О послушных мальчиках

— Колись, мелкий, что случилось? — Баки развалился на диванчике в кабинете Капитана Роджерса и лениво листал глянцевый журнал с очередной незнакомой Стиву Роджерсу звездой на обложке. — Да ничего не случилось, с чего ты взял? — Стив, до этого момента уныло смотрящий сквозь монитор ноутбука, очнулся от своих мыслей и обернулся к другу. — Стив, лицо «Роджерс в печали» я еще в тридцатых умел опознавать, и с тех пор навыков не растерял, — Баки с громким звуком захлопнул журнал и кинул его куда-то в сторону книжного шкафа. — Говори, давай. — Не отвяжешься ведь? — Стив тяжело вздохнул. По довольному лицу Барнса было понятно — не отвяжется. — Я полюбил кое-кого. — Наконец-то, Стиви! Давно пора забыть про… Не важно, так кто она? — Баки разом весь приободрился. — И к чему такая печаль? Она замужем? Больна раком? Это Хилл? Так кто? — Это Питер. — Пиздец, — Баки удивленно замер, Стив согласно кивнул и уже приготовился к оправданному осуждению со стороны лучшего друга. — Ты уверен? — в голове Барнса не было ни капли сомнений в будущем ответе Стива, но он обязан был спросить. — Да. Впервые настолько сильно в чем-то уверен. — А попроще никого нельзя было выбрать? Стив печально помотал головой. — Ладно, не пыхти, что-нибудь придумаем. Когда Тони с Пеппер объявили, что собираются усыновить ребенка, Стив был искренне рад за них. Все знали, как сильно Пеппер хотела ребенка и каким поникшим ходил в последнее время Тони, который, как выяснилось, был бесплоден и не мог дать любимой женщине возможность стать матерью. Со всех сторон вперемешку сыпались поздравления и причитания, мало кто верил в способность Старка научить маленького человека чему-то стоящему. Стив же знал Тони лучше многих и считал, что из него выйдет отличный любящий отец. Стив был прав, отец вышел из Тони замечательным. Питер, ставший Старком в возрасте трёх лет, был окружен любовью и заботой родителей, но меж тем не был избалован. Пожалуй, если бы Пеппер не имела опыта заботы о детях, Тони, неожиданно оказавшийся очень добрым родителем, точно бы разбаловал малыша в край. К счастью, служба на Старка вполне приравнивалась к работе воспитателя в детском саду, поэтому Пеппер без проблем держала всю семью в ежовых рукавицах и Питер вырос отличным парнем. Умным, скромным, улыбчивым парнем с копной светлых кучерявых волос и ямочками на пухлых щеках. Стиву всегда казалось, что парнишка прячет пару лягушек во рту, до того забавно и мило это выглядело. Питера с самого детства нянчил весь мстительный табор: он стрелял из игрушечного лука от Клинта, обклеивал стикерами «прям настоящую железную руку мега-крутого дяди Баки», играл с тётей Нат в прятки и с удовольствием слушал сказки дяди Стива, а иногда даже засыпал у него на руках, сморённый спокойным голосом. От всего этого еще стыднее было Стиву за его желание обладать уже пусть и не маленьким (как-никак девятнадцать лет прошло), но всё таким же слишком молодым для него Паучком. Это сын его друга, сын Тони! Как Стив себя только не уговаривал, что все его чувства всего лишь отцовский инстинкт, переложенный на чужого ребенка, но стоит увидеть, как этот мелкий негодник облизывает свои вечно искусанные, с небольшими кровавыми ранками, губы, и любые сомнения по поводу направления его желания исчезали. Он хотел его жадно и без компромиссов, пометить, присвоить себе, ласкать, оберегать до конца жизни, любить. Стив хотел Питера, как когда-то хотел Тони. Стив любил Питера, как никогда не любил Тони. Дерьмовая ситуация. Максимально. Стив не мог перестать думать обо всём этом, прекратить мысленно