Брелок с изображением плюшевого волчонка

– Я сегодня так устала! – Лениво проговорила Т/И. После тренировки мышцы болели так, будто девушка не танцевала, а работала в угольной шахте. Энергии едва хватало, чтобы идти и говорить одновременно. Если не говорить, то можно было бы прибавить шагу. Если не шагать, можно будет и спеть что-нибудь, – Хёнджин, похоже решил сделать из меня свою копию. Он ничего такого при тебе не упоминал? Воздух сегодня на удивление был холодным, обжигающим разгорячённые лёгкие, жадно хватающие каждый грамм. Бан Чан отрицательно покачал головой, хотя и знал, в чём собака зарыта. Он специально опустил голову вниз, чтобы не светить еле-еле поднятыми уголками губ. Если до полноценной улыбки было ещё далеко, то сверкающие перламутром, как ракушки после прилива, глаза и пухлые, типично азиатские, мешочки под ними как-то замаскировать было невозможно. Последний их с Хёнджином серьёзный разговор, перешедший в небольшую перепалку, другом явно не был пропущен мимо ушей. Несмотря на весь ситуативный негатив, до него дошла главная мысль всего сказанного (впрочем, как и до самого Бан Чана долетели слова Хёнджина), от чего парень чувствовал себя победителем. Будто не указал другу на не самые приятные черты характера, а полностью его перевоспитал за секунду. – У меня не было цели затмить его, – объяснялась Т/И, находя силы для того, чтобы подкреплять слова жестами, больше похожими на что-то из фильмов про зомби категории Б, – но, похоже, теперь цель Хёнджина – сделать из меня вторую Айседору Дункан. Может быть, конечно, он считает, что я недостаточно хороша для того, чтобы солировать или быть его партнёршей… – Я намекну ему, чтобы был помягче. Бан Чан, наконец, поднял взгляд на Т/И. То, что было заложено в этом взгляде, то, что отражалось в душе и находило место в сердце, невозможно было описать не-метафорически. Именно об этом слагают поэты и снимают режиссеры. На этом языке разговаривает игривое море со спокойным небом, Солнце с Луной и между собой полевые цветы, пчёлы, бабочки. Язык нежной привязанности и безграничной безвозмездной заботы. В такие моменты до людей доходит осознание, что самые важные вещи не проговариваются словами, а выражаются действиями. Т/И отблагодарила Бан Чана простой улыбкой, но этого было вполне достаточно для того, чтобы заново убедиться в том, что обсудить они не решались. – Кстати, я перестаю чистить редиску и мыть полы! С сегодняшнего дня я зарабатываю только танцами! Со вчерашнего, если быть точной, потому что именно вчера мы договорились, но это не имеет никакого значения, – восторженно поделились Т/И, зашагав вприпрыжку. Невозможно было поверить в то, что с десяток минут назад этот человек еле перебирал ногами. Бан Чан впервые мог наблюдать не испуганную девушку, не запыханную до смерти от утомительных тренировок, не скучающую или несчастную. А живую. Т/И, в которой любовь к жизни сочится из каждой складочки на лице и одежде. Сама Луна позавидовала бы тому, что парень видит настоящее Солнце настолько близко, на расстоянии вытянутой руки. – Правда? – Восхитился Бан Чан сначала, но потом резко смутился, – Как? – Буду готовить к фестивалю Минхёка, это мальчик, которому я даю частные уроки. – К фестивалю? А как же ты, команда? – Я не подведу свою команду, можешь не переживать, – заверила девушка Бан Чана, – но сейчас для меня приоритет – успех Минхёка. Если он пройдёт… Глаза Т/И превратились в две горящие звезды, настолько сильно она была заряжена на успех и предвидела лучший из возможных исходов. Бан Чан остановился посередине дороги и совсем перестал слушать девушку. Он задумался. В парне сейчас бушевало две противоборствующие стихии: лёд и пламень. – То ты можешь не пройти, – слабо окрикнул Т/И Бан Чан, – и потеряешь свой шанс. – Но это же твоя цель, – обернулась девушка. Т/И остановилась посередине пути, копируя поведение собеседника. Молодых людей разделяло не более пяти метров, но ощущалось так, будто между ними заключён весь северный полюс. Атмосфера из приятной кисло-сладкой превратилась в смесь горечи с привкусом йода. Девушка хотела заглянуть парню в глаза, чтобы наконец выяснить кое-что очень важное. Парень снова опустил голову вниз как брошенный щеночек. На любом сказочном, мифическом или былинном перепутье было бы гораздо проще принять решение, в какую сторону направиться, потому что результат очевиден для каждой из ситуаций: пойдешь налево – битва со злейшим и сильнейшим врагом, в которой можно