Шалость удалась

Рождество в Хогвартсе на этот раз обещало стать самым многолюдным на памяти Тони: Британские острова захватила невиданная снежная буря, и отправить учеников по домам на праздники стало практически невозможно. Железная дорога оказалась похоронена под сугробами в человеческий рост, о том, чтобы покинуть школу на мётлах или фестралах и речи быть не могло: с пути сбивались даже совы. В Большом зале камины временно присоединили к сети, но переместиться можно было только в Косой переулок, да и запаса летучего пороха в Школе не предусмотрено, а взять в такой буран было неоткуда. Ученики из влиятельных семей осаждали кабинеты деканов и директора угрозами нажаловаться в Министерство, ребята из семей попроще просто ныли и ходили с угрюмыми лицами. Замок тем временем преображался: расцвеченные игрушками и лентами еловые ветки и венки украшали стены, с арок свисали омелы, а в гостиных, общих залах и библиотеке были установлены ёлки самых разных размеров. Чтобы хоть как-то поднять ученикам испорченное настроение, директор Фьюри объявил, что в школе состоится Святочный бал. Тони наблюдал за общей суетой, не вполне понимая, рад он шумному Рождеству или нет, так как настраивался на тихие дни в почти пустом замке в компании одной Наташи, которая никогда не ездила домой на зимние каникулы. Остальным его ближайшим друзьям повезло воспользоваться собственными запасами летучего пороха, и без них в этой недовольной всем на свете толпе он чувствовал себя немного одиноко. — Посмотри на эти кислые мины. Как будто у нас на завтрак, обед и ужин одни лимоны. Подумаешь, опоздают немного получить свои рождественские подарки, — фырчит Наташа, уютно свернувшись в кресле и подбрасывая в воздух мандарин. Тони рассеянно улыбается и кивает, глядя на огонь в камине. Пусть слизеринская гостиная и находится в подземелье, но топят здесь на славу. — Эй, Старк! И ты туда же? — Наташа тычет его пальцем в плечо. Вскинувшись, Тони смаргивает навалившееся сонное марево и поворачивается к подруге: — Извини, немного разморило. Что ты сказала? — Суету навести охота, — заявляет Нат, разламывает мандарин и протягивает ему половинку. Вот оно. То что нужно. — Я в деле! Уже есть идеи? Рыжая лиса растягивает губы в улыбке, и Тони почти готов влюбиться. * * * Запас приколов из лавки Зонко сильно истощается, но Тони не жалеет: задуманное определённо стоит затрат. А уж его успехи на поприще трансфигурации профессор Хилл точно оценит — даже если учительский долг не позволит ей признать это вслух. В сочельник у них традиционный праздничный ужин. Тони старательно делает безмятежное лицо, но стоит встретиться глазами с Наташей, и губы начинают предательски дрожать, так, что приходится прикусить щёку изнутри, чтобы не выдать себя с потрохами ещё до того, как начнётся веселье. На его счастье Барнс позади громко шутит над своим дружком Роджерсом, и Тони выплёскивает скопившийся смех, для надёжности обернувшись и что-то поддакнув, чтоб уж точно все решили, будто он смеётся над их нелепой пикировкой. Только Наташа понимающе улыбается. Ей удивительно легко даётся спокойный вид (хотя глаза так и искрятся лукавством). Речь директора лаконична как никогда: профессор Фьюри просто подмигивает им единственным глазом, желает счастливого Рождества и хлопает в ладоши. Праздничные яства накрывают стол так плотно, что под блюдами почти не видно скатертей. Тони отрезает себе ножку индейки и накладывает побольше варёной картошки — с такими простыми блюдами сложно что-то сделать, а вот пирогов и печений он предусмотрительно не трогает. Впрочем, Наташа, которая следует его примеру, всё же утаскивает из корзинки имбирное печенье и аккуратно надкусывает самый краешек. — Ну как, вкусно? — невинно интересуется Тони. — Пряное. В самый раз, — деловито кивает та, после чего хватает кубок с тыквенным соком и выпивает весь залпом. За гриффиндорским столом Бартон с воплем «горит!» вскакивает с места и начинает обмахивать руками высунутый язык. На тарелке перед ним лежит надкушенное печенье — такое же, как у Нат. Впрочем, он такой не один: многие сладкоежки в зале пытаются потушить пожар во рту, и Тони задаётся вопросом, сколько