Миллион чувств.

Ее губы были по всему телу, они были даже под кожей. Мокро, влажно, до одури сексуально, она водила губами по ключицам и шее, вылизывала узоры, прикусывала, сама глаза закатывая от наслаждения. Марьяна чувствовала, что всё это неправильно, глупо, что быть так не должно! Но руками чужое тело к себе ближе прижимала, поцелуи в шею принимала с благодарностью всевышнему, понимая, что без этого не протянет ни одной секунды. Чужие черные волосы щекотали щеки, собственные огненно рыжие разлетелись по подушке, грудь вздымалась бешено, казалось, что сейчас задохнётся. Вика знает, что Романова наслаждается, поэтому наслаждалась в ответ. Потому у них всё настолько сказочно и по - ебанутому: они играют подружек на камерах, в готических залах держатся чуть поодаль, а вот в номере у Райдос вытворяют такое, что в порнухе не всякий раз покажут. Они кричат имена друг друга, скулят, молят о пощаде и ускорить темп, они ведут себя как парочка сумасшедших подростков, которые только недавно узнали истинное предназначение их половых органов. Вика отчаянно пытается чужие плечи от рыжих волос освободить, которые волнами на них ложатся и в рот лезут постоянно. Марьяна с этого глухо смеётся, голову на подушке назад отводя, а живот плоский в агонии смеха трясется. Вику это настолько увлекает, что она на секунд пять теряется, черными от возбуждения глазами пялиться на красивое полуобнажённое тело. Романова похожа на блядский шедевр искусства, картина художника пьяного, Афродита конченная, заставляющая на коленях перед её иконой стоять часами. Руки непослушные и дрожащие водят по закрытой личиком груди, а в голове только одна мысль крутится заезженной сломанной пластинкой: красивая - красивая - красивая. —Не отвлекайся, — приподнимает бедра, на которых удобно разместилась Райдос, привлекая затуманенный разум обратно к своей персоне жаждущей. Теперь смеётся Вика. Смеётся глупо, искренне, до судорог в ногах сексуально - глухо. Марьяна в смехе этом тонет, отчаянно руками пытаясь за водную гладь ухватиться, но выходит откровенно отвратительно, она погружается на самое дно, откуда выбраться шансов у нее нет. Чужие руки холодные, но настолько нежные, что спина без её желания выгибается навстречу, а губы впечатываются куда-то в викину щёку, языком проходясь. Райдос полностью ей владеет, управляет, дёргает за ниточки и Романова, как самая лучшая марионетка, поддается. Но никто не предупредил, что ниточка одна к самому сердцу прикреплена и дёрнув ее чуть сильнее, Вика может её сердце вырвать с корнем и оно будет истекать кровью у неё на холодных ладонях. Марьяна боится, что в один момент сердце её покинет, находя свое пристанище в руках женщины, которая сейчас так отчаянно покрывает поцелуями всё её тело, живого места от укусов не потрудившись даже оставить. Романова не готова к тому, что в один момент сможет признаться самой себе: их секс перерос в нечто большее. Потому что это всё уничтожит под корень, сравняет с землёй, сгинет в черной дыре. Любовь их убьёт, сожрёт с костями и ногтями, опозорит перед самими собой. Вика Марьяну из пучины чернеющих мыслей возвращает сладким укусом за нижнюю губу, от чего Романова издает то-ли стон, то-ли невнятное возмущение. С улыбкой самодовольной эту самую губу посасывает, как бы извиняясь, а руками дрожащими пытается стянуть с женщины штаны, так сильно не вписывающиеся в их положение. Сама то давно от своей домашней одежды отказалась, которая одиноко валяется на полу у кровати и ждёт, когда же её соизволят поднять. Марьяна по оголённому животу чужому ладонью проходится, в самом низу ноготками царапая, от чего Вика задыхаться начинает. Глаза свои чернющие распахивает, а на лице у рыжей видит такую довольную улыбку, что аж врезать хочется для профилактики. Быстро находит способ отомстить и залезает пальцами под ткань лифчика, сосок прищипывая. Романова вскрикнув, тут же суровый взгляд на женщину обращает, но в ответ пакость сделать не успевает — Райдос штаны с неё стянула с концами, отправив в полёт в неизвестном направлении. Каждый раз, когда Романова оставалась в одном только нижнем белье, то все датчики у Вики в голове начинали истерически пищать и красными огнями ослеплять. Марьяна нестандартная настолько, что каждый раз её тело приводит мозг в диссонанс. Вика сама себе завидовала, что может наслаждаться этим видом столько, сколько пожелает, руками по животу и бёдрам проходясь, языком молочную кожу на вкус чувствуя, а губами оставляя собственное имя у той на груди, которое потом Романова будет голосом хриплым выкрикивать, руками дрожащими за простыни белоснежные хватаясь. Она пялится любуется на бледное тело, лежавшее на её кровати, быстро вздымающуюся грудь, прикрытую черной тканью; выпирающие ребра, которые она точно потом языком пересчитывать будет; на это лицо покрасневшее, глаза небесно - голубые, губы опухшие от поцелуев. Романова красива по блядски, её шикарные длинные ноги, изящные руки, идеального размера грудь, выпирающая тазовая косточка — вся она самая развратная мечта Райдос, каждый эротичных сон. Марьяна из раза в раз терпеливо ждала, когда же Вика её телом насладится эстетически. И никогда она не признается, даже себе, что это приносит ей дичайшее удовольствие — ощущать себя красивой и желанной для той, которая выглядит сном манящим, мечтой недосягаемой, бредом при температуре отчаянной. В эти долгие минуты Романова дышала медленно и очень - очень глубоко, не смела глаз от потолка оторвать, лишь бы с двумя черными безднами на чужом лице чернеющимии встретится. Глаза у Вики не только притягательны, но ещё и блядски голодные, опасные, затягивающие в самую гущу, погружающие на самое дно. У самой Марьяны же глаза чистые, искренние, сверкающие ярко, а на солнце совсем в кристаллы обращаясь. Райдос утоляет голод наблюдательности и приступает к пожиранию чужого привлекательного тела физически: начинает от губ пухлых с синяками едва заметными, которые своими же зубами и оставила. Впивается жадно, грязно, пошло до головокружения, руками сильно сжимая чужую талию. Романова голову приподнимает, хватает Вику за шею, другой ладонью грудь накрывает, что скрыта за белоснежным лифчиком — у них даже выбор нижнего белья кардинально различается. Райдос