Рейс Москва — Владивосток

      — Значит, едем смотреть «рыбов», — констатировал он очевидный факт, когда мы забрались в городской автобус и уселись возле окна.        Он не ждал от меня какого-либо ответа и достал из рюкзака свои объёмные наушники, которые тут же надел. Этот жест вполне однозначно давал понять, что вся наша поездка пройдёт в тишине, и меня это устраивало: в какой-то степени мне повезло, что он в основном был таким же молчаливым интровертом, как и я, и не нуждался в пустых разговорах для того, чтобы скоротать время в дороге.       Наш путь лежал на остров Русский — тот самый, где располагался ДВФУ. Остров соединялся с материковой частью города двумя мостами, протянувшимися через бухту Золотой рог и пролив Босфор Восточный, и я даже смог бы насладиться поездкой и видами, если бы не трясущийся и еле ползущий автобус. Он кряхтел, подпрыгивал на каждом неровном участке шоссе, норовя сбросить меня с сиденья, и вместо такого аттракциона я бы с радостью предпочёл пройтись до океанариума пешком, однако мосты были единственной возможной переправой на Русский и, как я уже упоминал, передвигаться по ним разрешалось только на машинах.        Постепенно в автобусе становилось всё больше людей. На каждой остановке в салон заходили студенты, и в конце концов автобус стал походить на банку с плотно набитыми в неё сардинами. Глядя на этих устало толкающихся и невыспавшихся несчастных, направляющихся грызть гранит науки, я испытывал к ним сочувствие. Будучи избалованным москвичом, привыкшим передвигаться на метро, я мало представлял, как у людей хватало терпения каждый день ездить на остров в толкучке на дребезжащих корытах, именуемых наземным общественным транспортом. Я не ездил на автобусах со школьных времён и не ездил бы на них ещё с десяток лет.        Когда мы доехали до кампуса ДВФУ, толпа схлынула, и в автобусе из пассажиров остались только мы вдвоём. Через минут десять водитель объявил, что мы подъезжаем к конечной станции, которая без лишнего креатива так и называлась — Приморский океанариум. Стоило автобусу затормозить, я пулей вылетел из душного салона.        Океанариум находился в северо-восточной части острова Русский, на самом берегу Японского моря. Как только я оказался на улице, моё лицо обдало колючим ветром, а лёгкие заполнил солоноватый морской воздух. Было прохладно, но светило яркое мартовское солнце, и мне пришлось прищуриться, чтобы осмотреться по сторонам.        Мы стояли на автобусной остановке, как казалось, в богом забытом месте: вокруг были только лысые деревья, пожухлая трава и убегающая вдаль трасса. Въезд городского общественного транспорта на территорию был запрещён, поэтому нам предстояло пересесть на шаттл, чтобы доехать до океанариума. Мой взгляд скользнул вдоль гладкого асфальтового полотна дороги. Вдали, как я предположил, в месте, где дорога заканчивалась, уже белели очертания здания, формой похожего на гигантскую раковину, выброшенную на берег. Однако моё внимание привлекло вовсе не оно.        Я заглянул за автобусную остановку и увидел, что от неё вниз ведёт пологий каменистый склон. Недолго думая, я обогнул остановку и направился к той тонкой голубой линии, за которую зацепились мои глаза. Прямо к морю.        Он изучал лист с расписанием, висевший на остановке, и не сразу заметил, что меня нет рядом.       — Ты куда собрался? — раздался крик, ударившийся в мою спину. — Шаттл приедет через пять минут, а следующий будет только через полчаса!       Из-за сильного ветра я почти не слышал его.        — Я быстро! Успею!       Я не знал, услышал ли он меня, но ускорил шаг, из-за чего из-под моих ботинок, нисколько не предназначенных для того, чтобы в спешке спускаться по каменистым склонам, выбилось несколько валунов, и я чуть не подвернул ногу.        Впрочем, торопился я вовсе не из-за шаттла. Море ждало меня, оно звало меня, и я не мог не откликнуться на его зов.       Последние метры, отделявшие меня от кромки воды, я почти что пробежал и наконец очутился на берегу, один на один с могучей водной стихией. Бескрайнее море, тёмное и зловещее, прибивающее к ногам льдины, но одновременно сияющее в бликах солнца, растянулось на многие тысячи километров вокруг, заслоняя собой всё поле зрения. Такая неожиданная, но оттого не менее долгожданная встреча обрушилась на меня ледяными отрезвляющими волнами, и я смог вздохнуть полной грудью.       Ничто не давало мне столько сил, как морские пейзажи. Как и ничто не вызывало у меня такого благоговейного трепета, граничащего с ужасом.       Всякий раз, когда я оказывался на берегу моря, я чувствовал себя слабым и беспомощным, но избавлялся от этих ощущений, напитываясь энергией первобытной и неукротимой природы, точно так же текущей в моих собственных жилах.        