскабливая с себя всю возможную грязь, а потом долго стоял под мощными каплями, тщательно промывая рыжие волосы. В этот раз на поход в душ времени ушло больше, чем обычно, но Славик чувствовал какое-то внутреннее удовлетворение и спокойствие, выходя из ванны.       Полюбовавшись ещё какое-то время спящим Владом — будить его он не хотел, пусть спит столько, сколько потребуется, — гопник полез в свой телефон, который ночью заботливо поставили заряжаться. Обнаружилось сорок три пропущенных от тренера. Последний звонок Антон Валерьевич совершил ровно девять минут назад, а дальше последовало затишье. Славик сглотнул и уже было хотел нажать на кнопку вызова, но в дверь тут же постучали. Удары были настойчивыми и громкими. Гопник чертыхнулся, кинул взгляд на нешелохнувшегося Влада и вышел из комнаты, прикрыв за собой дверь.       — Да иду я! Иду! — злостно рыкнул Слава, подходя к входной двери. Провернув два раза ключ в замочной скважине, дверь открылась. На пороге стоял красный, как рак, тренер.       — Громов!..       — Тише! — шикнул гопник, приблизив указательный палец к губам. — Я не один, Антон Валерьевич.       Взгляд тренера упал на пальто и стоявшие между ними высокие берцы. На лице мужчины проскользнуло удивление, но его сразу же сменила гримаса обеспокоенности. Он с нажимом, но при этом тише обычного сказал:       — Разговор есть. Я до тебя с шести часов дозвониться не могу, а ты!.. — гопник снова приставил палец к губам. Антон Валерьевич закатил глаза, но послушно сбавил тон. — Бери трубку всякий раз, когда я тебе звоню, балда! — Славик ойкнул от неожиданной оплеухи. — Хватит в дверях меня держать, не потревожу я твою спящую красавицу!       — Да-да, проходите, Антон Валерьевич, — примирительно закивал Рыжий, распахивая дверь.       Оба прошли на балкон. Точнее, это тренер нахрапом обошёл чужую квартиру и, найдя нужное место, открыл скрипучую деревянную дверь. Гопник последовал за ним, решая не задавать лишних вопросов. Щёлкнула задвижка — дверь закрылась. Антон Валерьевич нервно похлопал рукой по своей чёрной кожанке, достал из кармана одну сигарету и, предвидев возможные вопросы с косыми взглядами впридачу, сказал:       — Курить буду только я. Ты внимательно меня слушаешь и отвечаешь на вопросы. Усёк, Громов?       Славик пожевал нижнюю губу, завороженно глядя на никотиновую палочку.       — Усёк, — сглотнув слюну, кивнул он.       — Хорошо, — будто бы не замечая щенячьего взгляда, мужчина достал из-за пазухи спичечный коробок. — Почему сразу не написал про отца? — Тонкая деревянная палочка проехалась по шершавой полосе картона. Зажав фильтр сигареты губами, тренер поднёс огонек к её кончику, сделал первую затяжку.       — Да просто…— гопник поясницей упёрся на перила балкона, положил одну руку в карман, а другой принялся тереть полотенцем, что покоилось всё это время на его плечах, влажные волосы. — Не до этого было, сами понимаете. Мне тогда крышу снесло — пизд… ужас просто. Как с цепи сорвался.       Антон Валерьевич обвёл взглядом царапины на запястьях Славика. Перевязать их новым слоем марли тот не успел.       — Анюта осмотрит тебя на днях. И не вздумай жеманиться. Считай, что это приказ тренера.       Гопник кивнул. Он знал, что жена Антона Валерьевича, «Анюта», — главный врач в их местной больнице.       — Тебе ещё не звонили по поводу отца? — выпуская дым, спросил мужчина.       — Нет, — с прохладцей проговорил гопник.       — И не должны были, — махнул головой тренер, прокручивая между пальцами фильтр сигареты. — Я попросил Аню, чтоб это оставили на меня.       Славик распахнул, казалось бы, ещё сонные глаза и с животным интересом уставился на тренера. С губ сорвалось неуверенное:       — Ну… Что там?       Сердце в момент зачастило, тело ослабилось до того ублюдского состояния, которое накрыло гопника этой бесконечной ночью. Свинцовые ноги полагались на крепкие перила балкона, но Славику полагаться было не на кого. Влад спал, Антон Валерьевич стоял прямо перед ним, и по его тяжёлому взгляду можно было понять, что на это решение мужчина согласился не с бухты-барахты — оно далось тяжело, и не сказать, что с большой охотой. Сигареты были тому подтверждением. Но теперь груз уже взятой на плечи ответственности не позволял идти на попятную. Сделав длинную затяжку, тренер начал повседневным, ничем не примечательным тоном, которым люди обычно говорят общеизвестные факты.       — Смертельная доза алкоголя. Скорее всего, в течение всего вчерашнего дня он уже медленно умирал. Ночью установили причину смерти, сейчас его тело находится в морге. За неделю нужно будет решить вопрос с захоронением.       Славе показалось, что нижняя челюсть онемела, из лёгких будто бы выбили воздух. Слова превратились в тяжёлый ком, который застрял где-то в горле. Антон Валерьевич, решив, что высказал всё слишком грубо и как следует не подумав, поспешно присовокупил:       — Ты уж извини, что я так прямо говорю тебе об этом. По-другому не умею.       Гопник пытался улыбнуться, но уголки губ каждый раз предательски тянулись вниз. Вышло не очень ободряюще. Обессиленно махнув рукой, дескать, всё хорошо, Слава уставился на ветхие от старости доски, покрывавшие балкон. Несколько минут между ними двумя хранилось молчание. Тереть волосы полотенцем казалось непосильным трудом, придумывать какую-то осмысленную твёрдым решением речь — тоже. Но говорить надо было и самым верным решением было начать с правды.       — У меня сейчас ни рубля, — признался гопник. — Я не смогу покрыть похороны даже на половину. Может, получится как-ни­будь потянуть время? За две недели я постараюсь что-нибудь придумать.       — После семи дней хранение тела в морге небесплатное. Да и что ты собрался придумывать? Начнёшь работать вместо того, чтобы ходить на пары? Выкинут тебя к чертям из технаря, не успеешь и глазом моргнуть.       Славик свёл брови к переносице, собрав лоб в складки.       — А что вы предлагаете делать? У меня больше нет других вариантов, — язвительно выплюнул он.       Антон Валерьевич потушил сигарету о перила, в два шага сократил расстояние между ними. Смерив своего подопечного строгим взглядом, вкрадчиво произнёс:       — Зато у меня есть. Слушай внимательно.