целуется жадно, словно в последний раз, наваливаясь всем телом, прижимаясь непозволительно близко, хотя в их отношениях понятия «непозволительно» не имеется давно. От губ женщина переходит на шею, но вопреки страсти, которая им голову отчаянно кружит и разум туманит, ни укусов, ни засосов старается не оставлять. Правило: «делай, что хочешь, но лишь бы не было видно» тоже появилось из ниоткуда и в самом начале их бешеных взаимоотношений. Этим двум и разговаривать иногда не приходится, мысли друг другу в головы транслируются ментально. С шеи переходит плавно и нежно на ключицы, чуть прикусывая, а Марьяна голову назад опрокидывает и мычит мучительно сладко, мёдом на чужих ушах этот звук разливая. Черный кружевной лифчик Райдос оставляет, потому что так ей больше нравится, да и грудь у рыжей через чур чувствительная — кончит от одного поцелуя. А Вика любит мучить, хочет подольше стоны чужие послушать, мольбу выуживать, с чужих губ имя собственное ловить в свои. Райдос всё делает медленно и тщательно, но не от желания всё сделать «правильно», а только для того, чтобы Романова с ума сходить начала. Девушка на локтях приподнимается, когда чужая голова с непослушными каштановыми волосами оказывается между ее ног, женщина сама на полу на коленях перед ней сидит, а горячее и пылкое дыхание ощущается внизу живота. Вика смотрит хищно, голодно, в глазах её черных бесы пляшут, костры высотой до небес устраивают, на каких ведьм в средневековье сжигали. Райдос пальцами холодными трусы кружевные снимает мучительно медленно, а когда аккуратно кладёт их на пол рядом с собой, то вздыхает глубоко - глубоко, до боли в лёгких. Сглатывает шумно, удивляясь, какая же звенящая до этого стояла тишина, которую прерывала лишь Марьяна своим шумным дыханием. Райдос целует внутреннюю сторону бедра, носом по мягкой коже проходится, вдыхает запах цветочно - табачный и улыбается глупо. Романова уже смотрит на неё жалобно, брови к переносице сводя болезненно, ногами нетерпеливо подёргивая. У Вики настроение сегодня блаженное, потому укусив разочек бедро, губами накрывает клитор, опаляя неестественно горячим дыханием. Романова на первый протяжный стон срывается, бёдрами к чужому лицу самостоятельно ближе прижимаясь. Но Райдос злую-и-всё-контролирующую суку строит мастерски, отодвигается настолько, насколько к ней приблизились, ногтями впивается в мягкую кожу бёдер с внешней стороны, точно царапины глубокие оставив. Марьяна болезненно рухнула на подушку, ожидая, когда женщина наиграется и доведёт её до оргазма, опасаясь, что ждать придётся слишком долго, а терпением она не наделена от рождения. Райдос упивалась её страданиями, как самым дорогим вином на планете, смотрела жадно, испытывающе, с искрящими глазами. Марьяна ёрзает в чужих руках, смотрит исключительно на белый потолок номера отеля и превозносит молитвы всем известным богам, чтобы несносная женщина между её ног утихомирила свои тайные желания власти и хоть что - нибудь стоящее уже сделала! То-ли молитвы были услышаны, то-ли Райдос научилась читать мысли, но самое развратное и необходимое в данный момент желание Марьяны исполнилось. С ехидной улыбочкой, Виктория в последний раз царапает ногтями чужие бёдра и языком горячим по всей промежности проходит, конечно же, размашисто и совершенно слабо, но Романова в спине выгибается и стонет болезненно. Мучительное желание и возбуждение медленно перерастало в болезненную фазу неудовлетворения, сексуальное напряжение, которое царило между ними целый съемочный день, лучше не сделало: Марьяна полдня бредила о горячих губах, огрубевших руках и жадном взгляде. Перерыв в их общении не дал желанного угасания чувств, расстояние только усилило их, сделало ярче в тысячу раз, как огромный летний костер в глухой ночной тьме. Пока Вика находилась в Питере с семьёй, Романова тосковала в гниющей Москве, затем в отчаянье пустилась в бега по лесам и практикам, перекрасила волосы, похудела знатно, но голова её, несмотря на все внешние изменения, всё ещё возжелала холодную на людях, но такую откровенную наедине Викторию. Невозможность личной встречи из-за миллионов причин и отговорок сказалась на их первой встречи в прохладный летний вечер, произошедшая сегодня днём, когда Марьяна в предвкушении надела одно из самых коротких и облегающих платьев, которое только смогла найти в своем гардеробе, завила волосы и в полной боевой готовности поехала на съемки Битвы сильнейших после «каникул»

***

Романова поехала на такси, потому что ни собственным автомобилем ни правами вовремя не обзавелась, да и смысла особого в этом не видела. Автобусы не для того придумали, чтобы она корпела над правилами дорожного движения, а потом ещё и нервы себе мотала на экзаменах. Поэтому, удобно разместившись на заднем сидении комфортной машины, — а самое главное, с молчаливым водителем, — она уткнулась в телефон, медленно вдыхая и выдыхая запах солнечных лучей и приближающейся лёгкой тревоги. Сегодня первый съёмочный день после долгого перерыва, который вообще не предусматривался. Для большинства стало шоком, что проект Битва сильнейших обретёт такую бешеную популярность, и пока была возможность, абсолютно все хватались за неё, начиная от директора канала ТНТ, заканчивая режиссёрами и ведущими. Сами экстрасенсы были не против получить новую волну общественной любви, но кто же знал, что люди склонны сходить с ума от всего, что резко становится популярным? Вообще все знали, просто подготовится правильно не успели. Романова с ужасом вспоминает, как целые армейские толпы выстраивались перед Особняком Стахеева, в надежде одним (или несколькими) глазком увидеть своих фаворитов. Марьяна никогда не забудет, как эти люди не давали проходу, толкались, кидали подарки в открытые окна уезжающих машин, наваливались всем телом во время объятий и кричали так, что барабанные перепонки грозились разорваться от таких высоких нот. Она помнит, как Олег с Димой шли на рожон, отгоняя бешеных фанатов, как эти люди преграждали путь к выезду из двора, как Вика и Константин ловко прыгали в машины с разбега и скрывались с места неожиданной фан встречи. Точно, Вика. Марьяна нервно сглотнула, когда вспомнила про Вику. Они не виделись несколько месяцев точно, но ощущались