Самый дорогой человек

Сейчас ноябрь 2025 года. За окном холодно и слякотно, людей на улицах мало, приветливых продавцов, открывших летом свои магазинчики со всякого рода сувенирами для туристов, сейчас почти не видно. Не увидеть и прочих финских граждан, пересечься с ними можно только утром и вечером, когда они уходят работать. Также ситуация обстоит с сонными школьниками и студентами, идущими по лужам в учебные заведения, неохотно переставляя ноги и оживляясь только тогда, когда на горизонте появляется силуэт их друзей, идти учиться с которыми уже не так скучно. Лето позади, подростки до сих пор поминают те самые тёплые дни, когда никто не принуждал их идти в школу и единственным востребованым делом оставались прогулки с товарищами, походы к заливу или реке, ночёвки под звёздным небом и вечерние повествования какого-нибудь главного и самого старшего хулигана в банде о том, как однажды его ногу чуть не откусила Годзилла. Снег ещё не выпал, на гору пока ещё не сходишь, порыбачить сидя у полыньи не удастся, только и делать что сидеть дома согнувшись в три погибели над тетрадями и учебниками, что ребята также находили очень печальным. Ежедневно смотрящему на всё это с высоты третьего этажа Йоэлю такая картина стала привычна и не вызывала никаких эмоций. Музыканту уже за тридцать, хоть он сам уже и успел забыть сколько именно, но для себя считал что это так. В главной городской больнице Хельсинки он находится уже около четырёх месяцев. Поначалу он было считал дни проведённые в этом адском месте, но потом прекратил это, не находя в данном занятии никакой выгоды для себя, как минимум из-за того, что не знал сколько будет ещё здесь гнить и выйдет ли вообще когда-нибудь из злосчастных, белых, застеклённых сверху дверей, мимо которых он проходил каждый день, покидая палату и отправляясь на процедуры. Они в его глазах выглядели как страшные опыты, нелегально проводившиеся над ним непонятными людьми в белых халатах, которые, наверняка, в прошлом также подверглись чему-то подобному. Последствия этих неизвестных действий они, вероятно, скрывали за множеством тряпок, марлевых масок и перчаток, противно скрипевших при надевании и одним своим, уже привычным для юноши звуком, дававших понять, что в ближайший час отдохнуть ему не удастся. Так это представлял себе Йоэль, уже думая, что окончательно сошёл с ума, сидя в четырёх стенах, где, не имея возможности куда-то деть свою энергию, был заперт словно цветная птица в клетке, купленная каким-нибудь арабом на потеху своим детям, которых он видел в сотрудниках этого ужасного места. Что же побудило его остаться здесь? Какая неведомая сила сокрушила бесконечное упрямство и настойчивость русого гитариста, после чего он предал себя сдешним правилам? Почему же он не отказался сразу? Отчего сдался, и перестав бороться с пенными волнами жестокости, непредсказуемости и отчаяния, океаном наполнявшими его жизнь и до этого, поплыл по течению? Причиной всего случившегося и происходящего с парнем сейчас стал тот, кого бы Хокка никогда не заподозрил в таком кощунстве и при этом невероятно верном и не по годам обдуманном решении. Юноша, подобных какому Йоэль не встречал и наверное не встретит никогда более. Такого человека встречают только раз в жизни и ни за что не оставляют, а если оставят, то скорее после этого будут прозваны народом как бездушные звери, живущие инстинктами, а не взвешенным и обоснованным мнением. Зеленоглазый музыкант не славился репутацией последних, отчего вечно прислушивался к словам этого удивительного человека. Порой Хокка уже и забывал что может решать какие-либо вопросы сам, полностью полагаясь на советы своего товарища, которого считал невероятно мудрым, пускай от этого страдала его репутация в группе. Но... Сейчас ему совершенно плевать на группу. На себя. На свою жизнь, которую он упускает, находясь в четырёх белых стенах. В остатках здравого смысла и рассудка парень старательно удерживал только лишь одного человека, из-за которого он, собственно, и оказался здесь, но при этом находил его решение запредельно справедливым и оправданным. Этим человеком являлся Нико. Одно дело если бы Йоэлю в какой-то момент кто-либо доложил о том, что шатен принял решение отправить его на лечение в городскую больницу, то русый юноша, сначала посчитав собеседника умственно отсталым, покрутил пальцем у виска, после чего сам направил бы его в сто тринадцатую палату психлечебницы, но совершенно иное слышать это прямиком от того, кого до этого считал самым близким и ценным. Конечно же Нико не пошёл бы на такие радикальные меры без повода. Причиной случившегося стало заболевание, диагностированное у второго вокалиста уже в семь лет, после чего прогрессирующее и не позволяющее нормально жить несчастному финну, не опасаясь за то, что он может словить припадок от одного лишнего шага. Имя этому пораждению самого Сатаны, за которое Хокка проклинал всю свою жизнь, несколько раз пытаясь покончить с этим навсегда позже будучи опять остановленым и переубеждённым Вильхельмом, что стараясь войти в положение товарища не подпускал к нему никого в такие моменты - СДВГ. За этот ужасный недуг, что с виду не был сильно заметен, Йоэль ненавидел себя так, будто это всё из-за него и теперь он может, но не знает как на это повлиять, отчего и слова Нико о том, что гитаристу стоит отправиться на лечение, дабы не представлять своими припадками опасность ни себе, ни окружающим, были восприняты им незамедлительно и без лишних разбирательств. На следующий день после разговора об этом русый уже собирал вещи. Их к слову, уже на месте ему не понадобилось много, всего лишь пара брюк и одна рубашка была использована, и за столько дней проведённых здесь, уже успела порядком потрепаться, но Йоэль не обращал на это никакого внимания. Сейчас он переживал самый ужасный момент в своей жизни на пару, наверное, с самым противным состоянием : он 23/7 мотается из угла в угол по своей палате, как слепой старик, выронивший свою трость и безуспешно пытающийся её найти, в то время как остальные куда-то спешат, каждую минуту оглядываясь на часы на своём запястье и боясь опаздать, не останавливаются даже на короткую передышку. Шарахаясь от стены к стене, хватаясь за их холодную плитку руками и ударяясь об неё опущенной вниз головой, юноша маниакально часто прокручивал в голове написанные их группой тексты песен, словно боясь забыть их к тому роковому, неожиданному, но счастливому дню, когда радостный Моиланен ворвётся лучиком света в непроглядную тьму существования Хокка в этом мире, улыбаясь и плача вместе с товарищем, сообщит о его выписке. Такой исход был самым желанным и при этом невозможным. Рассуждать о долгожданной встрече с Нико, остальными парнями, фанатами, группой и музыкой, если таковые ещё остались, Йоэль мог вечно. Было б время, сейчас юноша покорно и расдосадованно отправляется на очередную процедуру, по дороге в кабинет посматривая в окно, за которым не терял надежды в один миг увидеть самого близкого и дорогого ему человека.