Овсянка, сэр!

      — Экскьюз муа, это что такое? — ледяным тоном спросил Джин, и Гука сладко дёрнуло внутри от предвкушения. Рассчитал он всё правильно: новый контракт с Луи Виттон для двух топовых моделей, хорошие деньги, отличная работа — вот только две недели вынужденной диеты на овощах без мяса довели хёна до белого каления. Одна из любимых фишек макнэ: сначала как следует выбесить, потом задобрить — и делай с податливым раздобревшим хёном что хочешь. Ух, ну и ночку они устроят!       А Джин возмущённо рассматривал сервированный стол в закрытой VIP-кабинке ресторана. Вокруг них на тонких стенках под матовую бумагу танцевали силуэты обедающих людей. Отчаянно пахло жареным мясом и специями, остро било в нос, заставляя урчать желудок. Со всех сторон по корейской традиции хлюпали, всасывали, чавкали и постанывали от кайфа свежей, вкусной еды. Рот мигом наполнился слюной — жрать хотелось до спазмов.       — Самые дорогие вегетарианские блюда, — Чонгук махнул рукой на стол, сплошь заставленный этническими бамбуковыми дощечками без намёка на тарелки. Прямо перед ними на плоской деревянной пластине паровал тёплый рис.       Джин отодвинул стул, будто бы собираясь сесть, но затем вообще отставил его зачем-то в сторону — медленно, вдумчиво и подозрительно молча. Не спеша стянул с плеч пиджак, бросая в угол. Макнэ тут же приобнял сзади, уложил подбородок на широкое плечо. Хён действительно похудел — Чонгук с восхищением обнял пальцами узкую талию, скользя по гладкой ткани рубашки, шаловливо двинул ладони ниже, на бёдра.       — Я подумал, что последний день нашей совместной диеты стоит отметить в самом дорогом ресторане города, — мурлыкнул Чонгук на ухо. Дёргать хищника за усы, злить Джина, доводить до грани ярости было чуть ли не его любимым занятием, приятно щекоча нервы. Вот только непонятно, зачем Джин всё так же медленно расстёгивает и вытягивает из штанов ремень? — Похвалишь меня за щедрость, Джин-хён?       — Да я тебя, гада, тут же и выпорю за враньё! — рыкнул Джин, разъярённо взрываясь.       Рука взвилась к шее, жёстким захватом перехватила макнэ под горло, а сам гибкий текучий хён вмиг оказался за его спиной. Чонгук и крепкий, и кряжистый даже после диеты, но нападения точно не ждал. Думал, любовник поест сначала, и если не подобреет, то хотя бы дотерпит до дома, когда наказать можно будет, не тая звуков — ан нет, не сдержался. Заломил за спину руку, толкнул бёдрами вперёд, почти болезненно влепляя пахом в край накрытого на двоих стола.       Как-то хреново всё оказалась с расчётами.       Джин так-то по жизни злопамятный и вредный, а если ещё и голодный — то пробы ставить негде. Чонгук, конечно, парень не маленький и качается, да только хён знает его, как облупленного, и подлых приёмов тоже знает много.       «Где-то я просчитался» покаянно подумал Чонгук. Завырывался было, но ему парой болючих ударов под колени носком модной туфли развели ноги в стороны. Заломленную кисть дёрнули вверх, нагибая над аппетитным меню — он еле успел свободную руку упереть локтем в стол, а то бы влепился мордой прямо в развал овощей в кунжутном масле. Так себе получилась бы масочка для лица. Зато прогнуться пришлось резко — страйк зэ поуз, как говорится.       «Пиздец просчитался» — от злобного хёна остальные мысли в голове Чонгука в пюре размазало внезапным возбуждением.       Диким, сильным, огненным.       До жалящих пузырьков в крови, шипучкой летящей по венам.       Он, быть может, и вырвался бы, но … не будет.       — Хён…       — Я, тебя, говнюк, уму-разуму научу, — зашипел Джин, хватая ладонью промежность. Сжал вроде немного, проехался пару раз всего, погладив, но ноги макнэ шире отчего-то разошлись сами. — Мне кто обещал нормальный ужин, а? Мясо где?       