Пурпурные сердца

      – Господин мэр, ответите на пару вопросов? – спрашивает Какаши, даже не поздоровавшись. Сейчас он испытывал, пожалуй, крайнюю степень раздражения из-за сбежавшего Кисаме, так что на лишние разговоры у него не было ни времени, ни терпения.       Хаширама изрядно удивился, но только молча кивнул, указав детективу на кресло. На серьезном лице просматривалось недоумение, но мэр вполне успешно это маскировал равнодушием, так ему свойственным.       – Не буду ходить вокруг да около, – Какаши, не смотря на приглашение, остался стоять, – Что сотрудники вашей охраны делали в церкви в момент пожара?       Это именно то, чего ради Какаши и пришел сюда. Хаши всего на мгновение округляет глаза и его пальцы сжимаются рефлекторно, комкая бумаги. Это всего миг, но Какаши видит это. Следом Хаши вздыхает и выдает дежурную улыбку чиновника, мягкую и добродушную. Брови искажаются словно от жалости.       – Хотел бы я знать… – говорит он, – Их рабочий день уже был окончен, они должны были ехать домой. Мне очень жаль Лекса, он был отличным парнем. Ума не приложу, какого черта они там делали.       – Значит, их смена закончилась к тому времени? – уточняет Какаши, продолжая следить за чужим поведением.       – Верно. Можете проверить расписание. К слову, – Хаши, откинувшись на спинку кожаного кресла, опускает взгляд, – как удалось выяснить личность погибшего?       Какаши медлит с ответом. Не хочется подставлять Зецу.       – Независимая экспертиза, – говорит он, – Подключил моих коллег со старого места.       – Вот как, – в глазах Хаши мелькает коварство, – Какой вы деятельный. Настоящая ищейка.       – Такова моя работа.       – Конечно, – Хаши кивает, изучающе осматривая Какаши, – А начальник вашего отдела все еще старина Пейдж?       – Да, до сих пор отказывается от заслуженной пенсии, – Какаши посмеивается, отмечая, что мэр не поддерживает его веселья, – Он отличный шеф.       – У вас еще есть какие-то вопросы?       – Пожалуй, нет. Тело погибшего в морге нашего участка. Если… ну, похороны, и все такое.       – Да да, – Хаши нервно дергает рукой, будто удержав порыв взмахнуть ею посильнее, выгоняя детектива из кабинета. Впрочем, Какаши и так собирался уходить, но это заставило его обратить внимание на его руки. Хаши постукивает пальцем по столу. Остановившись на пол пути, Какаши вдруг разворачивается и, достав из-за пазухи плаща блокнот, неловко улыбается.       – Не одолжите ручку?       Смерив его недовольным взглядом, Хаши протягивает ему металлическую «Сенатор», которая стоит дороже, чем вся одежда, которую Какаши сегодня надел. Но черт с ней, с ручкой. За пару секунд Какаши успевает взглянуть на ладони Хаши, а точнее на его пальцы. После записки Какузу эта мысль настойчиво крутилась в голове, но на пальцах мэра нет никакой татуировки.       Проверить все равно стоило.              У дверей главного холла Какаши находит Ямато и Итачи, молчаливо восседающих на скамье. Судя по сжатым в кулаки рукам Учихи, тот переживает душевный кризис. Завидев Какаши, Ямато слегка кивает и косит взгляд.       Наверно, Итачи стоит довезти до дома, но недавнее поведение Кисаме беспокоило до сих пор. Судя по его словам, он испытывал некую одержимость или не совсем адекватную привязанность, так что нет гарантий, что он не заявится к Итачи домой, когда тот останется один. Ожидать можно чего угодно.       – Как думаете, Итачи, – Какаши становится напротив него и приседает, – куда Кисаме мог отправиться?       – Не представляю, – упавшим голосом отвечает Учиха, – Я даже не знаю, где он живет. В социальной службе должны знать.       – Отвезти вас домой?       – Да, мне нужно покормить кошку.       – Какаши, тебе не кажется, что оставлять его дома одного не лучшая идея? – вкрадчиво спрашивает Ямато, чуть наклоняясь.       – Не хотел об этом думать, но мне тоже страшновато, – кивает Итачи.       – Вам есть, где остаться? Родственники?       Итачи усмехается и издает обрывистый звук, будто подавился воздухом.       – Ближайший родственник в соседнем городе, но я пока даже не познакомился с ним, так что, думаю, не стоит обременять его подобным.       – А, верно. Мадара Учиха, – Какаши хмурится, – Тогда, может, номер в гостинице?       – Только если они принимают с кошками, – улыбается Итачи, и эта улыбка получается гораздо спокойнее.       – Я поищу, – Ямато достает из кармана телефон.              Пока Ямато занимается поиском временного жилья, Какаши решает выйти на улицу, освежиться, покурить, подумать.       Его не оставляет ощущение, что все между собой как-то связаны. По крайней мере опрос мэра его не разочаровал – его эмоций, хоть и тщательно скрываемых, было достаточно, чтобы понять, что господин мэр содействует с шефом полиции не только по деловым вопросам. Он задал вопрос про опознание не просто так, его смутило, что Какаши знает личность погибшего, и в целом визит к нему его явно напряг.       Стоит поискать Кисаме, нельзя дать ему сбежать, но что-то подсказывало, что соваться в участок не стоит. Если все догадки верны, то Хаширама устроит выволочку шефу полиции, а тот, в свою очередь, вызовет Какаши на разговор. С большой долей вероятности он закончится увольнением и снятием всех полномочий, а пока что прощаться с ними не хотелось бы. Значок детектива открывает множество дверей, а оставаться без табельного оружия сейчас может быть даже опасно.       Только вот в архивы ФБР попасть не поможет даже этот значок. Без содействия шефа и связей туда не попасть. Должен быть другой способ. Затянувшись сигаретой, Какаши достает свой блокнот. Он исписан крайне небрежно, многие листы мятые и испачканы кофе. Только он может разобраться в этом бардаке. Когда Какаши шерстил архивы военнослужащих, по крайней мере те, что в открытом доступе, он находил Хашираму. Перед получением своей должности он, как и положено, отслужил в армии, даже был командующим. Все это Какаши записал в блокнот, на всякий случай, и пока эта информация ни разу не понадобилась, но сейчас, заново просматривая, он замирает на одном имени, перечитывая его снова и снова. Мадара. Они служили в одном корпусе и оба дослужились до командующих, вот так совпадение. Такая выгодная должность для тех, кто рвется в политику.       Какаши оборачивается на двери администрации. Итачи, по его словам, приходил сюда, чтобы получить контакты своего дядюшки, что теперь им всем очень на руку. Не придется выпытывать это у Хаширамы, привлекая ненужное внимание. Пожалуй, теперь Итачи придется стать частью их маленького отряда бунтовщиков.              

