Три шага в одной палатке

      Студенческая жизнь — прекрасна. По истине, не забываемое время. Сколько шуток, историй и воспоминаний остаётся после неё. Подростковая пора, когда уже можно покупать алкоголь, но ещё не нужно идти на работу. Когда можно проспать первую пару или две после очередной тусовки, а перед сессией умолять преподавателя на коленях поставить хотя бы тройку.

***

      Как Минхо согласился на такое? Во всем виноват Бан Кристофер Чан, думает он. Именно Чан заставил Минхо ехать с чертовым студенческим советом, в чертов кемпинг, на одну чертовски длинную неделю! И кажется, Минхо радоваться должен — волей случая за счет средств студенческого совета скататься отдохнуть на природу, весело провести время с заядлыми ботаниками, порассказать страшилки у костра, пожарить мясо и маршмэллоу.       Отдых на природе нынче дорогой. Палатку арендуй, место арендуй, еды купи, придумай развлекательную программу сам себе. А тут возможность, доставшаяся Минхо из-за связей. Считай, участница совета заболела прямо накануне отъезда, и место пропадает. Бан Кристофер Чан — отличный друг, зовёт его с собой. Минхо ноги ему целовать должен за его безгранично добрую душу и сердце.       Но оказывается всё не так гладко, как в красках описывал Чан. И Минхо это понимает, когда сонный и замерший в шесть с половиной блядских утра, подходит к машине друга. Из неё играет летняя музыка, которую обычно включают в программах про путешествия. Чан любезно помогает ему запихать вещи в багажник, уже битком набитый палатками, другими рюкзаками и даже переносным холодильником.       Чан подгоняет Минхо садиться в машину поскорее, вторая машина уже на выезде из города и нужно поторопиться. Минхо заскакивает во внедорожник, где уже сидит одна девушка и двое парней. Имя девушки Минхо вспомнить не может, но зато отлично знает двух парней. Хёнджин и Феликс — частые гости на танцевальных мероприятиях в университете, Минхо нравится с ними работать.       Хёнджин, прислонившись головой к стеклу, сопит на заднем сиденье рядом с ним. Минхо старается как можно тише устроиться в машине. Девушка, что сидит теперь посередине, помогает ему, заодно представляясь. Оказывается это Лили, первогодка с факультета графического дизайна, вступившая в студенческий совет только в начале второго семестра.       Она рассказывает про свою подругу, вместо которой и едет Минхо. Тот имени её не запоминает.       — Как у вас настрой? — спрашивает Чан, выруливая на главную дорогу, ведущую в маленькое поселение, в котором и находится их место для кемпинга.       На вопрос Чана двое отвечают с неприкрытым энтузиазмом. Их поездка уже радует, хотя они даже не выехали в пригород.       Минхо сдержано кивает, делая вид, что с ними солидарен, не до конца проснувшись. Он смог выпить чашку крепкого кофе перед выходом, но сейчас не ощущает даже капли бодрости.       Чан ведет машину аккуратно. Они встают на некоторых светофорах, пока не выезжают за пределы города. Машин ранним утром на трассе совсем нет, солнце уже ласкает макушки деревьев. Из динамиков продолжают играть легкие летние мелодии без слов.       Минхо дремлет. Ему ужасно неудобно — ремень безопасности упирается в плечо, когда он хочет опереться на стекло. Сквозь сон Минхо слышит низкий смех Феликса, о чем-то переговаривающегося с Чаном.       Кажется, он не глубоко проваливается в сон, но всё равно не замечает, когда машина начинает тормозить, а Феликс всех будить. Минхо буквально выползает из машины. Солнце ослепляет его сразу же из-за чего приходится жмуриться.       Чан тут же разгружает машину, выдавая каждому сумку. Минхо почти роняет свой рюкзак. Он собрал его ещё два дня назад и ничего тяжелого или емкого с собой вроде не взял, но ноша ощущается неподъемной для его сонного тела.       Феликс потягивается и подходит к нему.       — Правда чудесно? — с энтузиазмом спрашивает он. — Люблю походы — костер, страшилки, палатки.       Минхо его рвение разделяет лишь наполовину, но дышится здесь действительно легче. Только сейчас Минхо оглядывается, оказывается, они остановились на парковке. На ней стоят ещё три машины, люди уже вышли из них, а неподалеку стоит небольшой домик. Кажется это что-то типа ресепшна. Чан подходит как раз к нему.       — Кстати, о палатках, — продолжает Феликс. — Ты уже определился, с кем будешь спать?       Минхо закидывает рюкзак на спину, кряхтя от его веса. Хёнджин только сейчас выпадает из машины Чана в самом прямом смысле этого слова, вид у него настолько растрепанный, что Минхо невольно хихикает.       — Хм, ещё нет, — задумчиво тянет он. — Даже не думал об этом.       Хёнджин потягивается, прохрустывая позвоночником. Похоже, сон сидя бодрит его также хорошо, как и лежа. Он вытаскивает из багажника, что всё ещё открыт, свою небольшую сумку и подходит к ним. Феликс тоже усмехается при взгляде на Хёнджина, тот лишь с улыбкой пожимает плечами.       — Тогда могу предложить свою кандидатуру, — с улыбкой говорит Феликс. — Думаю, с тобой будет спокойней. Я немного боюсь спать так, — он обводит руками в воздухе круг, — на открытом воздухе. Ну знаешь, насмотрелся всяких документалок сдуру, — Феликс поежился, видимо вспоминая неприятные моменты из фильмов.       — И поэтому хочешь подставить меня всем здешним маньякам? — усмехнулся Минхо. Он наблюдал, как Чан мило беседует с девушкой на ресепшне, та показывает ему направление и что-то объясняет.       — Уверен, никаких маньяков тут нет, — Феликс ставит свой рюкзак на землю, возвращаясь к багажнику, и вытаскивает оттуда последние вещи, а именно ещё чью-то сумку и переносной холодильник. — Но мне будет спокойнее, если со мной будет такой хороший и сильный старший.       — Подлиза, — дразнит Минхо, но щеки всё равно покрываются румянцем от слов Феликса.       Чан подзывает их к себе, объясняя, что Чанбин и ещё четверо участников студенческого совета ждут их уже на арендованной руководством поляне. Они проходят за шлагбаум позади ресепшна, и их окутывает лес. Прямо ведет неширокая дорожка.       Время подходит к обеду, на улице становится жарко. В деревьях по обе стороны от тропинки поют птицы. Ветер проскальзывает меж стволов, давая ощущение прохлады. Кроны деревьев создают необходимую тень, но с тяжелой сумкой на спине Минхо чувствует неприятный липкий пот.       — А тут не близко, — комментирует Хёнджин, разглядывая местность.       