***

      — Какие цветы она любила? — учтивый голос женщины в жёлтом фартуке вывел Славика из задумчивости.       — Лилии, — запоздало ответил гопник.       Флорист обвела взглядом свой магазинчик и принялась скрупулезно выбирать самые красивые цветы. Спустя пару минут она подала Славику два белых одиночных соцветия.       — Белые лилии — признак смерти и забвения, — пояснила женщина. Славик дрогнул. — Что-нибудь ещё?       — Д-да. Две гвоздики, пожалуйста.       Расплатившись за цветы, гопник вышел на улицу. Там сидел на перилах и что-то высматривал в своем телефоне Влад. Услышав скрип двери, он резко обернулся.       — Ты как? Всё нормально? — прикрикнул он, закрывая лицо ладонью от нещадно палящего солнца.       — Хуёво, но жить можно, — улыбнулся гопник.       — Мне следовало пойти с тобой, — нахмурился парень.       — Да не кипишуй ты, Владос. Я в порядке, — подойдя к нему вплотную и устроившись между худых ног, Рыжий, глядя на сверкающие под яркими лучами голубые глаза, проговорил: — Какой же ты охуенный. Так и хочется тебя поцеловать.       Мгновенно впавший в краску Влад боднул гопника коленом, пытаясь отодвинуть от себя.       — Ты думай, что говоришь. И не подходи так близко, Антон Валерьевич ведь может увидеть…       — Машина тренера находится на другой стороне. Ничего он не увидит, — Слава снова сделал попытку приблизиться, и на этот раз выставленное колено оказалось больше для проформы, чем реальным предупреждением. Свободной от цветов рукой гопник отодвинул его в сторону, медленно приблизился к лицу Влада и аккуратно захватил его нижнюю губу. Лёгкий чмок и он отстранился. — Бля, ну нахуй. У меня спортивки серые.       Возмущённо-смущенный Влад закатил глаза и спрыгнул с железного ограждения.       — Пошли, — кивнул он в сторону машины. Тёплый солнечный июнь радовал небольшой прохладой. Единственное, что могло омрачить этот день — поездка на кладбище.