***

             В доме было действительно холодно. Несмотря на то, что Какузу сознательно отнял у генератора большинство топлива в пользу снегохода, сейчас его такой дубак раздражал. Ночью стало еще морознее, снаружи завывал ветер, сквозя через старые мелкие оконца.       Какузу достал банку консервов наугад, оказался тунец. Не помешает как следует поесть и, в идеале, выспаться, чтобы утром на свежую голову отправиться в путь. Пока он размеренно жевал не самый вкусный тунец в его жизни, на глаза попалось радио, которое он выудил из коробок. Задумавшись, он взял его в руки, покрутил, рассматривая рычажки и кнопки и, найдя на задней стороне крышку, открыл ее. Внутри оказалась пара батареек, на удивление даже не окислившихся.       На первое нажатие кнопка не реагирует, но Какузу пробует снова, задерживая ее нажатой. Что-то щелкает и загорается маленький огонек. Отложив в сторону банку тунца, Какузу вытягивает длинную антенну и ставит радио на стол. Только вот как подобрать нужные цифры? Слушать музыку сейчас не очень хочется, нужно что-то полезное, вроде полицейской волны.       Сперва он решает проверить FM-частоту, хоть и найти там что-то важное вероятность довольно низкая. Может хотя бы прогноз погоды попадется, уже неплохо. Какузу сосредоточенно крутит переключатель, перемещая его крошечными шажками, чтобы ничего не пропустить. Временами сквозь шум помех проскакивает мелодия или голос диктора, и каждый раз он вслушивается, пытаясь разобрать слова. В какой-то момент отчетливо слышится акустическая гитара и Какузу просто не может переключить, не совладав с какой-то тоской. Время, проведенное здесь, кажется вечностью – без связи, без других людей, не считая не самого приятного собеседника в лице Хидана, без привычных вещей и шумов, окружавших каждый день. Музыка, звучавшая сейчас пусть и с перебоями, отдавалась чем-то важным, но будто далеким. Мелодия не знакома, но все равно оказалось очень приятно просто услышать гитару.       Вдруг распахивается дверь, громко скрипнув. В кухню заходит Хидан и, окинув придирчивым взглядом помещение, звучно прокашливается:       – Не помешал?       – Помешал.       – Я старался.       Наваждение от приятной музыки тут же растаяло, Какузу вздохнул и принялся двигать ползунок на радио дальше. Хидан, осклабившись от чужого раздражения, садится за стол напротив, деланно равнодушно глядя на радио. При каждом его движении плащ шуршит еще громче, чем шумит радио, Какузу поднимает уничтожающий взгляд, но не похоже, что на Хидана это хоть как-нибудь действует.       – Что ты надеешься найти? – спрашивает он, выглядя совсем не заинтересованным.       – Что-нибудь.       – Бесполезная трата времени.       – Есть предложение получше?       Хидан хочет что-то ответить, но вместо это поплотнее кутается в плащ и отворачивается, демонстративно разглядывая кухонные шкафчики. Какузу и не ожидал чего-то осмысленного, ему бы хотелось просто остаться тут наедине с радио и хоть как-то скоротать время. От такого занятия точно захочется спать, а он только этого и ждет.       – Наверно, тебе выспаться не помешало бы, – как бы невзначай говорит Хидан, – Тебе вести эту дьявольскую машину.       – Спасибо за беспокойство, – саркастично отвечает Какузу, но замечает, что в глазах у Хидана искреннее беспокойство. Похоже он действительно переживает, что Какузу может вырубиться за рулем снегохода. Впрочем, как тут не переживать. Честно говоря, Какузу чувствовал себя не самым лучшим образом. Хоть плечо уже и зажило до приемлемого состояния, самочувствие было все равно так себе. Усталость сказывалась, а если бы Какузу взглянул на себя в зеркало, то понял бы причины Хидановых опасений: у него на морде было написано, каких критических значений достигало утомление.       Мелодия гитары по радио прерывается, звучит заставка какой-то передачи. Бодрый голос диктора объявляет полночь по местному времени. Какузу шумно вздыхает и щелкает выключателем, воцаряется тишина. Не говоря ни слова, он уходит и направляется в комнату, заглянув по дороге в пристройку. На снегоход снова слегка намело, но ничего критичного. От порыва сквозняка плечи содрогаются рефлекторно, Какузу хмурится. Черт побери, все-таки это будет непросто. Без маски или хотя бы очков ехать на большой скорости сквозь снега так себе удовольствие.       Стоит принять горизонтальное положение, как усталость равномерно растекается по всему телу, особенно достается ногам. Одеревеневшие мышцы сперва сводит болью, а потом отпускает, посылая по нервам расслабление. Крупицы света из коридора совсем не мешают, закрыв глаза, Какузу оказывается в полной темноте. Он едва улавливает тот момент, когда проваливается в сон, практически буквально – все тело отключается одновременно, на миг поймав ощущение свободного падения. Ему даже успевает присниться что-то странное, смешение нервных потрясений и эмоций, которые копились, как снежный ком. Он видит густой лес, в котором мелькают фонари и вдруг шум шагов сменяется шуршанием, которое потихоньку становится все громче и, наконец, заставляет вынырнуть в реальность. Какузу открывает глаза. Шуршит что-то справа.       