смешивать себя с грязью. Он не был в порядке, вот совершенно. И вполне ожидаемо, что люди, с которыми он практически живет под одной крышей, рано или поздно обратят на это внимание. У него, конечно, была своя квартира, и он даже жил в ней большую часть времени, но иногда, в особые приступы одиночества, Стив проводил месяцы в Башне Старка. Сейчас он чувствовал себя уютно, но первое время его душу рвало на части, когда он оказывался здесь. Слишком многое здесь было связано с его прошлым, в котором они с Тони были парой. Они расстались мирно, без ссор и обид, остались хорошими друзьями. Стив легко смог отпустить Тони, которому не хватало отдачи, не хватало любви. «Ты не любишь меня, Роджерс, ты сам это знаешь, но только мучаешь нас обоих». Стив любил, но, видимо, недостаточно. Он сам признавал это, а потому не мог злиться на Старка за желание чувствовать себя любимым. Он хотел счастья для Тони, и раз не мог дать его сам, то нужен был человек, способный это сделать. Человек который сможет оценить его по достоинству, но не будет прогибаться под эго Старка. Примерно в это время появилась Пеппер. Стив искренне радовался их счастью и даже был свидетелем на свадьбе, но всё равно воспоминания о тех днях, наполненных улыбками, поцелуями и общим теплом, тянули его на дно. Всё это давно уже в прошлом, но с тех пор Стив так и не нашел никого, к кому чувствовал бы что-то схожее с теми чувствами к Тони. Про Питера в этом контексте думать не хотелось, но и не думать не выходило. — Вот! Стив вздрогнул от громкого звука, вырвавшего его из паутины мыслей. Тони буквально лучился довольством, когда ставил на стол прямо перед Стивом непонятный агрегат. Выглядела конструкция дорого, стильно и сложно, впрочем, как и всё, что создавал Старк. — Это мороженица? — вежливо поинтересовался Стив, внезапно испытавший чувство дежавю. Он даже обернулся, отчего-то казалось, что позади должна оказаться Наташа, но нет, только Питер, с головой погруженный в какие-то бумаги. Парень устроился на диване и, скорее всего, готовился к предстоящему семинару по химическому анализу (все были слегка удивлены, узнав, что Пит поступил на химию, а не в IT или робототехнику, как можно было предположить). — Именно! — Тони самодовольно улыбнулся. — Я же говорил Пеппер, что это похоже на мороженицу! А она всё «нет» и «нет». А ты чего сидишь грустишь? Влюбился, может? — С чего ты так решил?! — Стив онемел. — Роджерс, скажи мне, сколько лет мы знакомы? — Тони скрестил руки на груди. — Двадцать с чем-то? — он и сам уже точно не помнил. — Вот, двадцать лет, я твоё лицо как облупленное знаю. И поверь, твою, — Тони выделил это слово, — влюбленность опознать я еще в состоянии. Ну что? Я прав? — Ты прав, ты всегда прав, — Стив обреченно застонал, уже чувствуя, как краснеет. — Доволен теперь? Где-то сзади послышался шелест падающих страниц и тихий вздох, но Стив был слишком увлечен своим стыдом перед другом, чтобы заметить это. — Ты не представляешь насколько. Расскажешь? — Тони, нет! — черт, черт, черт, он не хочет говорить об этом! — Тони, да. Я имею право знать. Это будет честно. Когда я встретил Пепс и понял, что люблю её, ты первым узнал об этом, — Старк облокотился на край стола и обвинительно тыкнул в Стива пальцем. — Это я вас познакомил, между прочим. И сразу по твоему взгляду понял, что ты пропал. — Не суть. Так что? Кто это? Как давно ты влюблен? Ты уже признался ему? — Ему… — на грани слышимости выдохнул Питер с дивана. Никто не обратил внимания. — Боже, Тони, я не хочу об этом говорить! Не с тобой! — А вот это уже интересно. Это кто-то, кого я