Уставшие отдыхают

Оставляя камеру на столе, Джон опирается в него руками и устало вздыхает. Очередное приключение закончено. Можно подумать, что парни их уже как орешки щёлкают, но всегда одни и те же ошибки. Хотя, можно ли называть "ошибки" именно так, без них же нельзя? Осознавать, что по-другому быть не может, оказывается, энергозатратно. Бывает, что не разделиться невозможно, к тому же, что они, девчонки какие-нибудь, чтобы вместе за ручки всегда ходить? Вот именно, взрослые парни, умеют пользоваться головой.. Давно пора перестать париться по одним и тем же причинам. В конце концов, их работа состоит из всех этих причин и опасностей, нужно просто быть на чеку. Писатель переводит взгляд на настенные часы и тут же слышит еле приглушённый хлопок двери сзади. Он не оборачивается, лишь вновь смотрит на разряженную камеру. М-да, эта зима выдалась тяжёлой на подъём. А ведь Джон и не успел как следует, так сказать, "по-зимнему", отдохнуть. Он даже не осознал, что уже весна, какой там зимний отдых. На улице только снег исчез кое-где да гололёд наобразовался, а так — одно и то же. И что за слово вообще "наобразовался"? Писатель на все сто уверен, что такого не существует, и если он продолжит выдумывать подобные словечки, то на нём это плохо скажется. И какой смысл опять обо всём этом думать? Только аппетит портится. Слегка поправив взъерошенные волосы у виска, Джон зевает и открывает одну из верхних дверц шкафа. Купленные на прошлой неделе макароны который раз мозолят глаза, но писатель не решается их взять. – Похоже, сегодня снова доставка, – обращаясь к сидящему за столом журналисту, говорит он, – какой вкус закажем на этот раз? – А что делать с фаршем, который я вчера притащил? Не собираешься готовить, — я сделаю это сам. Если мы вечно будем есть один фастфуд, наши желудки нам спасибо не скажут...Кстати, а конец точно записался? – беря в руки ту же камеру, Линч подсоединяет её к зарядному устройству. – Да, вроде бы, – усаживаясь напротив, писатель снова зевает. Совсем скоро они должны будут покинуть снятую аж на целый месяц однушку и вернуться домой. Честно признаться, это задание, как показалось, длилось дольше остальных. Благо, плата за освобождение старого музея от злых духов тоже не маленькая. – Ладно, Линч, я прилягу ненадолго, – поднимаясь с места, Джон идёт к двери, – разбудишь, если что, – и скрывается. Его голос звучал хрипло. Наверняка он очень устал, что даже обговаривать ничего из произошедшего не стал. Что ж, надо бы его чем-нибудь порадовать. Проверив ещё раз, заряжается ли камера, журналист подходит к холодильнику и достаёт из него куриный фарш, затем, немного подумав, также достаёт оставшееся молоко, яйца и луковицу. Оставив продукты на столе, он хватает небольшую кастрюльку, наполняет её водой наполовину и ставит на плиту. Достаёт свою зажигалку-фаворитку и лёгкими движениями поджигает. Навыки готовки у Линча были обычными, среднестатистическими, просто времени зачастую не хватало даже на то, чтобы сварганить какого-нибудь полезного супчика. Но, раз уж с заданием они закончили, можно и уделить немного времени чему-то такому нейтральному. Иначе, зачем они, как обычно, поддавшись искушениям, накупили кучу продуктов в местном продуктовом? Чтобы они просто так испортились? Ладно, сейчас главное не облажаться, их всё равно немного, буквально на пару раз. Журналист берёт большую столовую тарелку, ставит на стол перед собой и бегает взглядом по кухне, забывшись от мыслей. Глаза останавливаются на окне. Мимолётно в голове проносятся мысли, что весной солнце светит как-то по-особенному. Как-то более искренне. Линч зевает и оглядывает кухню. Помимо обеда, неплохо было бы заняться ещё и уборкой. И он бы действительно хотел это сделать. Ну, всё ясно. Очевидно, снова нахлынула волна трудолюбия, когда всё, чего бы хотелось — это сделать что-то во благо. Такое случается редко, но не соврём, — весьма кстати. Сон, вроде бы, как рукой сняло, и пора бы уже за что-то да взяться, да вот только как-то не выходит. Голова забита всяким разным и, пытаясь сосредоточиться, журналист уже просто смотрит в стол. И чего он там увидел? Бессонные ночи не идут на пользу, разве что в бюджетном плане, а так он просто думает уже пару минут о том, что наверняка теряет время, но всё равно продолжает стоять, как вкопанный. Ладно, нужно собраться. В планах слепить котлетки, сварить макарошки, заняться посудой и полами да, по возможности, и где-то тряпочкой повозить. Хозяйка неписанная. Да, на секунду Линч всё-таки снова задумался, но уже не о солнце, не о весне и даже не о работе. Ему бы всё равно показалось, что обдумывать одно и то же из раза в раз