Одинокий танец сладкой фантазии.

Ладони аккуратно ложатся на клавиши. Требуется секунда, чтобы почувствовать мягкими подушечками пальцев поверхность, что вот-вот оттолкнëтся, только после из-под этих рук начинается литься мелодия. Ничего более не слышно, рояли дали начать этот вальс, восхитительно и тихо кружащийся. Позволят ли ему солировать дальше? Это не столь важно, вступают и другие, теперь слышны и струнные инструменты. Звук оркестра оглушает, яркий свет ослепляет, но это не мешает видеть перед собой ᴇë. Аромат еë духов давно смешался с собственным. Улыбка еë предназначена только для тëмноволосой. Но Ахерон на это не ведëтся. И их движения правильные, ведь они движутся вместе, они движутся в ритм. Рᴀɜ, дʙᴀ, ᴛᴩи. Скрипка нагло забирает у рояли соло, и она звучит очаровательно нежно. Чуть тише слышно еë сестëр и братьев струнных, как альты, контрбассы и виолончели. Они не так нежны и важны, как солирующая скрипка, но всë ещë нужны этому вальсу, ведь эти партии соединяются воедино негромко и аккуратно, образовывая чудесный вальс. Чëрный лебедь аккуратно держит еë за талию, чтобы, очевидно, девушка имела связь с реальностью. Ахерон вращается, ведь окутанная вуалью, позволяет ей это. Они чувствуют это одинаково, и их движения парные, дополняющие друг друга. Как чëртов пазл, что собирает прекрасное воедино. Убери только одну деталь — сломается. И эта реальность, что существует, пока они в этом танце безмолвно кружатся, трескается. Лебедь ухмыляется. Тëмноволосая из-под ресниц взглядывает на неë, она слышит, как ангел, спустившийся к ней, мягко смеëтся. И они, конечно же, не стоят на месте, движутся по пустому залу. Взгляд пурпурных очей твëрд, на лице невозможно прочесть ни одну эмоцию. Они чуть отсраняются друг от друга, ладони их соединены, они всë ещë здесь около, но Ахерон, кажется, что если сейчас она отпустит еë, то всë разрушится. Рᴀɜ, дʙᴀ, ᴛᴩи. Тëмноволосая возвращается, ведь чувствует, что девушка безмолвно зовëт еë в свои объятия. И она снова здесь, прямо перед ней, их грудные клетки соприкасаются. Обладательница глаз цвета королевского пурпура никуда не сбежит, ей и не хотелось этого. В какой-то момент музыка перестаëт играть, и слышны лишь шуршание их одежд и стуки, что оставляют каблуки на мраморном полу. Ахерон хотела бы оглянуться, но она не смеет отводить взгляда от Чëрного Лебедя. Однако, тëмноволосая видит девушку перед собой хуже, ведь больше их не освещали золотые огни. Стало темно. Но это не мешает им двигаться также хорошо, Ахерон также чудесно кружится, возвращаясь в объятия светловолосой. Эти движения верные, ведь они ведут сюда, где есть Чëрный Лебедь. Они преодолели эту сингулярность танцем, окунувшись в столь желанные нежные руки. Музыка им не нужна, они и без этого чудесно двигаются. В этой сладкой фантазии сна они одни, и они чувствуют друг друга восхитительно, ведь руки их соединеняются верно и правильно. И стуки от каблуков помогают им видеть друг друга, понять, куда и когда ступит. Они знают наперëд, как будут двигаться. И нет, это не тот танец, который они всегда обычно танцуют одинаково, как в прошлый раз. Но они и также не умеют читать мысли друг друга, чтобы прочесть о самом сокровенном. Движения этого танца сейчас выдуманные, хаотичные, но страстные. Они отлично передают желания девушек, которые каждый раз встречаются грудью. Это почти является чем-то недосягаемым, это является мечтой. Ахерон чувствует, как еë опрокидывают, и она оказывается на мягкой кровати. Чëрный лебедь устроилась сверху, и тëмноволосая касается щеки девушки. И их губы встречаются, Ахерон чувствует мягкий и сладкий вкус. Сминают, меняя угол на мгновение, чтобы вкусить всю сладость запретного плода. Отстраняются. Вуаль не способна скрыть опечаленного вида хранительницы, еë длинные светлые волосы упали на кровать, соприкоснувшись с простынями. Девушка опускается, и Ахерон исчезает, покидая эту сладкую фантазию. Еë нᴇᴛ. Еë здесь и не должно быть. Все эти движения идеально соединяющие парно были лишь иллюзией. Мечтой, что создала Чëрный Лебедь. Это всë было лишь фантазией, что медленно опускается на нежно-фиолетовые простыни, растворяясь, оставляя после себя лишь тоску. И светловолосая остаëтся на кровати одна, где когда-то была Ахерон. Она сжимает простыни, а глаза прищуривает, неприятный ком получается проглотить. Это сон. Это ещë один чëртов, где они кружатся в тихом и одиноком танце.