Сказание о разрушенном храме

Это была деревушка Хун Се у старых шахт в излучине Ланэр. Брошенные дома, размытые вновь начавшимися ливнями дороги и вечный бесконечный туман. Люди уехали, когда недра иссякли и добывать было более нечего, а ещё более, когда начался голод и мор. Бог оставил их. Храм был разрушен и опустошён, гнев людской вылился на былую красоту и затих, ничего после себя не оставляя. Дерево помостов сгнило и провалилось, засох прудик, и рыбы в нём умерли и стали прахом и костями. Разросся неухоженный сад. Если Се Лянь не пойдёт за ним, то тут и останется навечно. Где родилась его сила, там и иссякнет, как иссякли недра земли, истощились людскими потребностями. Юноша беспокойно спал, ёрзая на грязных одеялах. Руки его и шею жгло белыми метками оков, но пока он лишь ощущал, но не ведал. Не знал. Пробудился от собственного всхлипа и приподнял голову с чего-то мягкого. Воспоминания возвращались не сразу, всплывали в сознании, пробуждая в сердце принца всё больший ужас. Где Безликий Бай? Где же он сам?.. Зрение постепенно привыкало к полумраку, выступали знакомые очертания — тот самый полуразрушенный храм, в котором Се Лянь любил проводить время в медитации. Кто-то постелил на деревянный, провалившийся кое-где пол, одеяла. Юноша попробовал двинуться и обнаружил себя связанным. Что же произошло? Сознание ещё тормозило принца, не давало закричать и задёргаться в путах. Из тёмного угла явилась тень и начала обрастать деталями. Белые одежды и деревянная маска волка с частично стёртой лазурной краской. Через лоб проходило воронье перо, а от носа к ушам шли тонкие бронзовые цепочки. — Как ты себя чувствуешь, милый принц? Се Лянь вздрогнул, услышав мягкий голос, и попытался отползти, но оковы врезались в тело, не давая даже сдвинуться. Зверь, преследующий его. — Никак! — голос прозвучал слишком высоко и сорвался. — Уходи! — Чего же ты, я ведь хочу помочь, научить, — Безликий Бай присел рядом и коснулся щеки. — Я желаю добра для тебя, понимаешь, именно для тебя. Прикосновение будто обожгло огнём, и Се Лянь попытался, дёрнув головой, сбросить руку. Горячую и отчего-то очень знакомую. — Добра?! — истерично вопросил принц. — Ты уничтожил мою жизнь! Мою страну! Почему он сейчас лежит на полу храма и пытается призвать к совести демона? — эта мысль будто отрешённо пронеслась в сознании и угасла. Бай зарычал, словно и был волком, и схватил за горло, сжимая до боли, до отметин. — Что ты понимаешь?! А, мальчишка! Слушай, слушай внимательно, иначе тебя разорвут, сожрут сердце и вырвут кишки, слушай и запоминай, или народ скинет тебя в ближайшие шахты и завалит камнями! — он давил до того, что юноша аж побагровел. — Глупец! Се Лянь хрипел, силясь проглотить слёзы, которые потекли невольно и от боли, и ещё больше от ощущения бессилия. Он, божество войны, наследный принц, правда мальчишка, бесполезный и бессильный перед этим демоном в одежде мертвеца. Невыносимо, тяжело. — Перестань! — наконец сумел просипеть. Оковы не помешали толкнуть Бая ногами, ослабив хватку. — Мне больно! Бес поднялся, до хруста сжимая кулаки, и со всей силы ударил парня в грудь, а затем наступил. — Ты ещё сам попросишь моей помощи! — голос стал гулким, словно далёкий шум водопада и, став тенью, дух вылетел в сломанную дверь. Се Лянь со стоном ударился затылком о пол, чтобы хоть так уменьшить грызущую изнутри боль, и вновь заплакал. По лицу текли горячие слёзы, а лёгкие будто разрывало. Вскоре и плакать не осталось сил. Он просто лёг, сухими глазами уставившись в потолок, и принялся размышлять, что задумал демон на этот раз. Во все их встречи Бай говорил с ним, сражался и тут же уходил. Теперь же пленил Се Ляня в собственном храме. Что тот может хотеть от павшего бога? Сил у него больше нет, последователей не осталось — даже Фэн Синь, он видел, был на самой грани ухода. Ни один человек ни из старого государства Сяньлэ, ни тем более из Юнани не послушает ни одного его слова. Он бесполезен, как ни посмотри. Мстительный дух вернулся через некоторое время, принёс фруктов и воды. Он стал словно нерешительным, ходил мимо и молчал. Но, всё-таки осмелившись, сел на колени рядом и плавно отпустил невидимые цепи, не до конца, но чтобы юноша хотя бы мог двинуть руками. Предложил чистые полотенца и ковшик, умыться. — Если хочешь, господин, я расчешу твои волосы. Принц перевёл на него взгляд, повернув голову, и жалобно скривил губы. Этот переход Бая от жестокости к ласке, даже заботе, совершенно выбил его из уже было вновь обретённого в одиночестве равновесия. Руки были свободны, он чувствовал, однако мышцы сковала невыносимая тяжесть. Пальцы дрогнули, будто желая дотянуться до чего-то, но после вновь застыли в неподвижности. Аромат фруктов