Минхо смотрит на него и на его маленькую сумку через плечо и думает, что что-то здесь нечестно. Чан тем временем тащит огромный, по мнению Минхо, переносной холодильник. Феликс, в руках которого два свертка со спальниками и рюкзак на спине, бодро вышагивает впереди. Спустя минут пять, после того, как сказал Хёнджин, они поворачивают по указателю с цифрой три на ещё более узкую дорожку. Уже с поворота Минхо слышит чей-то смех и голоса, пройдя ещё немного, перед его глазами расстилается прекрасная картина. Прямо возле реки небольшая поляна с кострищем, вокруг которого стоят большие бревна, играя роль лавочек. Кругом деревья, преимущественно сосны, и невысокие кустарники.       Минхо с интересом разглядывает место, двигаясь к центру. Феликс сбоку весело смеётся, явно очень впечатленный. Он бежит сначала к кострищу, а после к реке.       — Ого, вода отличная! — кричит он на всю поляну и убегает куда-то дальше. Минхо за ним больше не следит, обращая всё внимание на остальных членов студенческого совета, что разбрелись по поляне и старательно чем-то заняты.       Минхо сразу узнаёт Чанбина. Тот затаскивает под раскладной стол, что стоит под синим навесом, два больших переносных холодильника, примерно такого же размера, что нёс Чан. Для Минхо остаётся загадкой, кто смог притащить сюда ещё два холодильника, ему на них даже смотреть страшно, не думая о том, что нужно поднимать. Хотя смотря на Чанбина, Минхо понимает, что у того не возникает проблем поднять такие вещи.       Он очень мало общался ранее с Чанбином, и в данный момент может вспомнить только, как тот над ним шутил при первой встрече, пока не узнал, что Минхо его старше. Чанбина можно считать забавным и немного легкомысленным — Минхо понимает его именно так. Это, конечно, не делает из него плохого человека, иногда ему просто сложно понять, что Чанбин имел в виду. И Чан всегда говорит, что Чанбин — один из самых умных людей, которых он когда-либо знал.       Чанбин снова смеётся, а Минхо переводит взгляд на другого члена студенческого совета.       Под навесом на стуле стоит девушка. Её Минхо тоже знает — подруга Чанбина — Черён. Они как-то пересекались на парах и даже говорили на отвлеченные темы, но ничего особенного о ней Минхо сказать не может, виделись последний раз они в прошлом году.       Ещё двое ребят ковыряются недалеко от навеса, кажется, пытаясь установить палатку. Их Минхо видел пару раз в кабинете совета, но никогда с ними не заговаривал. Сейчас даже не может вспомнить их имена.       В общем, на поляне жизнь уже кипит. И все будто бы заняты делом.       Минхо пока растерянно стоит там, где остановился, не зная, за что взяться, куда кинуть вещи и как себя вести. В походах он полный профан, особенно, что касается начальных стадий, таких как установка палаток, навесов и прочего. В лесу он был всего раз, это случилось в далеком детстве, поэтому вспомнить бы хоть, как правильно разжигать костер.       С работой ему помогает непонятно откуда взявшийся Феликс.       — Пошли ставить нашу палатку! — в руках у него уже большой свёрток темного зеленого цвета. Он хватает руку Минхо и тянет его в сторону двух незнакомых Минхо парней. Отойдя от них на полдесятка шагов, Феликс кидает на землю пока ещё сложенную платку. В разобранном виде она смотрится словно груда хлама.       Феликс вертко вставляет все штыри и расправляет ткань. Минхо, под руку которого попался молоток, не знает, что с ним делать. Рюкзак у него любезно забирает Чан, когда подходит узнать, как продвигается работа. Палатка почти поставлена, Феликс поясняет куда лучше вбивать колышки, и Минхо наконец чувствует себя полезным, размахивая молотком. Это не занимает много времени.       По ходу дела Феликс знакомит его с двумя парнями рядом. Оказывается, это Ким Сынмин и Ян Чонин. Они машут Минхо из своей уже поставленной палатки, и тот считает, что выглядят они чертовски мило.       Когда палатка готова, Феликс идет за спальниками, а Минхо за их вещами. Он ещё раз здоровается с Чанбином и Черён, тоже справившихся с навесом, и хочет вернуться обратно к палатке, как слышит:       — Со Чанбин, черт бы побрал тебя с твоими ветками для костра! –доносится откуда-то сбоку.       Минхо поворачивается на звук и разочарованно вздыхает. На поляну выходит, неся в руках огромную кучу веток не кто иной, как Хан Джисон. Он вышагивает прямо к костру, сваливая ветки рядом.       — Я уже думал, что заблудился! — кричит он ещё раз. И кажется, ему плевать, что Чанбин стоит буквально в пяти метрах от него.       Минхо морщится, чувствуя раздражение. Он не знал, кто с ними поедет, но совсем забыл, что Хан Джисон неотъемлемый и верный участник студенческого совета. Он везде, где Чан и Чанбин.       И Минхо он не нравится.       Своенравный, дерзкий, самодовольный, наглый и ужасно-катастрофически шумный. И Минхо всё понять не может, что руководит мозгом Джисона, когда тот открывает рот. Кажется, он говорит всё, что посещает его голову в независимости, кто перед ним стоит.       Минхо отлично запомнил день, когда пришел в университет в круглых очках, белой блузке, поверх которой надел голубую безрукавку, и белых джинсах. Джисон, с которым они были знакомы от силы два дня, очень громко на весь коридор сказал, что он выглядит не так ужасно, как обычно, и, что с очками ему намного лучше, чем без них.       Минхо не может представить своё лицо в тот момент. Но скорее всего оно выражало вселенское непонимание.       И та ситуация была не единичной. Джисон будто бы специально говорит подобные вещи, словно думает, что Минхо не сможет прощупать в них второе дно.       Из-за этого Минхо начал огрызаться на него. И взаимодействия быстро спустились к тому, что они кривили лица при виде друг друга. Джисон назвал Минхо бездушным снобом, Минхо Джисона — безмозговым горлопаном. Не оговорено, но видно, — они стали неприятелями, кидающими ругань или демонстративно игнорировавшими друг друга.       Сейчас, видя Джисона, бежавшего к Чану и опять что-то орущего, ему хочется подойти к реке и утопиться в ней. Но вместо этого он отворачивается, подхватывая свой и Феликса рюкзак поудобнее, решая игнорировать Хан Джисона. Минхо оставляет вещи в палатке, когда Феликс кряхтя кидает в него спальник.       — Жаль, что у тебя нет собственного спальника, — говорит Феликс, попутно доставая из рюкзака маленькую бутылку воды, — Те, что есть у студенческого совета, уже пожухлые и старые.       