Я обожал высокое небо, встречающееся с морской гладью, солёный ветер, широкие горизонты, пенящиеся волны и то бесконечное пространство для мечтаний и вдохновения, что дарил шум прибоя. И в то же время содрогался от страха перед непостижимой бездной, таящейся под спокойной поверхностью. Я боялся, но вместе с тем испытывал сладостное в своей мрачности желание того, чтобы однажды море поглотило меня и утянуло на самую глубину, откуда я не смог бы выбраться.       Тоска по морю — странное чувство для городского жителя, который всю свою жизнь существовал в бетонной тюрьме и никогда не был связан с морской стихией, но, тем не менее, я его испытывал. Испытывал всегда после того, как впервые увидел море, когда родители в детстве отвезли меня на юг. Эта тоска впоследствии стала заставлять меня возвращаться на морские побережья снова и снова, а иной раз бурным потоком захлёстывала меня в ночных кошмарах, и я понимал: для меня море не было точкой на карте, оно было частью моей души, источником моих самых глубоких эмоций и моим местом силы. Когда же я длительное время находился далеко от него, я ощущал, как меня начинает переполнять печаль, а горло сдавливает от жажды встречи.        Скучая по морю, я скучал по части себя: по надежде, которую приносили накатывающие волны, по возможностям, которые рисовал горизонт, по биению жизни, которое намывали утренние приливы, по свежести и осознанию своей силы, которые можно было вдохнуть только на берегу вместе с йодом и солью, и по тому зловещему колодцу неизведанной глубины, что никогда не пересыхал. Должно быть, в любом из нас есть такой колодец, только пить из него смертельно опасно, ведь в морской воде содержится яд.       Это была моя свобода, мой компас, мой дом, и, если я слишком долго томился в бетонной клетке, меня преследовал его зов. Это мог быть шум дождя по крыше или шёпот ветра в листве, однако для меня эти звуки звучали как протяжный и надрывный призыв, и я возвращался. Из раза в раз возвращался, чтобы почувствовать себя полноценным.       Как давно я не был на море? Прошло несколько месяцев? Полгода? Время не имеет большого значения, когда тебя переполняет тоска. Но теперь она наконец отступала, и я, в это трудно было поверить, всё-таки был не один.       — Предупредил бы хоть, что тебя куда-то понесло, — запыхавшись от быстрого спуска, буркнул он и встал рядом. Больше он ничего не сказал и только плотнее запахнул полы пальто, вместе со мной подставляя лицо порывам ветра и всматриваясь в пенящиеся брызги волн.       Мы постояли так какое-то время, каждый в своих мыслях, и напоследок я выудил из рюкзака фотоаппарат, чтобы сделать пару кадров.       — Тебе очень повезло жить в таком месте, — сказал я, когда мы поднимались назад на остановку. — Я читал о том, что возле кампуса ДВФУ есть набережная. Думаю, если бы я учился здесь, я бы гулял по ней каждый день.       — Да, наверное, повезло.       Его лицо осталось бесстрастным, и я понял, что он воспринимает окружающие пейзажи как должное. Винить я его в этом не мог: к хорошему быстро привыкаешь, по крайней мере до той степени, чтобы не нестись сломя голову к морю каждый раз, когда видишь его.       Мы успели на шаттл и уже очень скоро добрались до нашего пункта назначения.       Для того, чтобы обойти более ста аквариумов, в которых обитало около пятисот видов рыб и млекопитающих, требовалось достаточное количество времени, поэтому мы планировали провести в океанариуме не менее трёх часов. Ни я, ни он не были фанатами утомительных походов по музеям, но меня завораживала имитация погружения на морское дно, а он увлекался биологией и пёрся от наблюдения за любыми живыми существами, и эти часы пролетели для нас незаметно.       Был будний день, поэтому мы бродили среди тёмных коридоров практически одни, за исключением изредка попадавшихся родителей с маленькими детьми. Свет в помещении был приглушён, а бесчисленные резервуары с водой мерцали мягким неоном, создавая почти медитативную атмосферу, в которой хотелось забыться.       Словно два исследователя, мы переходили от одного аквариума к другому и внимательно разглядывали полотна подводной жизни, разворачивающиеся за толстыми стёклами. Мы по-прежнему мало разговаривали и держались на некотором расстоянии, будто делая вид, что не знаем друг друга, но наши взгляды то и дело встречались, и я не мог не задаваться вопросом: чувствует ли он тоже, что и я?       Особенно острую потребность задать этот вопрос я ощутил, когда мы обошли экспозицию и, направляясь к выходу, решили отдохнуть на скамейках в длинном подводном туннеле. Мы сидели бок о бок, со всех сторон окружённые непроницаемыми толщами воды, и ждали начала ежедневного шоу кормления скатов и акул, о котором мне накануне поведала хозяйка квартиры.       Его плечо упиралось в моё, и он в принципе сидел настолько близко, что я чувствовал, как он дышит. Он оставался невозмутимо спокойным и, несмотря на телесный контакт, отстранённым, из-за чего я не понимал, о чём он думает и что испытывает. Зато я отдавал себе отчёт в том, что происходило со мной.       