Наследник.

Ходят разные истории и сказы в народе о Городе слез, столице королевства Халлоунест — или же Святое гнездо, как его чаще называют приезжие из других земель. Место это воистину славное, великое и державное, каковой и должна быть столица. Многие не могут сдержать изумления при его виде, и ходят слухи, что некоторые даже теряют сознание, лишь подойдя к арке главных ворот, но это лишь слухи, ибо в действительности никто такого не наблюдал, однако от этого Город слез не перестает быть все таким же великим, как и сам Халлоунест. Было раннее утро, жуки лишь только начали выползать из башен на улицу, да и то их были единицы, в основном — солдаты, что сменяли ночной караул на дневной, ведь всем нужен отдых, даже самым стойким и натренированным воинам, все устают, безусловно. В самом сердце столицы располагалось самое высокое здание города, Шпиль, и в нем, на самом верху, обитал правитель города — Лурьен Наблюдатель, или, как его некоторые звали, Хранитель. О нем народу было известно совсем мало, всего лишь какие-то жалкие крупицы, никак не помогающие определить его как личность обычным гражданам, но приближенные — конечно, это звучало логично — знали о нем значительно больше. Он был спокоен, рассудителен, он много думал, прежде чем что-либо сделать или же сказать, многие видели в нем идеал, а некоторые — даже самого настоящего бога… Хоть он и казался образцом спокойствия и уравновешенности, но и его душу отягощали тяжесть и переживания. Дело было не в экономике города и не в том, что ему вовремя не принесли отчеты о работе над постройкой новых зданий, а вовсе в другом. У Хранителя был единственный «сынок», хоть и неродной, но все же любимый. Казалось бы, при такой жизни он должен был вырасти ответственным и готовым принять мужественно любые невзгоды, свалившиеся ему на плечи, идеальным преемником, подобном его «отцу». Но… все вышло не так, как ожидали Лурьен и все его окружение. Тилколиян, так назвали юношу, с самых ранних лет своего существования уже не отличался особым спокойствием, он был взбалмошным, нетерпеливым и громким, устаивал своему отцу и прислуге «сцены», постоянно ослушивался его и вел себя не как достойный престола юноша, а как капризное дитя. *** Лурьен сидел за подзорной трубой, разглядывая через линзу, что творится внизу, на улочках только проснувшейся столицы. Прислуга уже вовсю трудилась, ведь дел много, и надо успеть закончить все в срок, без каких-либо задержек. У Шпиля стояло два стража, облаченных в темно-синие начищенные доспехи, а неподалеку были два жука-чиновника, которые вели мирный, тихий разговор. «Как мне нравится раннее утро, спокойствие и благодать», — думал Хранитель, попивая из тонкого бокала душу, белую жидкость, приятно стекающую по глотке. Идиллию наблюдения за горожанами прервал стук в дверь, а после в комнату грезящего ввалился маленький жучок, одетый в бордовые одежды. — Ох, что случилось? У тебя такая одышка, — приметил Лурьен, глядя на своего слугу. Жучок, действительно очень тяжело дыша, упав на колени от бессилья, хотел что-то сказать, но за него это сделал кое-кто другой — страж, появившийся в дверном проеме. — Господин Лурьен, в… ваш сын, он… Его нету! Снова! — воскликнул воин, глядя на грезящего. Лурьен молчал, как молчали и двое его подчиненных, ожидая реакции своего правителя. Наблюдатель тяжело вздохнул и, запустив руки под маску, стал потирать виски. Через пару мгновений послышался его тихий и усталый голос. — Боже… Непослушный мальчишка… Пошлите на его поиски отряд из четырех стражей, пусть ищут, — выдохнул правитель и сложил руки на коленях, опустив голову вниз. Воин кивнул и, выведя за собой жучка, прикрыл дверь в кабинет. В помещении вновь повисла тишина, лишь падение капель на плитку слышалось снаружи здания. Лурьен погрузился в глубокие раздумья о своем отпрыске: с одной стороны, он бранил его за непослушание и нахальность, но с другой корил себя за то, что никак не мог больше повлиять на эту ситуацию, не мог выстроить с ним диалог и дать понять, что не хочет быть его врагом. Объяснить, почему его, Хранителя, требованиям нужно следовать. «Да уж, отец из меня… никудышный» *** А тем временем в Перепутье, главной торговой точке, народ уже вовсю шумел на дорогах и перекрестках, тут царила атмосфера веселья и непринужденности, в отличие от столицы, где проходили лишь изредка какие-нибудь важные церемонии, тут почти каждый день был праздник. На небольшом поле, расчищенном от камней и травы, столпилось под дюжину жуков, они не сводили восхищенных взглядов с высокого воина, что сейчас расправлялся в поединке с более маленьким по габаритам соперником, совсем щупленьким и тощим, в отличие от огромного нападающего с крепким хитиновым панцирем. Кинув соперника на землю, победитель поднял руки вверх, демонстрируя свой триумф присутствующим. Жучок на четвереньках отполз как можно дальше от воина и стал пытаться хоть что-нибудь сделать со своими ушибами. — Ха-ха, глупец, слабак! Решил тягаться со мной, какой же ты кретин! — сыпались в его адрес оскорбления от громилы, а народ смеялся еще больше. Не кричал, не улюлюкал и не пытался подначить воина к жестокости лишь один жук, что находился в этом сборище, точнее, вовсе не жук. — Ох, какой же ты молодец, действительно, воистину сильный и великий воин, отмутузил мелкого жучка на потеху толпе, и теперь герой, — послышался тонкий звонкий голос, принадлежавший этому самому «не жуку», который манерно растягивал гласные буквы и говорил с какой-то явной надменностью. Он пошел ближе к центру этой маленькой арены для поединков. Парень был достаточно высок по сравнению с остальными жуками, худ и тонок, маска с двумя удлиненными завернутыми назад рогами скрывала его пустотное, темное лицо, а фрак из плотной коричневой ткани прятал черное тело. Вот, собственно, и тот самый пропавший сынок, о котором переживал сейчас его «отец». Юноша поправил белоснежное жабо на шее — перчатка на одной из четырех длинных рук была такой же белой. Воин неспешно развернулся в сторону, откуда прозвучал этот противненький надменный голосочек. Жук переменился, на лице его застыла гримаса раздражения и злобы. — Что за тупорылый идиот осмелился МНЕ это проскулить?!