они как целое десятилетие. Романова уже почти забыла, как выглядит женщина, чем пахнет, как крепко обнимает при встрече, как трепетно целует в щеку на прощание. Марьяна глянула в окно, где мелькали здания и глубоко задумалась, как сильно по ней соскучилась. Дожили, она соскучилась по Виктории Райдос. Расскажи кому — пальцем у виска покрутят. Но соскучилась она действительно серьезно, до судорог под ребрами, до дрожащих в предвкушении рук. Их взаимоотношения были сложными с самого начала, Романова и Райдос пришли с одной единственной общей целью — победить. Но что-то не клеилось у первой, оценки с каждый разом становились хуже, ненависть фанатов крепчала, а нервная система давала сбои. На камеру и при коллегах она этого, естественно, не показывала: сожрут ведь, не подавятся даже. Но после съёмок в своей квартире первое время Марьяна ловила панические атаки, истерики и полное отвращение ко всему живому. Её сжирала изнутри чувство несправедливости, она говорит одну лишь правду и делает всё профессионально, но люди видят в ней лишь хрипящую, в припадках бешеных извивающуюся сумасшедшую женщину. А вот та же Райдос купалась в любви, признании, славе и благодарностях от зрителей и участниках. А Марьяна никак не могла понять, чем хуже и почему её так обделили. Она не отрицала, что Виктория — эффектная, с очень располагающей энергетикой и, бесспорно, обескураживающими способностями. Но Романова то ничем не хуже! Только вот Марьяна правду в глаза лепит без разбора, едких слов ни для кого не жалея. А Райдос аккуратная, плавная, одним словом — тактичная. На этом кардинальном различии женщины испытывали неописуемую неприязнь друг к другу, которая медленно начала перетекать в открытые плевки и оскорбления, а закончилась...сексом в номере Марьяны, которая переехала чуть ближе к Особняку на некоторое время, чтобы не тратить драгоценное время на дорогу. Это было весной, а когда конкретно — она сказать не в состоянии, дни переплетались с неделями и в веренице бесконечных испытаний, съёмок, ссор и конфликтов Романова за календарём следить просто на просто не успевала. Но Виктория явилась к ней на порог (без принуждения и даже не под угрозой смерти), поставила на стол бутылку вина и сказала, что нужно поговорить. Марьяна ошарашенно смотрела то на женщину, так нагло вломившуюся в её пространство, то на вино, что таинственно было скрыто за темным стеклом бутылки. Одна бутылка вина постепенно превратилась в две, потом в три, а дальше туманное сознание Романовой даже не заметило, как женщина ловко оказалась сидящей на манящих бёдрах Райдос, пальцами длинными в чужих каштановых волосах играясь, а губами почти безмолвно нашёптывая комплименты. Тогда весной это был самый незабываемый, яркий, ахуенный секс за всю жизнь Марьяны, а она никогда не жаловалась на скупой сексуальный опыт. Но с Викой было абсолютно по - другому, совершенно не так, как бывало у неё с мужчинами или с женщинами. Райдос была особенная, незабываемая, на обратной стороне черепной коробки свой портрет искусно выжигая стонами и вздохами, которые звучали, как молитва Богу. С Райдос она испытывала всевозможные эмоции и чувства разом, они обрушивались на неё лавиной, волной цунами, не позволяя сделать лишнего вздоха и заставляя тонуть - тонуть - тонуть. После того первого раза, они стали кусаться ещё яростнее на камерах и глазах других экстрасенсов, но только наедине искренне смеялись, иногда плакали, чаще — пошло и грязно выкрикивали имена друг друга, до судорог в ногах и треска позвоночника испытывая собственные возможности и границы дозволенного. И признаться честно, позволяли они себе просто неприлично многое. Первое время даже засосы намеренно на видных местах оставляли, лишь бы позлить посильнее. У них всё неоднозначно, сказачно и просто на просто глупо, но в глупости этой искренность неподдельная чувствуется за километры. Язвительные фразочки и зацепки медленно перестали выливаться на камеры, а затем и вовсе исчезли из их взаимоотношений, оставляя только неприличные шутки, пошлые комментарии и искрящиеся взгляды, посыл которых был непонятен никому другому. Эта игра со скелетами в шкафу обеих забавляла, тревожила и приводила в восторг. Им обеим нравилось скрываться, зажиматься в туалете, ловить губы друг друга, пока никто не видит, уезжать в разное время, но приезжать все равно в одно и то же место. Было в этом что-то интимное, секретное, связывающее их особенной, ранее неизведанной связью, которая канатами тугими под грудью сдавливала, а на запястьях синяки от грубой веревки оставляла. Возможно, им обеим нравилось больше скрывать свои особенные взаимоотношения, нежели находится в них. Марьяна приближалась к Особняку, а ком в животе с каждым метром разрастался до угрожающих жизни размеров и намеревался разорваться, все внутренние органы по машине чистой размазать. Её начало подташнивать, когда автомобиль завернул во двор и остановился у высоких мраморных ступеней, ведущих внутрь здания. Романова расплатилась с мужчиной, взяла свою сумку и вышла из машины, вдыхая прохладу летнего дня. Зимой сниматься было просто невыносимо, она постоянно путалась в полах своего длиннющего пуховика, а шапка безвозвратно портила любую прическу. Она стянула платье чуть вниз и поднялась по ступенькам, громко цокая квадратными каблуками. Зайдя в комнату, где экстрасенсы проводили большинство внеэкранного времени, Романова на удивление заметила, что кроме неё пришло всего несколько человек: Череватый, Надежда Эдуардовна, Лина и, конечно же, Виктория Райдос. Она всегда была пунктуальной до абсурда, Марьяна давно это подметила, но никогда внимания должного не обращала. Романова поставила сумочку на стол, выуживая оттуда телефон и электронную сигарету, глянула на себя в зеркало, рукой поправила волосы и вышла на улицу, где нашла всю скромную компанию, которая приехала раньше положенного. Череватый разговаривал со своей женой, которая всегда и везде, начиная с 22 битвы вместе с ним, и Линой; Надежда болтала с Башаровым, а Виктория стояла чуть в стороне, что-то вещая в свою камеру. «Блоггер, проклятый» — язвительная насмешка пронеслась у Романовой в голове, но видеть женщину она была очень рада. Она выглядела прекрасно, её непослушные каштановые