Сумэра-микото

       — Воду в прудах с карпами лучше не трогать.       Маленькая белая рука дрогнула, замершая над водой. Спустя мгновение она отпрянула от водной глади.        — Да? Отчего же?       Юный омега рывком обернулся, вскинув к нему голову, и, Рики клянётся, при виде него сердце пропустило удар и захватило дух. Его закалённый и воинственный настрой, запал и жёсткость взгляда — всё это пало в ноги перед улыбкой, тронувшей крохотные и чувственно полные гладкие губы.       В этот момент, кажется, сердце перестало биться, а воздух — наполнять лёгкие.        — Карп — это священная рыба в Японии, — он отпускает с губ мимолётно, наблюдая за тем, как омега, мгновением раньше склонившийся над небольшим, но глубоким прудом подле обыкновенных деревенских домиков с черепичными крышами, поднимается с корточек, разворачиваясь к нему. — Так что опрометчиво относиться к воде в этой местности не рекомендую.        — Прозвучало даже немного угрожающе, — веки омеги в обрамлении пушистых длинных ресниц слегка подрагивают, но юноша не перестаёт улыбаться, больше развеселённый, кажется, сложившейся ситуацией, нежели испытывающий за вторжение в запретную зону стыд. — То есть, рыболовство для вас исключено, когда дело касаться карпов?       Он не отводил взгляда от Рики, послеживая за ним большими глазами и играя любопытной душой, и Рики, хмыкнув, быстро сбросил карты, подверженный его очарованию.        — Ага, — он весело кивает. — Что-то вроде. Считается, что если отрезать голову карпу, навлечёшь на свой дом большую беду. Даже… — юный альфа передёргивает плечами в жесте небольшой нервозности. — Демонов.       Тёмно-карамельная радужка омеги заинтересованно сверкнула из-под приподнятых над глазами бровей. — Как вас зовут, господин? Я ни разу не видеть вас раньше.       Глаза Рики распахиваются широко едва уловимо: он не ожидал подобного вопроса так скоро, оттого и не был к нему готов. Удивительно, как просто этот юноша относился к нему: видимо, иностранец, что было слышно по говору и понятно по разрезу глаз и аккуратному личику, не знал о происхождении сына сумэра-микото — верховного монарха. Он разговаривал мягко, но чётко, путаясь в произношении и грамматике слов, но не смущая себя этим; он говорил по факту, не проявляя лишних эмоций, однако его поведение нельзя было назвать игрой.        — Я, а… Эм, — Рики теряется — стоит ли говорить своё настоящее имя? — однако решение щёлкает в голове практически моментально. — Меня зовут Кахо.        — Кахо? — с любопытством лепечет омега. — Меня забавлять японские имена, но в хорошем смысле. Они все красивы — весь и каждый…       Его чудесные глаза оказываются мечтательно вскинуты к небу, мерно разлившемуся над головами светлым полотном. Уютное сейчас, оно кажется более белёсым из-за заслонившей светло-голубую скатерть расплывчатой полупрозрачной дымки облаков. Лёгким ветерком, щекочущим кожу даже под плотным покрывалом грубого замаранного кимоно, холодило, словно веяло из-за приоткрытой створчатой дверцы в покои, и Рики благословлял себя за то, что смог выловить из своих хаотично мечущихся мыслей имя одной из служанок, чьи длинные блестящие локоны неизменно забраны в тугой хвост.        — А как вас зовут? — дрожащим голосом бросает мальчишка, стараясь не выдать трепетание всем своим естеством. Кажется, получается плохо, ведь омега, смерив его быстро огладившим взглядом, тянет нить гладкой улыбки:        — Имя — Сону, господин. Ким Сону. Рад встрече.       Завёрнутый в простенькое белое кимоно, за что взгляд Рики зацепился только сейчас, теперь он развернулся всем телом. Та лёгкость, с которой омега сделал ему поклон, та красота лица и тела, и та сила, которая скрывалась на дне невинно-карих, с карамельным отливом, глаз, вынудили сердце, глухо ударившись о грудную клетку, ухнуть вниз и с превеликим облегчением приземлиться где-то в желудке.        — Очень приятно, Сону, — он улыбнулся в ответ на лёгкий поклон.        — Мне быть очень приятно тоже, господин. Какая ваша деятельность? — невольная усмешка Рики, сверкнувшая на его тут же прикушенных в попытке скрыть улыбку полных губах, немного смутила Сону, но не сгорбила его выправленные широкие худые плечи. — Извините за мой сильный… аксент и плохую грамматику, — омега слегка хихикает, довольно забавно делая ударение на букву о в слове «плохую». — Я очень редко говорю по-японски, в основном только со своим учителем.        — Ничего страшного, — Рики любовно улыбается. — Главное, что мы понимаем друг друга. А я, так… Сын местного рыбака, — он небрежно машет ладонью куда-то в сторону небольших домиков, сверху обделанных выгнутыми черепичными крышами. — А вы зачем здесь? Если хотите, я мог бы помочь вам. Не похоже на то, что вы живёте здесь давно, да и выглядите немного потерянным.       Спустя несколько медленно тянущихся мгновений после отпущенных Рики слов лицо Сону искажает нечитаемое выражение, бросившее его глаза, резко завешанные спавшей на них сочной чёрной чёлкой, в тень. Хорошенькие губы омеги, вытянутые дующимся пухлым бантом, кривятся в выражение, по которому невозможно понять, растерян он, расстроен или вообще зол — или, скорее, ничего из этого.        — Хай. Я здесь первый день сегодня, — слегка склонившись ближе к чужому крепкому телу, укутанному в поношенное холщовое серое кимоно, местами протёршееся, из-за чего щекой почти прижимается к крепкой груди альфы, который выше его на полторы головы, Сону отпускает с губ рваный выдох, словно стремится выдать какую-то страшную тайну: — Я замуж выхожу.       Рики резко задирает голову вверх — но так, чтобы Сону ни в коем случае этого не приметил, — смаргивая резко застоявшийся в глазах испуг. Какое совпадение: у него тоже сегодня к вечеру намечается свадьба! Заключение союза с омегой королевских кровей, брак с которым он почти выбил силой, заявив, что без омеги на их земли сдаваться без боя не намерен: они начнут войну, и, при всей ловкости и находчивости японской нации, с самого начала будет известно, кто победит.       Он слышал, что омега заморских земель, плод слияния двух наций, европейской и азиатской, славился своей красотой и изяществом, а его походка, как и струящиеся за ним полупрозрачные одежды, напоминала дрожащее крыло бабочки на ветру, и отчего-то, даже не зная его имени и ни разу не посетив чужие владения, был уверен в том, что они подойдут друг другу.        — Ого, так это же радостные новости! — он хлопает в грубые ладони, сухая кожа трётся друг о друга. — А кто счастливый жених?       Сону усмехается, невесело, но в то же время будто немного удивлённо; кажется, он всерьёз озадачен реакцией незнакомца, в корне разнящейся с его. — Сын императора.       Это он.       Рики будто обухом по затылку даёт — тяжёлую голову начинает резко кружить, словно набивая её погружающей в толщу воды ватой. И пусть цуруги его отца и его катаны страшатся, пусть их армия нагоняет ужас даже на самых сильных врагов, закалённый и воинственный настрой его, запал и жёсткость взгляда — всё это пало в ноги принцу, чей стан струился шёлком сквозь простенькое белое кимоно.       Рики поймал себя на мысли о том, что, раньше не желавший, чтобы эта встреча заканчивалась, и стремящийся оттянуть её подольше, теперь он не дотерпел бы до вечера, ведь хотел как можно скорее увидеть Сону, облачённого перед ним в сказочные свадебные одеяния.        — Значит… Фиктивный брак? — осторожно интересуется он, между делом принюхиваясь к сладкой яблочной эссенции, что билась от шеи омеги прямо в его грудь.       Мимоходом отстранившись, Сону невесело усмехается, прежде чем выпрямиться: — Хай, господин. Фиктивный.        — Я слышал, что сегодня сын императора будет праздновать пышную свадьбу, — он поглаживает смуглый подбородок с преувеличенной задумчивостью и благодарит небеса за то, какой он на самом деле хороший артист. — Заключение брака ради союза с Францией. Король отдал на наши земли своего единственного сына как плату за то, чтобы война не была развязана, — Сону коротко кивает в подтверждение его слов. Он прячет одну ногу за другую, невольно выставляя обтянутое кимоно округлое бедро, и это очаровательно. — Теперь мне интересно, почему супругу будущего императора было разрешено гулять одному в незнакомом для него городе.       Он действительно не слышал с утра никаких известий о прибытии принца, своего будущего мужа, к ним, но, возможно, отец просто не хотел посвящать его в свои планы раньше времени. К тому же, и Сону быстро нашёл объяснение:        — Мы прибыть с родителями и слуги совсем недавно, — омега прелестно покачивает хорошенькой головкой. — Мне выдать местную одежду, но мы ещё не заявить официально император о своём визите. Родители разрешили мне немного прогуляться перед тем, как наш охрана заберёт меня. Наверное, на моей свадьбе быть много знатных людей, — немного подумав, добавляет он.        — Простой народ тоже приглашён, — ненавязчиво возражает Рики, приподняв одну из своих тёмных широких бровей. — Отец говорил мне, что любому, кто посетит императорский дворец, будут предоставлены небольшие дары. Думаю, с такими условиями любой захотел бы посетить это мероприятие, — он коротко хихикает.       Сону вскидывает голову; его широко распахнутые глаза моргают раз, другой, прежде чем уставиться в красивое, круглое, немного приплюснутое лицо Рики с круглым ровным носом.        — А вы там будете? Я смочь вас найти?        — Думаю, вы должны думать о своём будущем муже, а не обо мне, — Рики посмеивается. Нижняя из его полных губ, поблёскивающих персиковым отливом, оказывается прихвачена зубами, и Сону прослеживает за ней тёмным взглядом, в котором скользит не очарование, а отчего-то озорство. — Не знаю, сможете ли вы найти меня в толпе, учитывая то, что вам будут оказаны многочисленные почести, после которых вы должны будете соблюдать обряды и клясться будущему мужу в верности.        — Вы довольно самоуверен, раз считаете, что я побежать к вам в штаны на своей свадьбе, — сквозь губы мелькает сжатый в улыбке ряд жемчужно-белых зубов. — Сколько вам лет, господин?        — Семнадцать.       Немного подумав, омега давит усмешку. — Вы быть ещё самоувереннее, чем я думать, для вашего возраста, — он мило склоняет голову вбок. — Мне девятнадцать, господин. Как я смогу вас найти?       Рики немного теряется. Тянет озираться по сторонам в поисках правильного решения резко возникшей проблемы, а ответ: «Тебе не придётся искать меня, я буду твоим мужем» не подходит совершенно.       Ахнув, он хлопает в ладоши, и, спохватившись, дарит Сону мягкую, немного отстранённую улыбку. — А вот ищи меня по макушке, — юный альфа тонко похлопывает себя по едва напечённой солнцем голове. — Я единственный такой среди всех юношей. В остальном лишь у некоторых дев такие волосы.       А его макушка уже давно привлекала внимание любопытного омеги, почти такого же юного, как и он, чей взгляд нет-нет да и норовил вернуться к чужой голове, чтобы грузом лечь на причудливые волосы. Непривычно цветастые, они, будто выгоревшие на солнце гладкой макушкой, болтаются по щекам и вдоль ушей тёмными кончиками, словно специально выкрашенными в другой цвет. Сону знает, такого от природы не бывает. Неужели этот мальчишка смог придумать способ окрашивания такой хрупкой структуры, как волосы?       Это интересная мысль. Сону вернётся к её обдумыванию чуть позже. В конце концов, он всегда знал, что восточные страны нет-нет да и половчее их, и посмекалистее.        — Вы быть уверены, Кахо-сан? — слабо и робко интересуется он, слегка поднырнув вперёд. — Я точно вас найти? А если я упустить ваши волосы из вида?       Рики мягко усмехается. — Хай. Не волнуйтесь, Сону. Вы найдёте меня, можете в этом не сомневаться.       Сону роняет с уст едва слышный рваный выдох; целомудренно сложив маленькие белые ладони друг у друга, он медленно разворачивается к пруду. Отпускать этого юношу не хочется. Под гладью прозрачной воды поблёскивают на солнце серебристо-светлые спинки карпов.        — И всё-таки карпы быть очень красивыми, — отпускает он. — Их спинки напоминать мне вас. Вы быть такой необычный!.. — омега мечтательно вздыхает — для пущей драматичности не хватает лишь трепетно прижатых к сердцу рук. — Я надеяться, мы с вами ещё увидимся.       Стоящий за ним и целомудренно сложивший крупные смуглые ладони за спиной, Рики медленно склоняет голову вбок. В голове столько мыслей, но главная из них — он соврал, он соврал своему будущему мужу — пуще того, зная об этом — в первую же их встречу, и теперь он не знает, как выкручиваться, когда они встретятся при дворе. Поэтому, словно стараясь компенсировать ущерб ото лжи, он поджимает губы.        — Да, красиво.       Он отвечает невпопад, наблюдая за тем, как Сону, медленно и грациозно присев на корточки, подтягивает полы кимоно под себя, чтобы вновь протянуть руку к воде, но не касается её.