Минхо вопросительно поднимает бровь. Он поднимает сверток со спальником и развязывает ленточки. Полотно странного болотно-серого цвета нехотя расправляется. Минхо щупает наполнитель и действительно понимает, что синтепон скатался в некоторых местах, наверное, от частой стирки.       — Но, если вдруг, Чан точно брал с собой несколько пледов! — восклицает Феликс.       Минхо пожимает плечами. Он думает, что не замерзнет. На улице уже середина июня, целый день жарко и душно. Легкая прохлада поможет уснуть.       Через час, когда все пять палаток поставлены, навес установлен, ветки для костра приготовлены, Чан зовет всех готовить обед. Тогда Минхо встречается первый раз взглядом с Джисоном. Они смотрят друг на друга ровно три секунды. Джисон похоже не ожидал увидеть здесь Минхо, но не спрашивает об этом, он показательно отворачивается к девушкам, что нарезают овощи.       Для первого обеда все дружно решают пожарить колбаски на костре. Чанбин с младшими парнями уже возятся с длинными ветками, что притащил Джисон с леса; Лили и Черён помогают Минхо и Чану накрывать стол; Хёнджин с Джисоном чешут языками и даже не пытаются изобразить трудовую деятельность.       Минхо раздражают громкие возгласы Джисона, когда он начинает спорить с Хёнджином. Шум без устали бьёт по голове. Уже не терпится дождаться вечера и заснуть в палатке с тихим Феликсом.       После очередного оглушительного смеха Джисона, от которого вся живность в лесу в радиусе десяти километров сбегает, Минхо цокает и закатывает глаза, стреляя глазами в профиль Джисона. Тот не замечает этого. Минхо раздражает его поведение ещё больше.       Обед у костра проходит относительно спокойно. Они заводят легкую беседу, Джисон не открывает рот дольше, чем на пару минут. Минхо выдыхает, слушая течение реки, а не беседы студенческого совета. Сосиски, немного подгорелые, получились невероятно вкусными, а чай из трав, что привёз с собой Хёнджин для создания атмосферы, приятно ощущается на языке.       После обеда Минхо с Хёнджином и Феликсом, как и все остальные, разбредаются по лесу, осматривать окрестности. В лесу намного прохладнее, чем на открытой поляне. Конечно, от реки веет прохладой, но от прямых солнечных лучей это не спасает, а в лесу солнцу сложнее пробраться через густые кроны деревьев.       Они втроём ходят кругами по лесу, не отходя далеко от поляны. Феликс хочет найти грибы и ягоды, Хёнджин пугается всего ползучего и летающего. Минхо наблюдает за ними, спокойно разглядывая лес. Кажется, что вокруг только деревья да низкие кустики, но, если смотреть дальше и шире, то взору открываются совсем другие виды — океан зелени, переливающийся всеми оттенками зеленого.       Ближе к вечеру все возвращаются к реке. Костер опять разгорается. Оказывается, Чанбин с Чаном времени не теряли, принесли ещё две кучи веток.       Солнце заходит быстро. Сверчки и цикады начинают запевать песни. Уже звучат первые страшилки, конечно, из уст Чанбина. Они зажигают свет под навесом, чтобы было легче готовить ужин. На этот раз мясо.       Теперь Минхо играет роль бездельника, тупо пялясь на огонь, сидя на бревне возле костра. У берега ныне с младшими — Чонином и Сынмином — смеётся Джисон. И как бы не хотел Минхо, у него не получается игнорировать его существование. Тот всегда выделяется громкостью. Сейчас он может только отметить, что Джисон ведет себя тише, чем днём, но всё равно чертовски шумно.       Минхо вздыхает от безысходности.       Ужин веселый, но уставший. Хоть днём Минхо ничего практически не сделал, ранний подъем, и насыщенные эмоции тянули его тело в постель. Они сидят теперь все на бревнах, держа в руках одноразовые тарелки. Окидывая их сонную вечеринку таким же сонным взглядом, Минхо понимает, что сейчас Хёнджин упадёт в костер, если еще чуть-чуть обопрется о колени.       Чан предлагает разойтись, и тогда Феликс тихо пищит:       — Что-то мне нехорошо, — он сгибается пополам, хватаясь за живот. Чанбин, что сидит около него, реагирует мгновенно, сразу придерживая его.       Чан бежит за аптечкой. Всеобщие взгляды останавливаются на Феликсе, в глазах каждого читается тревога.       — Можешь сказать, где именно болит? — Чан присаживается возле побледневшего Феликса. Он заправляет волосы Феликсу за уши, чтобы они не мешали установить с ним зрительный контакт. Тот мычит что-то похожее на «везде» и утыкается в колени носом.       Минхо в суматохе не понимает, что испытывает. Ему вдруг становится страшно за Феликса. Они в лесу, уже темно, скорая помощь доберётся до них в лучшем случае через час-полтора. А если это что-то серьёзное? Аппендицит?!       Чан даёт Феликсу таблетки и прижимает к себе, чтобы было теплее. Он предлагает донести его до палатки и уложить в спальный мешок, но Феликс сам отказывается, отнекивается и говорит, что всё сейчас пройдёт.       — Наверное, мясо в такой час слишком тяжело для меня, — уже спокойнее отвечает он.       Звуки леса становятся отчетливее, когда компания затихает, напряженно заглядывая в темноту деревьев. Языки пламени скачут по их лицам, от чего Минхо думается, что это самый настоящий ужастик, и ни одна страшилка не может быть страшнее того, что происходит сейчас.       Уже спать совсем не хочется. Минхо ковыряет кору бревна, на котором сидит. Костер потихоньку прогорает.       Чан тихо заговаривает:       — Феликс сегодня будет спать со мной в палатке. Минхо понимающе кивает ему.       — Перенесите его вещи, пожалуйста, — просит Чан, укачивая Феликса, который всё же заснул, в руках. — Джисон, ты тоже. Минхо кидает на Джисона быстрый взгляд, выражающий искреннее непонимание. Тот уже поднимается со своего места.       — Подожди, — обращается он к Чану. — Джисон меняется с Феликсом местами?       Он слышит, что звучит глупо и по-детски грубо, но сейчас у него нет сил контролировать голос.       — Да, — хмурится Чан, недовольный реакцией Минхо. — Что-то не так? Если вдруг ему станет хуже, мне обязательно нужно это знать, я тут же повезу его в город.       От тона и фраз Чана Минхо краснеет. Он не должен себя так вести только потому, что невероятно шумный Джисон будет находиться с ним в одной палатке. Это решение Чана, и от него зависит здоровье Феликса.       