волосы волнами ложились на плечи и обрамляли красивое лицо, карие глаза на солнце блестели мёдом с корицей, губы двигались привычно быстро и без запинки выдавали какую-то информацию, а брови без изменений были излишне подвижны и выдавали все эмоции, которые Вика могла бы испытать. Романова любовалась именно её подвижными чертами лица, если во взгляде ничего не менялось с приходом иной эмоции, то брови обязательно бы вскидывались, губы нервно поджимались или нос невольно морщился. Марьяна подошла к Череватому, Лине и Лене, здороваясь с каждым лёгким объятием (даже с Джебисашвили, хотя особой симпатии она к ней не испытывала) Влад протянул ей стаканчик с кофе и завел лёгкую беседу то-ли о погоде, то-ли о настроении — Марьяна должным образом не слушала. Она кивала, что-то автоматически отвечала, играла роль глубоко заинтересованной в разговоре, но глаза были прикованы к Райдос, которая бесконечно в камеру свою смотрела, потом останавливалась, проверяя что-то и продолжала. Обыденность, Вика снимала везде и всё, но Романова почувствовала острую необходимость быть замеченной, назло испортить кадры своим лицом и яркими волосами, быть не выводимым пятном краски на новой белоснежной футболке. Романова аккуратно и буквально незаметно подкралась к Надежде, которая была оставлена одна, ведь Виктория решила взять у Марата небольшое интервью. Романова отчаянно в кадр лезет, рожицы смешные корчит, провоцируя Вику на разговор. Марьяна знает, что это самый странный и необдуманный способ привлечения внимания, но другого просто не находит или не хочет находить. Наконец, Башаров уходит, а женщины неожиданно остаются в напрягающе - веселой обстановке, вокруг никто на них внимание не обращает и ведут себя, как обычно. А у Вики сердце стучать сильнее начинает, когда она видит этот откровенный, но такой подходящий Марьяне наряд, слегка прикрытый широким шарфом, волосы её огненно рыжие потрогать хочет и зарыться целой ладонью, руки её теплые на спине своей наконец ощутить. Райдос говорит пару милостей Марьяне, на которые она отвечает с присущей ей снисходительностью и камеру вниз опускает, съемку прекращая. Медовыми глазами пялится секунду — другую, а потом руки разводит, в объятия свои теплые приглашая. —Поздороваемся хоть нормально, — усмехается слишком спокойно, но когда Романова к ней льнет, то теряет разум за считанные секунды. От Марьяны пахнет шоколадом, апельсиновыми маслами и страстью. Райдос не выдерживает, носом в чужую шею утыкается, — ведь женщина на своих каблуках была прилично выше нее, — и вдыхает медленно - медленно, словно весь запах Романовой в себя вобрать намеревается. Романова на этот жест отзывается тихим хихиканьем, ненадолго от объятий отрывается и смотрит пристально, почти укоризненно: —А я ведь тоже скучала, — говорит трепетно, с ноткой грусти в голосе, но улыбается неподдельно, а потом в лоб целует уж слишком нежно, уши у Райдос даже покраснеть успели. Благо, рядом никого не было, а если бы кто-то заметил, то спустить всё можно было на простую бурю чувств, которая не могла успокоится после долгой разлуки. Но сердце у Вики упало в ноги, когда мягкие пухлые губы трепетно коснулись её лба и тут же растянулись в самую невинную улыбку, какую ей только доводилось видеть. Марьяна опять в объятиях ныряет, румянец на щеках скрывая глупо. Словно, ей вновь четырнадцать и она впервые поцеловалась в мальчиком из старших классов. А с Райдос всегда всё как будто впервые, поцелуи, объятия, секс, оргазм, теплый взгляд, трепещущее сердце. Марьяна испытывала всё это миллионы раз, но с Викой было по - особенному ново, необычно, невероятно. С ней можно испытать целую гамму различных чувств за несколько минут, просто миллионы эмоций и переживаний. Такова была Виктория Райдос — незабываемая, яркая, чувственная. Нежность их встречи по истечению дня начала превращаться в дикое желание. Они не скрывали друг от друга того, что их ночи были восхитительны и они действительно нуждались в них — не маленькие уже, чтобы отрицать очевидное. И выбор платья Марьяна сделала намеренно, желая подцепить чужой взгляд как можно быстрее, и волосы завила именно так, как могло бы понравится Вике и туфли выбрала специально на квадратном каблуке — Райдос шпильки от чего-то терпеть не могла. Вся Марьяна в этот день была только для Виктории, исключительно для неё и никого больше, хотя Гецати очень неоднозначно отреагировал на ее наряд — при объятии плавно провел рукой по изгибу спины. От карих глаз Райдос это не укрылось, она вздёрнула бровями так, словно кто-то ее очень больно ущипнул. Женщина никогда людей не проклинала, но всё ведь случается впервые. К концу съёмочного дня находится рядом с Райдос было просто невыносимо. Она источала жар, желание, сексуальное напряжение между ними возрастало со скоростью света, а все вокруг принимали его за личную неприязнь. Но когда голубые глаза Марьяны скользили по чужой фигуре, когда взгляд замирал на утонченных запястьях или пальцах, когда Вика невзначай на камеру сказала: «Иди ко мне. Иди ко мне, я тебя...», то Романова с ужасом осознавала, как летит в темную пропасть неудовлетворения, как сильно сжимает бедра, когда садится на стул; как облизывает губы, глазами цепляясь за шикарное платье женщины. Романова желала её настолько сильно, что голова кружилась, а в глазах звёздочки мелькать начинали. Ни сигареты, ни разговоры с Сашей, ни бутылка холодной воды, выпитая залпом, не могли успокоить горящее внутри возбуждение; небольшой костер превратился в лесной пожар. Райдос выглядела спокойной, с напускным пренебрежением перекидывалась с ней неоднозначными взглядами, но Марьяна знала прекрасно — Райдос желает её не меньше. Поэтому, когда съемка в готическом зале была окончена, она тихонечко подошла к Вике, положила свою ладонь той на плечо и для себя отметила, насколько же приятна была ткань её черного платья. —Я приеду к тебе в восемь, вино привезу, — она шепчет почти на самое ухо, слегка наклоняется, а взгляд чужих карих ожогом ощущает у себя на глубоком декольте. Улыбается дьявольски довольно, громко вздыхает и отходит на пару шагов для того, чтобы заглянуть в чужое лицо. Оно ни выражало ничего иного, как пошлого, грязного желания. Желания обладать Марьяной Романовой.

