Всадники Апокалипсиса

      Редкие лучи от восходящего солнца освещали лицо девушки, что какое-то время назад успела проснуться и, сидя в кровати, наблюдала за утренним явлением природы, следила за постепенно восходящим шаром, думала о своём.       Небольшая комната продолжала скрывать мрак в своих покоях, до которых ещё не успел добраться свет. Вечерние мысли Шадоу постепенно возвращались. Прежде никто из её братьев не испытывал подобного. Она боялась навести на них беду, боялась подставить их под удар, который могли нанести чужаки. Но, думая над возможным произведённым ударом, девушка решила, что лучшим и наиболее эффективным ходом, который мог бы совершить Чонгук, была бы её смерть. Так, братья были бы дезориентированы, у них бы не осталось сил на борьбу, тогда бы они точно сдались и, подняв руки, позволили завладеть ими. Но раз парень не совершил такого хода, то значит ли это, что ему можно доверять? Можно ли ему верить? — У меня паранойя. Точно.       Встав с кровати и подойдя к шкафу, девушка начала перебирать одежду, в которой бы могла искупаться в бассейне позади дома. Достав большую белую футболку, Шадоу, переодевшись, не спеша спускалась по лестнице. Мысли о доверии и вере к парню проскакивали у неё в голове всё чаще и чаще, пока она проходила по дому.       Паранойя. В большей или меньшей степени она была у неё и братьев. Состояние постоянной тревоги, недоверия, скептицизм. Прислушиваясь к каждому постороннему звуку, к любому неоднозначному движению, к каждой вычурной фразе, они пытались заранее распознать опасность. Пытались предвидеть исход любой из их ночей. Любое их действие, фраза, сказанная в окружение посторонних, прибавляла им параноидальных мыслей. Они видят угрозу для себя в каждом человеке, даже услышав ночью вой Асмодея, с настороженностью прислушиваются к посторонним звукам и, тихо выходя из комнат, еле двигаясь, передвигаются по дому с оружием в руках. Для них паранойя — это даже не смысл жизни, для них паранойя и есть жизнь. Сколько раз они мечтали сбежать, спрятаться, уйти от мира, но такие как они никогда не смогут жить спокойно. Они в каждой ветке, которая дождливой ночью бьёт по окну, будут видеть вооруженных солдат, что пришли за ними. Раньше никто из них не задумывался о том, чтобы обрести что-то большее, чем их вечерние разговоры об усилении охраны на зонах рядом с их базами. Никто и не смел подумать о начале отношений с кем-то. Эти дети утонули в свой паранойе, им было спокойнее напрягаться от шелеста листьев, скрипа ворот, чем попробовать новую, лучшую жизнь. Тем более они считали, что лучше быть живым параноиком, чем мертвецом, который ждал от жизни невероятных подарков.       Дойдя до небольшого бассейна, расположенного во дворике за домом, девушка, держась за перила, спускается по ступенькам в прохладную воду. Мурашки быстро расходятся по всему телу, заставляя Шадоу слегка вздрогнуть. Зайдя в бассейн, она, отталкиваясь от дна, не спеша доплывает до противоположного борта. Прохладная вода приятно соприкасается с ранами и синяками, что не успели до конца зажить. Холод постепенно успокаивает разум и глушит круговорот мыслей, которые разъедали своим многообразием. Девушка перевернулась на спину, устремив взгляд в хмурое небо, которое, как безмолвный зритель, наблюдало за тем, как мирно лежа на воде, девушка расплавляет руки по обе стороны от тела и, пробегаясь глазками по густеющей черноте, прикрывает глаза. Первые капли начинающейся грозы падали на бледное личико и, стекая по щекам, погружались в водную гладь бассейна. Исхудавшее после больницы тело постепенно стало покачиваться от усилившегося ветра, чьи порывы проносились над бассейном, слегка касаясь лица девушки. Открыв глаза и смотря на верхушки деревьев, которые качались как легкий тюль, она заметила, как желтоватый листок оторвался от державшей его ветки и, закручиваясь в круговороте вихря, возносился высоко в небо. Теперь он принадлежал только себе. У него больше не было опоры и защиты в виде ветки. Теперь он должен сам выживать в этом большом и непонятном мире. Когда ветер утихнет, он обязательно упадёт на землю. Люди будут ходить по нему, дождливое небо будет градом сбрасывать свои капли на