знаю, да? Кто-то из Мстителей? — Тони, пожалуйста, не надо, — Стив застонал еще отчаяннее и уронил голову на сложенные на столе руки. — Так, это точно не Баки, иначе ты бы понял раньше. Беннер? — Боже, нет. — Не Вижен или Бартон, они уже заняты, а ты слишком правильный, чтобы отбивать чужого мужчину. Тор не в твоём вкусе — слишком блондин. Сэм тоже не в твоем вкусе — слишком натурал. Я, по понятным причинам, тоже отпадаю. Питер, понявший, к чему всё идёт, с шумом скатился с дивана. Он судорожно собрал свои бумаги в охапку и, стараясь ни на кого не смотреть, выбежал из столовой. — Пит в последнее время такой нервный, — Старк обеспокоенно смотрел вслед сыну. — После того, как его официально приняли в Мстители, на него свалилось куча забот. Он даже есть иногда забывает… Тони резко замолчал. Стив молчал тоже. — Роджерс, нет, — Старк закаменел. — Мать твою, нет! Скажи, что я ошибаюсь! Стив всё так же молчал. Краска залила всё лицо, но он сидел и смиренно слушал, что говорил ему Старк, даже не пытаясь как-то оспорить его слова. Внутри всё кипело от противоречивых чувств: он понимал правоту Тони, сам думал точно так же, но от произнесенного вслух становилось тошно. — Ему всего двадцать два, он же еще мальчишка! А ты? Сколько тебе? Сто два? Сто три? — Тони негодовал. — Тридцать девять в переводе на человеческий. — «В переводе на человеческий», — язвительно передразнил Тони. — Да даже так, разница в семнадцать лет тебя не напрягает? — Ну, тебя же она не напрягала между нами… — буркнул Стив. — Это другое! Тони приоткрыл рот и в неверии уставился на Стива. Он не думал, что Роджерс поднимет эту тему, тем более сейчас. — Мне едва исполнилось восемнадцать, когда мы начали встречаться, — добил Стив. — А тебе уже было тридцать. — Ты суперсолдат! — Это ничего не меняет, — теперь Стиву было что сказать, и он не хотел отмалчиваться. — Я был таким же мальчишкой, как и Питер. Испуганным парнем, который умер и почему-то вновь оказался жив. Всё, чего я тогда хотел — почувствовать хоть немного поддержки и заботы. — А теперь ты ищешь это в Питере? Чтобы вновь поиграть и оставить? — Ты сейчас шутишь? — злые слова больно ударили куда-то в грудь. — Поиграть и оставить? Я любил тебя, но, видимо, недостаточно сильно. Ты заслуживал большего. Именно потому я так спокойно отпустил тебя. А не от того, что не любил совсем. И я всё еще благодарен тебе за то, что ты был со мной тогда. Я думал, мы давно прояснили этот момент и не имеем друг к другу претензий. Похоже, я ошибался. — Я не это имел в виду, прости, — Старк устало потер глаза. Почему-то только в этот момент Стива пронзило осознанием, что его друг уже не так молод, как раньше: на висках серебрилась седина, под глазами залегли глубокие тени, а морщинки у губ стали более явными. — Ничего. — Ты все эти годы ни с кем не заводил отношений, — Тони поспешил вернуться к прежней теме. — И если бы на днях ты подошел ко мне и сказал «Тони, я влюбился», я был бы только рад, поверь. Но Питер? Стив, ты серьезно? — Если бы я был не серьёзен, мы бы сейчас не разговаривали. — Мне нужно это обдумать. Ты хороший человек, честный и с добрым сердцем. С тобой мой сын мог бы стать по-настоящему счастливым. И если бы сам Пит сказал, что ты ему нравишься, я обнял бы его и пожелал удачи. Но то, что связывало нас раньше, — это плавит мне мозг. И боже, ему всего двадцать два…. — Тони, успокойся, пожалуйста, — Стив сжал руку Старка, который уже откуда-то добыл небольшую отвертку и нервно разбирал мороженицу, поскольку та была самым доступным на данный момент механизмом. — Я спокоен. Невероятно спокоен, — отвертка