Весенние праздники

      — Есть гвоздь?       — На ринге, наверное, — качнул головой Марат в сторону качалки, — он же с Сеном забился, ко дню Космонавтики уложить его. А тебе зачем?       — Да не, — Андрей едва вытерпел выслушивая его, — обыкновенный гвоздь нужен. И камень. Или может нож. Есть?       — Зачем тебе? — подозрительно спросил Марат, когда они уже прилично отошли от коробки. Стоял ненадежный март, он уже шел в своей тонкой куртке, пока Андрей все еще ходил в своем долбаном пальто, весь расхристаный и потный. Сейчас солнышко ласково светило, как будто извиняясь за вчерашний снег. Андрей загадочно похлопал свой портфель на ручке, уже изрядно потасканный и потертый постоянными бросками. Хоть сменку в позорном мешочке перестал таскать к вящему неудовольствию уборщиц. Грязи в марте всегда хоть жопой жуй.       — Надо. Так есть?       — Ну можно найти. В голубятне по-любому найдем, я там как-то отвертку нашел.       Гвоздя в голубятне не нашли, зато Андрей нашел какую-то острую железку и остался доволен. Камень подобрал по пути. Марат закурил, а Андрей открыл дипломат и вынул белое полотенчико, звенящее внутри. А затем, пряча улыбку, достал и синюю жестянку.       — Вот, — довольно выложил он все богатство прямо на грязный пол, доставая камень и железку, — откроешь?       Марат сгущенке обрадовался и принялся проделывать в консерве дырки железкой, одну напротив другой, как учил папа, чтобы входил воздух. Краем глаза смотрел на полотенце, слегка жалея, что оно такое белое на грязном. Андрей разложил его, убрал верхнюю тарелку, и под ней оказались пышные, все в дырочках, рыхлые и даже на вид сладкие блины.       — Ого! — восхитился Марат, слюна сразу же заполнила его рот, — А чего это ты?       — Масленица же, — даже как-то удивился Андрей. — Вы не празднуете?       — Не, у нас не принято, — сказал Марат, наблюдая как тонкой струйкой Андрей наливает сгущенку на блинчик.       — Ешь тогда, — передал он ему мягкий, как будто даже еще теплый блин. Марат наскоро вытер руки о брюки и тут же всунул в рот угощение.       — Ммм! — промычал Марат с полным ртом, — Светлан Михална просто ангел!       Андрей ел свой блинчик аккуратно, хитро поглядывая на него.       — У тебя тут, — он показал пальцем на себе у губы. Марат облизнулся, дожевав.       — Все?       — Нет, тут еще, — сказал он, облизнул свой палец и стер сгущенку почти с подбородка Марата. Жест был простецкий, но в то же время такой нежный, что Марат снова ощутил то непонятное самому себе чувство, которое моментами накатывало рядом с Андреем. Хотелось тронуть его светлый отрастающий ежик, светящийся на весеннем солнце. С другими пацанами такого не было, хотя блондинов среди пацанов хватало. Хотелось прикладывать лед к его ушибам, которые прилетали с незавидным постоянством. А еще больше хотелось снова чувствовать себя мальчиком, а не пацаном рядом с ним. Носиться по квартире, петь, дурацко плясать, играть в солдатики и может иногда захватывать его в шуточной драке и падать в мягкое. А сейчас место шутливых драк заняли вполне настоящие, снег сходил, зимняя одежда уже не смягчала падения. Буро-желтый сходящий синяк все еще украшал подбородок Андрея. Но он все равно был таким же красивым. Это Марат про себя давно признал, что так про него и думал: «Какой красивый у меня Андрей». Это ему мама однажды выдала, любуясь как Андрей играет на пианино. «Какой у тебя Андрейка талантливый, а красивый какой!». Марат хотел сразу ей сказать, что чего это мой. Но подумал и решил, да. Мой, такой красивый. Эта мысль отчего-то тоже относилась к тем непонятным, но приятным чувствам, которые иногда появлялись у Марата при виде Андрея. Тоже хотелось как-то дотронуться до него. Но повода не было никакого. Они ели и молча улыбались весеннему солнышку, капели с крыши и вкусным блинам. Иногда даже друг другу.       Марат не спросил, почему Андрей угостил только его, знал, что только принеси что-нибудь к пацанам, вмиг голодные чайки разнесут угощение, и поэтому просто и с чувством поблагодарил Андрея:       — Спасибо. Очень вкусные блины. Передавай шеф-повару мои комплименты, — вот теперь можно было дотронуться, момент был подходящий. Но вместо того, чтобы положить руку на плечо Андрея, Марат дотронулся до его кисти. Андрей руку не выдернул и спокойно сидел, улыбаясь. А потом в ответ на секунду сжал кончики пальцев Марата. Но только на секунду, как будто и сам почувствовал что-то странное в том, что двое мальчишек сидят наедине и держатся за руки. Отвернулся.       — Сигареты есть? — спросил он своим низким голосом.