него, а суровая зима припорошит его снегом. Однажды, когда приятное утреннее солнце будет обогревать его прожилки, какой-нибудь человек наступит на него и тот прилипнет к подошве. На пороге дома человек опустит глаза вниз и, увидев прилипший к своей подошве листок, оторвёт его и выкинет. Пройдут годы, и одна его часть будет порвана, другая будет постепенно гнить, но даже тогда он будет сражаться за жизнь. Будет сражаться до тех пор, пока не решит сам для себя, что это финал. Этот листок чем-то походил на детей. Оторвавшись от родительской ветки, они были вынуждены сами выживать и преодолевать любые до ужаса страшные события, которые возникали и возникают перед ними. Они, как и листок, оказались в суровой реальности, которая не планирует преподносить им подарки и почести. Дети, просыпаясь каждое утро, показывали жизни, что они будут бороться, будут выживать, несмотря на сильный ливень, суровую зиму или людей, которые посмеют их выкинуть.       Переведя взгляд на чёрное небо, которое разрезала молния, освещая тучи и вырисовывая в момент вспышки затейливые узоры, девушка продолжала лежать на водной глади. Закрыв глаза и считая, сколько секунд пройдёт до грома, на втором ударе она услышала оглушительный звук. Быстро распахнув глаза и спешно доплыв до перил, девушка торопливо вылезает из воды. Тонкие струйки стекали с краёв белоснежной футболки, которая, прилипнув к телу, выделяла все изгибы тела. Обойдя бассейн, Шадоу быстрым шагом направляется в дом. Семеня по тропинке, она с опаской перевела взгляд на хмурое небо, где молнии разверзались с поразительной скоростью, а бухающий звук грома с каждым мгновением становился громче и громче. При очередном оглушительном ударе девушка врезается во что-то и, не удержавшись, падает, но сильные руки, обхватив талию, не дают ей потерять равновесие. Переведя испуганный взгляд на парня, глаза которого находятся в нескольких сантиметрах от ее лица, поспешно хватает его руку и тянет в сторону дома. — Что случилось? — следуя за девушкой и крепче сжав её ладонь, обеспокоенно спрашивает парень. Не получив ответа, он продолжает следовать за девушкой. Забежав в дом, видит перед собой полностью мокрую, ошарашенную, испуганную Шадоу, которая смотрит в окна кухни. — Что там произошло? — не спеша подходя к девушке, Чонгук слегка нахмурился. Он не знал, от чего или от кого так быстро бежала девушка. Он не мог понять, что настолько сильно могло её испугать, что в её лисьих глазках он впервые увидел ужас. — Гроза, — еле слышно произнесла та. От холода и мокрой футболки девушку бросило в дрожь. Её тело трясло то ли от неприятной прохладной сырости, то ли от страха. Проведя взглядом по силуэту девушке, он заметил, как с футболки мелкими каплями падала вода, а всё её тело дрожало. Подойдя к Шадоу и накинув на неё куртку, недовольным голосом произнёс: — Заболеть решила? — внимательно смотря на лицо девушки, которая всё с таким же страхом наблюдала за грозой, его выражение лица смягчилось. Обняв её за талию, он тихо произнёс: — Пойдём, — и поддерживая её, поднимался по лестнице на второй этаж, в комнату девушки. Зайдя внутрь, он, убрав руки с талии, произнёс: — Я спущусь вниз, подожду там, — смотря на растерянное лицо девушки, Чонгук закрывает дверь и, запустив руку в волосы, зачесывает их обратно.       Спустившись на первый этаж и подойдя к окну, в которое смотрела Шадоу, парень думал над тем, что могло произойти. Молнии периодически сверкали, освещая чёрные тучи, раскаты грома оглушительным звуком обрушивались на землю, заставляя сердце на мгновение замереть. Вода в бассейне, на который выходил вид из окна, превращалась из мелкой ряби в небольшие волны, которые бились о бортики и, выливаясь за их пределы, расползались по кафелю. Услышав тихие шаги, Чон повернулся. Девушка шла с опущенной головой, тело её как будто сжалось. Подойдя к столу, она остановилась. Несколько секунд помолчав, подняла голову и, смотря на обходящего стол парня, произнесла: — Спасибо, — взгляд её уже не был таким ошарашенным, её больше не трясло, но некая опаска в её силуэте осталась. Протянув руку и заправив локон за ухо девушки, Чонгук подошёл ещё ближе: — Что тебя так напугало? — склонив голову