Ещё чувствуя стыд, Минхо поднимается и убегает к их с Джисоном палатке. Вечер заканчивается не на приятных нотах, где он спокойно засыпает, а на страшных минорных трезвучиях. И эмоции, что испытывает Минхо, будто хотят порвать его надвое. Ему искренне жаль Феликса и не хочется думать, что ему может стать хуже, в руках Чана он будет в сто раз надежнее. В то же время он зол на весь мир, что придется провести ночь, возможно не одну, с бесячим Хан Джисоном.       Возле палатки уже стоит Джисон со всеми вещами и большим спальником. Минхо уже тошно от его присутствия. И лучше бы Джисону не открывать рот.       — Отнеси вещи Феликса, — говорит он. Минхо закатывает глаза от этого приказного тона, но сдерживается, чтобы грубо не послать гулять в лесу, желая всё-таки заблудиться.       Он быстро выносит спальник и рюкзак Феликса, идя по направлению к палатке Чана. Чан как раз подходит к ней с Феликсом на руках. Минхо помогает всё разложить.       — Все разошлись готовиться ко сну, — сообщает Чан. — И ты иди, не волнуйся сильно. Спокойной ночи.       Он мило улыбается Минхо, а тот еле выдавливает улыбку в ответ, представляя только, как ночью к ним приходит волк и съедает Джисона с костями и ботинками на счастье психике Минхо.       Он медленно возвращается к себе, невольно замечая как сильно похолодало. Скрипя зубами и немного суставами, Минхо заходит в зеленую палатку, освещенную небольшим фонариком. Она маленькая, так думает Минхо. И было бы в сто раз приятнее делить её с кем-то, кому не хочется перерезать горло посреди ночи.       Он ещё греет мысль внутри, что сможет ночевать с Феликсом следующей ночью, когда тому станет легче. Огорчает размер территории, что он может назвать своей частью палатки. Максимум, что Минхо может позволить, это расстелить спальник и поставить в ногах рюкзак. От Джисона его отделяют три небольших шага.       Джисон, уже переодетый в пижаму, устраивается в спальном мешке. Минхо не хочет на него смотреть, он быстро переодевается, ёжась от холода, и с упоением думает, что сейчас без проблем сможет провалиться в сон.       Джисон на удивление ничего не говорит. Они даже не желают друг другу спокойной ночи, выключая фонарик.       Минхо вытягивает ноги, чувствуя ледяную фланель, тут же подтягивает их обратно. На тело наступает холод. Минхо ложится на бок, заползая в мешок с головой, но тепла не приходит. Через молнию пробирается противный морозец.       Минхо знает, что ему обычно нужно больше тепла, чем другим его знакомым. С приходом осени он всегда надевает шапку раньше людей на улице, кутается постоянно в шарфы, любит свитера. Его тело не приучено к низким температурам. Он совсем не ожидал, что летней ночью может быть так холодно.       Он, дрожа, выбирается из мешка. В ногах стоит рюкзак, из него Минхо вытаскивает серую олимпийку, натягивая её на себя. Она не очень теплая, но это единственная вещь, взятая Минхо на случай дождя. Ещё он достаёт носки, одевая в них ледяные ступни. Продолжая жаться от озноба, Минхо забирается обратно в спальник.       Кажется, что температура упала ещё на пару градусов, пока он утеплялся, потому что это абсолютно не помогает. Он не может понять, как лечь, чтобы не было чертовски холодно!       — Ты можешь перестать копошиться ради всего святого?! — резко разворачивается Джисон, вскакивая и одергивая своё одеяло. — Отъебись от меня, это тебе спать не мешает, — раздраженно шипит Минхо.       Холод сковывает всё тело так, что не хочется ноги от груди отдирать, если Джисон собирается сейчас с ним поспорить, то может сразу сдаться. Минхо не желает обращать внимание на его придирки, натягивая под одеялом уже вторые носки на холодные пальцы ног, потому что эта часть тела замерзает сильнее всего. Они, правда, не сильно-то помогают — Минхо всё ещё чувствует, как постепенно теряет связь с мизинцем.       Джисон показательно цокает и отворачивается. Минхо не видит, но точно уверен, что он накрывается одеялом с головой. До ушей доносится злобное шипение, но Минхо лишь закатывает глаза и продолжает пытаться унять дрожь в теле. Накинутый капюшон олимпийки мешает уложить голову в более удобное положение. Минхо вертится, пытаясь отгородить от низкой температуры каждый кусочек тела. Ведь, если хоть где-то прохлада попадает, она растекается повсюду.       Когда ноги прижимаются к груди, озноб настигает открывшуюся поясницу. Минхо ёжится, залезая рукой под одеяло, пытаясь одернуть олимпийку или пижаму на спину, но замершие пальцы плохо слушаются. Хочется выть в голос! Он с трудом разжимает колени, скользя ногами по холодной ткани спальника, переворачивается на спину. Морозец кажется просачивается через каждую щель, прямо в голую кожу. Минхо приподнимает таз, чтобы попытаться заправить пижамную рубашку в штаны на спине.       — Ты заебал, — на выдохе злостно произносит Джисон спустя время, когда у Минхо не получается нормально заправиться. Минхо, сосредоточенный на холоде, уже почти забыл о существовании соседа-занозы. Но, к сожалению, видимо тот будет давать о себе знать задушевными вздохами, охами и тихими ругательствами, произнесенными таким тоном, словно он действительно хочет, чтобы Минхо его не услышал.       Минхо не останавливается. Он не старается делать всё тише. Это всего лишь шелест спальника и одежды, неужели Джисон настолько нервный и психованный, что его раздражают такие вещи? Если он может постоянно громко себя вести, не думая, что кому-то мешает, то и Минхо может позволить себе не замерзнуть до смерти легким копошением!       Закончив со штанами, ему нужно снова хорошо лечь, чтобы не было так холодно! Он чувствует, как от каждого движения, футболка угрожает выправиться из-под штанов и открыть злостному холоду его поясницу.       — Что там у тебя в жопе? Шило? Дай мне поспать! Я устал и хочу спать! Меня твоё шуршание порядком заебало. Не будь таким козлом, пожалуйста! — Джисон чеканит каждое слово и опять показательно отворачивается, создавая такие же шуршания.       Минхо слушает его возмущенное сопение через секунду после этого, но ничего не говорит, лишь продолжает кутаться. Потому что, думает, послать Джисона, когда тот опять откроет рот.       — Минхо, пожалуйста, я же по-хорошему тебя-       Не успевает он договорить, Минхо его перебивает: — Отстань ты от меня! Мне пиздец как холодно! Дай я нормально лягу и всё прекратится! — шепчет он раздраженно.       На долгие две минуты в палатке воцаряется кристальная тишина, перебиваемая копошением Минхо. Он ужасно зол на претензии Джисона, парня, который не знает, как его слова оскорбляют.       — Эм, холодно? — пищит Джисон, затем прокашливается. — У Чана разве нет пледов? Я мог бы сходить-       — Не надо, — отрешенно выплёвывает Минхо. — На улице давно ночь, наверное, он уже спит. Не хочу его тревожить. Тем более, там ещё и Феликс, — добавляет он для себя.       В палатке снова становится тихо. Минхо чувствует, как в нос заходит ледяной воздух и остужает все органы внутри. Ноги в носках начинает сильнее покалывать.       — Тогда, как насчет теплой одежды? — предлагает Джисон невинно.       — Ага, я уже, — цокает Минхо, одергивая мешающий капюшон. Он пытается закончить бессмысленный диалог. По его мнению, Джисон сейчас хочет ему помочь, а Минхо его помощь не нужна.       Ещё одна черта Джисона — быть милым и до усрачки благородным со всеми, у кого-то случаются моменты слабости, — бесит Минхо невероятно сильно. Потому что такой громкий и раздражающий человек никогда не должен становиться обходительным. В такие моменты, когда Джисон кому-то помогает, звуча и выглядя при этом серьёзно, Минхо невольно задумывается, что тот мог бы ему понравиться, не будь он таким уебком. И из-за этого, конечно, он начинает чувствовать себя плохо, потому что Джисон, даже не извиняясь за слова в прошлом, начинает казаться Минхо хорошим.       Разговор и эмоции отвлекают его мозг от ощущения озноба, пронизывающего конечности. Но, как только Минхо думает об этом, его тело трясёт.       Джисон, кажется, обдумывает что-то ещё или просто-напросто сдаётся, но уже некоторое время от него не слышно «гениальных» решений проблемы Минхо, поэтому тот начинает одергивать футболку ниже на спину. Когда дело сделано, он очень аккуратно возвращается в позу эмбриона, укрываясь с головой.       Через небольшую толщу спальника до него доносится голос:       — Тогда… Может, поменяемся спальниками? — медленно произносит Джисон. — Мой универсальный — предназначен для походов и летом, и зимой, он более теплый. К тому же он большой, может тебе станет лучше?       Джисон говорит будничным тоном, словно ему такое предложение ничего не стоит, но Минхо может различить в его тоне волнение. И пока он не понимает, чем оно вызвано.       — Нет, — быстро отвечает Минхо. Что-то уязвимое есть в том, чтобы поддаться предложению Джисона и позволить ему добровольно мерзнуть в его тонком маленьком спальнике, взамен на теплый и большой. Джисон же ему совсем не друг. И он об этом знает. Они же презирают друг друга, разве нет? С чего бы такая щедрость? Неужели Минхо выглядит, а точнее звучит настолько жалко, что даже Джисон, питавший к нему только неприязнь, вдруг предлагает вариант, где останется в минусе, позволив Минхо насладиться теплом?       Он хочет стать для Минхо героем, чтобы тот чувствовал себя должным. Именно такие мысли летают друг за другом в голове Ли Минхо.       Поэтому, как бы не было сейчас холодно, Минхо сам себе говорит ещё раз нет.       Опять палатку наполняет только их дыхание — у Минхо сопящее, а у Джисона тихое, размеренное. Минхо сильнее прижимает ноги к себе, начиная чувствовать легкое тепло.       — Может, ляжешь рядом?       Что? Кажется, Минхо перестаёт дышать на целую минуту, потому что, когда рваный выдох покидает его тело, он получается слишком громким. Это ему не послышалось? От холода бывают галлюцинации или Хан Джисон предложит ему спать вместе?       — Что говоришь? — переспрашивает он.       — Говорю, — Джисон прокашливается, — что можешь лечь ко мне. Мой спальник большой, мы сможем вдвоём лежать в тепле.       Глаза вылезают из-под одеяла, вглядываясь в кромешную темноту и пытаясь найти глаза напротив. Но Джисона не видно, и узнать выражение его лица, когда он говорит, нет возможности.       Минхо только фыркает и не отвечает. Джисон, должно быть, шутит. Или же совсем из ума выжил. Как он может предлагать такое и надеяться, что Минхо согласится. Джисон держит его за дурака.       Диалог не продолжается. Минхо не реагирует на предложение Джисона из простого желания сохранить себе несколько нервных клеток, ведь, если он откроет рот, то обязательно назовет Джисона придурком, а тот не сможет промолчать. Начнется очередная глупая ссора, а им жить вдвоем в этой дурацкой зеленой палатке ещё минимум четыре ночи, если Феликс останется у Чана.       Эту ночь они обязаны пережить и не перегрызть друг другу глотки. Утром Минхо попросит у Чана плед, и возможные оставшиеся ночи они проведут тихо посапывая. Но если сегодня они устроят беспорядок, то Чан открутит им утром головы.       Всё затихает. Где-то квакает лягушка, её перебивают сверчки и цикады. Шелеста деревьев почти не слышно, как и других звуков леса. Минхо пытается выделить из всех шумов реку, чтобы она журчанием течения напела ему колыбельную.       Ноги, до сих пор прижатые к груди, начинают затекать, это ощущается даже противнее холода. Но когда Минхо вытягивает их, немедленно жалеет. Холод всего тела возвращается, и Минхо понимает, что нормально сегодня не поспит. Джисон по-видимому успел заснуть, с его стороны не доносится никаких звуков. Решая его не будить копошением, чтобы не влезть в очередные перепалки, Минхо аккуратно кутается сильнее, одновременно разминая затекшие ноги. Между движениями он делает перерывы в несколько секунд, чтобы избавиться от лишнего шума. Изо рта вырывается сонный зевок. Хочется простого глубокого сна.       Со стороны Джисона слышится долгий вздох, Минхо замирает.       — Пожалуйста, я уже так хочу спать, что мне всё равно, что ты выберешь, но либо ты сейчас ложишься ко мне, либо мы меняемся спальниками, либо ты вылетаешь отсюда на хрен, — сонно и абсолютно без сил говорит Джисон.       Внизу живота неприятно скребется. Джисон звучит серьёзно. Стыд и смущение отодвигают чувство холода и злости на второй план, заставляя сгорать от безысходности и думать над решением. Но как он может выбрать?       Поменяться? — слишком не этично и, честно, Минхо претит сама мысль, что в этом холодном спальнике будет находиться кто-то посторонний. Спать вместе? — Нет, это слишком откровенно. И, наконец, уйти он никуда не может.       — Или можешь успокоиться у себя в спальнике, но ты же этого не сделаешь, потому что холодно, а я просто хочу поспать. Хочешь продолжить ворочаться всю ночь? Давай хоть кто-то из нас поспит. Не переживай, мне не будет холодно в твоём спальнике, — будто читая минховы мысли, хрипит Джисон. — Мне нужно немного тишины, хорошо?       