полетела в стену. — Просто мой лучший друг, и он же бывший любовник, влюблен в моего сына, который младше него на семнадцать ебанных лет. Нет причин для волнения. Никаких. — Не психуй, — Стиву надоело находиться в уязвимом положении, он поднялся из-за стола и взял Тони за плечи, заставив смотреть в глаза и внимательно слушать. — Я не собираюсь ничего делать, ясно? Питер не в курсе, а я не настолько дурак, чтобы говорить ему про свои чувства. И как ты это себе представлял? «Привет, Пит, это дядя Стив, ты буквально вырос на моих глазах, я катал тебя на шее и покупал сладкую вату, а теперь я понял, что люблю тебя еще и как мужчину. Ах, да, еще я раньше спал с твоим отцом, славное было времечко». Я никогда не расскажу ему о том, насколько он важен для меня. — Ты слишком недооцениваешь моего сына, я почти оскорблен. — Буду скрывать так долго, сколько смогу. — Питер умный, он быстро догадается, — Тони задумался, вспоминая сегодняшнюю сцену с побегом Питера. — Если уже не понял. — Ты же не думаешь, что… Вот черт, — Стив обреченно застонал. — Вот черт, — Тони был полностью согласен. После произошедшего в столовой Стив, как взрослый и ответственный человек, принял решение избегать Питера. Именно поэтому он уже второй день сидел в своих комнатах в Башне и плакался Баки в метафорическую рубашку. Баки же только уничтожал запасы еды, называл его трусом и, казалось, не видел никаких проблем в сложившейся ситуации. Может, он и правда трус, но мысль встретиться с Питером глазами и увидеть в них отвращение, презрение или ещё хуже — страх, внушала ему самому ужас. Лучше уж он больше никогда не заговорит с Питом, чем заставит его бояться себя. — Хватит хандрить, — Баки с пачкой чипсов вольготно развалился в кожаном кресле с резными подлокотниками из какого-то редкого и от того дорогого (или дорогого и оттого редкого) дерева. В последнее время из-за постоянных миссий Стив настолько редко бывал здесь, что Тони, еще не отчаявшийся привить другу изысканный вкус, «незаметно» менял интерьер гостевых апартаментов. Сам Роджерс предавался унынию в кровати, иначе говоря, часами лежал, завернувшись в кокон из одеял, и смотрел в потолок. Потолок ничего интересного не показывал, но Стива картинка вполне устраивала. — Ты не сможешь прятаться от него вечно. Он сам тебе этого не позволит, — Баки был прав, и от этого становилось тошно. — Я уеду из Башни. И из Нью-Йорка. — Никуда ты не уедешь, — стало ещё тошнее. — Не уеду, — буркнул Стив. Слишком многое держало здесь. Когда-то давно он мечтал о путешествиях, хотел посмотреть мир, погрузиться в иную культуру, вдохнуть полной грудью воздух с примесью другой страны. Тогда Стив был молод, полон амбиций и практически лишен обязательств. Потом случилась война, на которую он попал едва ему исполнилось семнадцать, эксперимент, смерть Баки на том злосчастном поезде и его собственная смерть под тоннами льда и металла. Всё произошло так быстро, даже можно сказать спешно, а лучше сумбурно. Будто бы кто-то сверху попытался уместить в год жизни историю нескольких лет. После второго рождения, как называл это Тони (или же после насмешки судьбы, как первое время считал Стив), у него были противоречивые чувства к людям и этому городу. Он нуждался в их поддержке, но при этом осознанно сторонился. Стив мог часами бродить по изменившимся улицам, искать в себе отголоски принятия, узнавания, пытался отвязаться от чувства, что теперь Нью-Йорк не признаёт в нём своего, отвергает, как человеческая кость неподходящий ей металл. Он прислушивался к людям, искал в них такое же узнавание, как и в городе, но