〄〄〄〄〄〄〄

      Рики никогда не нравилась жизнь при дворе.       Ещё будучи маленьким, он часто сбегал из дворца — порой тайком, а после даже и скрываться особо перестал, — чтобы найти себе какое-нибудь новое развлечение. Как сыну императора, будущему наследнику престола и обладателю верховного титула, ему было положено изучать древние письмена, заниматься каллиграфией, осваивать местное искусство меча да почитать изысканные манеры. Его отец был человеком сложным, строгим, непокорным, а мать контрастировала между властной и мягкой женскими натурами настолько сильно, что это сводило с ума.       И вместе с тем, как появились первые ростки переходного возраста, его натура потребовала от него выхода в самостоятельную жизнь — не там, где слуги ухаживают за тобой даже в ванной, переодевают и шагу ступить не дают, а туда, где нет вычурных одежд, вышивка которых ни на секунду не даёт забывать о твоём великом титуле, а существует только простенькое серое кимоно, тайком за пару золотых сшитое дядюшкой Акихиро, местным старичком-мастером на все руки, катана и куча уличных забав от постоянно замаранных в какой-то грязи — и где только они её находят? — маленьких пухлых мальчишек, которые, отбившись от мамы или папы, рыщущих на рынке, с примитивными костюмами и деревянными палками играли в служащих при дворе.       Рики не пренебрегал ничем. Он был готов дивиться на детские забавы, которые во дворце ему никогда бы не удалось увидеть, а, подросши, бегать с изобретательными девчушками, которые жгли какие-то эссенции на огне и с их помощью красили друг другу волосы.       Ну, как красили? С большой натяжкой это можно было назвать чем-то профессиональным — скорее, выжиганием естественного цвета волос в белый и полным разрушением их здоровой структуры, но Рики, которому хотелось попробовать всё на свете — и желательно сразу, — не было разницы. Он не брезговал, когда попросил присоединиться, и девчушки, смеясь, выжгли ему волосы на макушке тоже.       Так у юного альфы, сына монарха, обладающего верховным титулом сумэра-микото, появилась тайная компания подружек. И, когда он заявился на порог покоев родителей с крашеными волосами, вконец усталый, но счастливый, и прокричал что-то вроде того, что их простой народ придумывает новые диковинные вещи, отец был в ужасе — что уж говорить о матери, готовой потерять сознание.       Конечно, выговор последовал незамедлительно, но Рики едва ли было не всё равно. Он продолжал сбегать, и в перерывах между зваными приёмами как заморских, так и своих почётных гостей, обучением владению катаной и начертанием иероглифов любил прогуливаться среди простого народа: смотрел, наблюдал и любил то, как можно, скинув даже своё простое холщовое кимоно, пройтись по улицам босиком в штанах и нелепо болтающейся на теле сотканной из дорогих персидских шелков рубашке.       Рики думал об этом, но так и не пришёл к каким-то определённым выводам. Удивительно, как быстро у него появилась новая проблема; он думал об этом сразу после свадьбы, сбежав от желания слуг обмыть и переодеть его — «О, небеса, как маленького ребёнка!», — к водоёму, в котором прозрачная вода ненавязчиво щекотала под вымокшей насквозь рубашкой живот.       Свадебное чёрное кимоно скинуто у шуршащего мелкими камнями берега на брошенную на каменистое побережье любимую катану. Луна слепит глаза, а мысли не дают успокоиться. Ночь кажется насыщенной, слишком яркой. Рики снова смотрит в небо, а после тихо ругается себе под нос, сразу же ныряя в объятия тихой бездны. Рябь водными кругами сотрясает чернеющую под усеянным точками звёзд небом гладь — чёрт возьми, вода снова холодная, как ничто.        — Воду в прудах с карпами лучше не трогать, — слышит он знакомый голос, пропитанный весельем, который сразу же заставляет легко обернуться и убрать мокрые волосы с лица, зачёсывая их к затылку, за спиной.       Сону стоит у края, уже переодетый в ночные шелка, и Рики почти становится стыдно за то, что он не отводит взгляда.        — Как плавается, Кахо-сан? Я думать, такому простому человеку из народа, как вы, это не должно быть в тягость.       