либо проиграть и погибнуть, либо вернуться на родину победителем; пойдёшь направо – трусливо убежишь от проблем, но хотя бы останешься цел и женат; путь прямо сулит несметные богатства, но нужно будет пожертвовать невестой и родиной; повернуть назад – закончить приключение, которое так и не началось. Выбор зависит исключительно от мужества, жертвенности и жадности героя. В этой же истории ни один из исходов для Бан Чана не был настолько очевиден. С одной стороны, он невозможно хотел, чтобы Т/И добилась успеха, наконец-таки стала счастливой, начала показывать солнечную сторону своей души чаще. С другой – не переставал прокручивать в голове слова Хёнджина, услышанные ещё утром. Думать о себе сложно, когда буквально каждый рядом с тобой нуждается в помощи и поддержке, мудром наставлении. – Я про фестиваль, – продолжила Т/И. Слова девушки привлекли Бан Чана, и он осмелился поднять не неё глаза, – это ты хочешь дебютировать, а не я. Почему ты делаешь всё, чтобы эта возможность досталась мне или кому-то другому? Между молодыми людьми теперь уже образовалась пропасть размером с тот овраг, который каждый видел в детстве. Сверху он не кажется таким уж и опасным, но, спустившись вниз, ты с ужасом осознаёшь, как сильно ошибался. – Не верю в то, что ты способен упустить то, за чем гоняешься уже много времени. Тем более, ты сам мне говорил, что ни за что бы не отдал победу другому, чего бы тебе это ни стоило. Где твой запал? Смелость? Целеустремлённость? – Т/И вскинула руки в воздух, – бескорыстно помогать другим может не каждый. Но, если ты занят возведением на Олимп другого человека, кто тогда поможет забраться тебе? Всё время монолога Бан Чан стоял как вкопанный. Кажется, даже не моргал. Чаши внутренних весов уже настолько сильно переполнились жидкостями красного и синего цветов, что они начали вытекать и перемешиваться, заполняя пустоту грязно-фиолетовой жижей, больше похожей на испорченное желе. Т/И подошла к парню и взяла его крупные и мертвецки холодные ладони в свои. – Мне всё понравилось сегодня, ты прекрасный учитель и замечательный партнер по танцам, – девушка не верила своим ушам. Она не думала, что когда-нибудь ей хватит смелости, чтобы произнести что-то подобное в адрес Бан Чана, – но я хочу, чтобы наши дополнительные занятия закончились. Её голос ни разу не дрогнул, наоборот, звучал очень уверенно и мягко. – Что? – Только последние слова смогли вернуть парня с небес на землю. Бан Чан не понимал, как в одном предложении могли сочетаться такие тёплые слова, укореняющие его веру в себя, и настолько откровенное, как ему на тот момент показалось, призрение. Неужели его снова вот так некрасиво бросили? – Мой график будет слишком забит для этого, да, и, думаю, что обычных тренировок мне вполне хватит. Сейчас я хочу сконцентрироваться на подготовке Минхёка. А ты в освободившееся время сможешь отточить свои навыки до совершенства, – Т/И сложно давалось каждое последующее слово, будто что-то тяжёлое опускалось на корень языка, – и обязательно дебютируешь… Пауза, растянувшаяся на долгие десятки секунд, как серная кислота, проедала сквозные дырки в сердцах обоих. Бан Чан чувствовал себя преданным. Т/И переносила муки угрызений совести за то, что предала Бан Чана, стала очередным человеком, пошатнувшим его веру в людей. – Это не значит, что мы перестаём быть друзьями… – Прошептала девушка. Парень глубоко вздохнул, что пустило сотни неловких мурашек по телу Т/И. Может быть, ей и не стоило открывать рот совсем, но что-то менять уже было поздно, поэтому она решила продолжить. – Я считаю, что так будет лучше. Больше ни одного слова вымолвить не получилось, в горле образовался гигантский ком, и она прибегла к стандартному методу решения проблем: «беги». Т/И выпустила руки Бан Чана из своих, последний раз бросила виноватый взгляд на парня, но лицо было полностью скрыто под капюшоном, и стремительным шагом удалилась. Не важно было, куда конкретно направляться, главное – подальше. Бан Чан смотрел вслед на развивающиеся на холодном ветру блестящие волосы и походку, которую он мог с лёгкостью вычленить из толпы, до того момента, когда фигура девушки не стала размером с игрушку из киндер-сюрприза. Тогда уже было совсем не понятно, наблюдает ли парень за нужным ему человеком или Т/И сумела слиться с вечерним городским пейзажем ещё несколько переулков назад. – Не бросай меня так, пожалуйста… В любом случае, ты всегда знаешь, где меня найти, если понадобится помощь…

