Марафон writober`a. Собрание драбблов.

      

.

      Затея доктора Урбино с воздушным шаром имела успех, муниципалитет одобрил прожект самого уважаемого горожанина. Началась работа по конструированию согласно, присланным из Парижа чертежам, правильной корзины и шитью из особо прочного шелка тела шара. Патриоты настояли, чтобы шар был выполнен в цветах национального флага, знаменуя тем самым прогрессивный характер нового столетия. Фермина Даса взяла на себя неблагодарный труд успокоить встревоженным предстоящим полетом шестерых именитых горожан и их жен. Спокойный уверенный вид супруги доктора Хувеналя Урбино внушил всем почтение. Все кого она посетила решили довериться её словам о том, что полеты на воздушных шарах в Европе дело обыденное, а каких-либо громких случаев крушения никто не может припомнить. В назначенный день Фермина Даса надела светлое свободное платье, модную шляпку, белые кружевные перчатки и туфли на высоком каблуке. Её супруг был облачен по своему обыкновению в белоснежный элегантный костюм и блестящие черные туфли. Они первыми поднялись во вместительную корзину, за ними последовал инженер полета и заметно нервничающие шесть именитых горожан. Им всем предстоял путь в Сан-Хуан-де-ла-Сьенагу, чтобы передать письмо от губернатора провинции к муниципальным властям города.       Фермина Даса улыбалась стоя рядом с мужем, она приветливо махала стоявшим внизу людям, её взгляд благодушно скользил по толпе, пока не споткнулся о призрака из прошлого. Она не подала вида, что узнала его, продолжая улыбаться и прижимать одной рукой в груди букет цветов, полученный от властей. Но Фермина Даса увидела мужчину с седеющими усами, в траурном наглухо застегнутом сюртуке и с пышным черным бантом вместо галстука. Годы словно не были властны над ним, все такой же поджарый и будто немного деревянный. Она вспомнила все слухи, которые ходили о её юношеской влюбленности, о его странном поведении и возможно нездоровых предпочтениях. Фермина досадовала на себя, что вообще думает об этом человеке, которого когда-то решила навсегда забыть, но к которому всегда мысленно возвращалась в минуты когда её брак становился особенно невыносимым. Она думала как бы могла сложиться её жизнь с ним, как бы они вместе рука об руку шли по дороге жизни. Флорентино мог бы стать писателем или поэтом, а Фермина стала бы его главной помощницей, она бы переписывала его черновики набело, чтобы подготовить их к печати, она бы разделяла его триумф и негодовала бы над несправедливой критикой. Она могла бы родить ему сыновей с индейскими прямыми волосами и дочерей с профилем иволги. Ей почему-то казалось, что с ним не было бы того отчуждения, которое возникало порой между ними с Хувеналем Урбино. Странно, что два главных мужчины в её жизни были так несхожи между собой, один напоминал ясный день, другой самую темную ночь. Но проблема была в том, что со временем Фермина Даса поняла, что предпочитает ночную прохладу дневному зною. Осознание этого факта выводило её из себя и злило, невероятным усилием воли она внушила себе мысль о собственном благополучии и запретила возвращаться воспоминаниями к отвергнутому возлюбленному. Но сегодня она случайно увидела его в толпе и чуть не выдала себя задрожавшей рукой. Как он смеет являться ей, когда она все давно для себя решила и похоронила даже малейшие воспоминания о нем? Фермине было странно, что он продолжал жить в том же городе, на той же Оконной улице в материнском доме, что он не испарился как плохой сон в ту минуту, когда она все решила за них двоих.       Шар стал подниматься вверх, довольный Хувеналь Урбино взял её руку и поцеловал, Фермина Даса одарила его нежной улыбкой. Когда шар поднялся достаточно высоко, чтобы словить попутный ветер она уже забыла о мрачном Флорентино, который остался где-то там внизу, на печальной земле. Фермина Даса плыла под облаками, она могла как на ладони обозревать необъятные просторы их удивительной страны. Хувеналь Урбино объяснял ей где они пролетали, он знал названия всех городов и деревушек медленно плывущих внизу. Фермина внимательно слушала его, по мере того как он говорил воспоминания опять забились в дальние уголки памяти. Там где хранились надушенные записочки и ломкие сушенные гардении, там где под сенью миндальных деревьев в парке Евангелий на скамейке сидел вдохновенный юноша, застывший в ужасе перед любовью, которую внушила ему пятнадцатилетняя Фермина Даса.