достигал носа, так что живот Се Ляня — тот не видел такой свежей еды уже несколько месяцев — требовательно заурчал. Скрутился почти болезненным спазмом, и ещё одна слезинка сбежала из глаз. Демон обмакнул полотенце в воду и отёр лицо. — Ты мне нравишься, не бойся, — погладил худую руку и ещё чуть-чуть отпустил цепи, чтобы снять тяжесть с плеч. — Мы похожи более, чем ты думаешь. Умойся, я нарежу фрукты. Ты же явно голоден и устал. — Не хочу, — всхлипнув, ответил юноша. Он был близок к тому, чтобы вновь разрыдаться, непродолжительный отдых вернул достаточно сил именно для этого. Влажный след на лице был словно благословение, Се Лянь и не заметил, что уже давно горит. — Не ври, — усмехнулся демон мягко и вернулся к юноше, присел рядом, когда тот закончил умываться, отёр слезинку, ткнулся носом волчьей маски, словно поцеловал в висок, и обнял. — Всё будет хорошо, если ты будешь послушным. — Уйди, — молодой бог уже даже не вздрогнул, только повис на чужих руках. — Ты отвратителен. Безликий обнимал его так, как никогда не позволяла себе даже мать, как не обнимал Цзюнь У в моменты их наибольшей близости, а первый бог войны был всегда ласков почему-то именно с ним. — Я хочу только добра, что бы ты ни думал, я хочу помочь, быть наставником. Мы одинаковые, милый мой мальчик, — шептал волк, не замолкая. — Ешь, ешь, а я позабочусь о тебе. Он подсел сзади, всё ещё одной рукой приобнимая Се Ляня, развязал бечёвки на одежде и принялся отирать шею, где бы парень сам не дотянулся. Поправил волосы и, явив гребень, аккуратно расчёсывал чёрные пряди. Се Лянь всё же взял нарезанные неаккуратно, будто Бай, как и он сам, до этого момента не привык заниматься такими простыми заботами, фрукты. Впрочем, наверняка так и было, — подумал, невольно засмеявшись про себя, ведь демонам, как и богам, не нужно подкреплять своё тело человеческой пищей. Он жадно, недостойно своего воспитания, набросился на угощение, сладкий сок тёк по рукам и подбородку, капая на и без того грязную одежду, а глаза едва ли не закатывались в наслаждении. Сладость спелого манго, терпкая плоть карамболы, звёздного фрукта, и освежающий сок помело... Такие хорошие фрукты давно не украшали стол Се Ляня. — Эта тонкость стоит дорого. Ты завидный жених, очень красивый юноша. Мерзко. Эти слова заставили принца вздрогнуть и залиться краской, а пальцы судорожно сжаться, раздавливая мягкий кусочек. Да как он... лучше бы ударил, тем более, что сердце совсем вне всякого желания Се Ляня зашлось в волнении. Безликий Бай усмехнулся, перехватывая тонкие руки, запачканные в соке. — А ты умеешь привлечь внимание и соблазнить, — он потянул маску вверх и, открыв лишь часть лица, слизнул капельку, что норовила скрыться в широком рукаве, облизал и пососал пальчики, а затем, ухватив юношу сильней, лизнул щеку и краешек губ. — Сладкий и юный. Стало тепло и уютно обнимать мальчика, он опустил руку на живот и прижался сзади. Повернул голову насильно и дерзко поцеловал в губы, проникая языком во влажный рот. Принц чувствовал, что уже готов не то зайтись в истерике, не то милосердно отключиться. Обет... Его обет... Бай совершенно бесстыдно ласкал его, целовал, и — подумать только — обвинял во всём самого Се Ляня! — Ааа! — пронзительный крик перешёл в плач, когда юноша резко отвернул голову и вырвал — откуда только силы взялись — руку из пальцев демона, что будто тисками обхватили запястье. — Не трогай! Не прикасайся ко мне! Отвратительные приставания стали последней каплей, теперь Се Лянь, больше не владея собой, завыл и согнулся в руках беса, спрятал лицо, даже не обращая внимания, как сильно натянулись волосы, и почти задыхался, когда рыдания с короткими вздохами исходили из груди. Лицо стало пунцовым, а в голове билась только мысль, что он нарушил почти всё, что вело его по пути самосовершенствования. Опустился, что ниже уже некуда. — Дай мне умереть! — выкрикнул он из последних сил, отбиваясь от лезущей в лицо руки. Бай лишь вспыхнул злобой в ответ, дёрнул юношу за волосы, которые только недавно любовно расчёсывал. Переместился и ударил открытой ладонью по лицу. — Закрой рот, мальчишка! Я стараюсь для тебя, почему ты не ценишь? — Оковы вновь до боли сдавили и потянули. — Не смей закрываться от меня, Сяньлэ. Ты должен любить меня, я такой же как ты! Се Лянь вздрогнул, выхватив из всего только знакомое имя. Кто же так звал его? Голоса множества последователей, взывающих к «наследному принцу Сяньлэ» уже смешивались, наплывая из темноты сознания, он не мог вспомнить. — Уйди! — не слушая, заорал прямо в маску перед своим лицом. — Уйди или убей меня, наконец! Всё равно, что тот говорит, хуже уже не станет. Взор сузился до одной маленькой точки, блеска глаз в прорези маски. За