***

Марьяна громко и протяжно застонала, когда язык круговыми движениями начал ласкать ее клитор, а ехидный взгляд карих глаз смотрел прямо в её душу. Если ещё сегодня днём он был медовым и светлым, то сейчас за долю секунды потемнел настолько, что глаза практически сливались с цветом зрачка. От того Вика казалась практически угрожающе опасной, словно пьяной, но вино они так и не открыли: когда Марьяна пересекла порог её номера, то они жадно набросились друг на друга, словно впервые за неделю голодовки увидели еду. Их поцелуи были тягучие, сладкие, пьяные и жадные, обе намеревались другую в себя полностью погрузить, по венам, как наркотик, пустить, под кожу иголкой вогнать, в сердце в клетку золотую посадить. Марьяна вытягивается по струнке, шипя что-то невнятное, когда Вика в самой пошлой форме втягивает в рот её клитор — чмокая и хлюпая. Голова у Марьяны кружится, комната ходит ходуном, по всему телу бежит мелкая дрожь. Она слишком долго ждала, слишком долго просто наблюдала, слишком - слишком - слишком.. Романова вскрикивает, когда Райдос грубо проникает в нее двумя пальцами, резко толкаясь, клитор изо рта ни на секунду не выпуская. Женщина удивляется, как может так должно держаться против таких сильных манипуляций с собственным телом, но делает это стойко. Хотя явно ощущает, что если Вика не остановится прямо сейчас, то кончит она через секунд десять. Она панически впивается в простыни, хотя очень хочет ощутить под своими ладонями чужую голову. Но Райдос настолько не нравится, когда её волосы трогают без разрешения или в неподходящий момент, то не полениться встать, одеться и выйти из собственного номера, найдя ночлег где-то в другом месте. Характерная уж слишком. Романова видит перед глазами звёздочки, когда Виктория начинай ускоряться, двигаться грубее, чуть ли не кусаясь. Она вжимается головой в подушки, ощущает жгучий жар, который распространяется по всему телу, как ноют мышцы, с какой бешеной силой сжимает бёдрами чужую голову, как громко кричит чужое имя. Ощущает это всё, словно на грани безумия — во время практики, когда входит в рабочее состояние, то реальность искажается в той же мере, как и сейчас, когда оргазм накрывает с головой, воздух из груди выбивая, по́том холодным прошибая всё тело. Она бьётся в сладкой агонии, вытягивает длинные ноги, закатывает голубые глаза и теряется в количестве различных ощущений, которые разом обрушиваются на неё. В веренице бесконечных мыслей, чувств и эмоций, она каким-то образом замечает, что Райдос от нее отошла, а когда открывает глаза, медленно приходя в себя, то наблюдает, как женщина ловко открывает бутылку вина и делает несколько жадных глотков. Романова желает лечь спать и не открывать глаза до самого обеда, но вместо этого встаёт на дрожащие в экстазе ноги, на носочках подходит к Райдос и обнимает со спины, грудью под тканью лифчика прижимаясь тесно. —Вино поинтереснее меня будет? — ухмыляется ей в шею и целует трепетно нежно, а Вика ухмылку ей возвращает небрежно, будто Романова сейчас правду всем известную сказала. Райдос не поворачивается к ней, смотрит в окно, напротив которого стоит и медленно делает несколько глотков из бутылки. Марьяна реакции ожидала другой, потому отчаянно рукой горячей до ожогов принимается атаковать, пальчиками игриво по рёбрам проходясь. Райдос шумно через зубы воздух вбирает много - много, настолько, что лёгкие грозятся лопнуть от переизбытка кислорода, —Я думала, что смогу удовлетворить тебя, раз уж мы так давно не виделись, — Романова улыбается по - лисьему, поцелуй на плече оставляя, языком после по шее до основания челюсти проходится, замечая, что по рукам у Райдос бегут мурашки. —Конечно, сможешь, — Вика поворачивается, губами в чужие впечатываясь, жадно языком в рот проникая. Она сжимает тонкую талию в своих ладонях, оставляя синяки чёрные. Марьяна опять в поцелуй стонет и пытается понять, как не терять равновесие и до кровати на своих двух добраться, не рухнув по пути.

***

Утро (скорее день) встречает яркими лучами солнца, которые больно бьют прямо в глаза. Романова морщится и утыкается в подушку, но всё же сон медленно ее отпускает и она в удивлении для себя замечает, что Вика спит рядом. Женщина обычно всегда встаёт рано - рано, чуть ли не в семь утра, даже в воскресенье, и начинает заниматься бытовыми вещами. То-ли привыкла к этому, то-ли ей так было комфортнее, но она всегда начинала убираться, готовить есть или куда-то собираться. Марьяна её рвения к ранним подъёмам совершенно не разделяла, предпочитая часик - другой провести в постели, понежиться на простынях или просто полежать и отречься от всего обыденного, рутинного. Вика на это только пальцем у виска крутит и начинает пластинку о том, что именно так жизнь и проходит. Романова же даже не против провести свою жизнь в постели, её бы воля — совсем бы не вставала. Но сейчас, видеть мирно спящую Викторию стало буквально нонсенсом, причиной апокалипсиса в мире. Её каштановые волосы прикрывали лицо, которое даже во сне выглядело сосредоточенным и вечно - думающим. Губы были слегка приоткрыты, веки подрагивали и вся она выглядела, словно самая дорогая картина в Лувре. Солнце, которое попадало на её фигуру из окна, заставляло её кожу сиять, волосы переливались золотом, а простынь вокруг искрилась и горела. Романова была готова наблюдать за этим целую вечность. Она привыкла к Вике страстной, целующей грубо, царапающей спину в порыве чувств. Она знает Вику холодную, безразличную, смотрящую с насмешкой и унижающе. Но вот Вику трепетную, нежную, любящую — она, увы, никогда не видела. Может, и не заслужила она этого, но хотелось бы познакомится с Райдос, которая искренне любит свою семью, спешит к ним на выходных, готовит оладья с утра. Но в мгновение ока ещё в мае выходные они начали проводить вместе, оладья её Марьяна приравнивала к пище богов, а небрежные поцелуи в лоб начала принимать за проявление трепетного отношения. Но далеко не любви. У них с Викой все возможные чувства: нежность, ненависть, страсть, трепет, тревога, желание, возбуждение. Но не любовь ни разу. Не тот возраст, не те условия, не те люди рядом. Им просто не суждено ощущать друг к другу любовь. Миллион других чувств — пожалуйста, но только не любовь. Романова это принимает без розовых очков и наивных ожиданий, смиренно принимает, что она у Вики в жизни не одна и трём детям, которые остались на попечительство отцу, нужна мать. А Василию нужна любящая жена. Вика то действительно любящая, только одним чувством на протяжении долгих отношений не удовлетворишься. А Марьяна даёт ей всё то, чего ей не хватает в собственном муже и воспринимает это почти гордо. Она понимает, что ей исключительно пользуются, но сама она разве так не делает? Может, у нее нет маленьких детей и мужа, но