бессмысленно. Он представил, как бы Джон сейчас сидел тут рядом и отшучивался, как обычно. Может, журналист и редко что-то делает в плане готовки да уборки, но стоит отметить, что он также и своеобразный конструктор из различных занятий. Он пробовал многое, одним из чего оказалась и журналистика, но и на ней он надолго не задержался, ведь фактически, он стал скорее блогером. Наверное, называть себя журналистом просто вошло в привычку. Ну и ладно с этим. Никому нет до этого дела, а значит, волноваться не о чем. Никто не будет разбирать Линчепедию или пересматривать все его ролики с канала с целью разузнать на эту тему побольше. В любом случае, это настолько сущий пустяк, что и думать об этом нечего. А Джон бы сейчас сказал что-то вроде "да ладно тебе, Линч, чё ты опять паришься" и что-то в этом роде. Когда они только познакомились.. В общем, при встрече они были совсем другими. Писатель хоть и казался с виду чудиком и ботаником, но сам по себе, так же фактически, он был идеальным, и журналист на его фоне смотрелся не так хорошо. Можно легко убедиться в этом самостоятельно. Стоит лишь открыть канал Линча на Ютубе и посмотреть несколько видео 2018-го года про деревню вампиров, когда они, объединившись, реализовывали план Джона по убийству Джейкоба. Да-а, это было что-то. Тогда журналисту под ухо никто не ныл об усталости и потребности в еде, поэтому он справлялся с этой задачей сам. Сейчас же ею занимается писатель, и Линч стал спокойнее, чем был. Теперь уже Джон не кажется таким уж идеальным, как былой персонаж в старых страшилках, что отважно спасает журналиста из очередной неприятности, но Линч не считает, что он стал хуже. Возможно, внутри он был таким всегда, и, раз они проводят гораздо больше времени бок о бок, то журналист рад, что всё так, как есть. Нарезая лук на пластиковой разделочной доске, он жмурится, будто бы это поможет, и отправляет его в тарелку рядом. Там же оказывается горстка муки (объёмом, примерно, в пару столовых ложек), немного молока и одно яйцо. Линч щедро посыпает смесь солью и перцем и перемешивает несколько минут. Затем берётся за те макароны, чьё наличие игнорировал писатель, и кидает в кипящую воду, размешивая, и тоже солит. Что, по вашему, страннее? То, что журналист — это блогер, который уже просто попадает в передряги или то, что его друг — писатель, не выпустивший ни одной книги, или, может быть, то, что они ещё и зарабатывают в основном с роликов и заданий, а никак не с собственных профессий.. Не суть, насколько бы всё это странно не смотрелось, виделось, слышалось и так далее, это.....Нет, он не может сделать из всего этого какой-либо вывод. Захотел как-нибудь по-умному подумать, знаете, по-философски так. Не получилось. Надо помешать и сформировать полуфабрикаты для последующей тепловой обработки. *** Джон просыпается от приятного запаха, но не сразу открывает глаза. Он лежит несколько минут, прислушиваясь к звукам и вспоминая, где и когда находится. Это ничуть не удивляет, если ты хоть раз не спал всю ночь и лёг только под утро. Причём лёг только потому, что организм требовал сна, а ты просто живёшь в согласии с ним на такие предложения. Если разобрать всю ситуацию, то после подобного ты только чувствуешь себя как набухавшийся сухарь и уже, возможно, о чём-то да жалеешь, если тебе, например, надо куда-то идти: на работу, учёбу и по прочим делам. В нашем же случае у писателя не было права выбора, ну а сейчас ему никуда не нужно. Лепота. Поднимаясь с разложенного дивана и покидая скомканную постель, Джон, иронично покачиваясь, бредёт в сторону кухни. Его разум, плотно заправленный слепой усталостью, слегка плывёт, и сам он не сразу замечает, что забыл очки. "Наверное, свалились, пока спал", — не успевает подумать писатель, как тут же спотыкается о кухонный порожек и летит прямо в холодильник перед входом. В голове моментально отдаётся болью от ушиба, и писатель, выдавая что-то вроде сдавленного «с-с», замечает небольшую вмятину перед собой. "Вот же блин", — и смотрит в сторону замеревшей фигуры. Линч смотрит в ответ несколько секунд и не двигается. Его чувства и действия невозможно предугадать, отчего становится не по себе. Ну всё. Дверца холодильника осквернена и писателю конец, как подумал он сам, и уже был готов огребать по полной или покупать новый. Джон съёжился, засмотревшись на пряди журналиста. Они были слегка всклокочены, а на серой футболке смешалась история занятий этого утра: где-то были видны чернявые следы, где-то влажные от жира или воды, а где-то и соус. Сам Линч держал в руке ложку, которой перемешивал классический салатик из помидоров, огурцов, лука и майонеза несколько секунд назад. Кажется, он добавил туда и листья салата. Писатель не может отрицать, что журналист смотрится привлекательно, но явно не настолько, насколько в момент, когда он выходит из душ-.. впрочем, сейчас это неважно. Сейчас, в этой напряжённой обстановке, решается дальнейшая судьба Джона!.....