***

      Дома пахло хорошо. Котлетки с соусом, определил Марат по запаху. Помыл наскоро руки и прибежал на кухню.       — Мам, а чего мы Масленицу не празднуем?       — Масленицу? — немного удивленно спросила она, все еще занятая готовкой, — Да как-то не принято у нас. У нас свой есть праздник, Навруз.       — Что?       — Навруз, праздник весны и Новый Год своего рода, — повернулась она, заинтересованно глядя на сына.       — Аа… а как празднуют Навруз? Готовят может что-нибудь особенное?       — А как же! — улыбнулась Диляра, довольная интересом сына, — сумаляк, плов, например.       — Что? А можешь приготовить? Когда он отмечается?       — 21 марта, в день весеннего равноденствия, — Мама аж присела за стол, отложив готовку, — бабушка всегда готовилась к празднику, весь дом вычищала, устраивала большую стирку…       — Да-да, мам, — перебил Марат маму, готовую удариться в воспоминания, — так приготовишь?       — Можно и отпраздновать в этом году, — задумчиво сказала она, — пшеницу я тебе конечно уже не успею прорастить, но плов могу приготовить.       — Класс, мам! — Марат аж вскочил.       — Но мне от тебя нужна будет помощь, — хитро отвернулась мама снова к плите, — раз уж отмечаем, то выходные генералим.