Вике она никаких обещаний не даёт и взамен таких же не просит. Она не осуждает её за то, что та изменяет мужу, что иногда забывает написать детям, она принимает это всё с тяжёлым сердцем, словно является первостепенной причиной всего хаоса в чужой семье. Ей печально, что за собственный комфорт и желание ей приходится рвать женщину на несколько частей, но если бы та была против, то Романову даже близко бы не подпустила. Это слишком сложно, чтобы копаться долго, Марьяна не пытается что-то изменить, потому что перед собой стыда не ощущает. Она считает секс с Викторией божественным даром за всё то, что она пережила по жизни и отказываться от этого было бы крайне глупо. Райдос делает с ней то, что ни один мужчина или женщина не делали и для неё это действительно нечто неординарное. То, что может стоить всех мук совести. Марьяна ловким движением пальцев убирает чужие темные волосы со лба, наблюдая, как умиротворенно спит женщина и насколько спокойной выглядит. Побеждает в себе желание оставить поцелуй на этом прекрасном лице и тихо скользит по простыням, направляясь в душ. По пути отмечает, что мышцы ног горят, пальцы ломит, а бёдра, талия и живот окутывает тупая боль. Заходя в душ номера, она понимает, что практически всё её тело буквально искрит различными синяками, царапинами и укусами, которые этой ночью были на ней оставлены. Марьяна ухмыляется криво, голое своё тело рассматривая внимательно. На талии отчётливо виднеются синяки, оставленные от крепких женских пальцев; плечи, ключицы и живот усеяны следами зубок с кровоподтёками; на бёдрах и ягодицах краснеют свежие царапины от ногтей. Романова могла бы этому ужаснуться, но привыкла к своему виду тела уж очень хорошо. Райдос никогда не жалела её и проявляла страсть, как хотела: грубо, ярко и надолго. Женщина знает, что сейчас на спине у Вики зияют несколько глубоких царапин, а парочку укусов точно превратятся в синяки. Когда - нибудь их страсть оставлять следы превратиться в соревнование: кто за ночь больше выделится. И как бы Романовой не было грустно, но выигрывать всегда будет Райдос. Она заходит в кабинку и включает воду погорячее, тут же вставая под льющуюся воду. Горячая вода расслабляет напряжённые мышцы и у Марьяны пробегает мысль сходить на массаж, потому что забитые мышцы ног и пресса после всего одной бурной ночи определенно проявление её возраста. Она проводит ладонями по плечам, шее и ключицам, мягко улыбается и всё ещё ощущает на них чужие губы. Райдос проникла в её кровь, как самый дешёвый никотин, который после одной затяжки делает тебя гребанным наркоманом. Райдос — зависимость в чистом виде, в самом ярком проявлении, прямое значение этого слова. Не только потому, что от неё очень тяжело избавиться, но и оттого, что Вика сама зависимостями занимается. Пьет много, порошок нюхает в тайне от всех, Романову отпустить даже в трезвом состоянии не может. На удивление, Райдос при всём этом терпеть не может курение и всегда на женщину смотрит особенно косо, когда та сигареты из кармана достает. Романовой в эти моменты хочется глаза закатить и ссору устроить, потому что вместе употреблять — нормально, а вот постоять, пока она покурит — грех. Романова выходит из душа, когда бледная кожа приобретает красноватый оттенок. Она вытирается полотенцем, в последний раз смотрит на себя в зеркало и покидает комнату так, как и зашла в неё: абсолютно голой. На удивление, мирно спящей Вики на кровати не обнаруживает, зато, повернув голову левее, замечает, что та уже натянула на себя огромную безразмерную футболку и стоит над плитой — Райдос было крайне важно, чтобы её отельный номер был похож на маленькую квартиру и как сумасшедшая выбивала себе апартаменты с кухней, душем и даже прихожей, которая была бы отделена от спальни. Романова никогда не забудет, с какой особенной яростью Вика искала себе подходящее место для жилья. Марьяна старается двигаться медленно и тихо, азарт в голубых глазах опасно искрится и она намеревается, если не напугать, то хотябы немного шокировать женщину. Она на носочках подбирается к ничего не подозревающей Райдос, резко обнимает ту за талию, горячими ладонями проходится по животу, а голову кладет на плечо. Но Вика даже не вздрогнула, она внимательно наблюдает за тем, как шипят яйца на сковородке и улыбается по - хищному. —С тобой неинтересно, — дуется Романова, голым и влажным после душа телом прижимаясь к чужой спине. Женщина на детское ребячество лишь смеётся глухо, чуть прикрыв глаза. —Со мной, вообще-то, скучно никогда не бывает, — она проверят готовность завтрака, выключает плиту и ловко в чужих руках поворачивается, встречаясь лицом к лицу с недовольной ведьмой. Она нежно целует её в уголок губ, наблюдая, как всё недовольство после этого жеста испаряется, —, Тебе стоит одеться, в номере прохладно. —Говоришь так, словно мое тело для тебя неприятно, — в моменте может показаться, что Романова обижается, но по глазам видно, что это очередная игра. Она хватает чужую ладонь и прижимает к собственному животу, проводя вверх. Райдос шумно вдыхает, наблюдая, как её ладонь медленно поднимается к чужой открытой груди, усеянной синяками и следами зубов. Она этой картине ухмыляется криво, вспоминая, с каким остервенением оставляла сие произведение искусства. Марьяна глаз от чужого лица ни на секунду не отводит, ждёт реакции, после которой Викой можно будет вертеть, как угодно. Но её не следует, Райдос оставляет поцелуй у нее на губах быстро и поворачивается обратно к плите, очевидно, чтобы положить яичницу на две тарелки. Романова не без грусти отводит глаза и ищет по номеру одежду, которую могла бы натянуть на свое уже замёрзшее тело. Обнаружив, что футболка на Вике оказывается её собственной, она без тени стеснения лезет в чужой комод и заимствует оттуда длинную кофту, которая из-за ее роста еле прикрывает ягодицы. И собственное нижнее бельё она тоже не забывает надеть, хотя желание особого не испытывает, всё ещё надеясь на продолжение их бурной ночи в светлое время суток. Романова в полном разочаровании садится за стол и начинает завтракать вместе с Викой. Не может не отметить, что женщина готовит по истине восхитительно, у нее самой никогда такой блестящий завтрак не получится. Её кулинарные способности заканчиваются на возможности нарезать хлеб, и то — криво. —Поешь и езжай домой, у тебя испытание скоро, нужно сил набраться, — Марьяна расценивает это как попытка её прогнать, но сопротивляться не хочет. Она молча продолжает есть, искоса поглядывая на бутылку вина, которая стоит на солнце практически не тронутой, привлекательно сверкая в теплых лучах, призывая испить божественный напиток, — Вино с собой забери, если хочешь. Ты такими глазами даже на меня не смотришь. — Вика откровенно смеётся, а Марьяна закатывает глаза.