*

Тот вечер, похоже, ни одному жителю Сеула не сулил ничего приятного. Хёнджин, Феликс и Чонин снова собрались вместе, на этот раз на нейтральной территории – в ближайшем круглосуточном магазинчике. – Ты украл телефон Чана? – Чуть не подавился острым рамёном Чонин, наблюдая, как Хёнджин достает смартфон их друга из кармана своего бомбера. – Я ничего не крал… Парни напротив, нахмурившись, переглянулись. Феликс перестал пить банановое молоко, а Чонин почти полностью потерял интерес лапше быстрого приготовления. Было очевидно, что они слабо верят в наспех сочинённую ложь друга, выдающуюся за чистейшую правду. – Он бы опять оставил его в танцевальном центре... Грех было не воспользоваться такой возможностью, – с щенячьими глазками оправдывался Хёнджин то ли за совершённый поступок, противоречащий вообще всем нормам приличного поведения, то ли за то, что посчитал своих друзей полнейшими кретинами, – и вообще есть вопрос поважнее, или вы думаете, что я собрал вас здесь для того, чтобы насладиться благами корейской пищевой промышленности? Лицо Феликса приобрело оттенок, схожий с цветом напитка, который он держал в руке. Негодование вытекло бы даже из глаз, если бы было жидкостью, чем-то осязаемым. Практически никому не выпадала возможность видеть его таким. И они могут с полной уверенностью считать себя счастливчиками, людьми, поцелованными Богом. Феликс в гневе – торнадо, сметающее всё на своём пути, не сдерживаемое абсолютно ничем. Как прорванная дамба, гигантский поток воды, направляющийся прямо на тебя, а спрятаться абсолютно негде. – Что может быть сейчас важнее, чем Чан? – О чём я и говорю! – Хёнджин выставил вперед руки ладонями вверх. Этот жест вполне можно было бы засчитать в качестве поднятия белого флага, вот только интонация, с которой были произнесены слова, была похожа, скорее, на упрёк. Чонин без должного энтузиазма втянул одну волнистую макаронинку, закатывая глаза, и уткнулся в сложенные на столе руки. Его толстовка была настолько объемной, что лицо парня полностью утонуло в бесконечных складках ткани, торчать осталась только светлая макушка. И его снисходительность и здравый смысл сейчас проходили тест на прочность. – Что мне дальше делать? Плохой Крис или Ботаник Чанни? Нужно ваше мнение, – гордо выпалил Хёнджин, будто это самое мудрое, что он когда-либо произносил в течение вообще всей своей жизни. Писк микроволновки, оповещающий о готовности блюда, отвлёк внимание всех троих на себя и чуть развеял негатив, который источали младшие всем своим естеством. Даже воздух ими выдыхаемый состоял всего на двадцать процентов из углекислого газа. Остальные восемьдесят приходились на газообразную желчь, перемешанную с испарениями ртути. Феликс поднялся со своего места, достал разогретую еду и вернулся на своё место, не отрывая гневного взгляда от друга-затейника. Всё это время не звучало ни одного слова, что для ребят было совсем непривычным. Обычно от разговоров их могла отвлечь только еда, и то потому, что с набитым ртом неудобно общаться. Хёнджин с трудом справлялся с тишиной потому, что, не получив ответа, не мог продолжить обдумывать новый алгоритм действий. Парень поднял одну бровь и настойчиво пилил взглядом Феликса, набивающего рот едой, в надежде, что последний когда-нибудь соизволит поднять на него глаза и поймёт намёк. – Оба звучат отвратительно, – тяжело выдохнул Чонин и промямлил прямо в рукава толстовки. – Секси Крис под запретом, потому что это выйдет из-под контроля, – начал размышлять Хёнджин так, будто никакого напряжения в воздухе и не витало, как, неожиданно для всех, макнэ резко повысил голос. – Может быть, хватит уже придумывать чепуху и отступим, если ничего не выходит? Разве не так поступают умные люди? Агрессия от него была даже ещё более невообразимым стилем поведения, чем от солнечного Феликса. – Не-е-ет уж! – Старший и не думал уступать. Ни в том, что касалось этой истории, начавшей источать аромат переполненного мусорного ведра, ни в образовавшейся, казалось, из ничего стычке, – раз мы начали, значит надо довести дело до конца. – Я согласен с Чонином, – внезапно, успокоившись, подал голос Феликс, обращая внимание всех присутствующих на себя, – у меня нет уверенности, что мы делаем всё правильно. – Значит иди прямо сейчас к Чану, – Хёнджин протянул другу яблоко раздора, ака смартфон Бан Чана, в одной руке, а второй указал на выход, – я посмотрю, как ты упадёшь перед ним на колени и будешь слёзно умолять не бить по носу, потому что тебе нравятся свои веснушки больше, чем кровавые подтёки и гематомы. Вы совсем не понимаете что ли, что мы, ступив на эту дорожку, не можем повернуть обратно, потому что стартовая