влево и всматриваясь в зелёные глаза, спокойно произнёс Чон. Некоторое время помолчав, как бы обдумывая, стоит ли говорить или нет, девушка чуть севшим голосом ответила: — Гроза, — повернув голову от парня к окну, за которым бушевала непогода, девушка продолжила: — Когда я была маленькой, мама научила меня приёму, с помощью которого можно узнать, в скольких километрах от тебя находится гроза, — переведя взгляд на руки, которые парень взял в свои и поглаживал большими пальцами, девушка добавила: — И если она будет меньше чем в трёх километрах, то нужно бежать домой, — поднимая глаза на внимательно слушавшего парня, девушка тяжело вздохнула: — В этот раз она была в двух километрах.       Поджав губы, Шадоу не заметила, как оказалась в сильных объятиях Чонгука, который с особой нежностью обнимал её за талию, прижимая всё ближе, делился теплотой своего тела с ней. Она была благодарна парню за то, что он появился так вовремя. Девушка не сказала Чону, что впервые за столько времени она действительно испугалась. Испугалась до такой степени, что её нутро кричало о приближающейся опасности, которая могла произойти с ней в любую секунду. Отстранившись и смотря в карие глаза, она услышала шёпот: — Я всегда рядом, просто доверься, — не дожидаясь ответа, её губы опалились горячем дыханием парня. Поцелуй был наполнен невероятной нежностью и заботой, которую проявлял парень по отношению к ней. Отстранившись, девушка смотрела в горящие только для неё глаза. Едва дотрагиваясь своими губами до губ Чонгука, тихо-тихо произнесла: — Я доверюсь.

***

      Крупные дождевые капли стучали по закрытому окну, создавая мокрые дорожки, по которым маленьким водопадом стекала вода.       Сдержанное лицо парня освещали многочисленные молнии, которые разыгрывали войну высоко в чёрном небе. Закатанные по локоть рукава белоснежной рубашки сейчас были красиво застёгнуты золотыми запонками. Верхняя пуговица была расстёгнута, показывая очертания красочной татуировки морского дьявола, а края воротника без единой складки были красиво опущены. Мужчина задумчиво наблюдал за бушующей погодой. Сейчас его разум не был заполнен многочисленными думами, которые беспокоили его даже по ночам. Впервые за долгое время он видел всю свою половину шахматной доски и мог не волноваться ни за одну фигуру. Атропин знал, где находится его сестра, даже знал, с кем она. Знал, где находится Бранвен, знал о визите Хёнджина к нему. Возможно, это было неправильно, возможно, он не имел права рассредоточить охрану между ними, но он не мог иначе. Не мог позволить себе оставить их, даже если кто-то из них хотел побыть вдали от дома. Атропин должен был быть уверен, что ему не придётся рыть ещё одну могилу рядом с родителями. Давным-давно он взял опеку над каждым из них, и поступить настолько безрассудно он не мог. Когда-нибудь Атропину придётся отпустить каждого из них, но это будет только в тот момент, когда он будет уверен, что никому не будет грозить опасность, а пока он, как невидимое око, наблюдает за каждым.       Переведя взгляд на горизонт и наблюдая за мрачным городом, который был освещён лишь дорожными фонарями, потянулся в левый карман брюк, из которого достал телефон. Поднеся тот к лицу, слегка прищурил карие глаза от яркого экранного света. Выбрав нужный контакт, Атропин быстрым движением пальцев набрал: «Обсудим сотрудничество, виски прилагается». Убрав телефон обратно в карман брюк, мужчина отошёл от окна. Прошёл мимо большого деревянного шкафа, верхние полки которого были уставлены разнообразными книгами, начиная от классической литературы и заканчивая книгой, посвящённой тактике ведения переговоров. На нижних выдвижных ящиках обычно лежали папки, в которых находились материалы по каждому участнику Левиафана. От обычной прислуги, убирающей склеп, до боевых групп и солдат.       