***

      Доехали, впрочем, быстро. Весь путь Влад слушал тривиальные анекдоты Антона Валерьевича, наблюдая при этом за меняющимся от шутки к шутке выражением лица Славы. Последний вёл себя чересчур бодро и энергично, настолько, что не внушал доверия даже тренеру, а потому парень иногда ловил красноречивые взгляды в салонном зеркале машины. На это Влад лишь пожимал плечами, понимая, что сейчас самым лучшим решением будет внимательно следить за Славиком и в случае чего сразу же предотвращать возможные приступы.       Когда в нос ударила неприятная сырость земли, все поняли, что до кладбища остались считанные минуты. Антон Валерьевич хоть внешне и не показывал этого, но по создавшейся в машине мрачной атмосфере было заметно, как сильно он напрягся. Влад несколько раз поёрзал на одном месте, нервно глядя то на правое, то на левое стекло. Славик с особым энтузиазмом принялся рассматривать стебли цветов, крутил их во все стороны и за оставшееся время не проронил ни слова. Лишь когда все трое вышли из машины, чтобы размяться и настроиться на нужную атмосферу, он уверенно отчеканил:       — Я пойду один.       Тренер бегло посмотрел на Влада, затем перевёл взгляд на своего подопечного и, прокашлявшись, предложил:       — Может, возьмёшь кого-нибудь из нас? Так будет легче и…       — Нет. Я один. Подождите меня здесь, пожалуйста, — гопник всем нутром чувствовал на себе обеспокоенный взгляд Влада, чувствовал его волнение, скрытое за умиротворенным лицом и расслабленными веками, чувствовал, но всё равно не смог поднять на него взгляд. — Я скоро.       Славик скрылся за тёмно-зелёной листвой ивы и берёзы, скрылся за большим множеством могильных плит. Вскоре его силуэт и вовсе перестал мелькать в зоне видимости.