и здесь ощущал себя чужим. Вроде бы такой же человек, но другой, странный, чужой. Тони тоже был чужим им. Слишком умный, слишком своевольный. Не удивительно, что Стив потянулся к нему и получил ответ. Чудакам стоит держаться вместе. Да, их отношения не продлились долго, иначе и не могло быть. Стив не жалел. Наверное, он даже был чуточку рад, что к моменту спасения Баки из Гидры их романтическая связь с Тони окончательно разорвалась — тот бы просто не принял их дружбы. Старк был собственником, а для таких людей недопустимо, когда вторая половинка больше времени и заботы уделяет кому-то другому. Так или иначе, Стив любил это место и это время. Насмешка судьбы вдруг оказалась подарком: они с Баки живы и вновь нашли друг друга, вокруг вдоволь еды, а тело не трясёт в лихорадке после прогулки без шарфа в прохладную погоду. А Нью-Йорк всё же принял обновленного его, не сразу, но принял. Наверное, от того, что и Стив смог принять обновленный город. — Что мне делать, Бак? — Не быть долбоящером и пойти поговорить с парнем, — хруст чипсов немного мешал разобрать слова. — Он не поймёт. Или поймёт неправильно. Как это вообще можно правильно понять? — Вы со Старком слишком сильно печётесь о мальце, — Джеймс усмехнулся. Он был тем самым дядюшкой, который разрешал детям зажечь петарду во дворе или поиграть с шуруповёртом, пока никто не видит. Обычно таких родственников обожали дети и недолюбливали родители, мол, портят всё воспитание, прикрывают юнцов, сбегающих на ночные дискотеки и вообще, всегда принимают их сторону. Беспредел. — Питер давно не мальчик и уж точно умнее вас двоих вместе взятых. — Он возненавидит меня. Боже, он знает и уже меня ненавидит, — Стив, неуклюже извиваясь, перевернулся на бок и зарылся лицом в подушку, слишком уж осуждающе смотрел на него потолок. — Не верю, что когда-то пошел за тобой, — Баки закатил глаза. — Где тот храбрый мальчишка из подворотни, вновь и вновь поднимающийся на ноги? В детстве ты был смелее, Капитан. — Баки, прекрати. — А что Баки? Баки ничего. Ладно, вот чисто гипотетически, — Джеймс решил зайти с другой стороны, — допустим, что Питер действительно догадался о твоей влюбленности и теперь тоже не знает, как себя вести рядом с тобой. Идти с разговором он тоже постесняется, тема всё же неловкая. Что ему остается делать? — Что? — Стив приподнял голову, заинтересованно смотря в сторону кресла. — Додумывать, вот что. Вдруг он подумает, что ты станешь его преследовать? Или будешь воровать нижнее белье? Или зажмешь силой где-нибудь в коридоре? — Баки откровенно веселился. — За кого ты меня принимаешь?! — Стив искренне возмутился. — Да я бы… Да я никогда… — Ты-то никогда, но представь, на что способна богатая фантазия молодого гениального мозга? — И что делать? — Я тебе еще в самом начале сказал, пробка ты дубовая. Иди к Питеру и проясни всё. Объясни ситуацию, успокой волнения, заверь в наилучшем. Не мне учить тебя давать интервью. — Он не журналист. — Поговори мне тут. Всё, пошёл. — Что, прямо сейчас? — вопреки своим словам Стив всё же выпутался из одеял и поднялся с кровати. — А ты? — Что я? С тобой не пойду, извини уж. Буду ждать тут, — Баки всем видом показывал, что никуда уходить не собирается и будет сидеть здесь до самого прихода Стива. Даже закинул ногу на подлокотник, видимо, для большего пафоса. — Иди, иди, давай. Он взглядом подталкивал Стива к двери, полностью уверенный в успехе будущего разговора. Не говорить же, что сразу после инцидента в столовой Питер сам приходил за советом и, судя по состоявшейся беседе, не особо противился мысли встречаться с Роджерсом.