Мысли о море, которое я так долго не видел, вновь завладели мной и унесли меня далеко за пределы стеклянных стен аквариума.        Стайки тропических рыб с их яркими красками и неутомимым движением, величественные скаты, грациозно парящие среди облаков водорослей, колышущиеся в течении актинии, неземного вида медузы, кружащиеся в танце, — всё это смазалось перед глазами в одну неясную картину, и в ней трудно было что-либо разобрать. Зрение заменил разливающийся в груди восторг и его верный спутник — удивление, сдавившее моё сердце крепкой хваткой.       Всё это зрелище явилось для меня напоминанием о том, как многое в мире создано для взаимодействия и сосуществования.       Мой друг, которого я так плохо знал, но при этом знал лучше, чем многих из своего ближайшего окружения, был для меня как само море. Наша связь, полная противоречий и находившаяся на тонкой грани между дружбой и чем-то большим, походила на бездонную глубину, одновременно пугающую и притягивающую меня.       Море — это свобода и неизведанные возможности, но оно также несёт в себе опасность и неопределённость. Такими же виделись и мои чувства к нему: они были полны тепла и стремления к близости, но в то же время вызывали у меня беспокойство, ведь я не знал, насколько глубоко меня может затянуть. Как и море, он сам казался мне загадочным и непостижимым, а его присутствие в моей жизни служило своеобразным символом того, что в серой повседневности может существовать нечто более яркое, чем монотонная рутина.       Мы смотрели на то, как обученные дайверы из рук кормили скатов, но в своём сознании я был очень далёк от происходящего. Мною завладели умиротворение и волнение, страх и радость, привязанность и упёртая тяга к независимости. Я не представлял, куда меня может привести глоток этого дурманящего морского коктейля, однако в одном был уверен: он являлся моим личным морем, таинственным, манящим и непредсказуемым. Он заставлял меня чувствовать себя живым и полным надежд, и для того, чтобы продлить эти ощущения, я был готов нырнуть в омут.       Шоу закончилось так же быстро, как началось, и мы в трансе побрели к выходу из океанариума.       Уже снаружи он спросил:       — Как тебе?       А что я мог ответить? Правду о том, что витал невесть где всё представление и думал о нём? Возможно, если бы мы заговорили в подводном туннеле, скрытые от мира в интимном полумраке стеклянных стен, я бы смог это сделать, но мы снова были на яркой улице. Те хрупкие чувства, что бушевали во мне несколькими десятками минут ранее, были сожжены палящим солнцем и развеяны холодным ветром, поэтому я лишь улыбнулся.       — Знаешь, я тут подумал, а что нужно для того, чтобы меня приняли на работу в океанариум?       Он посмотрел мне прямо в глаза, и на его лице впервые промелькнула тень недоумения.       — Здесь в основном работают биологи из ДВФУ.       — Что ж, отучиваться на биолога не готов, а вот сертификат дайвера получить, чтобы танцевать со скатами, — вполне себе. В конце концов можно всю жизнь продолжать сидеть в офисе, а можно просто быть счастливым.       Он рассмеялся.       — А мыть задницы пингвинам согласишься? Кажется, когда мы были возле их вольера, тебя этот вид деятельности тоже заинтересовал.       — Ну, разумеется! — с наигранной серьёзностью выпалил я. — А ещё дрессировать нерп, чтобы они играли со мной в мяч.       Мы вышли с территории океанариума и я, не отдавая себе в этом отчёт, взял его под руку.       — Прогуляемся ещё к морю? — спросил я, надеясь, что он не оттолкнёт мою руку. — Хочу сделать ещё несколько снимков.       Он не отстранился.       — Пойдём. Я как раз хотел тебя отвести к форту, там неплохой вид.       — Здесь есть форт?       — Да. Остров Русский раньше был военной базой, и на нём сохранилось много построек после ухода военных. По некоторым из них даже можно полазать, как, например, по береговой батарее, куда я предлагаю сходить. Её номер не помню, поэтому точно не скажу, как она называется, уж извини.       — Я не настолько дотошный турист, как ты думаешь. Плевать на название, пошли.       Так мы прошли вдоль берега к массивной стене, бетонной громадой возвышающейся над морем. По тому, как он уверенно повёл меня вглубь тёмного помещения, в котором уже давно не было никакого электричества, стало ясно, что он бывал в этом месте не один раз. Пройдя по заброшенному коридору, мы поднялись по каменной полуразрушенной винтовой лестнице и, как я думал, вышли на площадку второго этажа. Вот только это оказался не второй этаж, а крыша форта.       Мы стояли у самого края отвесной стены, и под нами раскинулась синева бескрайнего моря.       — Подойдёт для фото? — спросил он, вновь особо не выражая каких-либо эмоций.       В результате фото вышли даже лучше, чем я предполагал.       После прогулки по форту мы поехали назад в город, и я с замиранием сердца стал ждать вечера.