Очередной раз, когда Тома облажался.

Тома очень редко косячил. Делал это он не только потому, что был, по сути своей, идеальным во всем, к чему прикасался. И не только потому, что не хотел марать свой статус провалившимися заданиями. Вовсе нет. Просто когда Тома косячил, Аято его наказывал. Отблескивающий лакированный ботинок жмется к натянутой ткани брюк. Блондин стоит на коленях, плотно прижимаясь ими к паркету. Его руки туго завязаны жгучей веревкой позади его спины, прижимая локти к ладоням. Все тело болезненно затекло, а двинуться не предоставлялось возможным — тогда подошва ботинка надавит только сильнее, изведет еще больше. — Ответь мне на вопрос, пожалуйста, — голос бархатный и низкий, заставляет мурашки по коже бегать, — почему ты не доложил мне сегодня, что наши дорогие конкуренты перехватили поставку? Тома знал, что голос его босса только лишь звучал нежно и обнадеживающе. Это было какого-то рода обманкой, затишьем перед бурей. Совсем скоро сталь в его интонации начнет закаляться, и это не сулит ничего хорошего для его ноющего в штанах члена. — Простите, сэр… Я не успел перехватить поставку, у нас не хватало людей… Глухой стон вырывается из его груди. Ботинок надавливает сильнее. — Это ответ на другой вопрос, Тома. Я повторю для тебя еще раз: почему ты не доложил мне, что наши конкуренты перехватили поставку? — Я думал, что успею в-все исправить, господин… Этого мальчишку слишком разбаловали. Аято фыркает как-то неудовлетворенно, будто бы оценивая, насколько его помощник был честен в своих словах. Он на мгновение ослабляет давление, и Тома тут же выпускает из себя громкий полувыдох, чуть ли не закатывая глаза от накатившего волной удовольствия. Это счастье будет длиться недолго. — Ты не успел. Помимо этого, ты умолчал об этом, Тома. В этом вся проблема. Властный мужчина наклоняется к своему провинившемуся щенку, сначала нежно гладит его по мягкой щеке, улыбается даже, пока не сжимает его блондинистые пряди своими длинными пальцами, оттягивая их назад. Улыбка пропала, а Тома знал, что это была лишь мимолетная ласка, на которую он вновь повелся, заскулив, как собака. — Тебе хоть немного стыдно? — пятка ботинка грубо проезжается снизу-вверх по члену, заставляет его тереться о жгучую ткань брюк. Тома стонет и тут же кусает губы до капельки крови. — Мне очень стыдно, с-сэр. Аято хмыкает и отпускает мужчину под собой. Его голова тут же опускается вниз, он знал, что не имеет права взглянуть в лицо своему боссу. Взгляд холодных глаз вызывал только мурашки и неприятный мандраж в желудке. Нога на его члене внезапно давит совсем сильно, и Тома непозволительно шумно всхлипывает, дергает руками, заключенными в веревку, и почти падает грудью на пол. — П-пожалуйста, сэр… — Что «пожалуйста», Тома? — как же до безобразия беспощадно звучал этот голос. — Мне очень жаль… Мне жаль… Пожалуйста, господин, вы ведь знаете… Я с вами п-предельно честен… Тихий вздох сожаления заставляет Аято слегка прогнуться. Он даже думает над тем, чтобы сжалиться над своим подчиненным. Эти мысли долго в голове, правда, не задерживались. — Знаю, — мужчина убирает свою ногу и присаживается перед ним на одно колено, смотрит на его виновато опущенную голову. — Но я знаю, что еще честнее. Твой член, Тома. Камисато резко скользит ладонью в перчатке по крепкому бедру, съезжает в пах и сжимает возбужденную плоть. Легкая ухмылка тенью ложится на его лицо, пока Тома глушит собственные стоны в плотно зажатых губах и почти плачет о пощаде. — Я больше не могу… позволь мне уже кончить, Аято… Это был знак. Имя, произнесенное посреди наказания или игры — это было неважно — было их маленьким знаком. Мужчина с волосами, цвета первого снега, дергает уголками губ вверх и мягко оглаживает чужую возбужденную плоть, наклоняется к уху Томы до предела близко, палит кожу горячим, нетерпеливым вздохом и проникновенно шепчет: — Ты сегодня плохой, плохой мальчик, Тома. Тело судорожно содрогается и слабеет. У него перед глазами звезды и размытое лицо своего господина, который бесстыдно расстегивает ширинку его брюк. Блондин кончил, запачкав белье и свое достоинство уже в который раз. Тома очень редко косячил. Но каждый раз, когда он это делал, он лишь совсем немного ждал того момента, когда сделает это вновь.