Атропин был прагматичным. Он выработал для себя собственную систему оценок. Если у любого из членов Левиафана было больше пяти минусов, он убирал их. Хотя, честно признаться, оценочный лист Азраила ушёл далеко за пять минусов, но мужчина отчаянно пытался его вразумить. Тем, кто смог оправдать свою преданность и верность группе, Атропин мог закрыть глаза на минус, превышающий число пять, но это была одноразовая акция. Если такие люди злоупотребляли снисходительностью их лидера, то мужчина устраивал показательную казнь, которая весьма доходчиво разъясняла о последствиях тем, кто решил прокатиться на жалости. Преданнее всех была боевая группа, лично отобранная Азраилом. Палач лично отсматривал людей, которые глотки порвут голыми руками, чтобы выполнить приказ. Хотя и в рядах лучшей группы были те, кто не мог закрыть глаза на всё то, что творится в Склепе, и они просили о переводе. Конечно же, Азраил широко улыбался, хлопал их по плечу и убедительно говорил: «Да», но стоило им повернуться спиной к палачу, как их мозги разбрызгивались по серым стенам зала, и так были запачканным высохшей кровью. Причина в том, что коль ты выказал желание попасть в ряды военной группы палача, то обязан вытерпеть всё, что здесь происходит. Слабакам в Левиафане не место. Если не можешь смотреть кровожадные пытки Азраила, то не сможешь каждую ночь в оглушительный вой сирены выбегать из казармы и защищать территорию, на которую позарились крысы, желающие отгрызть кусок побольше. Не сможешь смотреть, как рядом бегущему солдату простреливают ногу, живот и грудину. Не сможешь смотреть, как он, харкая кровью, будет смотреть на тебя и молить о помощи. Поэтому Азраил избавлялся от них в зале, чтобы на войне они не были обузой. — И где обещанный виски? — раздался низкий голос парня с нижнего этажа. Выйдя из своего кабинета, Атропин запирает дверь и благородно-сдержанной походкой спускается по лестнице. Сам кабинет мужчины располагался на третьем этаже, и чтобы спуститься вниз, требовалось какое-то время. Лаковые туфли отчеканивали каждый шаг, создавая из этого звука чечётку, что разлеталась по особняку. Спустившись с последней ступеньки, Атропин склонил голову в знак приветствия и, пройдя к кухонному шкафчику, находившемуся рядом с вытяжкой, вежливо добавил: — Ты пока можешь присесть на любое из кресел, — открыв створку и достав оттуда дорогой виски, мужчина прихватил с собой два бокала и, развернувшись к парню, которой удобно устроился в кресле, расположенном ближе к горящему камину, не спеша подошёл. Поставив на стеклянный столик стаканы и с лёгкостью открыв пробку, налил небольшое количество алкоголя в бокалы. Взяв оба в руки, один протянул парню, который, поддавшись вперёд, взял бокал в руки. Сев напротив Чонгука и отпив небольшое количество, поставил на стол. Переведя взгляд на парня, который в руках крутил бокал, будто в нём было вино, сдержанно наблюдал за происходящим. — Не плохо, — сделав небольшой глоток, парень так же ставит бокал на стол. — Рад, что угодил твоему вкусу, — расстегнув запонки и закатывая белоснежные рукава, Атропин, услышав заданный вопрос, мотнул головой. — На одной из наших баз готовится мятеж, — лица мужчин красиво освещал огонь, играя тенью и вырисовывая на коже узоры. — Нам нужна подстраховка, — Атропин не стал рассказывать истинную правду, которая связана с тем, что им физически не хватает людей для подавления мятежа. Чонгук направил взгляд на красивый каменный камин, в котором огонь стремился вознестись, вырваться, но, окружённый камнем, не могу этого сделать. Парень, уезжая от Шадоу, уже знал, что разговор затронет сотрудничество. Левиафан — довольно сильная группировка, и дальнейшее сотрудничество пошло бы на пользу Акере. — Хорошо, — переведя взгляд на Атропина, который медленными глотками опустошал бокал, — только у меня условие, — взяв со стола бутылку и жестом показав, чтобы мужчина протянул бокал, Чон наполнил половину. Благодарно кивнув, Атропин задаёт вопрос: — Какое? — Она не будет принимать участие в этом, — пристально смотря в чёрные глаза напротив, в которых было невозможно распознать эмоции, что испытывает человек. — Не уверен, что она согласится, но твоё условие принято, — протянув бокал, Чонгук чокнулся и, сделав небольшой глоток, поставил бокал на стол. Он не хотел впутывать Шадоу. Он будет сконцентрирован не на задаче, которая стоит перед ним, а на беспокойстве за неё. А поскольку он не может её привязать к себе и следить за её безопасностью, ему легче оставить Шадоу здесь. Так он хотя бы будет уверен, что она не пострадает.