***

      Все воскресенье Марат вытирал пыль, разбирал выдвижные ящики и убегал на помойку вынести ведро, а на самом деле покурить. Мама вывернула дом наизнанку и вытряхнула, словно карман куртки после зимы. К концу, когда мама уже усталая загружала Вятку, Марат даже проникся и разобрал свои вещи. Выкинул кучу хлама, хотел даже выбросить остов от велика, висящий над столом, но подумал, что Вова все же когда-нибудь соберет его. Брат, после того, как домбытовские отжали обратно видак, от идеи не отказался. Турбо, которого он отправил за проеб общаться с Желтым, отрезали кусок уха, и тот больше на улице не показывался. Вова ходил к нему сам, потом пришел и сказал, что пацан все же с ними, но на сборы пока являться не будет. Как-то через своих сослуживцев нашел другой видак и обменялся на кощеевскую пушку. Салон снова открыли, и теперь Вова торчал там сам, а родители лишних вопросов не задавали, видя, что старший не просто так балду пинает, а вроде как делом занят. На уборке его конечно не было. Маратка умаялся, но чувствовал, что все не зря. Только вечером спросил, можно ли к нему завтра зайдет Андрейка. Мама ему была рада всегда и легко согласилась, а потом улыбнулась и сказала «у него как раз счастливая нога». Марат не понял к чему это, но спрашивать не стал. Андрея пригласил на большой перемене, удивившись, что и в школьной столовке в этот день плов. Андрей тоже согласился на «а у нас дома другой, с барбарисом и нутом, ел такой?». Марат смотрел ему вслед и думал, что такое счастливая нога. Ноги как ноги, длинные, прямые, ровные, попа аккуратная…       Вечером они с мамой стояли у двери, встречая Андрея. Он явился с тюльпанами и вручил их маме. Где только нашел? На Восьмое марта и то едва можно было купить что-то кроме вонючей мимозы и вездесущих гвоздик. Мама очень обрадовалась и побежала выбирать вазу.       За столом рассказала про счастливую ногу и другие обычаи, которые помнила.       — Андрюш, я так рада, что ты так положительно влияешь на Марата. Он раньше никогда нашими традициями не интересовался.       Андрей открыл рот, но положил в него еще плова. Прожевал и только потом сказал:       — Я тоже рад. После ужина он даже предложил помыть посуду, но мама напустила строгости в голос и сказала, что не принято так. И они ушли в детскую. Она все еще так называлась, хотя детей там не было уже давно.       — А че ты про блины не сказал? — Марат подошел к проигрывателю и начал выбирать пластинку.       — А? Не знаю даже. Просто, — почему то смутился Андрей, усаживаясь на Мараткину кровать.       — У нас нормально ко всем традициям относятся. Мы же советские люди, — сказал Марат ставя иголку на миньон с наклейкой Мелодии, однако помня, что там были Битлз, любимые мамой. Заиграла песня «Помощь моего друга». Когда-то Андрей переводил ее, но Марат уже все забыл. Голос был немного грустный, но в целом песня ему нравилась. Марат сел рядом с Андреем, немножко ближе наверное, чем следовало. Колено касалось его, но Андрей отодвигаться не стал. Просто сидел, сытый и привалившийся к ковру.       — А есть еще одна русская традиция.       — Какая?       — Дорогих гостей троекратно целуют.       Марат забыл выдохнуть. Ринго спокойно пел о том, что все возможно с небольшой помощью друзей. Андрей уже оторвал спину от ковра и хотел уже что-то сказать еще, когда Марат сказал:       — Ну давай тогда.       — Что, правда? — Андрей развернулся к нему полностью и тоже взволнованно дышал.       — Ну ты гость же, — придвинулся Марат, не давая себе пути назад.       — Ну да…       — И дорог мне, — зачем то сказал абсолютную правду, хотя и не собирался. Битлы опять затянули припев, когда Марат зажмурился и ткнулся губами в щеку Андрея. Почувствовал на своей щеке слабый ответный поцелуй и открыл глаза. Медленно отодвинул голову, чуть не коснувшись пухлых губ и прижал рот к щеке. Вытянул губы, слегка причмокнув. Своей щекой Марат чувствовал горячее дыхание Андрея. Последний остался. Марат слегка повернулся и теперь уже намеренно коснулся его губ своими. Хотел задержаться на долю секунды, но не смог. Остановился полностью, вытянув губы и касаясь ими андреевых. Он тоже остановился и совсем немного, на полмиллиметра вытянул губы вперед. Теперь тело Марата действовало само. Иначе он не смог бы объяснить себе зачем он это сделал. Он поцеловал своего лучшего друга в губы. И тот ответил. И они не остановились, не оторвались сразу. Губы Марата прижались ко рту Андрея еще и еще раз. Уже пятый или шестой? А Андрей тоже. Ничего не сделал против, не отодвинулся, не толкнул, не сказал какого черта. Просто сидел покрасневший и тревожно заглядывал в глаза.       — Ты мне тоже дорогой друг, — наконец сказал он.       Казалось прошло сто лет, но песня все еще не закончилась. Марат смотрел во все глаза на Андрея, который вместо возмущения говорил, что дорожит им. И приготовился уже было испытать неловкость, но ее не было. Андрей спокойно взял его за руку и притянул к себе. И снова поцеловал прямо в губы.