Рики смущён от того, что Сону дразнится; ах, но надо было видеть, как смешно искривилось его лицо, когда он увидел в наследнике престола и будущем муже перед собой того самого мальчишку, сына бедного рыбака, который утром отгонял его от несчастных карпов!       Тогда омега весь был переполнен обидой, и его хорошенькое круглое лицо почти пылало от злости, но Рики как никогда мог его понять. Он соврал, он бесчестно соврал, приняв на душу грех прикинуться другим человеком, но ему казалось, что в тот момент он не мог поступить иначе.       Как бы то ни было, церемония закончена уже как больше часа, а родители Сону покинут его после нескольких дней последующего пребывания во дворце. Это действительно сложно, поэтому всё, чего сейчас хочет Рики — развеселить косноязычного юношу, всё ещё до милого очаровательно дующегося на него.        — Я уже люблю тебя за твоё чувство юмора. Здесь не водятся карпы, на этот раз можешь не беспокоиться.        — Вода уже почти остыла.        — Значит, алкоголь всё ещё греет мои вены.       Сону немного надменно улыбается его ответу, преломляя своей кожей лунный свет. Вскинув руки, с вопиющей строгостью он складывает их на груди, заставляя рукава ночной одежды волочиться за собой.        — Я думать, молодому господину было слишком смело пить столько для своего юного возраста. Но я не решиться сказать. Я быть слишком обидеться на вас.        — Ты так забавно строишь свою речь, — Рики обнажает зубы в тонкой улыбке. — Слушал бы тебя и слушал. Иди сюда, душа моя. Хватит дуться.       Сону фырчит, но явной просьбе — или приказанию? — молчаливо следует. Маленькая белая ножка выступает из-под полы спального кимоно. Принц делает пару медленных шагов вперёд, чтобы привыкнуть к холоду под босыми ногами, а после идёт уже решительнее, прямо в одеяниях, что мокнут, с каждой секундой отягощая его движения. Сону всё продолжает забавно подтягивать рукава, что волочатся за ним по прозрачной воде; кажется, будто ему хочется выругаться, так же, как сделал это Рики раньше, но статус не позволяет, особенно перед новым мужем.       Полупрозрачные одеяния становятся всё более откровенными с каждым проведённым в молчании, нарушаемом лишь всплесками холодной воды, мгновением. Они мокнут, становясь прозрачными, и прилипают к телу откровенно, даря Рики вид на божественные изгибы полных бёдер, плавно перетекающих в тонюсенькую талию, что юный альфа, клянётся, мог бы обхватить одной большой ладонью своей руки.       Сону весь состоит из успокаивающей грации и гладкой элегантности, и Рики хочет всего этого себе. Может быть, впервые он рад тому, что отец принял за него решение.        — Тебе не холодно? — осторожно интересуется он, когда Сону, обняв себя за плечи, молчаливо подходит, не раскрывая сморщенных губ и лишь обдав случайно юного сына императора небольшой волной ещё более холодной воды. — Если хочешь, я могу накинуть на тебя свою рубашку.       Сону усмехается. — Чтобы мне стало ещё холоднее? Спасибо, я воздержаться, Рики-сан.        — Как хочешь. Но, имей в виду, что теперь всегда можешь обратиться ко мне за помощью. Мы ведь теперь… супруги.        — Супруги, — на выдохе повторяет Сону, скопировав его жест. — Вы быть молоды, Рики-сан, — он качает обеспокоенно головой. — Вы, должно быть, очень авантюрист. Я никогда бы не мог предположить, что мальчик в грязном кимоно, случайно встреченный мной в деревне, есть мой будущий муж.       Рики посмеивается над его формулировками. Мимолётно он ловит шероховатыми подушечками пальцев белый гладкий подбородок Сону; с усмешкой юный альфа вскидывает к себе голову омеги, лишь на мгновение испуганно сверкнувшего глазами, тут же принявшими привычно надменный вид.        — Хай. Я очень часто сбегаю из дворца. Мне не интересно там, — он отпускает подбородок Сону. — Мне гораздо лучше среди обычных людей, таких же весёлых, как и я.        — Я боялся выходить за вас замуж, — признаётся Сону, покачивая головой. — В других народах ходить слухи о том, что сумэра-микото и его сын славятся своей жестокость. Жажда крови… — омега зябко потирает плечи. — Такое быть не по мне, может быть.       