***

Марьяна уже несколько лет позиционирует себя человеком, который не боится вообще ничего. Змеи, пауки и другого рода «противная» живность вызывает в ней лишь восхищение, на высоте или на глубине она чувствует себя более чем уверенной, а смерть она пережила и нагло рассмеялась ей в глаза, когда после перелома позвоночника не только осталась жива, но ещё способна ходить, танцевать и заниматься сексом, в общем — полностью функционировать. Но чем ближе осень, тем больше она осознает, что мерзкий и липкий страх всё же присутствует в её жизни — страх того, что скоро всё закончится. Закончится Битва сильнейших, утихнет шумиха вокруг шоу, закончатся споры и конфликты в готических залах, закончится их странные, но такие нужные отношения с Викой. Марьяна дуру из себя не строит, понимает, что серьезного не будет ни при каких раскладах. Это просто вспышка, ураган двух разных стихий, минутная слабость, которая тянется уже который месяц. Слабость, которую ни одна из них не может победить, новая форма зависимости, страшнее, чем наркотики, затягивает сильнее, чем дремучие болота. Марьяна не дура совершенно, она никаких надежд не питает, обещаний не требует, даже слов громких ей не нужно — для неё поступки играют основную роль. А поступки у Райдос неопределенные, противоречивые и резкие. Марьяна искренне не помнит, когда она стала для Вики важнее, чем муж, к которому она так рвалась первое время съёмок. Может быть Марьяна ощущает вину за то, что разрушает чужую семью. Головой то понимает, что решение это полностью лежит на плечах Райдос, но всё равно не может успокоится, что вовремя себя не остановила, не попыталась сдержать все желания в себе. Романова на любовь не рассчитывает совсем, знает, что у таких, как они, любви быть не может. Дело не в их особенности, всё из-за окружающих факторов, которые делают даже их дружбу невозможной, не то, чтобы отношения. Марьяна вообще даже не поняла сначала, к чему это может привести и какие последствия понесёт. Но осознала тогда, когда Вика впервые сильно поругалась с мужем, который, даже не будучи экстрасенсом, смог определить, что пахнет в их браке изменой. Было неловко выслушивать их долгий и эмоциональный разговор по телефону — Василий решил поругаться в тот момент, когда женщины вместе ужинали. Она сбежала на балкон покурить, лишь бы не слышать того, с какой уверенностью заявляла, что никого кроме него не любит. Марьяна же не дура. Она к Райдос любви не испытывает. Влечение, желание, симпатию, уважение — да, но любовью у них даже не пахнет. Миллион чувств, но только не любовь. Ей же уже не пятнадцать, чтобы после уроков предмет воздыхания подкарауливать и конфеты в рюкзак кидать, краснея при одной только мысли о поцелуе в щеку. Она взрослая, статная женщина, сильный практик, человек с большим жизненным опытом, черт возьми! Какие тут могут быть влюбленности, она показывает миру свою силу, ездит на публичные практики, пишет книги, живёт и ни в чем себе не отказывает. И никакая Райдос не может помешать её счастливой жизни. Какая любовь в их возрасте? Им, с семьями и работой, огромной ответственностью за собственные и чужие жизни постыдно даже задумываться о чем-то серьезном. Быть может даже начинать всю эту откровенную поеботу было лишним, но шага назад уже не сделаешь. А вперёд нельзя делать ни в коем случае, даже если хочется, болит в грудной клетке, колит в горле. Марьяна ведь не дура.