Минхо невольно думает, что Джисон сам устает от своих же криков. Он — самый шумный человек, которого Минхо знает, хочет немного тишины. А как Минхо от него этой тишины хочет, тот и представить себе не может. Тон Джисона — уж слишком тяжелый и снисходительный — неожиданно успокаивает Минхо. Он взвешивает все варианты, но не может решить, что менее унизительно.       Через несколько минут он, трясясь, вылезает из холодного спальника. Нужно сделать всего три шага, но Минхо медлит. Во-первых, ни черта не видно; во-вторых, у него ещё есть шанс передумать.       — Двигайся, — шепчет он Джисону, когда приседает рядом. Джисон, сопя носом, двигается. Минхо кряхтя, неловко забирается в спальник к нему. Джисонов спальник был действительно намного больше, при свете фонарика Минхо совсем не заметил этого, потому что не рассматривал, и сейчас может вспомнить только, что он пыльно-розового цвета, хотя в темноте это не играет большой роли.       Минхо устраивается в спальнике, вытягивая ноги, блаженно выдыхает. Ему становится в тысячу раз теплее и уютнее. Если забыть, что рядом с ним лежит его недруг, то можно подумать, что отдых на природе проходит лучше некуда.       Но Джисон напоминает о своём присутствие резким выпадом:       — Боже, это твои ладони такие ледяные?! — низким голосом вскрикивает он, когда их пальцы случайно соприкасаются.       — Ещё раз говорю, — вздыхает Минхо раздраженно, он почти заснул — Мне холодно.       — И ты ещё думал остаться в своём дырявом спальнике? — скептически спрашивает Джисон.       Вопрос не требует ответа, но Минхо уже собирается грубо возразить, даже несмотря на то, что сейчас его комфорт зависит полностью от Джисона, который может выпнуть его из спальника обратно к себе в любую секунду. Но не успевает, шокированный внезапным замком из рук.       Джисон находит сначала его левую ладонь, потом тянется за правой. Минхо под напором переворачивается со спины на бок лицом к Джисону, который решает прокомментировать свои действия:       — Давай сюда руки. Боже, какие они холодные! — возмущается он, прижимая руки Минхо к своей груди, тот теряет сразу несколько функций: говорить, двигаться и думать. Минхо пытается в темноте найти глаза Джисона, но опять же ничего не получается. Приходится только придвинуться ближе, чтобы было удобнее.       Джисон продолжает держать его ладони в своих, больше не говоря. Его руки теплые, даже горячие, кожа мягкая. Раз в пару минут Минхо кажется, что джисонов большой палец поглаживает его ладонь, сжимая крепче. Минхо закрывает глаза, полностью концентрируясь на ладонях. Очень приятно чувствовать тепло чужих рук, настолько, что он начинает засыпать, ощущая безграничное тепло, проникшее в каждую клеточку его тела и выгоняющее лед и холод из всех конечностей. На грани сна с реальностью Минхо чувствует, что его лодыжки тоже берут в плен. Он плотнее прижимается к теплому Джисону, делая глубокий вдох, после чего его тут же забирают сновидения.

***

      Утром Минхо будят внешние звуки. Кто-то очень громко кричит про какие-то вещи на всю поляну. Потом возле их палатки проходит пару человек, громко обсуждая, что пора бы начать готовить завтрак и будить остальных. Минхо кажется, что это девушки.       Минхо разлепляет еле-еле сонные глаза, не до конца проснувшись, и видит перед собой только черноту. Через силу подняв голову выше, он осознаёт, что прижат вплотную к груди Джисона, на котором надета черная футболка. Глаза сначала фокусируются, а потом всё снова расплывается. Он опять засыпает.       В спальнике Джисона очень тепло, особенно сейчас, когда солнце взошло и нагрело землю июньскими лучами. Прошлой ночью он сильно разнервничался, поэтому решил позволить себе поспать ещё хотя бы полчаса.       Второй раз он просыпается, когда Джисон отпускает его из вынужденных объятий и потягивается. На то, чтобы проснуться полностью, выходя из приятной дрёмы, уходит несколько минут. Минхо наблюдает снизу, как он протирает глаза и широко зевает. Это выглядит интимно, учитывая, что они всё ещё очень близко. Замечая проснувшегося Минхо, Джисон говорит:       — Очень жарко с тобой спать, — он расстёгивает спальник со своей стороны, высвобождая ноги. — Но ночью было тепло. Ты не замерз?       Минхо думает, что, если бы Джисон не прижимал всю ночь его к себе, то было бы не так жарко. Вслух произносит лишь:       — Не замерз, — голосом хриплым ото сна.       Он ещё некоторое время наблюдает, как Джисон роется в рюкзаке, собираясь переодеться, а когда тот начинает снимать пижаму, отворачивается и бурчит:       — Спасибо, — выходит тихо и сконфуженно, но Джисон, уже переодетый, коротко улыбается.       — Пошли на завтрак.       День теплый и ветреный. Они разбиваются на компании по пять человек, одни идут к реке купаться, другие двигаются опять к лесу. Минхо не встречает Джисона до вечера, потому что тот выбирает пойти к реке. Минхо, не любивший плавать, идёт вместе с Хёнджином помогать младшим, а именно Чонину и Сынмину, в лесу собирать гербарий. Обедают они тоже отдельно. Когда Минхо выходит с леса, навес со столом пустеет. Наверное, компания вернулась с реки раньше и уже успела пообедать.       Чан, что тоже ходил в лес, распоряжается, чтобы кто-то принёс остатки вчерашнего мяса и нарезал овощи. Минхо протирает стол влажными салфетками, потом они садятся обедать. К ним присоединяется Феликс, только сейчас проснувшийся. Он говорит, что чувствует себя замечательно, но Чан настаивает на том, чтобы Феликс не ел много мяса, а уделил внимание салату.       Остаток дня Минхо проводит в компании Сынмина, Чонина, Феликса, Чана и Хёнджина играя в сложную настольную игру, которую притащил с собой Чонин. Минхо первую половину правил не понимает, вторую не помнит, но как-то у него получается играть. К ним присоединяются остальные ближе к пяти часам вечера.       Когда солнце заходит к горизонту, Чан потягивается, предлагая закончить игру и начать готовить ужин, пока не так сильно стемнело.       Минхо приносит куриные ножки, овощи и приправы. С приготовлением еды у него никогда проблем не было, ему всегда хотелось готовить для себя и других.       Костёр быстро разгорается, отбрасывая приятный теплый свет. Кто-то приносит упаковку маршмэллоу и деревянные шпажки. Слышны радостные вскрики, и большинство хватает сладости, нанизывает их на палочки и группируется вокруг костра.       — Такие дети, — смеётся Чан, нарезая сладкие перцы. Минхо рядом хмыкает.       Этот вечер проходит приятнее, чем прошлый. Все смеются, пачкают друг друга в горячем липком зефире. Чанбин приносит пару бутылок слабоалкогольного пива и разливает его по стаканам. Младшие кривят лица, Лили и Черён с них смеются, а Феликсу пить не разрешили, потому он сидит обиженный, сжав руки на груди.       Минхо выпивает два стаканчика, прокатывая жидкость по языку. Он совсем не ощущает эффекта, но ему и не хочется. Сейчас он может чувствовать свежесть леса и его запах.       После парочки страшилок Чонин уходит в их с Сынмином палатку, Феликс помогает Чану собрать грязную одноразовую посуду и убрать со стола, Минхо складывает по контейнерам и пакетам оставшуюся еду. Джисон, зевая, подходит к ним.       — Феликс, ты сегодня тоже останешься у Чана? — он крадет с тарелки кусочек помидора, запихивая себе за щеку.       — А? — Феликс пожимает плечами. — Мне уже не плохо-       — Пусть он останется ещё на ночь, — вникает Чан, отряхивающий руки. — Или ты так сильно хочешь быть со мной в палатке?       Минхо, не отрываясь от своего занятия, громко фыркает.       — Мне без разницы, — хмурится Джисон.       — Тогда ты можешь остаться с Минхо, — предлагает Чан. — Какой смысл перетаскивать вещи ради ещё трех ночей?       Джисон с ним поздно соглашается, кивая. Минхо даже не может найти в голове слов, чтобы возразить. То, что случилось ночью, Минхо воспринимает как сон. И Чан говорит толковые вещи. Они приехали на несколько дней, нет смысла таскать вещи с одного места на другое.       — Кстати, Чан, — восклицает Джисон. — Мы брали с собой пледы?       Чан вскидывает брови.       — У меня было два. Один у Феликса, второй забрал Сынмин, — ответил он, а потом обеспокоенно добавил: — Тебе тоже было холодно ночью?       Минхо видит, как Джисон пожимает плечами:       — Не сильно, но, думаю, плед бы пригодился.       Чан задумчиво вздыхает.       — Есть ещё один в машине, но она на парковке, — вспоминает он.       У Минхо опускаются плечи. Нужно было спросить раньше. До парковки путь не близкий, да ещё в темноте по дороге, где нет ни одного фонаря.       — Тогда не надо, — говорит Минхо.       Джисон смотрит на него удивленно, он только пожимает плечами.       — Точно всё в порядке? — уточняет Чан. Парни в унисон кивают. Чан переводит взгляд на Феликса, но тот лишь хмурит брови. — Завтра обязательно схожу к машине. Но, если вдруг замерзните ночью, не стесняйтесь — говорите.       Минхо с Джисоном снова кивают, прекрасно зная, что пойдут будить Чана посреди ночи только тогда, когда кто-то из них начнет умирать.       Уже в палатке Минхо сразу натягивает на себя вторые носки, заправляет футболку в штаны и сверху накидывает олимпийку.       — Может наденешь мою толстовку? — предлагает Джисон, всё это время наблюдавший за действиями парня.       — Нет, — резко отвечает Минхо.       Он с головой ныряет в свой спальник, решая быстрее заснуть, пока не стало слишком холодно.       — Как знаешь, — бурчит Джисон.       Минхо слышит, как тот укладывается и выключает маленький фонарик. Палатка погружается во тьму, становится тихо.       План Минхо работает. Он быстро засыпает, чувствую только тепло. Слои одежды немного мешают при смене позы, но главное ему совсем не холодно.       Луна заходит на небосвод. Её яркий свет падает на поляну. Каждый тихо посапывает, рассматривая прибывшие сны. Даже слабый ветер не тревожит сладких снов.       Минхо поворачивается в спальнике. Он ещё не проснулся, но, вероятно, близок к этому. Он пока не знает, что тело хочет больше тепла, чем у него есть. После полуночи температура понижается. С реки приходит холод и озноб.       «Холодно» — первая мысль посетившая голову Минхо после пробуждения. Он не открывает глаз, но ёжится. Опять начинает трясти, и безысходность оседает на сердце. Спустя минут пятнадцать, или около того, холод никуда не уходит. Конечности начинает ломить. Пальцы покалывает, и нос тоже мерзнет. Как бы он не пытался сгруппироваться, согреться не получается.       При каждом вдохе Минхо ловит холодный воздух. Он прикрывает нос рукавом и дышит в него, пытаясь создать тепло, но больше задыхается. У него по ощущениям кровь стынет в жилах, но не от страха, а от смердящего холода.       И хочется найти тепло невероятно сильно. Промучившись ещё некоторое время, Минхо зовёт Джисона, чтобы попросить его толстовку:       — Джисон, — шипит он, с разочарованием замечая, как голос дрожит. — Джисон! Хан Джисон!       Тот не реагирует. Минхо вспоминает про вчерашние препирания и думает, что для человека, не любившего засыпать под шум, Джисон слишком крепко спит. Он пытается ещё пару раз.       — Джисо-он! Джисон!!!       — А? — Джисон сконфуженно отзывается. — Что случилось? — сонно, но взволнованно спрашивает он.       — Мне холодно, — шепчет Минхо. — Предложение одолжить толстовку ещё актуально?       Джисон отвечает не сразу, будто пытается понять значение слов. Но потом Минхо слышит тяжелый вздох.       — Это нужно в рюкзаке смотреть, — для себя бубнит Джисон. — Ох, ложись лучше ко мне. Всё же хорошо было. Мне сейчас искать толстовку хочется меньше всего, нужно было брать, когда предлагал!       Минхо опять медлит. Ему хочется понять себя в этот момент. Действительно ли он хочет пойти к Джисону? Минхо трогает спальник, чувствуя пальцами свалявшийся синтепон, думает, что это всё из-за него. И вспоминает прошлую ночь, похожую на сон. Конечно, ему стыдно. Гордость и принципы вырываются на свободу, когда он слишком долго размышляет о том, что идет греться к Джисону. Но все сомнение сжирает жгучий холод. И Минхо хочет сбежать.       — Ладно, — тянет Минхо, вылезая из спальника. До Джисона также три морозных шага. Минхо быстро ныряет в спальник, ложась к Джисону спиной, чтобы тот не смог взять его за руки.       Минхо не хочет, но признается, что ему было очень и очень приятно спать с Джисоном прошлой ночью. Особенно, когда тот заботливо согревал его руки. Но это до такой степени неловко и жутко смущает, что Минхо предпочтет избежать вновь подобных ситуаций, хоть ему опять приходится лечь к Джисону.       Джисон сразу сопит. Кажется, он просыпался только на половину, потому заново быстро отрубается. Минхо тоже недолго залеживается. Как только пальцы согреваются, сны возвращаются к нему.