точка – это пещера, вход в которую завалило камнями в ту же секунду, как мы начали игру! – Парень решил, что объяснять через метафоры будет намного проще, чем по-человечески, ведь всё время до этого из простых разговоров не выходило ничего толкового, – эту миссию не скипнуть. А из гайдов у вас только внутреннее чутьё и я. От тирады Хёнджина даже Чонин поднял голову. Он бы и хотел найти здравое зерно в словах друга, но как же сильно совесть сжимала его шею. Сухих дров в огонь добавлял и тот разговор с Бан Чаном. Чонин всё прекрасно понимал, сложить два плюс два для него не составило никакого труда. Их друг влюблён, а они всеми правдами и неправдами пытаются искусственно разбить ему сердце. Хороший план. А самое главное – надёжный, как швейцарские часы. Чонин всё для себя решил. Он спокойно поднялся со своего места и начал собирать вещи, разложенные на столе, и мусор, оставшийся после ненасыщающей трапезы: одноразовые палочки, обёртки и фантики. В картонной упаковке всё ещё болталась волнистая лапша, уже набухшая и совсем не аппетитная. Всё это полетело в мусорное ведро без зазрений совести. Хоть за какие-то действия его внутренние весы Фемиды не начинали перевешивать с греховной стороны. Сейчас каждый поступок мог стать судьбоносным. – Ты куда? – Вопрошал Хёнджин, прибывая в полном замешательстве, – мы ещё ничего даже не решили. – Зато я всё решил для себя. Чану я ничего говорить не буду, но и продолжать принимать участия я больше не хочу. Не правильно это всё. Макнэ, не дождавшись ответа вышел из круглосуточного магазинчика, о чём оповестил звук открывающихся входных дверей. Ему казалось, что этот поступок – самое правильное, что он мог сделать прямо сейчас. Сделать для Бан Чана, как бы события не развивались дальше. Хёнджин и Феликс остались сидеть вдвоём, пытаясь поговорить без слов, с помощью одних только бегающих глаз и мимики. Раньше это выходило у них без труда, но сейчас была совсем не подходящая обстановка и настроение. – Это ты его довёл, – прервал неудавшуюся игру Феликс, – давай сойдёмся на этом. Ты знаешь, он остынет и через какое-то время вернётся. Нужно дать ему время на обдумать. – Опять я во всём виноват! Хёнджин закатил глаза и откинулся на спинку дешёвого пластикового складного стула, но на Феликса подобные театральные представления уже давно не могли возыметь абсолютно никакого эффекта. Ни одна провокация хёна уже не могла надолго выбить землю из-под его ног. – Не делай вид, что проблема тут вовсе не в тебе, а в окружающих… После того, как Феликс закончил кушать, парни наконец вышли на улицу. За то время, что они шли до развилки, где их пути расходились в противоположные направления, Хёнджин не проронил ни одного слова. Его мозг в тот момент походил на большую мясорубку, перерабатывающую всю информацию, что поступает прямо сейчас, приправляя тем, что не случайным образом доставалось из височной доли. Фрагменты диалогов и собственных мыслей перемешивались в произвольном порядке, что было похоже на процесс деления и смешивания ДНК во время зачатия. Прямо сейчас в его голове очень хотело зародиться такое значение неизвестного, которое бы являлось решением всех заданных уравнений. Задача, кажущаяся невозможно сложной, но не невыполнимой. Только при условии, что в этой системе что-нибудь случайно не оказалось равным нулю. Чего Хёнджин не мог, или не хотел, знать наверняка. Парни остановились на людном перекрёстке, дальше каждый должен был двигаться по своему пути. Хёнджин всё так же не обращал на окружение никакого внимания, опустив голову вниз. Он бы так и продолжил идти за Феликсом хвостиком, если бы тот не отвлёк его от мозговой деятельности долгожданным ответом. – Джинни, лучше уж плохой Крис, чем ботаник. Он и так гик до мозга костей. Будет слишком похоже на правду. Если наша ложь сольётся с действительностью, то будет проще нажать кнопку «рестарт», чем продолжать выходить на очевидно плохую концовку. После этих слов, Феликс попрощался с другом через скромное прикосновение к его плечу, развернулся и начал переходить дорогу в сторону ближайшей станции метро. Когда Хёнджин поднял глаза, чтобы поблагодарить парня, то уже не смог вычленить его из толпы, хотя обычно вполне мог сделать это даже с закрытыми глазами. Но больше Хёнджина поразило не ассасинское поведение Феликса, а его слова. Он не оставил старшего расхлёбывать всё в одиночку, а, несмотря на принципы и возможное желание покинуть Бойцовский клуб, остался. Не бороться за идею, не довести до конца, а ради друга. Сложно найти поведение более типичное для Феликса, чем это. По лицу Хёнджина растеклась медовая улыбка. Иди продолжил он уже, как в младшей школе, вприпрыжку.