***

Чем ближе Стив подходил к комнате Питера, тем сильнее разгоралась паника в его голове и тем спокойнее он выглядел снаружи. Имелась у него такая способность — выглядеть уверенным и совершенно непоколебимым в ситуациях, в которых впадали в истерию все вокруг (Баки в такие моменты говорил, что на сцену выходит Капитан, а Стив Роджерс может подождать его за кулисами). Он как будто бы подпитывался энергией творящегося вокруг хаоса, вбирал в себя чужие страхи и, сам ощущая такую же неуверенность, являл на свет любимое журналистами лицо «Капитан Америка держит всё под контролем». На войне ему легко давались воодушевляющие речи, потому что он сам им не верил, но отчаянно желал услышать ободряющие слова от кого-нибудь другого и видел такое же желание в окружающих. Со временем это стало его визитной карточкой, одной из особенностей Капитана Америка. Капитан — железобетонный каркас из уверенности, надёжности и авторитета. Стив — тощий паренёк, запершийся внутри этого каркаса вместе со своими страхами. Пожалуй, никто кроме Тони с Баки и не знал, насколько Стив нуждался в поддержке и одобрении, и как сильно он сомневается при принятии того или иного решения. Это тоже было с ним всегда — он долго думал, взвешивал все за и против, спорил сам с собой, а после уже принятого решения успокаивался и стоял на своём до последнего. В очень редком случае кому-то удавалось переубедить Стива, хоть тот и был открыт к любым предложениям. Часто выходило так, что Роджерс выслушивал, что ему говорили, кивал, мол, понимает и такую точку зрения, но всё равно делал по-своему. Такая непробиваемость не входила в часть образа символа нации, Стив сам по себе был упёртым бараном, а сыворотка только усилила это качество. И вот сейчас, стоя возле двери в комнату Питера, Стив окончательно принял решение. Паника сменилась волнением (всё же тощий паренёк внутри мало смыслил в отношениях между людьми, а Капитан со своими пламенными речами был бы сейчас лишним), и Стив немного ожил, по крайней мере, перестал выглядеть осколком, отвалившимся от скалы спокойствия. Это просто разговор, ничего страшного. Он победил Гитлера, сражался с инопланетянами, он — Капитан Америка в конце концов! Да и Баки не пустит его в спальню, так что Стиву придется спать на неудобном диване в гостиной или ехать в свою квартиру в Бруклине, где кроме такого же неудобного дивана почти ничего нет. Глубоко вздохнув, Роджерс слегка побил себя по щекам (Боже, ещё бы размялся и побоксировал тут, в самом-то деле) и уже собирался постучать, как дверь сама открылась. Стив вздрогнул от неожиданности и слегка растерянно уставился на Питера, стоявшего в дверном проёме. — Извините, если напугал, просто вы так долго стояли под дверью, что моё паучье чутьё никак не могло успокоиться. — Да, я тут… Это ты меня прости, что стою тут. Я просто… — отлично, способность связно говорить покинула чат. — Мимо проходили? Собирались ложиться спать? До Стива с опозданием дошло, что Баки выпнул его в коридор, не дав даже переодеться, а потому сейчас из одежды на нем были лишь простая белая футболка, да синие пижамные штаны в крупную клетку. Он даже обувь не надел: пол с подогревом и ковровые дорожки на жилых этажах не дали босым ногам понять, что что-то не так. И ладно одежда, страшно представить, что творилось на голове. Волосы точно приняли одну из тех стильных укладок в стиле панк, когда все волоски подняты вверх и торчат в разные стороны. Стив не был уверен, идёт ли ему такой стиль, но интуиция подсказывала, что панк не совсем его. — Нет, я уже выспался, — Стив тихо засмеялся, теперь уже представляя, как может сейчас выглядеть, и попытался хоть немного пригладить волосы пальцами. — Извини за внешний вид, Баки иногда не знает границ и вытащил меня прямо из кровати. На самом деле, я благодарен ему за это, иначе бы ещё долго не решился с тобой поговорить. Когда не знаешь, что говорить — говори правду. — Вполне в духе дяди Баки. Что ж, прошу, — Питер чуть посторонился и жестом заправского шоумена пригласил Стива пройти в свою обитель. — Садитесь куда-нибудь. Может быть чай? Кофе? Сок? Мороженое? Папа недавно отдал мне что-то вроде мороженицы, крутая штука. — Только воды, если можно, — Стив обаятельно, как ему показалось, улыбнулся и присел на диван. — Секунду, — Питер так же улыбнулся и скрылся за ширмой, судя по