***

Романова так долго смотрит на поверхность стола, что уверенна, как тот в мгновение загорится. Лето подходит к концу, духота августа наконец отступает, сентябрь обещает быть теплым и свежим. Но радости это не приносит совершенно. Марьяна, как натура творческая (или ебанутая, как говорила Райдос не редко) ударилась в меланхолию, не желая ничего и никого рядом. Она была готова закрыться в своих апартаментах на все замки и не выходить, пока моральное состояние не улучшиться. Регулярные побеги Райдос в Питер к родным придавали общему настроению ещё большее желание повеситься. Своим поведением она возвращала Марьяну в реальность, которая до этого наивно полагала, что им сойдёт все с рук, что их встречи продолжаться до самой зимы, что всё будет так, как и было. Но не такая уж и радужная реальность яростно бьёт по щекам, разбивает розовые очки о камни и поворачивает голову в сторону неизбежного: расставания. Нет, у них не было отношений. Но и просто сексом по дружбе назвать их сложные взаимоотношения будет неправильно. Романова просто устала. Устала от съёмок, от низких оценок, которые всё никак не остановятся, от злости, от ссор, от холодной Вики, которая становится буквально каменной с каждым днём, ведь неминуемо приближается финал. Не нужно быть ведьмой, чтобы понять — Вике не выиграть среди не только сильных, но и уж слишком симпатичных мужчин, которые цепляют взгляды молодых телезрительниц. Марьяна с этой несправедливостью смирилась давно, нет же совершенно ничего подозрительного, что после 16 сезона ни одна женщина не могла забрать манящую синюю руку? Романова с реальностью встречалась гордо, но вот Райдос тешила надежду, что выиграет, что станет легендой, первой и последней. Марьяна только головой качала на её громкие крики о собственном величии. Наверное, оттого они и отдалились. Со стыдом женщина думает, что так даже лучше. Безболезненнее. Пусть она всегда рубит с плеча, правдой в лицо тычет яростно, но в отношении Вики всегда она становится слишком правильной, аккуратной, нежной. В отношении Райдос она глупеет отчаянно, теряет весь свой хвалёный контроль и полностью, с наивной доверчивостью отдает свою душу в чужие холодные руки. Марьяна не дура и от самой себя убегать не привыкла, самокопания часто превращалось для неё в самопогребение, она собственными руками рыла себе могилу тяжёлых мыслей, которые тянули вниз цепкими лианами. Романова не может просто отрицать их особенную связь — врать себе самой не привыкла. Может быть дело в том, что обе они развивают свою энергетику, свои потусторонние силы, может быть действительно существует что-то, напоминающее родственные души, но факт навсегда останется фактом: когда они вместе, энергетика вокруг них бешеная, сумасшедшая, до одури сильная. Их конфликты могли сжечь этот несчастный готический зал, затопить всю Москву, превратить бренный мир в хаос. А когда подружились...Марьяне даже неловко вспоминать, что она испытывает во время секса с Викой. Это нечто неподдающееся описанию. Когда теплые губы касаются чужой шеи, то мир начинает кружится. Когда грудной смех тихо раздается рядом с ухом — земля идёт трещинами. Когда изящные пальцы пересчитывают ребра — вокруг загорается воздух. Когда стоны вырываются в неестественном крике — земной шар начинает вращаться в другую сторону. Марьяна теряет голову рядом с этой женщиной отчаянно, она ещё никогда не желала кого-то настолько сильно, как Райдос. Это было действительно похоже на ломку от наркотиков, зависимость, болезнь, одержимость. Может, ей действительно пора обратиться к врачу, пока рассудок не помахал ей на прощание белым платочком? Не является ли такое слияние двух энергий опасным для людей? Романова считает, что эта тема слишком не изучена, хотя вопрос стоит остро. Не разрушится ли она сама из-за такой бешеной, неконтролируемой, убивающей связи с Райдос?

***

Удары в дверь напоминают раскаты грома. Бедная, хлипкая дверь отельного номера трясётся и буквально кричит о помощи. Сонная и ничего не желающая Романова встаёт с кровати, на которой до этого так удобно лежала с книгой в руке, что обещает проклясть любого, кто бы не оказался в коридоре. Но когда дверь открывается, а взору предстаёт довольно...уставшая Райдос, то вся уверенность и гнев исчезают махом. Вика выглядит не так, как раньше. Марьяна старалась самостоятельно свести их общение к минимуму, отказывалась от встреч, раз за разом напоминая, что у них у обеих дети, семьи, своя жизнь, которая не заключена в четырёх стенах, в одном проекте, в жарких объятиях. Твердила это настолько часто и искренне, что сама в какой-то момент себе поверила. Но при виде Райдос, которую она так давно не видела столь близко, не ощущала её кожу под своими пальцами, не ощущала руки на своей спине, не чувствовала бархатную кожу на своих губах — стены, которые она так долго выстраивала, рушатся в одно мгновение. Вика молча её толкает, проходя внутрь. Всё ещё холодная, независимая, гордая. Но вид у неё совершенно другой. Мешки под глазами, видно, пытались быть замаскированы макияжем, но их глубокая чернота всё равно привлекала взгляд. Зрачки были напряжённо сужены, подрагивающие губы выдавали крайнюю степень нервозности. Руки, обычно всегда уверенно скрещенные на груди, неловко прятались в карманах черных брюк. Даже походка изменилась, стала более..шаткой? —И тебе добрый день, — фыркает Марьяна, но оборачивается к женщине недоверчиво, которая прошла вглубь номера, остановившись напротив большого окна, —Вика, тебе что-то нужно? Могла бы просто написать. —Я развожусь, — холодно отрезает Райдос, а мир медленно начинает расплываться. Романовой приходится схватится за полку, чтобы не рухнуть на пол. Она ошарашенно смотрит на чужую спину, практически прожигая там дырку, но Вика больше ничего не говорит, не поворачивается, кажется, что даже не дышит. Словно она обратилась в каменную статую, гордую, неприступную, даже не статую — неприступную крепость. —И..что ты хочешь этим сказать? — слова вылетают неуверенно, Марьяна готова поклясться, что говорит не своим ртом. Реальность начала меняться на глазах, она будто всю жизнь до этого момента жила в блядской симуляции, проекции, лжи. —Не знаю, — пожимает плечами и поворачивается лицом к Марьяне. Теперь она может разглядеть, насколько эта ситуация пошатнула Вику. Она уставшая, похудевшая, словно пьяная, —Он сказал, что не собирается терпеть мои секреты, развод будет после финала Битвы Сильнейших, детей заберу я, но он хочет их регулярно видеть, — она не может смотреть ровно в чужие голубые глаза, отводит взгляд в сторону, куда угодно, лишь бы не на неё, —Я..я в замешательстве. Я знаю, что не люблю его, но я люблю детей, его детей, своих. Я запуталась, кажется, что мне попросту некуда идти, кроме как к тебе, — она усмехается грустно, садится на кровать и наконец поднимает глаза на чужое лицо. Марьяна читает всё сразу. Отчаяние, горечь, утрата, страх, облегчение. Кажется, что сердце у Вики слишком тяжёлое, это ощущается даже в воздухе. Мир вокруг опять плывет, когда Марьяна шатко подходит к ней и крепко прижимает к себе. Она высокая, ей неудобно обнимать сидящую женщину, но она даже не думает о том, чтобы прервать такое хрупкое равновесие между ними. Земля больше не трещит, голова не кружится, воздух не загорается. Они нашли баланс, их сила, их энергетика танцуют в одинаково медленном, размеренно танце, поддерживая друг друга, не давая рухнуть. —Я буду рядом, Вик. Мы справимся. — она кладет подбородок на чужую макушку, ощущая как тело под ее руками дрожит от слёз. Марьяна всё же дура, если надеется, что это может изменить их взаимоотношения. У них любви не было, да и вряд-ли будет. Но кто же докажет ей обратное? Она будет тешить эту надежду, на руках своих нежных убаюкивать, колыбельные шептать. Марьяна дура, но Вика не лучше. Миллион чувств, только не любовь?