*

Несмотря на то, что подготовка к полноценному дебютному номеру только началась, Минхёк уже выдавал то, что от него было сложно ожидать, если брать в учёт его возраст. Мальчик умудрился подготовить сразу несколько аранжировок, которые отличались друг от друга не только используемыми инструментами, но и настроением, ритмическим рисунком и жанром. Помимо того, но показал Т/И небольшой блокнот, в котором красовалось четыре, по количеству песен, эскизов костюмов и по несколько абзацев, описывающих то, что должен передавать зрителю тот или иной танец. – Когда ты всё это успел написать? – Восхитилась девушка, листая пока серые страницы с неподдельным интересом. – Вчера вечером после тренировки! – Гордо выпалил мальчик. – Надеюсь, ты хорошо спал? – Т/И резко поменялась в лице, обнажая уже не дружескую натуру, а строго преподавателя, – если не будешь высыпаться, то результатов хороших не достигнешь. Мы работаем на победу, никаких вторых мест, помнишь? Минхёк кивнул в знак того, что слова приняты во внимание и надолго поселились в памяти, как мантра. Т/И продолжила рассматривать рисунки в блокноте и вчитываться в надписи. С её лица не пропадала улыбка, а брови были похожи на браузерного динозаврика, который бежит через кактусы, настолько ловко они прыгали вверх и вниз. Выражения лица девушки можно было фотографировать и использовать в научных целях, например, в тесте для выявления психопатов, такое разнообразие она выдавала. – Потрясающе… – Шёпотом сорвалось с губ девушки. – Нуна, тебе нравится? – Ты даже не представляешь, насколько! И что из этого ты хочешь сделать? Или ты хочешь, чтобы я выбрала? – Я хочу сделать всё, – Минхёк произнёс эти слова с настолько спокойным и самодовольным видом, будто зачитывал завещание покойного миллионера его единственному наследнику – молодой жене. Ведь он знает, что ему точно перепадёт немалый процентик. – ВСЁ? А вот Т/И данные слова сбили с толку. Подростковый максимализм, высокие амбиции или простое безрассудство и неправильное оценивание собственных возможностей – девушка не знала, чем точно руководствовался её протеже. Она бы точно никогда не решилась готовить одновременно четыре номера при условии ограниченного времени. Можно было бы делать ставки на то, что, даже Хёнджин не решился бы на такую авантюру с его-то уверенностью. Минхёк, заметив, какое впечатление его слова произвели на Т/И, срочно добавил. – Не всё номера целиком, а кусочки. Как попурри. Правда, я ещё не придумал, как сделать переходы между песнями красиво, но с костюмами идеи есть, смотри, – мальчик начал по одной переворачивать страницы блокнота, который девушка продолжала держать в руках, указывая пальцем на свои зарисовки, обращая особенное внимание на детали, – вот с этого всё начнётся. Основа у всех костюмов одна, а дальше проще будет снимать с базы детали по одной, чем прицеплять, чтобы потом остаться в брюках и рубашке. Вроде бы не сложно, но, честно говоря, я не знаю, как это сделать. Идея, в целом, показалась Т/И свежей и интересной, поэтому без лишних вопросов и протестов, ребята приступили к мозговому шторму. В этот день не было сделано ни одного танцевального движения, они одна мышца, кроме языка, не была растянута, а первое падение на деревянные полы от усталости было совершено только ближе к обеду. За время занятия Т/И и Минхёк совершили невозможное – была полностью продумана концепция выступления и набросан примерный дизайн декораций, деталями было принято решение заняться чуть позже, доработаны эскизы костюмов и даже появились первые движения. Если бы в организм можно было бы поставить пару несуществующих вечных двигателей вместо мозга и сердца, эта парочка точно закончила бы все приготовления за сутки. Только дома Т/И осознала, насколько тяжёлую работу ей предстоит выполнить, сколько свободного времени потребуется для того, чтобы закончить всё в срок. И это, ещё не говоря про бесконечные репетиции. Как бы сейчас пригодилась помощь кого-нибудь со стороны, чтобы выделить время хотя бы для пятичасового сна! Первые мысли Т/И сразу решила гнать из головы далеко и надолго. Она не может просить помощи у Бан Чана после того, как они распрощались вчера. Ни за что в жизни ей сейчас не было стыдно так же сильно, как за то, что произошло между ней и парнем. Она своими руками предпочла захлопнуть дверь, пнуть с ноги так, чтобы испытать петли на прочность. И сейчас жалеет. Может быть, если она поговорит с ним завтра в центре, то всё как-нибудь само наладится? А, может быть, он и вовсе не в обиде? Перебирать бесконечность возможных вариантов происходящего всегда гораздо проще, чем начать действовать, найти в себе мужество принять все последствия.