***

      Отца похоронили рядом с матерью, а потому найти могилы не составило труда — гопник уже бывал здесь неоднократно. Запомнил голубое, слегка облезшее ограждение, привычную черно-белую гравировку материнского портрета и красивую роспись её имени — Екатерина.       — Привет, ма, — севшим от бушующего внутри волнения голосом пробормотал Славик. — Вот. Твои любимые, — и положил две белые лилии на хладную землю.       Ветер колыхнул изумрудные стебельки символа смерти и забвения. На двух близлежащих надгробиях навсегда увековечились родители Славы. На более старом чёрном граните значились данные матери. Несмотря на скупость цветов, гопник отчетливо помнил вьющиеся рыжие волосы, окаймлявшие тонкие и нежные черты лица, темно-жёлтые веснушки и цепляющую в глазах медь. Помнил, потому что сохранил на своём лице её частичку.       По левую сторону от матери захоронили отца. Павел Громов был с грубыми чертами: острые, как лезвие ножа, скулы, очерченный подбородок и густые брови. Его маскулинность мелькала между рыжими веснушками и в основном преобладала, вырисовывая на лице чёткие контуры.       — Привет, пап, — гопник положил две гвоздики на не так давно вырытую могилу. — Прости, что после твоих похорон так и не нашёл время приехать к тебе. И ты, ма, тоже прости. На учёбе завал был. Сессия, практика и… Ну, короче… Блядь, — Славик выдохнул и почесал макушку, нервно оглядевшись по сторонам. Пнул запримеченный под ногами камень и почувствовал, как начинает накатывать истерика. Чтобы успокоиться, гопник несколько раз отмерил шагами тесную территорию, выделенную под могилы, фокусировался на своём дыхании, считая вдохи и выдохи.       Придя в себя, гопник сел на корточки, сорвал несколько стебельков травы и принялся судорожно перебирать их между пальцев.        — Я знаю, что хуёвый сын и всё такое, просто мне тяжело. Смелости не хватило приехать. Струсил, пап. Да, как баба или ещё что похуже. Но щас я вам расскажу кое-что и вы вообще охуе… Кхм, будете шокированы, — Славик прикусил нижнюю губу, думая, с чего будет уместнее начать свой рассказ. — Да, короче, гей я, походу… И то, что в четырнадцать лет у меня на девочек не стояло, это была не шутка, пап! Я реально голубой, кажется. И подружку мою зовут Владом, а не Машкой какой-нибудь, — гопник нервно улыбнулся, сминая зелёные стебли. — Может, в следующий раз я приду вместе с ним. Ма, тебе он точно понравится. Ты же любишь, когда волосы до самой задницы! Вот у него точно такие же, даже лучше!       Гопник сам не заметил, как начал улыбаться. За прошедшие месяцы мало что могло вызвать в нём такую настоящую, искреннюю улыбку.       — Не, если честно, то парень он хороший. Все эти месяцы он только и делал, что помогал мне. Носился, как с писаной торбой, да и сейчас продолжает, — Славика окатила волна тёплых и нежных воспоминаний, проведённых вместе с Владом. На душе становилось спокойнее. — Может, по нему и не скажешь, но он очень сильный. И умный. Всегда какую-нибудь непонятную хрень скажет, но мне нравится. И он нравится. Очень. Блядь, пидорасня какая-то! — тихо прошипел гопник, пряча лицо в ладонях. — Я понимаю, что это не тот человек, которого вы бы хотели видеть рядом со мной, но благодаря ему я ещё продолжаю верить в то, что этот кромешный ад скоро закончится. Через недельку-другую мы переедем в город, подадим документы в институты, и всё должно наконец наладиться.       Славик замолчал. Слова в один момент иссякли, но он и не торопился заполнить образовавшуюся тишину. Гопник пытался прочувствовать и пропустить через себя накрывшее его умиротворение. Облегчение, которое он испытал, рассказав часть истории.       — А, вспомнил! — неожиданно резко выкрикнул Слава. — Я ж вам про Антона Валерьевича не рассказал. И про наш с ним «план».       Гопник не спеша принялся рассказывать о событиях октября. Сырого, пасмурного месяца, который долго будет храниться в памяти как один из самых тёмных времен года. Эта «темнота» могла запятнать и другие месяца, омрачить ближайшие несколько лет и превратить их в ужасающую пытку, если бы не тренер, который внёс свою материальную лепту в душевное равновесие Славика.       Гопник рассказал о том, как Антон Валерьевич сумел договориться с администрацией кладбища похоронить отца на конкретном месте — а именно рядом с матерью, — как он без тени сомнения покрыл все расходы, и Славик с влажными от выступающих слёз глазами клялся, что встанет на ноги, вернёт всё до последней копейки.       Тренер стал стойкой опорой, вернул почву под ноги и помог не утонуть в собственном гневе и черствости. Помог не растерять всё то светлое, что было в гопнике. Стал мотиватором, который дал волшебный пинок, не позволив распускать сопли. Или делать это только в исключительные моменты, чтобы потом думать холодной, ясновидящей головой.       Вместо того, чтобы погрязнуть в бесконечной жалости к себе, Славик взял ответственность за их отношения с Владом и понял, что делать вид, будто бы ничего не происходит — слишком по-детски, слишком трусливо и незрело. Пусть пока внутренние конфликты не дают в полную силу выражать всё то, что теплится у обоих внутри, произошедшие события только закалили их отношения, которые не посыпались карточным домиком, а наоборот — стали крепче, интимнее и увереннее.       — Вы были моим домом, — сипло произнёс гопник, смотря на портреты родителей.  — Я благодарен вам обоим. И если вы правда стали моими ангелами хранителями, то, пожалуйста, сберегите Влада. Я не хочу больше терять. Теперь он мой дом.       Славик пробыл на кладбище ещё какое-то время. Внутри было пусто. Страшно не было, грустно не было, радостно — тоже. Был белый чистый лист, без единых красок и мазков. Назывался он новым жизненным этапом, раскрасить который придётся самостоятельно.       — Как решим вопрос с квартирой, я обязательно приеду ещё, — пообещал гопник, медленно вставая и разминая затекшие ноги. — Прощайте.       Славик шёл не оборачиваясь, смотря только вперёд и видя мелькающий вдалеке выход.

***

      Влад сбился со счету, сколько раз он уже прошёлся вдоль кладбища. Настырное желание наплевать на всё и просто ворваться в подноготную Славы било ключом, всё его тело разрывалось от желания пойти следом.       И если пару месяцев назад парню сказали бы о том, что он до потери сознания влюбится в быдловатого, с кучей психологических проблем и склонного к самоповреждению гопника, Влад бы и бровью не повёл. Он знал — такое невозможно. Но сейчас, заприметив знакомый силуэт, приближающийся к выходу, сердце парня готово было разорваться на части. Видя улыбающееся ему лицо, он сам ненароком начал улыбаться. Робко так, волнительно, но внутри всё клокотало и взрывалось от переизбытка чувств. Влад не выдержал и побежал навстречу к Славе. Немного не рассчитав силу, он врезался в гопника, чуть не сбив его с ног.       — Такими темпами ты сведешь меня в могилу, — буркнул Влад, обвивая его шею руками и прижимаясь поближе к крепкому телу.       — Бля, Владос, не неси чушь, — Славик положил ладони на лопатки парня, уткнувшись лицом в ямочку над ключицей. — Хватит с нас кладбищ.