же перца домовики бухнули в тесто. Мясной рулет, судя по брезгливо разделанному Небулой ломтику, начинён морской капустой вместо грибов. Второкурсник справа от него, хотевший полакомиться яблочным пирогом, выплёвывает цветную капусту, морщась так, будто только что съел червя. — А индейка нормальная, — снова раздаётся за спиной голос Барнса, и Тони, мысленно усмехаясь, поворачивает голову. Роджерс с траурным видом жуёт, по-видимому, мясной пирог, и очень трудно удержаться от того, чтобы спросить, как именно домовики ухитрились испортить это немудрёное блюдо. Судя по взгляду Наташи, задумка была её, так что с неё потом и спросит. Право, он может быть сколь угодно гениальным волшебником, но до чудес, которые умеет вытворять Романофф при помощи одного только своего обаяния, ему далеко. — Эй, народ, — на весь зал объявляет Луис, — вы это, с кексами поосторожней, в них вместо изюма драже «Берти Боттс». — А в пудинг… ик… похоже д-добавили… ик… икотные конфеты, — добавляет с другого конца зала Квилл. Через мгновение и без того шумный зал наполняется сущим гвалтом, в котором ученики, перекрикивая друг друга, предупреждают товарищей о поджидающих гастрономических сюрпризах нынешнего ужина. Тони с аппетитом жуёт индейку. * * * — Как вы могли такое подумать, профессор! Я не имею к этому ни малейшего отношения! — с самым честным видом заявляет Тони загнавшей его в угол Хилл. В конце концов, это Наташа, а не он, проводила диверсионные переговоры на кухне, да и сама идея тоже была её. — Может, проблема в том, что Школа не компенсировала должным образом тяжёлый внеурочный труд домовых эльфов в праздники? Всё-таки рождественский ужин на целую школу, а не на полторы дюжины оставшихся на каникулы неудачников — это большая работа. Если он правильно понял, именно на это Нат и упирала, когда подговаривала домовиков. Хилл смотрит на него с сомнением, прикусив губу. По всей видимости, такой грешок за руководством имелся, и возразить ей нечего. — Ладно, мистер Старк, можете идти. Но если я всё же узнаю, что вы… — Мне кажется, или вы предвзяты ко мне, профессор? — выдаёт Тони с самым оскорблённым видом. — Как-то это не очень профессионально с вашей стороны. — Идите уже, — машет на него рукой Хилл, и Тони смывается. За углом поджидает любопытная Наташа, которую он хватает за руку и тащит до самой гостиной. — Ну, что она сказала? — спрашивает Нат, едва отдышавшись. — Кажется, профессор Хилл тоже не любит цветную капусту в яблочных пирогах. Или драже в кексе ей попалось не самое вкусное, — хмыкает Тони. — И? — Что «и»? На меня у неё ничего нет и быть не может, а когда я напомнил ей о нарушении трудовых норм… — Про меня не спрашивала? — Как будто кто-то стал бы подозревать любимицу учителей! — Ой, ну не ревнуй. Всё равно ты самый лучший. — Подлиза, — Тони щиплет Наташу за кончик носа и получает по руке. — На завтра у нас всё готово? — Можешь быть уверена. *** Рождество начинается с обмена подарками. Шапка, шарф и варежки из изумрудного кашемира оказываются Наташе очень к лицу (кто бы сомневался). Сам Тони получает от неё пару стильных самопишущих перьев и бронзовый зажим для галстука с головой льва. — Как думаешь, с этим меня примут за гриффиндорца? — интересуется Тони, примеряя обновку. — Да, если стащишь у Барнса пару волосков и выпьешь оборотку. — Почему именно Барнса? — Потому что у вас с ним чувство юмора схожее. Стоит тебе открыть рот, и под любой другой личиной тебя тут же опознают. — Пожалуй, — задумчиво почёсывает подбородок Тони, — в твоих словах есть резон. — В моих словах он всегда есть. Нести бессмыслицу — твоя привилегия. — Ранишь меня в самое сердце! — он театрально прикладывает ладони к груди, но Наташа только отмахивается. — Чтобы ранить тебя в сердце, нужно что-то посерьёзнее фактов. На это Тони фыркает, прищуривается и быстро сдёргивает край ещё надетой на голову Наташи шапки ей на глаза Его лучшая подруга — настоящая язва. Наверное, за это он её и полюбил. *** Забавнее, чем наблюдать кривящиеся лица учеников за ужином, оказалось смотреть, с какой опаской окружающие пробуют еду за завтраком. Как будто из миски с овсянкой вот-вот выпрыгнет гоблин, а сосиска