October

      Антону голову сносит от Арсения Сергеевича. Всего такого строгого, вечно серьёзного и сильного… Шастуну кажется, что мужчина как минимум посещает тренажёрный зал каждый день, как максимум — живёт в нём. Ну не может же человеческое тело быть таким!.. — Шастун, ты слушаешь? — Заметив, отсутствующий взгляд школьника, спрашивает учитель. Он смотрит внимательно, не сводя взгляда, чем смущает парня. Антон опускает глаза на собственные руки, следом растирая ими лицо и негромко отвечая. — Да?.. — Интонация выходит вопросительной случайно, но эта ситуация определённо забавляет Арсения, улыбка мгновенно трогает его губы. — Что я только что сказал, Шастун? — Антон неопределённо пожимает плечами, поднимая невыносимые, ярко-зелёные глаза на мужчину. — Послушай, Арс, — осекается, когда вспоминает что они не на допах, где преподаватель разрешил ему обращаться на ты и по сокращённому имени. — С-с-сений Сергеевич. — Натягивает виноватую, чуть глуповатую улыбку. Руки начинают чуть подрагивать, когда другие учащиеся поворачиваются на него и начинают вникать в разговор, хотя пару секунд назад никого не было и возможности заставить взглянуть на преподавателя — распущенный в никуда 10Г. — Я прослушал, извините. — Всё-таки кратко шепчет, отворачиваясь, чтобы завершить диалог. Арсений Сергеевич недовольно качает головой из стороны в сторону, прикусывая нижнюю губу. — Останься после урока, Шастун. — Последнее слово всё же остаётся за мужчиной.       Когда все покидают класс, Антон запирает дверь на ключ. Дима странно на него косится, но понимающе улыбается и уходит за всем классом в гардероб, чтобы, наконец-то, отправиться домой. — Арс, извини. — Шепчет, не поворачиваясь к пустому помещению лицом. Говорить, смотря в дверь, гораздо-гораздо легче. На Арсения вообще невозможно смотреть — он весь идеальный, будто с обложки журнала, будто не с этой планеты, такой, будто Антон всего на всего выдумал его, и ещё множество других «будто». — Я серьёзно. Сегодня не день, а дурдом… — Волосы отросшие зачёсывает назад, выдыхая шумно. — Сергей Борисович заболел — мы остались без «папки», Дима начинает что-то подозревать о нас и капает мне по этому поводу на мозг, Ксанка вообще поехала… — на мгновение усмехается, а затем с прежним энтузиазмом продолжает: — фанфики про нас начала писать… — Всё? — Горячим дыханием над ухом. — Наговорился?       Антон чувствует сильное тело, прижимающее его к той самой двери, на которую он последнюю минуту смотрел, и несдержанно, еле слышно стонет. Голову сносит от одного осознания, что прямо сейчас он сможет вновь увидеть, потрогать, поцеловать, обнять… — Теперь я, пожалуй, поговорю с тобой. — Смешок сзади волнует всё внутри, переворачивает внутренние органы. Парень сглатывает, облизывая сухие губы. Голову поворачивает, чтобы видеть желанного мужчину, но её возвращают в прежнее положение. — Ты слушай, — кусает хрящик левого уха, ловя повторный стон. — Смотреть будешь потом… — Хриплый голос сводит с ума.       Арсений забавляется: медленно раздевает, целует каждый позвонок сверху вниз, тянет за волосы на себя, укладывая чужую голову на плечо и начинает играться с ухом, кусая, целуя, облизывая. Антон уже не естественно выгибается, но молчит, потому что ему н р а в и т с я. — Арс, Арс, Арс… — Хрипит, рукой, прижимая к своей щеке чужую. — Я хочу тебя видеть. — Молит, целуя в щёку.       Просить дважды не приходится, потому что возбуждение у обоих уже отзывается невыносимой болью. Учитель поворачивает ученика к себе лицом, не даётся опомниться, сразу настойчиво целует, стягивая с парня штаны. Поза неудобная. Совсем неудобная. Голыми к холодной, деревянной двери — неприятно. — На парту. — Командует, отстраняясь. А в глазах уже пятна стоят, Шастун только поражается выдержке своего мужчины и выполняет каждый приказ.       Ложится специально спиной, чтобы видеть. Видеть всё от и до. От рельефного пресса, находящегося сейчас на уровне глаз, до сильных рук, которые в то же мгновение прижимают тонкие запястья Антона так, что коснуться становится невозможным. Парню хочется захныкать, как мальчишке от разочарования, но получается только звонко застонать от первого неожиданного толчка. Арсений его не разрабатывает — успел это сделать вчера вечером.       Пока мужчина старается удобнее нависнуть над парнем, тот на мгновение чуть приподнимается, быстро захватывая чувствительную кожу на крепком плече и кусая следом. Попов зло шипит, отпуская руки, одной упираясь в парту, а второй — хватая Шастуна за шею. Цепкие, длинные пальцы сжимают до боли и хриплого: — Арс…       Мужчина злится до момента, пока не чувствует чужие касания по всему телу. Антон наслаждается, оглаживая желанное тело. Пару раз умудряется извернуться и поцеловать ключицу, правое плечо, запястье Арсения. Гнев снимает как рукой. Улыбка вновь трогает уста.       Целуются тягуче, но грубовато. Попов двигается размеренно, в нужном Шастуну темпе, попадая по простате чаще обычного. Обоим нравится такой неожиданный грубый, но нежный одновременно, секс. Настолько нравится, что кончают в одно время.       Так бы и приходили в себя ещё пару десятков минут, если бы в дверь не постучали. — Арсений Сергеевич, — говорит Павел Алексеевич, дёргая несколько раз дверь. — Вы домой собираетесь вообще? — Ругает мужчина, вновь стуча. — Скоро закрываем главный вход, уже даже каратисты ушли. Вы время видели? — Павел Алексеевич, десять минут и ухожу. — Севшим голосом отвечает учитель, продолжая поддерживать парня под коленями. Антон старается не издавать ни звука, только ближе жмётся, вбирая в лёгкие больше родного запаха. — С тетрадями засиделся… — Давайте быстрее. — Прижучивает Воля, следом по звуку уходя в свой кабинет. Оба с облегчением выдыхают. — Действительно, — шепчет Арсений под непонимающий взгляд парня. — тяжёлый день.