ликом зверя думающее, жестокое существо. Демон вскинул руку, заставляя цепи натянуться, причиняя как можно больше боли, выкручивать суставы и душить. Пусть эту ночь он проведёт в аду! — Ненавижу тебя, — просипел Се Лянь, задыхаясь и почти теряя сознание. — Будь проклят... Дух вернулся только с рассветом и сам ужаснулся картине, которую создал. Невидимые оковы прорезали тонкие запястья до крови и оставили отвратительные багровые и местами синие следы на шее. Лицо было бледным и припухшим, заплаканные красные глаза остекленели. Смог ли мальчик хоть на секунду задремать, испытывая столько боли? Что же он наделал, почему?! Он любит юного принца, не желает зла, но для чего обошёлся с ним так жестоко? Бай упал на колени, принявшись медленно распускать путы. Освобождая горло и грудь, позволяя, наконец, вздохнуть. — Что же я наделал, господин, прости... прости... Отпустил руки, и вовсе снимая жгучие, тянущие печати. Вряд ли тот нападёт, слишком устал. — Мой господин, я не хотел, клянусь. У Се Ляня было полно времени успокоиться. Прочитать десятки раз «Дао дэ цзин», заученную с юных лет, отмеряя каждым коротким вдохом по слову. Лучшая медитация, так, что к утру он выжег весь гнев, а с ним и всю боль, вспомнив, что помимо плотских желаний ему запрещалось также давать волю злости, и вот этот запрет он уже нарушил сам. Позволил себе только раз вздохнуть полной грудью и раскинуть руки, а после и прикрыть глаза слипшимися ресницами. — Ты не хотел? — спросил, будто у потолка, не удостаивая Безликого Бая и взглядом. Наверняка тот снова играет с ним свои игры, заставляя расслабиться, только чтобы через секунду ударить больнее. А вчерашний вечер и так вымотал донельзя. — Не хотел вредить, прости мою несдержанность, принц. Поверь, я желаю лучшего, услышь меня. Я пережил немало боли, прежде чем стать тем, кем стал. Видел немало горя. Лишь для тебя хочу, чтобы не повторилось страшное. Он поклонился так низко, что маска гулко стукнулась о пол. — Прости, — всхлипнул бес, из глаз закапали слезы, горло сдавило, — прости, молодой господин, я всё исправлю. Се Лянь повернулся на звук и так и застыл с нахмуренными бровями. Слёзы действительно капали на упавшую маску, а у демона, завешенное волосами... было точёное лицо Цзюнь У. — Владыка! — неведомая сила подкинула, заставляя сесть и протянуть руки, чтобы утешить, прежде, чем сознания достигла мысль, что демон мог украсть лицо Цзюнь У. Так же, как украл однажды образ самого Се Ляня. Мужчина поднял заплаканные глаза и постарался улыбаться, но вышло натужно. — Я думал, ты догадаешься скорей, милый Сяньлэ. Кто ещё в этом мире любит тебя так сильно, как я, и желает мира на душе, дитя. — Владыка... — силы вдруг покинули, и Се Лянь, хоть и не хотел этого, упал прямо в объятия Цзюнь У... Или демона в обличье Цзюнь У. Нет... Не могло этого быть. Юношу всё более заполняло недоумение, близко подводя к новой истерике. Он уже начал вздрагивать, обвивая руками шею мужчины и вдыхая запах. Запах... тоже был знакомым. Тот лишь вновь заплакал, вздрагивая, и принялся гладить парня по спине. — Мне так жаль, так жаль, — слёзы капали на одежды падшего бога, — я бы хотел всё исправить, и для себя, и для тебя, но не могу. — Клянусь, я желаю тебе добра. Я хочу быть с тобой. Се Лянь отстранился, подполз ближе и вцепился тому в горло, едва понимая, что делает. — Кто ты такой? — глаза были огромными на бледном лице, когда он вглядывался в виденное уже тысячи раз за эти годы лицо. — На самом деле?! Цзюнь У плакал, и Се Ляню с какой-то болезненностью захотелось увидеть ещё больше боли, криков, чтобы потом самому утереть слёзы и утешить. Оставить свой личный кошмар в долгу перед собой. Ведь не могло же быть, чтобы Верховный Владыка, совершенный тысячелетний бог оказался и князем демонов. Погибелью людей, его хищником. Или?.. — Гос-подин... — дыхание переняло и из глаз вновь полились слезы, — нет, — Цзюнь У захрипел и побагровел, перехватывая руки, — прошу, нет... — сопел, шипел, как змея, глаза закатывались от боли. Должен ли он сопротивляться? Постарался вырваться и сдёрнул руки с горла, оттолкнул юношу. — Нет! Нет! Нет! — завыл волком, закричал. — Остановись, принц, прошу! Умоляю, не делай мне больно. Да, я виноват, но я желал добра! Я хочу быть рядом, я хочу помочь! — Кто ты?! — Сяньлэ повторил, вновь закричав, и кинулся на шею мужчине, не выдержав этого нежного «господин», и этого горячего желания в тоне. Демон умел обманывать, а Се Лянь не смог сопротивляться снова, проиграл. — Ты бог или демон?! Чего ты хочешь, почему... Почему уничтожил мою жизнь? Он обнимал Цзюнь У, нависая, прижался губами к глазам, жалко желая утешить. Не видеть грусти на прекрасном лице того, кто дал ему всё. Кто