обернётся змеёй, если попытаться её съесть. В принципе, ради эксперимента Тони мог бы устроить пару подобных эксцессов, но тогда придётся распрощаться не менее чем с полусотней факультетских баллов, а у них и так ожесточённая борьба с Гриффиндором, который рвётся отыграться за прошлый год. Чёрта с два Тони облегчит им задачу. Когда настороженное пробование еды сменяется активной работой ложками, в зал влетают совы. Кругом раздаются охи и ахи: посылок по известным причинам никто сегодня не ждал, а тут сверху сыплется целый град сувениров и угощений. Тони переглядывается с Наташей, подмигивает и ловит в воздухе небольшой свёрток. Наташа следует его примеру. Ему достаётся красный колпак с белым помпоном, ей — пряник. Тут и там слышно шуршание обёртки. А потом воздух пронзает девичий визг: второкурсница с Когтеврана хватается за голову, на которой красуется пара развесистых оленьих рогов, и вопит так, что Тони искренне жаль её соседей. В конце концов, его чары развеются через несколько часов, а оглохнуть бедолаги могут на всю жизнь. Что за нервная молодёжь. Как будто первый день в Хогвартсе… К перепуганной девочке бросаются профессор Хилл и доктор Инсен, а следом подходит директор Фьюри. — Что-нибудь серьёзное, доктор? — интересуется Фьюри, даже не пытаясь выглядеть озабоченным. — Нет, директор. Всего лишь чья-то шутка, юная мисс просто сильно перепугалась. Чары безобидные и пропадут сами собой, хотя я могу их снять, если мисс так неприятно. Заплаканная девочка кивает, и доктор уводит её за собой в Больничное крыло, пока директор объявляет, что ничего страшного не случилось и праздник состоится, несмотря на чьи-то глупые проказы. Последние слова Фьюри произносит, со значением глядя на Тони (и почему именно на него? неужели других подозреваемых нет?). — Рад слышать, директор! — широко улыбается Тони, поглаживая длинную белую бороду, появившуюся, когда он надел свой колпак. Умное дерево должно прятаться в лесу. — Счастливого Рождества, директор! Фьюри усмехается и уходит обратно к учительскому столу, уводя за собой недовольную Хилл, приговаривая что-то вроде «Полно вам, профессор, пусть молодые развлекаются». Молодёжь и правда развлекается вовсю, едва услышав, что чары безвредны. Хвастаются друг перед другом новообретёнными частями тела, буйной растительностью или чертами иных существ. — Чего ржёте? — громко возмущается Бартон, когда Квилл с компанией гогочут, показывая на него пальцем. — Бартон, а сделай вот так! — кричит ему Питер, взбирается на скамью и угукает, словно дикий орангутан, характерно выгнув руки. — Я что, похож на бабуина? — Клинт, ты на лицо своё посмотри, — давится смехом Барнс. Роджерс старается сдержаться, но зрелище слишком уморительное. Бартон хватает ближайший кубок и смотрит на отражение. — Ну попадись мне только этот шутник!.. — Ой, да ладно тебе. Посмотри на Ракету с Грутом: эти вообще енот и дерево. Сам Барнс оброс косматой львиной гривой, а его дружок Роджерс то и дело поводит волчьими ушами да дёргает серым хвостом. Часы отбивают десять — и это звёздная минута в чародейской карьере Тони: факультетские флаги над их головами меняют цвета и эмблемы — над слизеринским столом гордо развевается золотистый лев на алом фоне, Гриффиндору достаётся пуффендуйский барсук, Пуффендуй получает когтевранского орла, а Когтевран, соответственно, оказывается под знаменем слизеринского змея. И если младшекурсники просто смеются и дразнят друг друга, то ученики постарше и поумней, а также учителя замирают — кто заворожённо, кто испуганно, — потому что даже директор Хогвартса на самом деле не обладает властью произвольно менять знамёна, зачарованные самими магами-основателями. Что ж, Тони не первый год готовил эту аферу — и она удалась. — Так что, Нат, теперь-то я сойду за гриффиндорца? — ухмыляется он. Наташа перестаёт теребить острое эльфийское ухо и смотрит на него оценивающе. — Не с этим ужасом на лице, Старк. Дай-ка я… Она достаёт палочку и делает несколько взмахов. Тони сперва трогает сильно укоротившуюся и потемневшую бородку пальцами, затем пробует разглядеть себя в блестящем пузе металлического кубка. — А знаешь, мне нравится. — А знаешь, мне