Душкотоберские зарисовки

С резким вздохом Антон подрывается с кровати, медленно и глубоко дышит, пытаясь восстановить дыхание. Кошмар. Снова. Если бы это бы только страшный сон, но за этим стоит кое-кто другой, кое-кто страшнее пресловутых ночных монстров, гораздо страшнее. Он преследует Антона каждый день, бьётся о черепную коробку, пытаясь вырваться. Дипломатор. Альтер-эго, загнанное на край сознания, свирепствует и мечется, как дикий зверь на цепи. Антон контролирует его, следит за тем, чтобы замок клетки был прочно заперт, и лишь ночью этот пережиток прошлого врывается в расслабившийся разум, напоминая о себе. Он рисует картины многочисленной безликой толпы, скандирующей лозунги, возвышающейся над ней колоссом трибуны, собственный голос раздающийся громом, развевающийся плащ с алой подкладкой такой же, как и яркая полоса маски, перечеркивающая лицо. Показывает всё это в красках, пытаясь обмануть этой яркой стороной «геройства». Но Антон не обманывается этим очередным способом им манипулировать, даже во сне борется с ним: вспоминает все ранения, недосыпы и поездки в автозаках. Дипломатор сразу же контраргументирует: вещает о коррупции, лжи чиновников и прочих несправедливостях, против которых восставал. Так они могут долго швыряться воспоминаниями, как картами, но у Антона всегда есть козырь, и именно им он всегда заканчивает все их дебаты. Олежа. Его дрожащие от беспокойства руки, когда тот обрабатывал раны героя, его полные нежной печали взгляды, когда рисовал маску помадой, его полный неподдельной тревогой голос, когда полиция грозилась расправой народному герою. Представлял его запуганным в любимой клетчатой рубашке, чёрными кудрями, синими глазами, на дне которых плескались глубокая грусть и усталость, и синяками под глазами такими же, как и у самого героя. Не дав Дипломатору и слова вставить, вспоминал о том случае, из-за которого и прекратил геройствовать. Альтер-эго замолкало, но каждый раз, желая позлорадствовать, вырисовывало картину лежащего на асфальте Олежу в луже собственной крови, уже бездыханном. Именно на этом моменте обычно Антон не выдерживал и просыпался с застывшим на губах немым криком ужаса. Антон поставил свои ступни на пол, поднялся и направился на кухню. Налив в стакан воду, выдавил из блистера таблетку снотворного, выпил лекарство. Тяжело выдохнув, осел на стул, сложил руки на столе и уткнулся в них головой. - Антон? – ещё не до конца проснувшийся Олежа стоял у двери в кухню, – Всё в порядке? - Всё хорошо, – подняв голову, улыбнулся своей стандартной улыбкой. - Опять кошмары? – Олежа подошёл к столу и нежным движением пригладил растрепавшиеся волосы парня. - Да, – выдохнул Антон, – Почему сам не спишь? - Если честно, мне тоже приснился кошмар, – Олежа опустил голову, – я проснулся, а тебя не было в кровати. - Пойдём обратно спать? – Антон встал и обнял Олежу, тот уткнулся лицом в его плечо. - Хорошо, – послышался приглушённый голос. Когда они уже устроились на их кровати, Антон обнял Олежу со спины, зарылся носом в смоляные мягкие кудри и уснул. Олежа бы тоже хотел поспать, но картины из кошмара, вырисовывающиеся в памяти, не давали ему этого сделать. Крики обезумевшей толпы, полицейские сирены и Антон весь в крови – как после этого снова заснуть? Ощущение свободного падения и резкий удар об асфальт, Олежа поёжился от фантомной боли (Антон во сне крепче сжал его в объятиях). Эти кошмары снились ему и до падения, и во время коматозного сна, и даже сейчас, когда, наконец, ни ему, ни Антону ничего не угрожало. Они угнетали. Олежа перевернулся на другой бок и теперь смотрел на Антона. Уставший, измученный кошмарами, с не сходящими синяками под глазами, он тихо посапывал во сне. Улыбнувшись, Олежа невесомо провёл по скулам парня и осторожно, чтобы не разбудить, коснулся своими губами чужих. Да, они оба мучаются кошмарами. Да, они оба заново переживают в этих снах плохие воспоминания. Но сейчас, когда они вместе, они постараются создать новые только хорошие воспоминания. Они любят друг друга, они вместе, и теперь всё будет хорошо.