всегда смотрел с мягкой любовью с высокого трона и в императорских покоях, когда они оставались наедине. Потакал всем его желаниям, не говоря ни слова. Пытался его остановить?.. Се Лянь не был дураком и даже в такой момент уже начинал составлять факты в единую картину. Обнял мальчика и чуть опрокинул. — То, что ты делаешь, не нужно. Я многого не рассказывал, но тоже пережил гибель своей страны, обвинения, людскую злобу и злобу богов, смерть и страдание, — руки легли на талию. — Я и правда хочу помочь, избавься от того, что ранит, хватит. Сядь рядом со мной и правь на равных. Будь моим. Зашуршали одежды, он принялся раздевать юного принца, желая добраться до тепла тела. — Я сделаю всё для тебя, исцелю раны тела и души, верну силу, только отдайся всем естеством. Ты мне нужен. — Стой... Что ты делаешь? — Се Лянь напряжённо пытался осмыслить всё, что в секунды свалилось на него, что не нашёл сил на эмоции, поэтому просто перехватил крепкие руки бога войны. — Не трогай меня... Тут же он понял, что слова звучат неправильно. Не трогай? Не трогай вот так, но обнимай. Не раздевай, просто давай тепло. Уже открыл рот, чтобы сообщить об этом Цзюнь У, но взгляд сразу же потух, и он просто приник к телу своего бога. — Почему ты делал это? Почему мучил меня? — юноша тут же вспомнил себя в семнадцать лет, заносчивого юнца, который был уверен, что ему всё по плечу, и странный взгляд Цзюнь У, которым тот провожал его в тот день, когда едва вознёсшийся бог объявил о своём решении явиться в мир. Может быть, он сам всё понимал... «Просто твой народ ещё не вымер» — припомнил он чьи-то слова. Мужчина засопел и продолжил, оголил худое плечо и принялся обсыпать поцелуями. Белая шея, розовая мочка уха, о, это гибкое тело в руках. — Я хотел меньше страданий для всех, но не сумел, переложив страдания на твои плечи, дитя. Я хотел, чтобы ты понял, отрекся от никчемных, что тебя не достойны, ты выше этого, мой милый, — он уложил парня, подминая под себя и откровенно уже сдёргивая одежду резкими движениями, невзирая на сопротивление. — Я хочу тебя при себе, тебя счастливого, но ты раз за разом сам ступаешь на тропу страдания. Дайся мне, принц, дайся, и я спасу тебя, все будет хорошо. — Не делай так, — Се Лянь вновь задрожал всем телом и беспомощно всхлипнул, отталкивая Цзюнь У и прикрывая оголившуюся грудь руками. Тело бога тоже изменилось с прошлого раза, стало из юношеского, как у него, более крепким, взрослым. Не сказать, чтобы Се Лянь совсем ничего не чувствовал, когда это тело прижимало его к мягким одеялам, всё же принц не до конца лишился чувств, однако первое, что помнил, это свой обет. Без него не вознестись и не сесть вновь рядом с Цзюнь У в его покоях. Даже предполагая, что Се Лянь со временем забудет всю боль, что причинил ему демон. Мужчина прирыкнул, не удержав форму волка, хоть маска уже давно улетела далеко, и перехватил нежные, словно девичьи запястья, принявшись откровенно потираться. Потом постарался исправиться, черты сгладились, он заговорил спокойней. — Молю, не противься, Сяньлэ, я хочу только лучшего. У тебя всё равно нет духовных сил, так и нечего блюсти глупые обеты, отдайся и я вознесу тебя, сделаю равным себе. Сделаю великим, только ответь на мои чувства, — глаза вновь наполнились слезами, и непослушные капельки спрыгнули вниз, падая на лицо юноши, покатившись по щекам, будто бы тот плакал. — Прошу, — отпустил и просто навис, — прошу. Се Лянь заёрзал от тревоги, поджал ноги, пытаясь закрыться от совсем откровенного жеста и, только почувствовав свободу, отполз. — Я не готов, Владыка... — проглотил комок в горле и протянул руки, утирая слёзы с любимого лица. Цзюнь У только что признался ему в любви, а он познал всё, кроме этого. — Я не умею. Хоть от отказа в такой просьбе разрывалось сердце, не мог ответить иначе. Мужчина заплакал уже откровенно болезненно, всхлипывая и подвывая. Ткнулся влажным лицом в плечо. — Почему же, милый, я так ужасен? Я причинил тебе слишком много боли? Или я просто противен? Почему, золото, мой нефрит, мой рубин, мой шёлк, ты отказываешь мне? Я тебя научу, я вознесу тебя, молю! — Я не умею... — уже тише произнёс Се Лянь. Руки лежали на спине мужчины, и принц вдруг нервно дёрнулся, запустил пальцы в чудесную, идеальную причёску Цзюнь У, растрепав её до совершенного непотребства, а другой рукой полез к лицу. А, может, если он даст то, чего хочет бог... Этот кошмар закончится, и для его народа, и для него? Может, он правда познает нечто сокровенное в любви тысячелетнего Цзюнь У? Может... Все эти вопросы теснились в голове, пока слова бога войны сладкой патокой вливались в уши. О, как бы он, ещё не до конца растоптанный, желал бы ещё раз услышать такое восхваление, такой