*

Т/И~ [21:30]: Бан Чан Т/И~ [21:30]: Прости, если отвлекаю Т/И~ [21:31]: Кажется, мне понадобится твоя помощь

Чан~а (танцы) [21:36]: Это звучит весело ахаха

Т/И~ [21:38]: Для начала я хочу попросить прощения за всё, что сделала неправильно. Прости, мне опять приходится извиняться перед тобой Т/И~ [21:39]: Кажется, я снова всё делаю не так Т/И~ [21:40]: Надеюсь, это никак не повлияет на наше общение Хёнджин зарылся поглубже в одеяло с головой, чтобы посапывающий рядом Бан Чан ничего не заметил, не проснулся от навязчивого стука пальцев и слепящего, даже на самых низких настройках яркости, экрана. Днём он жаловался на возобновившиеся проблемы со сном, и не доверять ощущениям хёна парень позволить себе не мог. Всё-таки от этого зависел успех их миссии. Да, Хёнджин сейчас грубо нарушал собственные правила (правило Бойцовского клуба номер три), но какое вообще это уже имело значение после того, как он лишился полтора участника. Остался только он собственной персоны и поддержка Феликса. Сначала парень обрадовался выпавшей возможности – ему не придётся самостоятельно заводить диалог, потому что он даже не знает, что по-настоящему происходит между его другом и Т/И. А полагаться в таком серьёзном деле исключительно на свои выдумки и интуицию – то же самое, что стрелять уток из лука с завязанными глазами и берушами в ушах, когда ты лук держишь в первый раз в жизни. Но после он вспомнил, какого толка должен произойти между ними диалог. И вот тогда парню впервые за несколько дней стало по-настоящему не по себе. А что, если его друзья, действительно, были правы. Прямо сейчас ему нужно будет писать самые отборные гадости человеку, который, в общем-то, даже и не виноват в том, что произошло. Она просто стала невольным свидетелем. Но Хёнджин решил, что идея по введению её персонажа в сюжет в качестве козла отпущения – лучшее решение. Никто не учит играть Бога, наверное, потому, что для людей это задача непосильная. Т/И~ [21:41]: Лучше я нормально извинюсь при личной встрече. Мы поговорим за обедом и всё разъясним, хорошо? Т/И~ [21:41]: Я плачу Хёнджин трясущимися руками набрал текст. Отправлять или нет? Он начал слишком лично относиться к тому, к чему следовало бы оставаться хладнокровным до самого конца. – Пожалуйста, Т/И, прости меня за всё, что происходило и будет происходить! После того, как всё закончится, я в течение следующего года буду угощать тебя обедами! – Зажмурился и прошептал парень, складывая брови домиком. И нажал на стрелочку.

