Добросовестность

Аид почти постоянно занят. Так повелось с той ночи - и это совершенно определенно была ночь - когда он потребовал, чтобы дочери Никты вернули к жизни его новорожденного сына. Потом начал уговаривать саму Ночь. Потом умолял ее, обещая любую цену, которую в состоянии заплатить владыка Подземного мира. Вспоминать о безутешной Персефоне было невыносимо. Он не винил ее за побег, но самое меньшее, что мог для нее сделать, - дать утешение в заботе о ребенке. Он мог бы смириться с одиночеством, зная, что его жена и дитя счастливы на земле. Мойры выполнили его просьбу. И названная ими цена оказалась непомерно жестокой. Сын Аида будет жить в Доме своего отца, и цену его крови заплатят души Асфоделя. Жизнь сына Аида за пределами царства его отца продлится не дольше десяти тысяч ударов сердца, до тех пор пока последняя душа в Асфоделе не будет избавлена от мук. После этого река Флегетон затопила прекрасные луга Асфоделя, заставив бесчисленные души страдать в огненных глубинах. А к Аиду вернулся сын, которого он не посмел отослать к Персефоне, ведь тот снова умер бы у нее на руках. Он приказал Дедалу спасти затопленные луга, но мастер только развел руками: укротить огненную реку было не по силам даже искуснейшему среди смертных ремесленников. Он сумел лишь поднять над поверхностью реки отдельные участки затопленных равнин и разработать систему плотов для перемещения между ними. И близко не хватит для всех потерянных душ. Оставалось лишь как можно скорее переселить все тени из Асфоделя. Здесь Подземный мир работал против него: с каждой тенью приходилось разбираться отдельно. Кое-кого удалось вознести в Элизиум, а многие добровольно сошли в Тартар, который был намного более приятным местом, чем огненное озеро Асфоделя. Очень немногие смертные вели по-настоящему безупречную жизнь, и оказалось проще приспособить Тартар к большему числу пороков, чем склонить Элизиум к большему числу добродетелей. Однако, некоторые тени и вправду вели безгрешную жизнь, но после смерти остались чтимы лишь небольшим кругом семьи и друзей. Слишком хороши для Тартара, недостаточно возвышенны для Элизиума. Этих теней он пригласил в свой Дом для помощи в решении непосильной задачи - пересмотра участи каждой тени, заключенной в Асфоделе. Они просматривали записи, отправляя ему наиболее вероятных кандидатов для переселения. Аид знал, что пока продолжается эта работа, его сын прибавляет в росте и силе. Никта была прекрасной матерью и определенно могла воспитать ребенка намного лучше, чем сам Аид. Когда она сказала, что мальчику пора учиться вещам, которым должен учить отец, Аид попросил Ахиллеса наставить его в искусстве фехтования и других мужских науках. Он надеялся, что став старше, Загрей сможет разделить его бремя. Но мальчик оказался совершенно непригоден к бумажной работе, поэтому Аид даже не пытался объяснить ему подлинную суть работы теней, не говоря уже о собственной. Когда Загрей заявил, что отправляется на поверхность, Аид будто наяву услышал хохот Мойр. Он лишь на самую малось уменьшил число душ, потерянных во Флегетоне; если Загрей доберется до поверхности сейчас, Аид потеряет и его. Он принял все меры для того, чтобы остановить своего упрямого сына, но тщетно. Пришел день, когда Аид упал на колени, заливая кровью снег. Единственным его утешением было то, что за десять тысяч ударов сердца мальчик успеет разыскать Персефону и передать ей, что у Цербера все хорошо. Позже, когда мальчик вынырнул из Стикса, Аид не выдал своего облегчения даже самому себе. Он все еще не мог одобрить постоянное нарушение налаженного распорядка в своем царстве, тем более что в этом не было никакого смысла: отсюда не сбежать. Но вскоре после победы мальчика над Аидом случилось кое-что примечательное: в Элизиум был допущен Сократ. А за ним Фалес Милетский, и Аспасия, и Зенон, и Арета Киренская. Элизиум увеличился на целую область, когда философы всех школ хлынули сквозь его врата. Затем, после его пятого успешного побега пришла очередь поэтов и музыкантов. Гомера, и Периклита, и Сапфо, а затем Геродора из Мегары, не расстающегося со своим рожком. Они вошли в Элизиум и благословенная земля вновь стала просторнее. Аид больше не мог закрывать на это глаза. Это было дело рук мальчика: он снова и снова приносил себя в жертву, изменяя основы Подземного мира к лучшему. Изменения коснулись даже облика Дома, ведь драгоценные камни, которыми мальчик расплачивался с Подрядчиком, были не более чем символом той крови, что он пролил для восстановления чести Дома Аида. А потом, с его десятым побегом пришла самая желанная перемена из всех, и Аид перестал бояться, наслаждаясь обретенным счастьем. Он разделил с Персефоной тайну повторяющихся смертей и возрождений мальчика... нет, Загрея. - Я не могу рассказать ему об этом, чтобы не запятнать его жертву. Пока последняя душа в Асфоделе не будет избавлена, он не сможет выжить на поверхности, но если он узнает, что с каждой смертью отвоевывает свою свободу, Мойры могут изменить условия. - Тогда сделай его своим экспертом по безопасности, - с улыбкой сказала Персефона. - Он будет рад делать для Дома то, что ему по силам. И незачем упоминать двойную цель. Его мудрая жена оказалась права. Вскоре мальчик - Загрей - стал настолько силен, что побеги из Подземного мира больше не представляли для него сложности, и тогда мощный поток теней, покидающих Асфодель, сократился до крохотной струйки. Принцу недостаточно было умереть на земле и возродиться; он должен был прорываться с боем. Чтобы не дать мальчику расслабиться, Аид разработал Пакт о Наказаниях и задействовал собственные резервы, к которым не прибегал со времен войны с титанами. После того, как Загрей впервые победил его с Чрезвычайными Мерами, на столе Аида оказалась груда свитков с именами тех, чьи жизни оборвались слишком рано. Элизиум открыл свои сады для теней детей, которые не успели реализовать свой потенциал при жизни. Аид сморгнул слезы: похоже, Дуза опять чистила балки над его столом. Затем он взял перо и подписал, одобряя перемещение каждого ребенка как можно быстрее. - Снова за работу, отец? Я недеялся выпить с тобой нектара. Серьезно, жизнь состоит не только из бумажной работы, - Загрей выглядел невыносимо самоуверенным, и Аид почувствовал укол гордости за сильного сына. - У некоторых из нас есть обязанности перед этим Домом. А сейчас сгинь и дай мне мирно поработать. Впервые Аид поверил в то, что однажды мир придет.