Вообще он догадывается, что это, и все же поворачивает голову. Разумеется, это Хидан. Расстелив на полу сплющенные картонные коробки, он улегся на них, прикрывшись каким-то покрывалом. В коридоре клацает когтями собака и, судя по звуку, укладывается где-то там же. Какузу знает, в чем проблема курток с мембраной – в них тепло только пока ты двигаешься. Хидан, улегшись спать на пол в такой куртке рискует схватить воспаление легких или чего похуже. Все это, конечно, удручает, Какузу мог бы отдать ему одеяло, но проблему это особо не решит, зато мерзнуть будут оба. Сжав челюсти, он вздыхает обреченно и садится поперек кровати, прислоняясь к стене. Ему совсем не нравится то, что он собирается сделать, но остатки эмпатии не позволяют проигнорировать обстоятельства.       – Ты замерзнешь там, – говорит он, – Иди сюда.       – Хренакс чего удумал, – бубнит Хидан, с головой замотанный в простыню, – Ты не забывай, я Божий человек, – хихикает, – не предлагай такое.       Какузу фыркает:       – И не думал. Я и сидя посплю.       Хидан заинтересованно поднимает голову. Света хватает, чтобы уловить силуэт Какузу в темноте – он сидит у стены, скрестив ноги. Половина кровати свободна, да и здоровенного одеяла хватит вполне. Какое-то время он обдумывает предложение, но надолго его не хватает – по полу так мощно тянет холодом из пристройки, что он не выдерживает и поднимается на ноги, все так же удерживая на себе тонкое покрывало. Затянув его поплотнее, он садится на кровать и оглядывается через плечо. Какузу со стойкостью тибетского монаха даже не шевелится, скрестив на груди руки. Он сидит с закрытыми глазами, явно пытаясь уснуть. В сидячем положении это, конечно, не так удобно, но все еще лучше, чем ничего.       Устроившись рядом, Хидан сгибает ноги, подперев голову коленями. Он чувствует напряжение, сковавшее тело, будет чудом, если ему удастся уснуть. Скрестив пальцы, он нащупывает выкатившуюся из-под рукава цепочку. Бусины на ней слишком маленькие, чтобы использовать ее как четки, но все равно перебирать их приятно, довольно умиротворяюще. Рядом Какузу глубоко вздыхает, Хидан чувствует, как его касается чужое плечо.       Как же много в голове мыслей, их так трудно понять, что Хидан сжимает руками виски, аж голова начинает болеть. Его давно не донимали обострения, последнее время, пока он служил в церкви, все было в порядке. Этот период он считал самым лучшим за всю жизнь, но, когда явился Мадара, все снова покатилось к чертям. Приступы агрессии накатывали дома, что хотя бы спасало от ненужных свидетелей и возможных жертв. Навязчивое состояние требовало высвобождения, так что страдали стены его квартиры и руки, сбитые в кровь.       Пальцы начали дрожать. Хидан прижимает к груди колени, склоняет голову. Не хватало еще сейчас взбеситься, случись что, Какузу от него мокрого места не оставит, в этом можно не сомневаться. В конце концов, чтобы уехать отсюда, хватит и одного. Волнение подкатывает к горлу, как тошнота, спина покрывается холодным потом, лицо бросает в жар. Хидан сжимает цепочку изо всех сил. Он решает все-таки встать и уйти, постараться успокоиться, как вдруг чувствует, что Какузу время от времени вздрагивает. Заснул он или нет, Хидан не может понять, но, судя по всему, его тоже донимает какое-то нервное напряжение. Сжимая руки на груди сильнее, Какузу ежится, чуть наклоняясь вперед.       – Хочешь, прочитаю какую-нибудь молитву, – едва сдерживая дрожь в голосе, предлагает Хидан.       Какое-то время он ждет ответа, но вероятно Какузу все-таки уже спит. Кусая губы, Хидан судорожно выдыхает, собираясь незаметно слезть с кровати, как вдруг:       – Да, – тихо говорит Какузу и откидывается на стену спиной.       Даже не пытаясь вспомнить что-то конкретное, Хидан начинает монотонно говорить. Первая пришедшая в голову молитва о душевном покое подходит как ни что другое. Иногда он запинается, силясь вспомнить слова, которые как белые пробелы в тексте, выпали от волнения. Чем дольше он говорит, тем спокойнее ему становится. Пальцы медленно перебирают цепочку, слова начинают подбираться сами собой так легко, будто он читает их с бумаги. Дрожь унялась, веки потяжелели. Перед глазами перестали мелькать темные пятна и Хидан, закрыв их, не замечает, как его, наконец, одолевает сон.              Под головой что-то мягкое, тяжелое одеяло приятно обволакивает теплом. Чье-то дыхание совсем рядом. Сквозь сон Хидан думает, что завалился на бок на плечо Какузу, прямо как уставший пассажир метро. Не хочется просыпаться, слишком уж уютно, но сон возвращаться не хочет, а холодный воздух уже зудит в носу. Окончательно проснувшись, Хидан с удивлением осознает, что лежит на боку. В непонятках он открывает глаза и видит черную шерсть. Рефлекторно он вздыхает, тут же поморщившись от не самого приятного аромата псины, и встает, с недоумением глядя на скрутившегося калачиком пса. Какузу поблизости нет. Судя по всему, собака решила занять освободившееся место и согреться от долгого сна на полу. Подняв голову, пес сонно смотрит на Хидана и зевает во всю пасть.       – Ну спасибо, блин, – ворчит Хидан, но все же гладит пса по голове. Чего уж жаловаться, было-то вполне удобно.       Сон в холодной комнате, похоже, не прошел бесследно. Горло мерзко саднило, хотелось кашлять, голова ненавязчиво, но побаливала при каждом резком движении. Стараясь шевелиться как можно спокойнее, Хидан выбрался из-под одеяла и вышел в коридор. На самом деле, теперь он понимал, что отсюда действительно пора валить – чувствовал он себя отвратительно, потому что который день ходить в одном и том же, не имея возможности принять душ, довольно-таки паршивенько. Уже шея чесаться начала, черт возьми. Оказавшись здесь впервые, Хидан было обрадовался, душ-то в домике был, и на первый взгляд пребывание здесь показалось ему практически отпуском, только на деле оказалось, что возможности нагреть для душа воду нет. Много ли желающих мыться в ледяной воде, когда и в доме холодно.       Хотелось есть. Заглянув на кухню, Хидан обнаружил выставленные на стол консервы, которые уже успели осточертеть, но деваться некуда. Вскрыв банку, он с кислым видом принялся жевать тушёнку, отмечая, что она, в отличие от тунца, хотя бы не сухая. Интересно, Какузу пса кормил?       Хлопает входная дверь, вместе с порывом ветра в кухню врывается Какузу. На лбу у него какие-то нелепые очки с огромными стеклами на толстом ремне, а плечи его дубленки, натянутой прямо поверх ветровки, усыпаны снегом.       – Давай быстрее, – поторапливает он, неопределенно поведя рукой. В отличие от Хидана в нем явно больше энергии – тот практически никак не реагирует на его призыв, только шмыгает носом и делает вид, будто начал жевать быстрее, красноречиво разведя руками.       Пока Хидан дрых, Какузу успел прошерстить стеллажи в пристройке. Ему удалось найти горнолыжную маску, которой лет десять, не меньше, сейчас такие уже не делают, но главное, что она была цела. Помимо нее ему попалась пара перчаток, протертых и дырявых, и все же это лучше, чем рулить голыми руками. Еще он нашел капюшон от куртки (жаль, что не нашлась и сама куртка), и шарф, абсурдно длинный и изъеденный молью. На этом полезные находки закончились, и Какузу без малейшего сожаления практически вырвал двери пристройки, чтобы выкатить снегоход, потому что через коридор дома он бы не пролез. Старые петли на воротах заржавели настолько, что не желали открываться, так что при помощи того же лома он вырвал их из пазов и вытолкал наружу. По крайней мере вывезти снегоход прямо по дверям оказалось даже удобнее – удалось без проблем развернуть его в нужную сторону, но, как только аппарат коснулся снега, он тут же потонул в нем чуть ли не наполовину. Придется влезть в снег по колено, чтобы просто сесть, но это меньшая из возможных проблем. Пусть так и остается.       Сейчас Какузу выкуривает последнюю сигарету, стоя на крыльце, пока Хидан совершенно не спешит. Когда он делает последнюю затяжку, вдруг приходит в голову мысль, от которой непроизвольно сжимается сердце – они же не могут бросить пса здесь? Один он не выживет, да и сквозь такой снег вряд ли найдет дорогу в город. Можно, конечно, вернуться за ним, но кто знает, что ждет их в городе. Вдруг Какузу уже и не сможет вернуться, а на Хидана надежды мало, ему наверняка плевать на собаку.       Раздается скрип двери, Хидан, плотно обхватив себя руками, выходит на улицу, морщась от каждого движения. Он щурится, яркость белого снега слепит. Взглянув на Какузу из-под нахмуренных бровей, он закусывает губы и выжидающе замирает.       – Жди здесь, – Какузу возвращается в дом и суетится, в поисках собаки. Пес мирно спит на кровати и спросонья всей этой спешки не понимает, погавкивает, когда Какузу подхватывает его на руки. Похоже, за это время собака изрядно похудела, по крайней мере весит она гораздо меньше, чем можно было ожидать. Тем и лучше. Только что Какузу пришла в голову идея, как увезти животное, только Хидан вряд ли будет в восторге. Прихватив капюшон и шарф с собой, он снова выходит на крыльцо.       – Повернись спиной, – говорит он, держа пса на руках.       Хидан сперва не понимает, что от него хотят, но медленно осмотрев представшую перед ним картину и прикинув одно к другому, округляет глаза.       – Не, ты че придумал? Совсем уже крыша потекла?       – Мы не можем бросить его здесь.       – Ну… да, но… – Хидан не может придумать достойной причины, чтобы отмазаться, – Это же идиотизм, ты гонишь.       – Мы доедем достаточно быстро, если ничего не случится. Придется потерпеть.       – Ничего тупее в жизни не делал, – ворчит Хидан, разворачиваясь и обреченно бубня под нос что-то неразборчивое.       Идея заключалась в том, чтобы привязать собаку к спине к Хидана, вроде как мамаши привязывают к себе своих детей всякими новомодными слингами. Собака, конечно, не ребенок, потяжелее будет и покрупнее, но это единственный сносный способ вывезти ее отсюда. Места на снегоходе и для двоих-то мало, куда уж пса. Идиотская длина шарфа подошла практически идеально, а пес на удивление спокойно себя вел, словно понимал, что конкретно происходит. Он закинул лапы Хидану на плечи, а Какузу крест-накрест привязал его, до кучи напялив на голову капюшон, чтобы закрыть длинные уши. Внезапно его осеняет и он достает из кармана телефон. Зарядки всего десять процентов, но на фотку хватит. Окликнув Хидана, он сразу жмет кнопку, стоит тому повернуться.       – Ну охуеть, ты еще и задокументировал этот пиздец, – бессильно говорит Хидан, как-то нелепо дернувшись. Похоже, он хотел развести руками, но плотно повязанный вокруг груди шарф помешал ему это сделать. Какузу не может сдержать смешка.       – Сейчас подъеду, – говорит он, стараясь не смеяться больше.       Какузу проходит дом насквозь, выключает свет и генератор. Пробравшись через снег, он садится на холодный снегоход и заводит его, искренне наслаждаясь звуком урчащего мотора. Выжав газ, он тут же отпускает ручку, от неожиданности замерев – слишком уж сильно рванул аппарат вперед. Похоже, он очень мощный, надо быть аккуратнее.       Удается подъехать прямо к крыльцу, Хидану остается только перекинуть ногу через сидушку и опуститься, но, как оказалось, сделать это с собакой на спине не так-то просто. Ощущение, что он сейчас потеряет равновесие и завалится в сугроб, его не покидало, так что Какузу, устав наблюдать за его душевными метаниями, привстал и подал ему руку. Кое-как раскорячившись, посадку совершить все-таки удалось, но Хиданов нецензурный бубнеж не утихал ни на минуту.       – Крепко держись, – командует Какузу, опуская на глаза очки.       Хидан обнимает его руками так сильно, что он на миг даже успевает пожалеть о своих словах. Еще немного и ребра затрещат. Какузу ерзает, Хидан чуть опускает руки ниже, но хватка слабее не становится. Теперь под угрозой желудок с кишками, но жаловаться совесть не позволяет. По спине растекается тепло – Хидан прижимается всем телом, словно прилип наглухо. Что ж, по крайней мере свалиться ему не грозит.       Вся сосредоточенность и последние целые нервные клетки уходят на то, чтобы держать руль ровно. Какузу примерно представляет, как выехать к городу, но по лесу ехать не получится, он слишком густой, снегоход не пройдет между деревьями, так что приходится объезжать дугой. Иногда их подбрасывает на высоких, сбитых плотно сугробах, в такие моменты Какузу чувствует, как Хидан сжимает руки еще сильнее, и у него перехватывает дыхание. Набрав скорость, Какузу понимает, что волосы напрочь вымокли и слиплись, их раздувает в стороны и из-за этого становится ужасно холодно. Между лопаток уткнулся лбом Хидан, прячась от ветра и снежных брызг. Скорость вдруг падает, снегоход вязнет в мокром сугробе, Какузу давит на ручку газа, рискуя перевернуться вовсе от резкого рывка, но гусеницы все-таки справляются и получается выехать. Зубы уже выстукивают какую-то чечетку, нос практически перестал ощущаться, но зато спине так жарко, будто под курткой горячая батарея.       Не могло все пройти так гладко, на это Какузу и не надеялся, но все же его постигло огорчение – на кромке леса пришлось остановиться, потому что путь преграждал ручей. Тот самый, который тянулся через лес. В этом было и что-то хорошее, по крайней мере Какузу понял, что едет в верном направлении. Из-за течения вода и не думала замерзать и, хоть ручей и довольно узкий, снег по обеим его берегам возвышался пухлыми сугробами, так что разница в высоте получалась ощутимая. Гарантии, что снегоход не провалится лыжней, нет.       Какое-то время Какузу обдумывает ситуацию. Он улучает момент, чтобы отряхнуться и собрать волосы в хвост. Завязать их нечем, но они, приморозившись, слиплись и так. Протерев слегка запотевшие очки, Какузу чуть оборачивается.       – Ты в порядке? – спрашивает он. Краем глаза видно выглядывающего из-за Хидана пса, с морды у него свисают сосульки, а язык вывален набок.       В ответ слышится только мычание, Хидан проводит ладонью Какузу по груди, подавая признаки жизни. Он видимо не хочет поднимать голову, чтобы не растерять тепло, только вот его ощутимо трясет. Суетливо осмотревшись, Какузу замечает более удобный участок, где можно постараться переехать ручей, предварительно разогнавшись. Может, есть варианты и получше, было бы гораздо надежнее перетащить снегоход вручную, но что-то подсказывает, что времени на это нет, к тому же не похоже, что Хидан вообще способен на физическую активность. Какузу начинает беспокоиться. Пока он разворачивается и едет вдоль ручья, он пытается придумать, а куда, собственно, им ехать после того, как они попадут в город. В лучшем случае нужно согреться, в худшем… худшего Какузу не хотелось бы даже допускать.       Сделав крюк в обратную сторону, он выравнивает снегоход. Зачем-то кладет ладонь Хидану на руки, прислушивается. Его и самого начинает трясти от холода, но от сиплого дыхания позади он начинает нервничать. Он выкручивает ручку газа, снегоход срывается с места, быстро набирая скорость. На краю ручья он чуть ныряет вниз, заднюю часть подбрасывает, но лыжня успевает схватиться за противоположный берег и тяги хватает, чтобы преодолеть препятствие. Потрясло, конечно, изрядно, но Хидан на месте, да и собака никуда не делась. Нетерпеливо Какузу выруливает в сторону леса и снова приближается к деревьям, чтобы ехать прямо вдоль них. Он уверен, осталось совсем немного.              