восторг. Как тысячи палочек благовоний, что возжигаются людьми, каждое слово его бога. — Я покажу, я научу, ты познаешь блаженство, клянусь, я более не сделаю тебе больно, юный принц. Он коснулся лица мальчика и осторожно поцеловал в щеку. — Я буду молить тебя и кланяться, будто ты уже выше меня, будто ты правитель над правителями и король над королями. Я буду преклоняться и целовать твои ноги, чтобы ты позволил вдохнуть аромат твоих волос и коснуться нежности бедер. От этих слов охватило тепло. — Владыка... — он перехватил руку Цзюнь У, но на этот раз только затем, чтобы без помех приблизиться к его лицу и коснуться губ, неловко ткнувшись. Даже не пытаясь повторить тот поцелуй, что заставил его принять сам бог прошлым вечером. Хоть сейчас воспоминание и показалось куда менее болезненным. На плечах вновь загорелись поцелуи, которые оставил Цзюнь У, оголённые плечи ощущались будто омытые тёплыми водами. Да, Се Лянь хотел ещё. Кажется ему все-таки дали положительный ответ. — Я тебя не разочарую, клянусь, ты познаешь блаженство, что не все боги видели, — сначала подул лёгкий тёплый ветерок, а затем поднялся вихрь, заблестел искрами и обратился вихрем лепестков сакуры и розы. Он смывал с обоих грязь и усталость и словно бы обновлял, оздоравливал храм. Вспыхнули свечи, принося чудесные ароматы, вокруг явились веточки лаванды и цветы вишни, блестки и масла. — Я исцелю тебя, излечу тело и душу. Он принялся целовать засохшие раны на руках и синяки на шее, и под его ласками те словно бы таяли, уходила боль и усталость. Тяжесть исчезла под невесомым касанием горячих губ. Цзюнь У действительно был могущественным из могущественных, одной духовной силой сотворяя все эти чудеса вокруг. Бог войны в короне из цветов. Лепестки опустились на волосы Се Ляня, будто рисуя эту картину, напоминая ему о прекрасном прошлом и обещая будущее. — Ааах, — юноша в голос застонал, когда уже давно саднящие раны, о которых он и думать забыл, но, оказалось, всё время чувствовал, начали на его глазах заживать. А Цзюнь У вновь целовал его плечи. Мужчина оцеловывал голую кожу и вновь принялся распускать верёвочки халатов, желая взять всё. Се Лянь был прелестен, словно дева, гибок, тонок, бледен и девственен. Так легко отзывался даже на простые ласки, стонал, когда дыхание касалось шеи и уха, когда руки гладили рёбра и грудь. Он наполнит его собой. — Подожди, — принц вновь испугался навязчивого контроля, что возвращался, мягко придержал руки Цзюнь У, прижав к своей груди, и сел вместе с мужчиной. — Я хочу сам. Лучше ему обнажиться под восхищённым взглядом древнего бога без страха. — Как тебе будет угодно, милый, — мужчина улыбнулся и восхищённо на него взглянул. Се Лянь встал во весь рост, оказавшись вдруг пугающе близко к Цзюнь У, что продолжал смотреть на него снизу вверх, но отходить не стал. Юноше было даже интересно проверить, сколько он может выдержать. Под ноги упали грязные верхние одежды, а за ними потрёпанные и тонкие нижние. Се Лянь не тянул, будто с разбега прыгая в холодную воду. Открылось белоснежное тело, не тронутое возрастом и тяготами мира людей, длинные волосы упали по спине, а после тихо звякнула отброшенная на пол шпилька. Грудь со следами поцелуев, юношеский тонкий член, немного налившийся уже от полученных ласк. Только портил идеал уродливый чёрный обруч на шее. Великое божество потянул руку к своему желанию, но остановился, не трогая без разрешения, не пугая. — Я долго мечтал об этом, золото, позволь. — Хорошо, — щёки от этого признания залились краской, хотя, казалось, что уже могло его смутить больше. Он стоял, слегка ёжась, и машинально сводил ноги. Хотел прикрыться, не имея привычки показывать собственную наготу и не получая от неё удовольствия. Мужчина положил большие руки на узкие мальчишеские бедра и, привлекая того, поцеловал в выпирающую косточку таза, затем близко к основанию члена, погладил нежную кожу, просунув руку меж сдвинутых в тревоге ног. — Не напрягайся, насладись. — Мне сложно, — пожаловался Се Лянь, словно капризничая, но постарался раздвинуть ноги, повинуясь руке Цзюнь У. Однако мышцы так и остались напряжены. Поцелуи вызвали только волну жара по всему телу, и хоть Се Лянь, понимал, что тут ему бы и наслаждаться лаской, просто приказать своему телу не мог. Хотя смешно, он, бог войны, мало кому уступавший в искусстве боя... — Я буду нежен, осторожен и тактичен. Он аккуратно взял член в руку и поднял взгляд, наполненный любовью, обводя кулаком ствол. — Так хорошо, отзывается в теле? — Да... — на лице Се Ляня отразилось множество эмоций, и бёдра будто сами качнулись вперёд, к ласкающей руке. — Хорошо. Это было... Принц испытывал подобные чувства в ранней юности, ещё до своего обучения