Безумие

      Следующую неделю или месяц Итан провёл прикованным к металлическому столу, извиваясь на нём от разрывающей боли. Счёт времени был потерян после первых минут эксперимента. Эта сбрендившая матерь Миранда проводила все операции наживую, совершенно не заботясь о том, что он может умереть либо от провала, либо от болевого шока. Никаких обезболивающих, если он каким-то чудом был ещё в здравом уме, то после этого он окончательно лишился рассудка.       Он слышал, как, ломаясь, хрустят его рёбра, чувствовал, как при попытке выбраться он вывихнул себе запястье, ощущал под кожей движение тонких усиков, разрывающих плоть и оплетающих кости словно лианы.       Его трясло, знобило, жгло. Он терял сознание от боли и приходил в себя от неё же. Видел тёмные силуэты и слышал детский смех где-то на периферии сознания. Его тошнило, выворачивало, кожа покрывалась какой-то липкой слизью и через поры прорастали тонкие белые нити.       Когда он в очередной раз вывернул руку, то застыл. Не обращая внимания на боль, он держал руку на уровне глаз. В его плоти копошились десятки маленьких личинок, тонкие гифы прорастали сквозь кожу. Красный, вперемешку с кремово-белым, пробирает до дрожи. А пушистые пятна плесени покрывали всё предплечье.       Страх и замораживающее отвращение. Они извивались, пытались пробраться глубже, сгрызть всё. Глаза непроизвольно заслезились. Почему он ещё жив? Почему он не умирает от истощения, адской боли или обезвоживания? Почему, почему, почему?!       Он ведь должен быть мёртв. Его тело давно уже перешло ту черту целостности, при котором повреждения ещё могут быть совмещены с жизнью. Почему же его сердце ещё бьется?       А что если…       Нет-нет-нет, не-е-ет. Он не может. Он не хочет превратиться в такое же деформированное существо, что и Бейкеры, нет. Он даже думать не хочет, что с ним может случиться.       Итан давно сорвал горло от криков, оно пересохло и казалось, откуда у него ещё есть влага для слёз. Это не было рыданием, на завывания не хватало целостности голосовых связок, но это были душераздирающие хрипы, вперемешку с жалобными истощёнными стенаниями и слезами.       Миранда вернулась и, поймав его руку, прикрепила её обратно к столу. Холодный кожаный ремень крепко прилегал к его запястью. Появился сильный запах антибиотиков и трав, а потом боль от срастающихся тканей и вправляющихся костей. В помещении раздался хриплый крик. Ограничитель крепко сдавливал только зажившую кисть, грозясь её сломать.       В глазах у мужчины всё мутилось. Его начало лихорадить. Температура поднималась с каждой секундой, возможно, вот они, его последние секунды.       Детский плач.       Его словно из-под толщи воды вытащили. Помутнённое сознание пропало, как и эфирное ощущение тела. Боль вернулась, а вместе с ней и относительно здравый разум.       Роза, его маленькая девочка. Он должен выжить, ради того, чтобы защитить её. Он не должен умирать. Не должен оставлять её одну.       Звонкий звук шприца об металлический поднос. Всё же Миранда решила использовать препараты. Итан следил за каждым её движением с паникой во взгляде, неизвестность пугала. «Когда она успела вколоть это ему?»       Температура понемногу снижалась. Кажется, всего лишь жаропонижающее. «С чего бы такая щедрость?»       Уинтерс проклинал её за то, что она поддерживает жизнь в этом искажённом теле, но в то же время был благодарен, что оставляет ему возможность отомстить и вернуть свою дочь.       Что-то внутри активно зашевелилось. Низкие температуры были этому неизвестному паразиту по душе. Забившись в новых судорогах, Итан крепко стиснул зубы. В какие-то моменты он покрывал проклятиями Великую Матерь, словно ядом плевался. Ненависть смешалась с болью, не оставляя ничего кроме этого. Проскальзывали даже угрозы убийства и жестокой расправы, о которых он, возможно, будет жалеть. Хотя к чему это, он точно её убьет и тянуть резину не планирует.       Казалось, Миранда привычно не обращала на это внимание. Что-то переставляя на ящике она, между делом, помечала в бумагах свои наблюдения. Когда у Итана не осталось сил и он был на грани обморока, она незаметно подошла к нему, так же как и появилась.       Она поднесла к его губам чашу с водой. Жидкость тонкой струйкой полилась в горло. Неожиданно заботливый жест. В какой-то момент он мог даже начать испытывать к ней благодарность, но бесконечные пытки не стерли воспоминание, из-за кого он здесь оказался. Дешёвый трюк. Ведь в его сознании навеки выжжено «Она — зло».       Если Миранда верит, что, сойдя с ума от боли, он поддастся дрессировке метода «кнут — пряник», то сильно ошибается. К тому же Уинтерс ни на момент не забывал, что это побочная забота, ведь она больше ухаживает не за «Итаном-человеком», а за «Итаном-носителем плесени».       Он чувствовал, как паразит вновь стал разрастаться. Чувствовал, как он пытается сожрать его внутренности, совсем как те маленькие личинки. Выгрызть и оставить только пустую оболочку. Но в то же время что-то ему мешало. Словно тело боролось, уничтожало непрошенного гостя и, вместе с тем, понемногу умирало само.       Невыносимое раздирающее изнутри чувство. В комнате раздался хриплый крик.       Итан потерял сознание.

