Грешница

Земля под ее ногами — мерзлая, а тропа — узкая. Нова ступает след в след, по обе стороны от тропы скальный массив, позади — каменистый берег, покрытый редким лишайником, впереди — обрыв, в который бьется океан, и никак не может достучаться. Ветер треплет край ее куртки, щеки покрывает синеватой коркой инея. Останавливаться нельзя. По шуму воды Нова понимает — она близко. Дорога петляет между горных пиков, уходя вниз, и Нова рада, что на ней шипастые ботинки, призванные если не спасти от падения, то хотя бы смягчить удар. Еще добрых пятнадцать минут уходит на спуск — в спину Нове кричат потревоженные чайки, и если прислушаться, то в их сиплом похожем на звук пилорамы визге можно услышать «грешница, грешница. Гореть тебе в аду» Да, думает Нова, наспех перематывая сбитые костяшки пальцев куском ткани, это я. Океан гасит все звуки кроме своего рокота. Нова привычно скользит по отшлифованным камням на берегу прямо к воде, выбирает большой валун, устраивается на нем, кое-как прислонив свой рюкзак, вынимает фотоаппарат и ждет. Проходит двадцать минут, и они появляются. Морские котики выныривают правее нее, поднимают фонтан брызг. Их пятеро, должно быть, семья: отец, мать и совсем еще маленькие щенки. Старшие учат малышей охоте на рыбу, а те нелепо подпрыгивают в воздухе и шлепаются в воду — очаровательные в своей неловкости. Нова задерживает дыхание. Картина завораживает ее, заставляет замереть с фотоаппаратом в руке. Когда она все же решается на снимок, поднимается мощная волна и отшвыривает Нову на скалу вместе с рюкзаком. Она судорожно дышит, поднимается, и…просыпается в жаркое итальянское утро. *** В Гнезде тихо и тепло. Бледный, похожий на разрезанный лимон, свет сочится сквозь неплотно прикрытые шторы. Нова долго моргает, затем встает и идет на кухню, где находит Хорхе. Тот суетится над кастрюлями и тарелками, ничего вокруг не замечая. Молча ставит перед ней тарелку с ризотто — ешь, а то остынет. Нова несмело подносит вилку ко рту — стряпня Хорхе — повод для постоянных шуток на предмет съедобности. Рис тает во рту, оставляя после себя приятный ореховый привкус. Вкусно. Это неправильно, думает Нова, что-то идет не так. Не так, как обычно. — Тебе снятся кошмары? Он не поворачивается, продолжает возиться с кастрюлями, оттирает щеткой прилипшие рисины. Но да. Задает вопрос. — Откуда ты знаешь? — отвечать не хочется, почему бы и не потянуть время. — У тебя в мешки под глазами можно гальку с пляжа складывать. — Хорхе звучит озабоченно. — Могу приготовить одно зелье, и будешь спать как младенец. Просто мне снятся морские котики, хочет сказать Нова, похожие на вас. У одного из щенков из ее сна на боку была светлая полоса. Совсем как синяя прядь твоих волос. Но вслух она этого конечно не говорит. — Не нужно. — Нова качает головой. — Все пройдет. Но ничего не проходит. *** — Ты готова, девочка моя? Лицо кардинала Бароне — сплошные складки и заломы на посеревшем пергаменте старческой кожи — никаким силам уже не разгладить эти вековые морщины. Он протягивает Нове руку — полноводную реку вздутых вен — и ласково заглядывает в глаза. Нова смотрит перед собой не мигая: моццетту кардинала словно облили клюквенным соусом, до то ярко та сияет в свете витражей, и чувствует что еще немного, и ее размотает саму в багряно-красную нить до самого лабиринта, где притаился Минотавр. Если все сделать правильно, уже завтра от союза Сожжения останется только пепел. Кого любит Господь, того наказывает — Готова? — нетерпеливо повторяет Его Высокопреосвященство, в его глазах отражаются огни святого Эльма посреди бушующего моря. Все реки текут в море, но море не переполняется. Она покорно склоняет голову. — Да, Отец. *** Запах крови она чувствует раньше, чем видит. Резкий, маслянистый. Чайки все кричат ей в спину, но Нова не обращает на них внимания — идет, доверяясь своему обонянию, к самой воде. Кровь появляется как актер из-за кулис: светится на поверхности океана, алеет на сером фоне. Багряные полосы плоти раненых котиков, распластанные по воде поникшие хвосты. Это я во всем виновата, проносится в голове Новы, только я. *** Нова поздно понимает что опоздала: поначалу раздается легкий хлопок, а потом стены Гнезда начинают вибрировать. Она вскакивает, ложится на пол, и тут же мир — ее собственный, и мир вокруг разламываются осколками, перемалываются в труху. На нее падает Шен, где-то она слышит крик Оникса. Ей бы собрать волю в кулак, отмотать время назад, в конце концов возможно в этом и есть ее истинное предназначение — спасти других, а не умереть в огненном кольце подобно Орлеанской деве, с той лишь разницей, что роль Жанны д’Арк она для себя уж точно не выбирала, за нее это сделала церковь. Но огонь уже рядом, за дымом и гарью ничего не видно, и только похоронной мелодией где-то в гостиной осыпаются стекла. Час назад союз сожжения слушал ее исповедь — слова каменными булыжниками падали с ее губ: Нова ничего не утаила, упаковала каждую свою фразу плотным свертком, для верности скрепив сургучной печатью. Она — предательница, она — грешница, чья душа давным-давно заключена в ад. Она та, кто хочет их спасти вопреки собственной роли. Когда горячей волной ее относит к раскаленной стене Нова понимает — смерть пришла за ней. Ударить бы ее по костлявой башке, распять на стене. Только бы встать. Ее глаза закрываются. Прошла жатва, кончилось лето, а мы опять не спасены. *** Она медленно переступает через облепленные водорослями обломки разбитых судов. Бредет по камням к кромке воды. Они уже ждут ее — мертвые, бездыханные — шторм выплюнул их на берег возле самого обрыва. Ложится рядом на мерзлую землю под набрякшим черным небом, крепко обнимает скрипящую от соли тюленью кожу. Заглядывает в вытянутые морды морских котиков. Шен, Веспер, Люсьен, Оникс, Хорхе. Они все останутся здесь навсегда как и она. В шепоте ветра Нове слышится раскатистый смех кардинала Бароне. Ты предала нас, девочка моя, говорит он. Так пожинай же плоды своего предательства. Океан шумит, слепя волной, что грозится слизать в чрево отца своего все — живое и мертвое. Нова лежит недвижно — по ее лицу, застывшему, нелюдимому ничего нельзя прочесть. — Грешница! — выдыхает волна в последний раз. И возвращаются реки к своим истокам, чтобы течь снова. Нова закрывает глаза.