на горе Тайцзан, однако впервые желание было направлено на одного человека. И кого!.. Цзюнь У, перед статуей которого молодой монах проводил долгие часы на коленях. Ноги подогнулись, и Се Лянь опустился прямо на мужчину, схватившись за его плечи. Теперь перед ним предстала живая статуя, нечто в тысячи раз лучше. — Покажи мне ещё, Владыка, — юноша в один миг достиг какого-то осознания и приник к Цзюнь У, чуть не плача от накатывающего желания. — И даже больше, чем всё. Мужчина обнял его, захватывая будто не двумя, а тысячей рук, обнимая и поглаживая каждый сантиметр нежной кожи. Целовал живот, гладил и легко возбуждающе щекотал. Он опустил мальчика вновь на лоскутные яркие одеяла и навис сверху продолжая целовать лицо, словно бы лепестки касались любимых черт. Он сам уже был возбуждён и желал, но не тронет, пока юноша не загорится, словно факел во тьме, и не будет кричать, умоляя проникнуть, войти в его невинный чистый храм. — О, Владыка, дай мне увидеть и тебя, — Се Лянь правда быстро учился у Цзюнь У, и поэтому сам смелым движением оттянул ворот верхних одежд и просунул узкую ладошку внутрь, к тёплой груди. — Я хочу увидеть твой дар. Юноша едва слышно охнул, когда наконец прочувствовал среди складок одеяний божества твёрдость, указывающую и на его желание. Точнее, понял, чем было то, что он ощущал всё это время. Страшно и тревожно, но и притягательно сверх всякой меры... Едва ли первый бог кому-то ещё открывался до такой степени. Цзюнь У застонал не как бог, а как обычный человек в процессе обычных наслаждений. Потянул одежду со своих плеч, оголяясь, и осторожно поцеловал парня в губы, ненавязчиво заскальзывая языком. О, дивная сладость. Се Лянь желал ещё немного взять в свои руки, поэтому, стараясь не отвлекаться и приоткрыв рот, чтобы Цзюнь У мог больше отдать поцелую, зазвенел пряжкой его пояса. Распахнул верхние одежды, тут же скользнув руками в тепло, приподнялся и прижался снизу, застыв в почти унизительной позе. Владыка гладил его и целовал, ласкал молодые желанные изгибы и потирался. — Я так хочу постичь тебя, мой нефрит. — Я также хочу, Владыка, однако боюсь выглядеть для тебя жалко, — признался Се Лянь, но руки уже шарили по телу мужчины, стаскивая одежды и обнажая ещё более ослепительную белизну кожи. С тела Цзюнь У, так же как и обычного человека, тёк пот, а смазка уже оставила влажное пятно на ткани, однако Се Лянь видел только свой идеал. — Прошу, научи меня... Он первый приник губами к ямочке между ключиц мужчины, вдохнул запах и закрыл глаза в блаженстве. Мог бы он думать, что когда-нибудь наследный принц Сяньлэ будет утопать в объятиях самого Небесного Владыки? Поистине, зрелище, достойное одной из Прекраснейших картин. Мужчина засопел и ухватился за бёдра любовника, влажная головка скользила по промежности и яичкам, касалась ствола такого же заведённого. Цзюнь У старался разогреть этот воск, растопить, чтобы он тёк по рукам и лип. Уронил баночку с маслом, но зато обмакнул пальцы и принялся рисовать узоры в интимных горячих местах, нашёптывая красивые глупости на ухо юноши. Се Лянь заливисто смеялся и цеплялся за волосы Цзюнь У, подаваясь всем телом навстречу, почти превратившись в себя прежнего — юношу, любимца людей и богов, того, кто мог сидеть на коленях Цзюнь У в его покоях, пока Владыка объяснял лично для молодого бога, что и как устроено в чертогах Небес. Пришлось, однако, признать, что до конца смысл этих встреч принц понял только в это мгновение, о чём, зардевшись, и прошептал в ухо мужчины. Великий воевода тихонько рассмеялся и долго поцеловал юношу в губы, надавливая пальцем на девственный вход. — Ты так долго берёг себя, не сомневайся, тебе будет воздано этим моментом, — палец проскользнул внутрь. Цзюнь У был предельно острожен, чтобы не спугнуть эту трепетную лань, за которой он так долго гнался, голодный волк. — Ох... — Се Лянь не был готов и помимо своей воли сжал тугое колечко на пальце, однако получил от этого только больше удовольствия. Он не думал, что это место... такое чувствительное. Вообще, признаться, имел весьма примерное представление, как занимаются любовью двое мужчин. Владыка легко задвигался, растягивая и давая привыкнуть, а сам сопел и закрывал глаза, сколько же удовольствия он получит, когда овладеет этой узостью, что предначертана ему. Отдана. Присоединил второй палец, продолжая отвлекать юношу ласками. Проход начало жечь, но Се Лянь только сцепил зубы и старался словить удовольствие. А его, что в мыслях, что в теле, было предостаточно. — Так... Всегда между мужчинами? — решился он на вопрос, надеясь отвлечься, а заодно и получить ещё немного горячих слов от Цзюнь У. Ещё немного о том, как тот любит Се Ляня, своего дорогого принца. — Между