***

      Проснулся он в относительно спокойной обстановке. Режущая боль прошла, но ощущение, что тело не принадлежит ему, ещё оставалось.       Наконец, спустя всё время, проведенное в заточении, Итан смог спокойно осмотреться.       Подвальное помещение на удивление уютное и тёплое, хотя всё же до нормального не дотягивает. У дальней стены стоял стол, на котором стопками лежали бумаги. Над столом висел плакат с неправильным анатомическим рисунком, а может быть для кого-то всё же верным. Уинтерс с холодом осознавал, что он жутко боится потерять человеческий облик.       Пошевелив рукой, он отметил, что по-прежнему прикован к металлическому столу. Впрочем, как он и думал.       — Ты проснулся, — раздался спокойный голос Матери Миранды откуда-то из темноты.       — Где я?! — незамедлительно спросил Итан. Он дёрнулся, но ремни по-прежнему сдерживали его.       — Тише, не нужно беспокоиться, дитя моё, — она тихо, и словно плывя, подошла к столу. В голосе чувствовалась сладость.       — Какого хрена ты несёшь?! — гневно, но осипшим голосом произнёс Уинтерс.       — Следи за словами при матери! — это было резко. На удивление, её разозлили слова Итана и она не собиралась оставлять это просто так.       В груди появилась острая боль. Она заставляла скручиваться, выворачиваться. Что-то внутри извивалось. Итан забился в бессмысленных попытках освободиться от ограничителей. Ноги, в отличии от рук, сейчас были свободны и он, словно пытаясь отползти, безрезультатно отталкивался от гладкой поверхности стола. Бедные голосовые связки вновь раздирало от крика, вперемешку со злобным рычанием.       «Что она сделала? Что это за фигня?!» десятки ужасных мыслей в панике возникали в его голове.       Когда боль прошла, он ещё некоторое время оборонительно рычал и дёргался.       — Не забывай, как себя вести с человеком, подарившим тебе жизнь, — спокойно произнесла Миранда, словно это не она всего секунду назад в гневе пытала его.       — Сумасшедшая, — Итан по прежнему не следил за словами, а потому новая вспышка боли не заставила себя долго ждать. Он в очередной раз извивался от рези в груди.       Пока Уинтерс пытался прийти в себя от приступа, она ослабила ремни. Почувствовав свободу, Итан сразу выдернул руки и вскочил с места. Голова слегка закружилась, но он сохранял равновесие.       — Что это за место? Где Роза?! — он только заметил, что Миранда сейчас стояла у выхода. Ему казалось, что она телепортируется, быть может, это недалеко от правды.       — Неужели ты не помнишь? — спокойно спросила она и можно было услышать даже слегка наигранное сочувствие.       — Чего я не помню?! — неизвестность пугала, и именно её Итан боялся больше всего. Смутное ощущение того, что с ним играют, ситуации не помогало.       — Какая жалость, — в этот раз наигранность чувствовалась отчётливо.       — О чём ты, чёрт возьми?       — Бедное, бедное дитя, совершенно не помнит о том, что сделало.       — Хватит…       — Ты забыл о том, что случилось с Мией, — она продолжала говорить, перебив его, продолжала играть с ним. — И про Розу ты ведь тоже забыл.       Детский плач и шум набирающейся ванны.       — О чём ты, что я сделал? — дыхание участилось, Уинтерс видел ловушку, но избежать её, несмотря на всё желание, не мог.       — Когда я нашла тебя, ты был в таком плачевном состоянии. Вполне разумно, что твоё сознание пытается заблокировать воспоминания.       Шум воды и стойкий металлический запах.       — «Где Роза?» — думаю, подсознательно, ты и сам понимаешь, где она.       Детский плач, на полу в ванной, как и на стенах, полно кровавых разводов. Металлический запах тянется с самой кухни.       — Нет. Это не может быть, не может, — Итан в неверии качает головой. Его начинает пробивать мелкая дрожь.       — Может. Ты уже и сам начал вспоминать.       На дне ванны, под слоем кровавой воды, лежит неподвижное тело       — Я не мог, нет, я не мог, — винтики мыслительной машины крутились в его голове. Что-то явно было не так, но что?       Пока он не выяснит, что именно, он не сможет доверять даже своим воспоминаниям. Но эти кусочки такие естественные, реалистичные. Что, если он и вправду убил Мию?       Громкий треск разбившейся банки и звонкий металлический звук от подпрыгнувших инструментов. Итан в гневе ударил по столу кулаком. Не могло всё быть так, пережив Луизиану, она не могла так умереть.       Когда он прекратил терзать себя сомнениями, он понял, что остался в комнате один. Миранда испарилась.       Глянув на разбитое стекло, он увидел надпись «каду» на пожелтевшей бумаге. Это та штука, что сидит в нём?       Только сейчас он вспомнил о метаморфозах, происходивших с ним всё это время. Белая пушистая плесень и маленькие копошащиеся личинки. Он с паникой начал осматривать свои руки и тело, но с облегчением понял, что никаких дефектов не произошло. Тело было в полном порядке, возможно, это были простые галлюцинации, верно, всего лишь иллюзии. Вот только существо, сидящее внутри…       Лезвие скальпеля привлекательно блестело, отражая тёплый свет ламп.