Чан~а (танцы) [21:42]: Вау, это было так кринжово лол

Чан~а (танцы) [21:42]: Тебе, действительно, нравится, когда я веду себя как слабый и милый, да?

Чан~а (танцы) [21:43]: Когда я без разбору кидаюсь на помощь каждому встречному?

Чан~а (танцы) [21:44]: Когда я не могу сказать нет?

Т/И~ [21:44]: Прошу прощения? Т/И~ [21:45]: Кажется, ты всё не так понял Т/И~ [21:46]: Ты злишься? Т/И~ [21:46]: Давай я позвоню?

[21:46] Входящий вызов Т/И~

Хёнджин от неожиданности начал судорожно жать на кнопку блокировки экрана, чтобы комнату не залил звонкий колокольчик. Он снова убедился в том, что совершил большую ошибку, приплетая к истории несчастной любви Бан Чана ещё одного антагониста. Никто бы не стал звонить, чтобы выяснить отношения, сейчас просто так уже не принято, только если это не человек, который тебе по каким-то причинам дорог.

Чан~а (танцы) [21:49]: Телефонный звонок? Лол

Чан~а (танцы) [21:50]: Ты, правда, думаешь, что я отвечу и буду обсуждать с тобой хоть что-нибудь?

Чан~а (танцы) [21:50]: Смелость лол

Т/И~ [21:52]: Ты не выслушаешь меня?

Чан~а (танцы) [21:53]: Пустая трата времени

Внутри Хёнджина взорвалось что-то настолько мощное, схожее с Царь-бомбой, наполненное состраданием и стыдом. Как вообще можно бить человека беззащитного, заведомо слабого ножом, всаживая лезвие на полную длину в плоть, выпускать фонтаны крови и, одновременно с этим, рыдать и вымаливать прощения? По щекам парня катились чёрные слёзы, которые, символично, падали тяжёлыми градинами на экран смартфона и подушечки его пальцев. Он в полной мере ощущал себя убийцей прямо сейчас. Беспощадным, хладнокровным, не имеющим ничего святого внутри. Если бы завтра законодательно были возвращены в карательную практику показательные казни через отрубание головы, Хёнджин бы сам заявился в полицейский участок и пожелал бы стать добровольцем. И это было бы даже ни на йоту настолько же больно, сколько страданий он приносит прямо сейчас.

Чан~а (танцы) [21:54]: Удали мой номер

Чан~а (танцы) [21:54]: Или что-то в этом роде

Т/И~ [21:55]: Когда всё успело набрать такие обороты? Т/И~ [21:56]: Давай не будем рубить сгоряча

Чан~а (танцы) [21:57]: Ты не хочешь? Лол

Чан~а (танцы) [21:58]: Тогда я удалю твой

Чан~а (танцы) [21:58]: Нет, брошу в чёрный список. Но обещаю оставить до фестиваля. А потом удалить

Чан~а (танцы) [21:59]: А телефон поставлю на беззвучный режим

Чан~а (танцы) [21:59]: Так что не получится названивать с других номеров

Т/И~ [22:00]: Не бросай меня так, пожалуйста… Ты мне дорог Хёнджин не смог выдержать такого титанического давления более. Он удалил всю переписку, состоявшуюся выше, положил телефон рядом со своим хозяином на прикроватную тумбочку и перевернулся на противоположный от Бан Чана бок. В мыслях он пообещал, в первую очередь себе, что больше никогда и ни за что не будет действовать, не обдумав все возможные и даже невозможные исходы событий. Далее он пообещал Бан Чану, что расхлебает всю кашу, что заварил, до последней ложки. И, самое главное, он пообещал, что будет приглядывать за Т/И во что бы то ни стало. Он не позволит, чтобы с ней случилось ещё что-нибудь ужасное. Теперь он, в какой-то степени, ответственен за её благополучие. Ангел-хранитель поневоле, оберегающий невольного мученика.