Рики качает головой в ответ на его слова, удивлённый и в то же время не совсем его словами. Вдыхая свежий ночной воздух и разглядывая дрожащие звёзды на водной глади, альфа всё больше искушается. Пять бессонных ночей Рики провёл в думах, но в полночь шестой решил, что примет предложение о браке с омегой из далёкого королевства, ведь впервые не хочет очередной назревающей войны.        — Не бойся меня, моя кицунэ, моя душа. Я никогда не причиню тебе вреда. Знаешь, как только я увидел тебя и понял, что именно ты — тот принц-омега, вобравший в себя невероятную красоту смешения кровей и вынужденный стать моим будущим мужем, после стольких походов и кровопролитных битв наравне с отцом и нашей армией я понял, что наконец-то проиграл.       Сону озадаченно склоняет голову вбок, однако игривое выражение лица не меняется ни на миг. Лицом омега держится по-очаровательному мило и надменно; его лисьи глаза, очерченные острыми разрезами линий, смотрят почти сверху вниз с той непередаваемой теплотой и небольшим презрением в припухлых щёлочках.       Остатки большого пира всё ещё отзываются весёлой музыкой и пьяным смехом со стороны дворца. Сону протягивает руку, чтобы дотронуться до волос Рики.        — Это быть странно, Рики-сан. Откуда у вас такие волосы?       Рики посмеивается, неприкрыто любуясь тем, как Сону гладит его по голове с неприкрытым любопытством, и покорно подставляет макушку, опускаясь ниже, чтобы омеге было легче выровняться ростом рядом с его несвойственно мощной для его возраста фигурой.        — На самом деле, они крашеные.       Сону дёргает его за чернеющие в ночи кончики чёлки, как маленький ребёнок. — Красить?        — Хай. «Красить», — поддразнивает Рики. О, небеса, но теперь он никогда не хочет, чтобы Сону учился японскому и дальше — его это так забавляет!.. По-видимому, решение о заключении брачного союза произошло настолько быстро, что он просто не успел выучиться как следует. — Я покрасил их, когда сбежал из дворца. Какие-то девчушки возле рынка делали какие-то зелья на огне и потом испытывали на волосах.       Сону мычит, его губы, дующиеся пухлым бантом, забавно вытягиваются трубочкой; кажется, он всерьёз впечатлён новым для себя открытием. Опустив руку от чужой цветастой чёлки в воду, которая тут же съедает своей холодной гладью маленькую белую кисть, омега задирает голову высоко вверх, чтобы с Рики, улыбающимся мягко и снисходительно, которому он по плечо, уловить зрительный контакт хотя бы отдалённо.        — Быть интересно, — наконец, выносит он свой весомый вердикт. — Вы часто сбегаете из дворца, Рики-сан?        — Частенько, хай, — Рики просто пожимает натренированными в фехтовании катаной широкими плечами, так, словно бы разговор не имеет отношения к нему вовсе. — Но теперь, когда ты будешь со мной рука об руку, я не уверен, что захочу куда-либо уходить.       Он подмигивает распахнувшему веки Сону, отчего его сощуренные в узких припухлых щёлочках острые глаза становятся ещё у́же.       Сону глупо хлопает глазами в обрамлении пушистых длинных ресниц единожды, прежде чем фыркнуть. — Быть банально, Рики-сан. В стиле наших невоспитанных альф.        — Извини меня, — Рики посмеивается, прежде чем, резко наклонившись, вытянуть шею, чтобы клюнуть Сону в нежно дутую пухлую щёку. — Ты просто выглядишь очень нежно, душа моя. Меня так и тянет тебя поцеловать.       С хитрецой, медленно, отпрянув, он украдкой наблюдает за реакцией Сону, вновь широко распахнувшего глаза. Рики не сводит глаз с омеги, будто бы изучает, изучает настоящего хищника, пока не чувствует тёплые ладони, которые поднимаются от карамелью блестящих в покрывшем их тонком слое воды медовых предплечий к его крепкой шее. И собственные руки не могут удержаться, не могут не обнять горячее тело, прижать к себе ближе, но удивительно нежно для собственного нрава.        — Я гораздо сильнее, чем кажусь вам, мой император, — с придыханием шепчет Сону на удивление без ошибок и практически без акцента.        — Да, — альфа сдаётся в борьбе с пленом чужих глаз и тут же с лёгкостью подсаживает Сону на свои бёдра, ловя губами его вздох. — Именно поэтому ты свёл меня с ума.