***

             Решив не присутствовать при переселении Учихи и его кошки в гостиницу, Какаши вернулся домой, чтобы покормить собак, к тому же ему хотелось побыть наедине с мыслями, попытаться вывести какой-то приоритет, и хоть раз лечь спать не под утро. Не терпелось выйти на Мадару, но в то же время, это вызывало опасения – человек, собирающийся стать губернатором наверняка сейчас на нервах и любое препятствие, даже теоретически мешающее его планам, точно выведет его из себя. Учитывая то, в чем Какаши его подозревает, там дерьма не оберешься.       Собаки, как всегда, радуются его приходу, виляя хвостами. Нехилые грянули холода, но в квартире было тепло, благодаря старой отопительной системе, в новых домах дело с этим обстояло куда хуже. В приюте Какаши тоже все предусмотрел, там вообще не о чем беспокоиться, Рин никогда его не подводила, так что он мог быть уверен, что собаки накормлены и согреты.       Каждый раз, когда он приходил домой, казалось, что здесь какой-то другой мир, параллельная вселенная, в которой у него нет никакой работы, загадок и расследований. Хотелось оставаться здесь как можно дольше, но, в конце концов, одолевало одиночество, даже собаки не помогали с ним справиться. Они хорошие друзья, но не умеют разговаривать. Какаши, почесав за ухом хрюкающего мопса, включил чайник и достал из шкафчика чистую кружку. Огляделся, снова удивившись непривычному порядку. Не успел еще раскидать барахло после того, как Ямато приложил руку. Мысль понеслась дальше – а если бы так было всегда? Если бы утром было кому улыбнуться, если бы кто-то бубнил из-за брошенной на столике грязной кружки, если бы кто-то ждал, кроме собак? Какаши никогда раньше об этом не думал.       Чайник пискнул и отключился, в комнате зазвонил телефон. Быстро залив чайный пакетик кипятком, Какаши метнулся к телефону и чуть не выронил его, когда увидел на экране «Какузу».       – Черт подери! – восклицает он, отвечая на звонок. Из динамика слышится рев мотора и какой-то шум. Сквозь все это улавливается тяжелое дыхание и, наконец, пробивается голос.       – Знаешь, где заброшенная шахта?       – Да, – отвечает Какаши, даже не задумавшись. Потом посмотрит, где, сейчас нельзя задавать лишних вопросов.       – Будь там. Езжай сейчас, на машине.       – Где ты? Что… – на полуслове Какаши замолкает, слушая гудки. После них металлический голос сообщает, что абонент не в сети. Слова эхом повторяются в голове, Какаши пялится в экран мобильника, пока у него не тухнет экран. А потом, резко сорвавшись с места и чуть не споткнувшись о всех лежащих на полу псов, он хватает с крючка пальто, кое-как надевает ботинки и, даже не завязав шнурков, выбегает за дверь. Как именно он собрался добраться на своей машине до заброшенной шахты по сугробам, которые никто не чистил в том районе, остается нерешенным вопросом, но думать об этом некогда.       Спустившись по лестнице, Какаши хватает стоящую у дверей лопату, которой чистил двор, и закидывает ее на заднее сиденье машины. Если надо – будет чистить себе дорогу сам. От волнения перехватывало дыхание, но он все равно закурил, пока выруливал со своей улицы. После первой же затяжки закашлялся, едва не подавившись. Уже вечерело, включалось уличное освещение, глубину снега стало лучше видно. В центре дороги хорошо почищены, так что Какаши смог разогнаться. Подъезжая к окраине, он замечает большой бордовый фургон с нарисованными на нем жабьими глазами, на манер «Футурамы». Машина стоит у книжного магазина, их выхлопной трубы клубами валит дым. Всего на миг это занимает внимание Какаши, но стоит фургону исчезнуть из поля зрения, как он тут же о нем забывает.       После поворота начинается район, который выделили под реновацию. Старые дома пустуют, жителей уже расселили по новым, но здания так и стоят, ждут сноса. Этот кусочек города мертв и теперь похож на декорации к фильму про пост апокалипсис. Пустынные улицы засыпаны снегом и пылью, магазины закрыты, двери заколочены досками, чтобы дети не пытались влезть внутрь, но тщетно – окна первых этажей разбиты. Прямо за этим районом располагалось несколько заводов, которые закрыли за чрезмерное загрязнение воздуха из-за устаревших процессов, а дальше по дороге – шахта, из-за которой все это и затевалось. Здесь жили в основном шахтеры и их семьи, но в конце концов добыча ресурсов прекратилась, бурить глубже оказалось опасно. Шахту опечатали и закрыли, производства зачахли сами собой.       Морда автомобиля зарывалась в снег, фары тонули, подсвечивая его изнутри. Видимость плохая из-за разлетающегося в стороны снега, но Какаши ориентировался по номерам домов и навигатору, который, впрочем, здесь уже начинал сбоить, передавая его перемещения с задержкой. Что-то скрипнуло под колесом, наверно, канализационный люк.       