мужчинами бывает по-разному, моё золото. Блеск звёзд. Я лишь хочу дать тебе наивысшее удовольствие, но для этого нужно подготовиться. Я хочу, чтобы ты принял меня со слезами на глазах, но чтобы это были слёзы удовольствия, а не слёзы боли. Признание согрело сердце Се Ляня и странно помогло расслабиться. Он почти обмяк на руке Цзюнь У, что поддерживала его, а пальцы начали скользить заметно легче. — Любимый, — прошептал принц, почувствовав желание отблагодарить так обласкавшего его Владыку. — Мой бог... Мужчина сильно постарался и наконец убрал пальцы. Он ещё поласкал промежность и член юноши и навалился, целуя в лоб и упираясь головкой в проход. Смазка так и сочилась. Поцеловал в лоб и спросил: — Готов, мой милый? Я желаю наведать твой храм, откройся для меня, и я одарю. — Прошу, Владыка... — из глаз Се Ляня вновь полились слёзы, хоть Цзюнь У ещё и ничего не сделал. Принц истекал влагой и желанием. Тяжёлое тело не давало дышать, но в то же время накрывало ощущением уюта и безопасности. Цзюнь У больше не был угрожающим и контролирующим, только любящим. Это желание быть близко. Мужчина осторожно двинулся, проникая, и протяжно застонал. Каждый сантиметр отдавался поразительным удовольствием. Так приято было первым брать тело, не знавшее до этого любви. Мягкость и тепло кружили голову. — О, храм твой чудесен! Почему он кричит, а из глаз катятся горячие слёзы? Разве таким должно быть наслаждение? Но тело определённо пребывало в блаженстве, вместе с душой, купаясь в любви бога, так отчего же ему хочется кричать, словно от боли? Разве так бывает? Определённо, принц Сяньлэ весьма мало знал о любви. — Забудься и чувствуй, я ублажу тебя, будто ты мне Владыка, — шепнул Цзюнь У и принялся аккуратно двигаться. Касался, гладил, мял, целовал, только бы мальчик стонал громче и закатывал глаза в экстазе. Он взял его для себя. Легко говорить, но мог ли Сяньлэ перестать думать, что сейчас на этих одеялах с ним возлежит его бог, тот, что сопутствовал юноше с самого детства, что знал больше, чем Се Лянь о себе помнил... Это знание только помогало юноше получать наслаждение от горячего члена, заставляло вскидывать ноги, обнимая стройный стан Цзюнь У коленями, облизываться, слушая влажные звуки любви. Запрокидывать голову и хвататься руками за сильные плечи, когда головка проходилась по чувствительному месту внутри — тому, что Владыка нащупал сразу и бесстыдно заставлял Се Ляня стонать в такт толчкам. Мужчина порыкивал, словно волк, терзая добычу. Наращивал темп и сбрасывал, наслаждаясь соитием не меньше парня. — Нет! — вскрикнул Се Лянь, когда толчки стали в один момент реже. — Пожалуйста... Мне так хорошо... Цзюнь У уже долго вторгался в его бедное тело, и то, не знавшее любви, начинало сдаваться. Се Лянь ни разу ещё не доходил до конца, возбуждение тела проходило само, но тут почувствовал, что может получить ещё больше. Нечто прекрасное, сокровенное. То, ради чего люди так стремятся к близости друг с другом, хоть юноша и подозревал, что и чувство единства тел в любви играло роль всё же немалую. — Да, милый, да, — храм полнился звуками поклонения, принятия и отдачи. Внизу все горело от желания, мужчина был близок наполнить юношу собой, своим теплом и лаской. Се Лянь сжался на стволе мужчины, доводя себя почти до предела, обхватил дрожащими ногами. Цзюнь У вторгался в него через сопротивление тела, и это неожиданно будто раскрыло огненный цветок в теле Се Ляня. Дёрнулся, словно от разряда молнии, и на живот излилась белая жидкость. — Владыка! — вскрикнул юноша, хватая ртом воздух. — О, как хорошо! Как прекрасно! Мужчина следом, рыча и вздрагивая, кончил, затапливая юношу любовью. — Мой лотос, прекрасное дитя, юный бог, — зашептал горячо и устало упал сверху. Сил не осталось. — Мой владыка, — прошептал Се Лянь, целуя взмокшую шею. Тело ещё купалось в блаженстве, от опавшего члена расходились тёплые волны. — Любимый... Первый бог отметил его частичкой своего тела, закрепил этим действием свою любовь. Юноша гладил его по голове, цеплялся и возился под тяжёлым телом, не желая разрывать контакт, руки, как ранее Цзюнь У, были везде. Остаться бы рядом на всю вечность... Мужчина откатился, ложась рядом. Пахло лавандой и разлитым розовым маслом, он прижал юношу спиной к себе и уткнулся в загривок. Об этом и не мечталось, но на то он и бог, чтобы творить чудеса. Этот мальчик сядет с ним рядом и будет править, и будет его любить. Се Лянь прижался к нему, как мог, влажным телом к его груди, убрал волосы со спины и тут же утёр кулаком слёзы, которые снова потекли. — Владыка, неужели... Это всегда так прекрасно? — Се Лянь хотел бы уже спросить, да хотя бы у наставника, почему такие прекрасные переживания, такие