Штаны на резинке поехали вниз вслед за цапнувшей их ладонью. Минус спортивной одежды — никаких ремней, пряжек и молний, одна резинка на талии, которая живо скользнула вниз по гладким бёдрам, покоряясь руке хёна, и чуть задержалась в районе паха.       «Блятьнублятьнупиздецнупростопиздец» — панически забилась мысль. Стильная тряпочка от Balenciaga съехала вслед за штанами наполовину, игриво приоткрыв ягодицы. Джин с такой силой дёрнул его руку вверх, чуть не вывернув из плеча, что макнэ в пояснице невольно просел ещё сильнее. А хён прихватил сквозь трусы мошонку, смял, потискал в кулаке. У Чонгука все ослабело внутри, бёдра предательски задрожали. Казалось, задница под тонкой тканью сама раскрылась, отпячиваясь ещё больше. Стыд ошпарил кончики ушей: а ну как зайдёт официант? На ширме из тонкой бумаги даже защёлки нет, а персонал с заказами так и носится туда-сюда.       Джин боднул бёдрами его зад, сдирая трусы совсем, проехался жёсткой тканью джинс по коже, и отодвинулся, высвобождая налитый тяжёлый член. Голод, злость и тестостерон в голову ударили почище соджу, жалеть обнаглевшего парня он не собирался. Влип своей дубиной в расщелину, пожмякал свободной ладонью половинки, и цокнул досадливо языком.       — Как меня наебать с ужином — так умный, а как принять — так хер? Ну держись! — тон Джина подчиниться требовал беспрекословно. Чонгук бы и взбрыкнул, но диета чёртова в мозгах макнэ, кажись, что-то вывернула — от голоса хёна пекло в паху, и спорить не хотелось от слова совсем.       А вот подчиниться — да.       Рука оказалась свободной, да только это не помогло. Джин навалился на спину, распластал по столу, напоминая, что он тоже так-то парень не маленький, и в качалку с ним наравне ходит. Протянул руку вперёд, неожиданно зачерпнув васаби салфеткой, поднёс к глазам Гука.       — Вот это — хочешь чтоб в твоей заднице оказалось, а?       Гук вякнул возмущённо, собрался заверещать, подхватиться, да только не дали — едва приоткрыл губы, как между ними живо оказалась цапнутая со стола груша: наливная, ароматная, даже с парой зелёных листиков на черенке. А хён вогнал в ухо яростный шёпот, заставляя почему-то краснеть как школьницу:       — А ну рот раскрыл! И не дай бог откусишь — в задницу её засуну! — груша упёрлась в зубы и Чонгук прикусил невольно.       Салфетка с васаби исчезла из поля зрения и — судя по холодку — шлёпнулась ему прямо на поясницу. Чонгук всё же дёрнулся, хватая свободной наконец-то рукой край стола, но:       — Вместе с салфеткой! — угрожающе прогудели сверху.       Одной угрозы васаби в заднице хватило за глаза, чтобы не брыкаться. А ещё — похоть по нервам прогнало, как кочуджян по пищеводу, враз застилая глаза влагой и заставляя в предвкушении дрожать нутро. Чонгук так и замер с грушей в зубах, отчаянно моргая от лезущего в один глаз листика, а на зад тем временем полилось что-то тёплое. И тут же в попу воткнулись сразу два пальца, скользко и приятно потянули края уже отвыкшей от хёна дырки.       — Фы фем иф сфазхам? — перепугался макнэ. Джин ткнул снова, скребанул по простате, и Чонгук нахрен забыл, где он, кто он, и что именно там любовник потребил вместо смазки. Жжения не было, зудело немного от растягиваемого по скользоте колечка. А хён хихикнул где-то сверху, навалился снова, бумкнул бутылкой с льняным маслом перед глазами Чонгука и прихватил того под живот. Задрал выше бёдра, толкнул и Чонгук распухшим членом влип в тарелку с тёплым рисом. Пальцы внутри ввинтились до самых костяшек, массируя стенки, и Гук застонал — желание густо плыло по венам, он сам под руками Джина тёк расплавленным шоколадом.       