Скорость пришлось сбавить, чтобы двигатель не наглотался снега, если ехать быстро, можно и заглохнуть. Дворники поскрипывали, неустанно мотаясь туда-сюда, Какаши сжимал руль, боясь выпустить его из рук. Иногда колеса проворачивались впустую и в такие моменты становилось страшновато – застрять тут совсем не хотелось, но полный привод спасал положение и мало-помалу Какаши выехал из города, оказавшись на широком шоссе до шахты. Отсюда виднелись горы и раскинувшийся у их подножия лес. Скелеты металлических конструкций у шахты выглядели жутковато, широкий свод пещеры у горы зиял первозданной темнотой. Трепет пронесся по телу ледяными мурашками.       Насколько близко нужно подъехать к шахте? Какаши не хочет рисковать, и останавливается у бывшего КПП. Забора уже нет, остатки металлической сетки валялись рядом, скрутившиеся в острые клубки, шлагбаум, сломанный пополам, поднят вверх. Ехать дальше банально опасно, под глубокими сугробами могут лежать какие-то обломки, колеса не выдержат. Какаши развернул машину фарами в сторону леса и, прихватив лопату, выбрался наружу, тут же набрав снега в ботинки. Он принялся чистить снег вокруг, чтобы хоть как-то убить время и не сидеть без дела в ожидании. Кто знает, сколько придется ждать, он с ума сойдет от поднятых нервов, или докурится до комы.       Становилось все холоднее, мороз цеплял разгоряченную кожу и взмокшие от пота волосы. Какаши пригладил торчащие пряди и взмахнул рукой. Ладонь саднило, но он продолжал разбрасывать снег, не смотря на промокшие брюки и мерзостную усталость, которая хотя бы отвлекала от переживаний. Неудачно шагнув в сторону, Какаши поскальзывается и едва удерживает равновесие, успев воткнуть лопату в снег. Вымотался он изрядно, но время пролетело незаметно – Какаши поднял взгляд на совсем темное небо и вздохнул. Уже звезды показались, небо ясное, значит завтра снова будет холодно. Прогноз не радовал, обещали порывистый ветер, а с ним всегда холоднее.       Издали донесся звук надрывно рычащего двигателя. Какаши отбросил лопату и подбежал к капоту машины. На горизонте мелькал огонек, то поднимаясь, то опускаясь. Со стороны леса что-то приближалось и Какаши с трудом верил своим глазам. Он тер руки, дышал на них, пытаясь согреть, переступал с ноги на ногу. Рев мотора становился громче, силуэт сидящего на снегоходе человека стал различим, вокруг него в стороны разлетался снег. До сих пор сомневаясь в реальности происходящего, Какаши даже не знает, что ему делать – хочется ломануться навстречу и как-то помочь, но перед машиной столько снега, что он просто утонет там, неспособный удержаться на уставших ногах, и помощь понадобится уже ему.       Снегоход останавливается настолько близко, насколько возможно подъехать. Какузу обессиленно наклоняется вперед, какое-то время приходя в себя, а потом пытается встать.       – Хидан, отпусти, мы приехали, – говорит он, чуть оборачиваясь, – Ты слышишь? Черт, Какаши! Помоги, он похоже в отключке.       – Кто? – в пару шагов Какаши оказывается рядом, с первого взгляда и не понимая, что видит, – Это пастор? Что вообще…       – Давай ты потом об этом спросишь.       Какузу снимает перчатки и руками забирается Хидану под рукава куртки. Кожа еле теплая. Он пытается растормошить его и, наконец, ему удается – болезненно простонав, Хидан разводит руки в стороны, но на большее его не хватает. Какаши успевает его перехватить и удержать на месте, пока Какузу отвязывает то, что на первый взгляд показалось ему рюкзаком.       – Собака?! – не сдерживает он свое удивление.       – Долгая история, – ворчит Какузу, поднимая животное на руки. Пес практически не двигается, только слабо виляет хвостом.       В полной тишине, сопровождаемой тяжелым дыханием, сиплым всхлипыванием и хрустом снега, удалось перетащить Хидана и собаку в машину. В скудном освещении салона он выглядел до ужаса бледным, губы отливали мертвецкой синевой, на ресницах подтаивал иней. Какузу сел на заднее сиденье рядом и прижал его к себе, пытаясь согреть, хоть и сам не переставая трясся от холода. Заведя автомобиль, Какаши включил печку на полную и начал выезжать из тупика, сдавая задом. Пса усадили впереди, но он сам спрыгнул вниз, скрутившись прямо там, где сильнее всего дуло от обогревателя.       – Отвезу вас к себе, – говорит Какаши, сосредоточенно выруливая на дорогу, с которой приехал. Обратно ехать удобнее, он попал в проделанную колею, и машина смогла разогнаться чуть сильнее.       – Только не спрашивай ни о чем, – тихо отвечает Какузу, опустив голову, – Сначала нужно помочь ему.       – Конечно. Как же я рад, что вы живы.       – Я тоже.       До дома доехали молча, Какаши то и дело поглядывал в зеркало заднего вида, волнение не унималось до сих пор. Он не мог себе представить, что стряслось с этими двумя, да еще и собакой, хотелось поскорее услышать их историю, но он понимал, с этим можно и подождать.       Хорошо, что уже совсем поздно, меньше риск встретиться с кем-то во дворе или парадной. До нужного этажа добрались, как компания сильно выпивших друзей – Какузу нес Хидана на руках, хоть и сам едва справлялся с дрожью в коленях. Собаку нес Какаши, попутно осматривая ее. Животное последнее время не доедало, судя по всему, и к тому же ужасно замерзло, но он сможет ее спасти так же, как в свое время спас всех своих подопечных.       – Клади его на диван, я наберу воды в ванну, – командует Какаши, заходя в квартиру. Он разгоняет любопытных псов, быстро сдвигает одну из лежанок к батарее и кладет собаку туда, накрывая первым попавшимся пледом, а следом бросается в ванну, даже не разувшись. Если он верно помнит полицейские тренинги по оказанию первой помощи, то вода не должна быть горячей, достаточно теплой, чтобы не было резкого скачка температуры.       Когда Какаши выходит из ванной, навстречу ему попадается растерянный Какузу.       – Есть какая-нибудь одежда? Все напрочь промокло, – говорит он, пытаясь дрожащими пальцами выудить из кармана сырых штанов мобильник, – И на зарядку бы поставить. И я бы…       – Я все сделаю, сейчас, погоди, – Какаши уносится на кухню, – так, чайник скоро нагреется, одежда, да, – теперь он проносится в спальню, – ага, это подойдет. Извини, оно все в шерсти, даже машинка не справляется… Вот, держи, – чуть не налетев на Какузу, он сует ему в руки стопку спортивных штанов и кофт.       – Тогда ты помоги Хидану, ладно?       – А ты чего? Я бы лучше пока сделал чай и нашел одеяло.       – Я не могу.       Какаши застывает, вопросительно склонив голову. Ей-богу, он и сам, как собака. Он замечает, что Какузу что-то смущает и хочет спросить, но тот так страдальчески сводит брови, что все вопросы отпадают сами.              В сухой одежде и с горячим чаем в руках жить становится как-то приятнее. Время от времени тело еще подрагивало от остаточных ощущений, но в целом Какузу практически пришел в себя. Волосы высохли, он собрал их в небрежный пучок на макушке, чтобы не мешали. Растекшись на широком, мягком диване, он дремал, слушая монотонный шум воды из ванной. К ноге прижался какой-то мелкий шерстистый песик, прилегший поспать рядом. Иногда слух улавливал тихие разговоры, но Какузу не разбирал слов.       Он хотел бы пойти и проведать Хидана, но почему-то боялся. Возможно, он чувствовал ответственность за его состояние, считал себя виноватым в этом, а возможно его смущало то, что переживал он гораздо сильнее, чем было бы разумно. Мимо прошел Какаши с огромным полотенцем (Какузу не удивился бы, если б оно было собачьим), и очередной стопкой одежды. Снова накатило волнение, но и от него хоть плюс был – прилив крови согревал изнутри.       Какаши вывел Хидана из ванной поддерживая под руку, довел до дивана и оставил, смотавшись на кухню за чаем. Хидан, тяжело вздохнув, сел и вытянул ноги. Он поднял руки и рассматривал их так, будто впервые видел – кожа покраснела неравномерно, где-то пятнами осталась такой же бледной, как и была, сухожилия сильно выдавались, придавая рукам какой-то нереальный вид. Глаза тоже покраснели, губы остались бледными, щеки покрылись ярким нездоровым румянцем. Какаши вручил ему бежевый спортивный костюм, от которого Хидан казался еще бесцветнее, словно того и гляди просвечивать начнет.       Когда Какаши поставил на кофейный столик кружку и ушел проведать собаку, Хидан как-то настороженно взглянул ему вслед и поежился, а потом повернулся к Какузу, нахмурившись, будто хотел его в чем-то упрекнуть, но лицо его вдруг смягчилось. Он поджал губы и отвернулся, опустив голову.       – Что? – спрашивает Какузу, заметив его сомнения.       – Это же коп? – шепчет Хидан, чуть наклоняясь в бок, – Я не хочу с ним разговаривать.       – Нам придется. Он поможет. Как ты себя чувствуешь?       – Плохо, – Хидан морщится, пока сгибает ногу, чтобы подтянуть ее к себе, – В груди болит. Зря мы уехали, – он поворачивается, не в силах сдержать нарастающую панику в голосе, – я чувствую, они уже знают, что мы вернулись. Это просто вопрос времени. Никто им не помешает.       – Дай руку.       – Зачем?       – Не спрашивай.       Хидан колеблется, переплетает пальцы, осторожно поглядывает в сторону Какаши, который уселся прямо на пол рядом с греющейся у батареи собаки. Погладив ее по спине, он берет ее на руки и уносит в ванну, нелепый мопс и здоровяк кане-корсо тащатся за ним. Проследив всю процессию взглядом, Хидан, не глядя в сторону Какузу, протягивает руку.       – Никто не знает, что мы здесь, – говорит Какузу, сжимая ее в своей смуглой ладони. Так странно, хиданова рука выглядит в ней как птичья лапка – пальцы тонкие и длинные, не лишенные изящества. Костяшки покрасневшие, а кожа совсем не теплая. Похоже, его лихорадит.       – Ты их недооцениваешь, – Хидан так и сидит, отвернувшись и подрагивая время от времени.       – Спасибо, что прочитал ту молитву. Я, наверно, так бы и не смог уснуть.       Откуда взялась такая откровенность, Какузу самому трудно понять. Он украдкой глядит на Хидана, но тот только кивает, наблюдая за собаками. Если б на щеках уже не было лихорадочного румянца, он бы точно покраснел, а ведь он даже не знает, что действительно проспал всю последнюю ночь на плече у Какузу, благодаря чему он впервые за долгое время по-настоящему выспался, не мучаясь он травмирующих нервы снов.