возвышающие, могут быть запретны для кого-то. — Если делать все с любовью и желать, то да, — шепнул, целуя сзади в шею. Се Лянь вновь задрожал от нежности прикосновений. — Ты ещё пожелаешь меня, Владыка? — юноша развернулся, вдруг испугавшись, что Цзюнь У сейчас его и оставит, добившись своего, и испытующе уставился тому в лицо. — Если ты пожелаешь быть со мной. — Да, более всего на свете желаю, — Се Лянь оставил поцелуй на горячих губах и, приподнявшись, лёг на мужчину. — Я вернусь с тобой и более не покину, мой любимый. Ведь этот кошмар... Наконец закончится? Не будет больше страшного поветрия, а его родина наконец придёт к миру. Избавится от ненависти и страшных ран, что нанесли его ошибки. — Ты пойдёшь со мной, бросив всё, потому что нет спасению недостойным. Важен только ты. — Подожди... — сердце вновь зашлось, когда он взглянул в ясные глаза бога. — Разве война не закончится? Не закончится поветрие, раз ты заберёшь меня? Обхватил руками лицо Цзюнь У и приник к шее, пряча вмиг ставшее жалобным лицо. Не хотел, чтобы любовник сейчас, после их радости, вновь видел его жалким и растерянным. — Что судьба написала для людей, то ни людям, ни богам менять, — сказал мужчина ровно и погладил по голому бедру, — отпусти и забудь, ты выше всего. Се Лянь вздохнул судорожно и обнял мужчину, обхватил ногами, будто не желая разъединиться хоть на секунду. Он наконец обрёл любовь, познал тепло и истинную близость, и вот это всё утекало сквозь пальцы. — Пожалуйста... — принц покрывал шею Цзюнь У влажными поцелуями. — Дай мне ещё немного времени, дай ещё помочь, и я вернусь к тебе... Я не могу оставить людей. — Нет, — строже сказал он, — ты должен отказаться от глупостей, иначе это приведёт тебя на край бездны. Прошу, услышь меня, я знаю лучше, что хорошо, Сяньлэ, не противься моей воле. — Я не могу иначе, — сердце вновь разрывалось, почти болело в груди, — Я не могу быть другим, любимый, пожалуйста, послушай ещё раз... Он понимал правоту Цзюнь У, правоту тех слов, что говорил ему несколько лет назад наставник. Однако Се Лянь был Се Лянем и не смог бы оставить без помощи простых людей. Иначе бы в ту же секунду скатился с Небес. — Нет, ты послушай меня, мальчишка! — прикрикнул и тряхнул за плечи. — Ты погибнешь, слышишь, погибнешь напрасно, ничего не поправив, не тебе вмешиваться в полотно судьбы! Се Лянь только сильнее обвил его шею. — Я и так погибну, — всхлипнул он, прижимая губы к лицу Цзюнь У. — Я... Я просто не смогу жить спокойно, зная, что не сделал всё, что мог! — Значит, таков твой выбор, — Владыка отстранил его от себя и поднялся. — Я думал, ты все понял, жаль. — Подожди!.. — Се Лянь бросился к нему, не в силах отпустить, вновь с нежностью приник. — Пожалуйста, я вернусь к тебе, когда... Когда всё закончится. Когда умрут последние из его народа. Ведь год, пять или даже двадцать для тысячелетнего бога ничто. — Сейчас или никогда, Се Лянь, — мужчина принялся одеваться и отсчитывать в голове время, и только лица коснётся маска, всё развеется. Се Лянь застыл, обнажённый и бледный, оцепенело наблюдая, как исчезает под погребальными одеждами тело бога, как вся радость превращается в давний кошмар. Он не мог сделать выбор!.. — Давай, юноша, думай быстрей у тебя не так много времени. Он бы этого не хотел, всю эту красоту вновь обращать прахом, но, кажется всё к тому шло. — Пожалуйста, не будь таким... — принц протянул руки, поймав запястья Цзюнь У, шагнул ближе и прижался лбом. Одежды теперь касались его тела. Где все те слова любви, что Цзюнь У несколько минут назад говорил ему? Почему он сделался так холоден? Разве Се Лянь не может остаться любим, даже не подчинившись сразу, в один момент? — Я дам тебе шанс, но иначе, чем ты себе это представляешь, — Владыка дёрнул рукой и вырвался из объятий, ушёл от прикосновений. Подобрал волчью маску, вновь надевая. — Я дам тебе шанс, мальчик, но цена будет огромна. Для каждого из нас. И вновь явился вихрь, но теперь холодный и злой. Он ревел и грохотал, сверкали молнии, словно блестел кинжал, рассекая плоть врага. Ветер разрывал в клочья лепестки и сметал цветы, обращая в мусор, прах и плесень. Исчезли свечи и благовония, и храм вновь был опустошён, как и душа Базликого Бая. Более не верховный бог, а демон. Он скрывал слёзы под маской, что вновь потекли ручьём. — Это твоё право, но и твоя вина, — голос дрогнул. — Владыка! — Се Лянь заплакал, потянувшись к его лицу, но не донёс руку и упал без чувств. — Забудь. Я лишу тебя памяти, а себя части души. «Оказывается, его крепко привязали к божественному постаменту, усадив прямо на полуразрушенное основание статуи божества. А внизу под этим постаментом собралось огромное множество людей, которые во все глаза смотрели на него».