Или он преувеличивает. Переводит взгляд на ту же вмятину и почти сразу слышит смех со стороны, оборачиваясь обратно. Линч, словно до него дошёл смысл какого-нибудь давно забытого анекдота, который ему рассказали на днях, задорно посмеивался, приложив руку ко лбу. Писатель сначала испугался такой реакции, а потом нахмурился. – Ты что, смеёшься надо мной? – Джон косо уставился на приятеля, по сути продолжая рассматривать усталое тело перед собой, – ты даже не ложился, верно? – Ха-ха, что? А, да, верно, – пытаясь прийти в себя, ответил Линч. Его всё ещё смешили растрёпанные волосы на голове писателя, его шутливо хмурый вид и, что выглядело более забавно, – на его щеке аккуратно был оставлен небольшой загадочный узор алого оттенка. В сумме всё это дарило неудержимую улыбку как минимум. Джон часто бывал таким. Таким забавным, искренним, даря мимолётное, но незабываемое для журналиста окрыление. – Тогда иди, пожалуй, и отоспись. А-то знаю я тебя, — потом в самый нужный момент по-любому вырубишься. – Ага, только поем. Я столько метался тут не для того, чтобы твои нотации слушать, поэтому тоже садись, или я насильно в тебя всё запихаю. Не думая даже спорить, писатель выдвигает из-за стола стул и присаживается. Положив голову на руки, он наблюдает, как Линч неспеша наполняет порцию для него. Он выглядит слегка странно, но мило.. Или забавно, или.. Или сейчас это не так важно — Джон мотает головой, освобождая голову от непрошенных мыслей. *** Мутно смотря перед собой, журналист устраивается поудобнее. Лёжа на спине и всматриваясь ещё раз в потолок, он слегка поправляет простынку, служащую для него одеялом. Ему немного холодно и он прикрывает глаза, расслабленно выдыхая и почти сразу съëживаясь. – Джо-он, закрой окно! – повышая уже хриплый голос, окликает Линч и тут же замирает, ощущая на себе что-то тяжёлое. Он распахивает глаза и неотрывно пялится на писателя, который сейчас старается как следует устроиться на бëдрах товарища. Показалось, что тот появился из ниоткуда, поэтому журналист пару раз моргает и, будто бы невзначай, касается левой рукой чужого колена, мол не привиделось ли. Ну, знаете, когда не спишь какое-то длительное время, есть шанс увидеть сон, не засыпая до конца или что-то в этом роде. – Не ори, Линч! Все окна закрыты, – наконец устроившись поудобнее, Джон хмуро смотрит на приятеля. – Точно? – скорее на автомате спрашивает журналист. На самом деле, разум Линча покинул его несколькими мгновениями ранее, поэтому сейчас он, как это называется в простонародье, "ворон считал", а если выразиться поточнее — "витал в облаках". А может, откровенно пялился, изучал взглядом и лапал в мечтах тело, ёрзающее не там, где положено. – Да точно! – прослеживая за взглядом товарища, писатель снова ёрзает, чувствуя себя уже не так самоуверенно, как до этого. – Ты бы лучше свитер натянул, а-то простынешь ещё, – будто догадываясь, что его не слушают, продолжал болтовню не о чём Джон. В следующую минуту он наклоняется и смотрит из приопущенных ресниц как-то по-собственнически, слегка надменно, но с некоторой лаской. То, как он проводит по щеке журналиста одной рукой или очерчивает бока другой — кажется излишней нежностью, но сонливость срывает все маски, оголяя желания. Но не подумайте, они гораздо безобиднее, чем кажутся. Скорее всего, всё дело именно в усталости. – Что это ты задумал? – слегка улыбаясь, интересуется Линч, переводя взгляд то на лицо, то на руки писателя. Вопрос риторический. Он догадывается. Как бы отвечая — а также подтверждая чужие догадки — Джон, наклоняясь ещё чуть ниже, мягко касается чужих губ своими, словно вовсе и не он так лукаво изображал сердцееда несколькими секундами ранее. Сохраняя ту же нежность, что и при первом поцелуе, писатель вносит её и во второй, и в третий, пока журналист первым не подаётся выше и не завершает дело французским поцелуем. Джон медлит — вырывает несколько движений и ласк со стороны товарища — и припадает к чужой шее, тяжело дыша. Сбитое дыхание постепенно приходит в норму, и он прикрывает глаза, крепко обнимая Линча, который сейчас уговаривает писателя лечь к нему под одеяло, а не валяться бревном сверху, ну да неважно. Почти ничто не портит момента, и Джон всё-таки выполняет просьбу, приобнимая журналиста сбоку. Они не планируют вставать вплоть до следующего утра. Отдохнуть в уюте и тепле – то, чего не хватало им обоим.