всему, отделяющей гостиную зону от небольшого закутка с мини-холодильником и барной стойкой. У Стива была похожая планировка комнат: гостиная, совмещенная с баром, и три двери — в спальню, ванную и уборную. Конечно, не у всех апартаменты копировали друг друга. Кто-то желал себе отдельную кухню, кому-то требовался рабочий кабинет или мастерская. Питер же, насколько знал Стив, просил ещё одну комнату под личный кинотеатр, где он мог бы смотреть фильмы или играть в приставку с Нэдом. — Ваша вода, сэр, — Питер вернулся со стаканом воды и, поставив его на журнальный столик перед Стивом, уселся рядом. — Итак, о чем вы хотели поговорить? — Почему ты общаешься с Баки на «ты», зовёшь его «дядя Баки», а я в какой-то момент стал мистером Роджером? — неожиданно даже для самого себя спросил Стив. — Эм… — Питер немного подвис от такого вопроса. — Баки всегда общался со мной на одном уровне, не как остальные взрослые. И я знаю, его раздражает это «дядя». Он говорит, что это старит его. — Ему больше ста лет, — подметил Стив. — Ага, в этом и суть, — Питер кивнул. — Он это знает, я это знаю. Такая игра. Мне просто нравится его дразнить, а ему нравится дразнить меня. — Здорово. А почему тогда я не «дядя Стив» или просто «Стив»? В детстве ты без проблем называл меня по имени, а лет с семнадцати начал выкать. Ты не подумай, всё в порядке, просто за эти годы я так и не понял, что случилось. — Я не хотел ассоциировать вас с родственником, а называть просто Стивом слишком лично, в какой-то момент это перестало казаться мне подходящим обращением. Мы не были настолько близки. В детстве мы чаще общались, проводили время вместе. Я помню это и благодарен вам за поддержку, вы с Баки были моими любимчиками. Два любимых няни. — Но Баки сумел им остаться, а я отдалился, — закончил за него Стив. — И да, и нет. Баки сумел остаться няней, а вы нет, — Питер покачал головой. — Мистер Роджерс, я знаю, о чем вы хотите поговорить, а вы знаете, что я знаю об этом. И если вам сложно, может быть этот разговор начну я? — Если ты не примешь это за трусость. — Не приму. Итак. Я слышал, что вы сказали папе. Честно, я был немного удивлён, что вам нравятся мужчины. И более того, что вам нравлюсь я, — Питер говорил спокойным голосом, но слишком прямая спина и пальцы, стучащие по колену, выдавали его напряжение. — Я же правильно всё понял? — Да, Питер, — кивок. — Ты мне нравишься. Очень. — Так же я понимаю, что моему отцу не могло это понравиться, он считает меня слишком юным для вас. И скорее всего вы пообещали ему не приближаться ко мне, полностью уверенные, что сдержите своё обещание. Этим вы и занимались последние дни, пока дядя Баки не заставил вас прийти сюда и поговорить со мной, чтобы не давать мне лишних надежд и не оставлять вопрос открытым. — Нет, ты прав по ситуации в основных моментах, но воспринял всё совершенно неверно. Я пообещал Тони, что ты не узнаешь о моих чувствах от меня, но ты и сам всё понял. И да, Тони действительно сильно разозлился. Но мне показалось, дело не в разнице в возрасте, с этим он бы ещё смог смириться, — Стив откинулся на спинку дивана и на секунду прикрыл глаза. — Когда-то очень давно мы с твоим отцом были любовниками. — Я догадывался. Не смотри так, я умею слушать и слышать. Это странно осознавать — мужчина, который мне нравится, спал с моим отцом. Но, Боже, больше двадцати лет прошло, — Питер пожал плечами, как будто бы не видел в этом никакой проблемы. — Так, а что потом? — А потом я боялся, что ты возненавидишь меня. Не выходил из комнат, пока Баки не вставил мне мозги на место. — И вы пришли ко мне, чтобы… — Чтобы сказать, что влюблен в тебя, — признать это окончательно оказалось не так уже и сложно. — Надеюсь, ты понимаешь, что я серьезно настроен. Мне почти сорок, Питер. Ну, по человеческим меркам. Я не хочу короткой интрижки. — А чего же вы хотите? — Питер упёрся рукой в колено Стива и с лукавой улыбкой на лице наклонился вперёд. — Хочу спросить, не согласишься ли ты стать моим парнем? — Стив тоже придвинулся чуть ближе, принимая правила игры. — Или как сейчас молодежь выражается? — Вы в двадцатом веке прожили меньше, чем в двадцать первом. Я вас раскусил, мистер Роджерс, можете не строить из себя ископаемое. — Да? И что же я тогда должен сделать, чтобы показать понравившемуся мне парню свою заинтересованность? — Поцелуйте его.