Пальцы исчезли, а в задницу ткнулось что-то ещё. Слишком твёрдое, прохладное, неровное, болезненно раздвинуло совсем немного набрякшую дырку, проехалась туда-сюда, заставив Гука заверещать сквозь грушу, обильно пуская слюну вперемешку со сладким соком.       — Ща ты у меня, обормот малолетний, и без всяких диет праздничной индюшкой, бля, побудешь, — шипели над ним яростно, чем-то фактурным растрахивая скользкий от масла зад. — С грушей во рту и кукурузой в жопе!       Мама дорогая, да что б я ещё раз, клялся себе Чонгук, у которого поясницу раскалённо простреливало от того, как ребристый початок цеплял ту самую точку внутри. А ещё макнэ от злого и неожиданного властного Джина так крыло — не передать. Рис на члене раздражал безумно, казалось — если он по нему рукой не проедется и не стряхнёт чёртово тёплое месиво — ёбнется на фиг. Чонгук, скуля сквозь грушевую мякоть, попытался дотянуться до себя рукой, но перед лицом вдруг в кусок сыра с размаху вонзились палочки и сверху снова рыкнул злючий голос.       — Руки убрал, бля! Дрочить положено только плохим мальчикам!       Круглый лист со сливочным соусом разлился под животом парня, натёк новой порцией теплоты впридачу к рису. Головка в нём тёрлась и чавкала, с размаху влипая в мягкое месиво. Ноздри щекотало безумно грушевым запахом, воздуха отчаянно не хватало, подбородок был весь в слюне и плодовом соке, а чёртовы листики перекрыли обзор совсем.       Член Джина надавил, влез в изрядно растянутое колечко, гладко проехался по простате всей длиной до пятнышек перед глазами. Чонгук не выдержал, сжимая зубы и охая с куском сочной мякоти во рту.       — А ты, бля! — его натянули плавно и длинно, хлопком бёдер о задницу втрахивая в стол. — Хоррроший, сука, мальчик! — вышли почти на всю длину и снова натянули так, что член Чонгука проехался по рису, дразня чувствительную головку. Макнэ со всей силы вцепился руками в края стола. — Лю-ю-ю-юбишь, сука, своего хёна!       Руки Джина задницу с такой силой сжали, что кости таза, казалось, со щелчком сошлись вокруг дырки, потуже сжимая долбящий с напором член.       Чонгук уже еле держался. Хён бил по простате будто прицельно, перед глазами плавали мятные облака, обжигая почище любого перца. Крупинки риса по члену прокатывались с таким спецэффектом, что в мозгах кипело, булькая и взрываясь. Салфетка с васаби на пояснице горячила кожу, заставляя выгибаться навстречу. А между ног от масла и Джина хлюпало, чавкало, сёрбало и всасывалось. Джин постанывал ровно так же, когда набивал полный рот кальби, а Чонгуку разрядки хотелось до свербения в зубах.       Он не выдержал, потянулся к члену, да поздно — зад изнутри ещё больше распёрло, запульсировало по чувствительным опухшим стенкам. Джин навалился тяжело на спину, задышал бурно в шею, постанывая сладко в судорогах, горячими струйками глубоко внутри обозначая конец экзекуции. Макнэ чуть не взвыл, дотянулся до груши, куснул со злости перемазанный его слюнями бок.       — Джин-хён, — прошептал он, почти захныкав от отчаяния. Рисинки зудели на распухшей головке, тёплое масло обволакивало, обещая скользить гладко и туго — если только хён даст до члена рукой дотянуться. Напряжение было таким, что казалось — он сейчас лопнет. Джин тяжело лежал на спине, даже не думая помогать, и Чонгук покаянно думал, что планы надо строить, учитывая бешеный иногда характер старшего. А сейчас…       Он же ему кончить не даст. Скажет — терпи до дома.       Но!       — Хён?       — Иди в жопу, мелкий!       … Чонгук тоже не сахар.       Гук усмехнулся, опёрся на руки, отжимаясь вместе со старшим на спине. Выпрямился, подхватил своего размякшего парня. Дотянулся до уха, и медово, с горчинкой прошептал:       — Я так и планировал!