неожиданно тоже, — заявляет эта рыжая стерва и со смехом уворачивается от брошенного хлебного мякиша. *** Бал получается скромным, но оживлённым: зачарованные преподавателями инструменты сами собой проигрывают танцевальный репертуар. Чары от утренних шутеек почти сошли на нет, но заряд веселья, который они дали, ещё не исчерпал себя. К тому же их с Наташей шалости на этом не закончились, тут и там проявляясь вспышками веселья (или праведного гнева, кому как повезёт). Ангелов на верхушках ёлок Тони зачаровал петь похабные песенки, если кто-то из учеников произносил рядом имена преподавателей. Песенки почти не повторялись — и все до последней Тони узнал от Наташи. Откуда она их столько знает, Тони спросить постеснялся. Некоторые кресла и стулья, когда на них садились, издавали такие душераздирающие вопли, что позавидовали бы мандрагоры. Маленькие игрушки в форме живых существ могли броситься на мимопроходящего и вцепиться в нос, требуя спеть колядку. Праздничные кубки для пунша Тони зачаровал пускать фонтанчики в лицо пьющим. Для отвода глаз слизеринских кубков было заколдовано больше всего, пуффендуйским и когтевранским досталось поровну, а гриффиндорский — всего один. И Тони чуть ли не пополам сложился от смеха, когда этот единственный достался никому иному, как Роджерсу. Ещё смешнее оказалось, когда Клинт с решительным «да ну к троллю, сегодня я когтевранец!», разумеется, схватил зачарованный когтевранский кубок. Жаль, Наташа пропустила. Она вся нарасхват — с танцпола почти не сходит. Тони тоже натанцевался, но без тура-другого вальса с лучшей подругой с праздника сегодня не уйдёт. Едва успевает смолкнуть мелодия, как он практически вклинивается между Нат и шестикурсником с Пуффендуя: — Надеюсь, прекрасная дама не откажет в танце скромному слизеринцу. Прекрасная дама, смеясь, принимает его руку, и Тони немедленно притягивает её к себе, пока Барнс, по всей видимости, тоже ждавший момента, не успел её перехватить. — Что скажешь? Праздник удался? — улыбается он Наташе. — На славу. Кажется, третьекурсники разгадали фокус с ангелами и теперь разучивают репертуар. — Но самое весёлое ты пропустила! Он рассказывает ей про Роджерса с Бартоном, и Наташа почти рыдает от смеха у него на плече. Они на самом краю танцевального круга, и приходится изрядно извернуться, дабы уберечь выходную мантию Нат от пунша, которым брызжут во все стороны первогодки, устроившие состязание по питью из заколдованных кубков. Танцы этим малявкам, разумеется, неинтересны. — Всё, сил моих больше нет, — вздыхает Наташа, стоит смолкнуть музыке, и почти падает на него. Он уводит её в сторону, под арку, с которой свисает омела. Немного отдышавшись, Нат поднимает взгляд и замечает перевязанный лентами пучок зелени с белыми ягодками. — Это, случайно, не та самая?.. — Именно она. Хочешь поцелуй под омелой? — хитро улыбается Тони. Его последний рождественский сюрприз: парочки, которые здесь поцелуются, опрыснет ароматом, и если повезёт, это будет аромат лаванды, свежескошенной травы или ельника. А если нет — то вонять бедолагам тухлятиной, гарью или скунсом. — Эй, вы там! — насмешливо выкрикивает Барнс. — Может, поцелуетесь уже? — Завидуй молча! — отвечает ему Тони. — Мы с Романофф просто друзья. И, подмигнув, целует её в щёку. Что ж, надо сказать, у гениев тоже случаются промахи. Ягодка омелы над их головами лопается с тихим хлопком, и запах перегноя забивает нос. — Ста-а-арк… — недобро щурясь, тянет Наташа. — Упс, — произносит Тони. И за все свои неполные семнадцать лет жизни так быстро он не бегал никогда. * * * Огонь в камине слизеринской гостиной уютно потрескивает. Наташа разбирает на дольки очередной мандарин, а Тони бездумно катает в руках бутылочку сливочного пива. — Всё-таки ребята многое потеряли, не оставшись на Рождество, — произносит Нат. — Угу, — отзывается Тони. — Но мы ведь хорошие друзья, и не можем оставить всё веселье себе? Тони смотрит в её плутоватые лисьи глаза, и губы сами растягиваются в улыбке. — А иначе какие же мы друзья! У тебя, случайно, не осталось того вкусного пряного печенья? — А у тебя тех милых колпаков? Кажется, кое-кого завтра в Хогвартсе ждёт тёплый приём…