***

      Утром Минхо ощущает дежавю. Нет, он просыпается всё также спиной к Джисону, как и засыпал. Только теперь Джисон прижимает его к своей груди, как большая ложка. Минхо обнаруживает свои руки на руках Джисона и медленно их убирает.       В спальнике опять жарко, но Минхо нравится. Духота согревает каждую клеточку тела. Очень хочется проваляться так весь день, но нужно вставать, что Минхо и пытается сделать, да Джисон держит его слишком крепко.       — Джисон, — зовет он, слегка похлопывая его по руке. — Джисон, проснись. Джисон дергается и, не замечая, что именно он обнимает, рефлекторно потягивается, сжимает Минхо в руках сильнее. — Сейчас задушишь, — кряхтит Минхо. Джисон, очнувшись, тут же его отпускает.       — Блин, прости, — низким голосом извиняется он.       Немного покрасневший, Минхо выскакивает из спальника, быстро переодевается и, оставляя Джисона одного, уносится из палатки.       Начало и середина дня кардинально от прошлого не отличаются. Разве что, Минхо чаще сталкивается с Джисоном и от чего-то сильно нервничает по этому поводу. Джисон продолжает громко вести себя. Его визг разлетается по лесу, когда он видит паука; смех слышен с любого угла поляны. И Минхо по странным причинам это совсем не раздражает. Он пару раз ловит себя на том, что уголки губ поднимаются, слушая за завтраком болтовню Джисона.       После завтрака Чан организует совместную подвижную игру. Они бегают друг за другом, задают в кругу вопросы и о чем-то фантазируют. Минхо чувствует счастье, так по-детски бегая по лесу.       Обед проходит быстро и каждому даётся время позаниматься своими делами, отдыхая.       Минхо, как и большинство, идёт к реке купаться, потому что не принимал душ два дня подряд, а вода после ночи должна была уже согреться.       Вода чуть-чуть прохладная, но оптимальная для быстрого купания. Рядом уже плескаются Чонин с Сынмином, а Чан с Феликсом устроили заплыв и сейчас гребут где-то на середине реки. Минхо останавливается, когда вода достает до живота. Глубже он идти не хочет — не умеет плавать. Он приседает, чтобы полностью погрузиться в воду и остаётся в таком положении на некоторое время. Постепенно привыкнув к температуре воды, Минхо даже начинает нравиться. Он разрезает руками воду, наслаждаясь приятным чувством.       Когда он видит Джисона, подходящего к озеру вместе с Чанбином, то чувствует узел в животе и странное волнение в груди, быстро отворачивается.       Подошедшие парни заводят разговор с девушками и Хёнджином, сидящими на мостике. Минхо слышит всеобщий смех, когда Чанбин шутит. Неожиданно на него всплеском летит вода, он раздраженно оборачивается, чтобы минимум утопить человека, который это сделал, но Джисон всплывает прям рядом с ним. Минхо сконфуженно закрывает рот, тупо пялясь на обнаженного Джисона, слишком близко подплывшего. Все бранные слова покидают голову.       Джисон замахивается и со всей силы бьёт по воде в сторону Минхо.       — Ты?! — взрывается Минхо и посылает в Джисона ответный поток.       Начинается маленький бой и к концу Минхо искренне смеётся. Они размахивают руками, преследуя. Джисон иногда ныряет, хватая минховы ноги, а тот падает, но не уходит под воду, потому что по большей части это происходит на неглубоком участке. Минхо замечает, как громко визжит, когда ему плескают в лицо. Это будто что-то в нём освобождает. Эмоции ощущаются в несколько раз сильнее.       В один момент Джисон хватает его за руку и тащит дальше в воду. При очередном шаге Минхо теряет дно. От неожиданности он почти ныряет.       — Стой, стой! — он хватается за руку Джисона, как за спасательный круг. Ноги болтаются в воде, а шея вот-вот уйдет под воду. И первобытный страх сковывает легкие, заставляя рвано дышать.       — Что такое? — Джисон в мгновение останавливается.       — Слишком глубоко, — Минхо может чувствовать дно одними кончиками пальцев, только когда вода достаёт подбородка. Он чувствует — ещё немного и его схватит судорога ног. И это вызывает тревожность, потому что отпусти его Джисон, он не сможет самостоятельно выбраться на берег.       Джисон кивает, помогая дойти до более мелкого места. Всё это время парни не отпускают друг друга. Джисон держит Минхо за руки.       Стоит Минхо отпустить плечо Джисона, как неловкость скручивает все внутренности. Благо, их спасает Чан. Похоже, они с Феликсом уже совершили заплыв до другого берега реки и вернулись. Чан сообщает, что пора готовиться к ужину. Минхо неловко вылезает из воды. Его сразу обдувает ветер. Он босыми ногами топает к палатке, чтобы переодеться.       Ужин получается чудесный. Только одна деталь тревожит Минхо на протяжение всего процесса: Джисон, два дня не принимающий участие в приготовление еды, приходит помогать ему с Чаном. Они часто сталкиваются взглядами, иногда касаясь кончиками пальцев, если передают что-то друг другу. И Минхо каждый раз чувствует, как сердце заходится в груди.       Посиделки у костра затягиваются. Казалось, они в кемпинге уже третий вечер, а истории перед костром ни у кого не хотят заканчиваться. Когда завершает говорить один, начинает второй. Беседа льётся медленно, перескакивая постепенно с темы на тему. Минхо слушает больше, чем говорит. И ему до покалывания в сердце приятно, что каждый друг другу доверяет, рассказывая что-то личное и волнующее.       Когда Чан поднимается, хлопая в ладоши и командуя разбредаться по палаткам, луну уже видно, а сверчки стрекочут. Минхо, что тоже сидел на бревне у костра, зевая, встаёт.       — Минхо, пока не забыл, — Чан трусцой убегает в сторону своей палатки. Минхо, недоумевая, чешет ногу, покусанную комарами.       Чан возвращается с клетчатым пледом в руках.       — Держи. Не знаю, кому из вас он нужен, но берите, — слегка запыхавшись, произносит он.       — Спасибо, — кивает Минхо, прижимая плед к себе.       Джисон переодевается, когда Минхо заходит в палатку.       — Чан принёс плед, поэтому сегодня я не буду с тобой спать, — сообщает Минхо.       — Да? — отрешенно отвечает Джисон. — Хорошо, — добавляет он.       Минхо смотрит на него и думает — грусть на джисоновом лице, после того, как Минхо сказал про плед, ему показалась или он действительно расстроен новостью? В любом случае, Минхо кидает плед к спальнику и тоже достаёт пижаму, заодно носки и олимпийку.       Укладываются они быстро, и свет тухнет. Минхо кутается в плед. Холод теперь не волнует. Плед замечательный, приятный к телу и большой. И Минхо думает, что всё хорошо, он может спокойно засыпать, но скребущее чувство в груди почему-то совсем не даёт этого сделать. Он лежит с открытыми глазами, повернутый к Джисону, и кажется только на секунду, что Джисон лежит точно так же в его сторону. Может он также, ищет его глаза в темноте, пытаясь понять, спит ли он.       Проходят минуты, но мысли лишь роятся, не хотят укладываться в голове. Минхо сам не понимает, о чем думает. Что-то волнует сердце, но он не может понять что именно. Или кто.       Джисон шуршит одеялом. Не похоже, что он спит. Минхо мыслит спросить хоть о чем-нибудь, раз они оба не спят, но одёргивает себя. Когда становится невыносимо, он поворачивается на спину, опять слышит копошение с боку и вздыхает:       — Джисон?       — Минхо?       Они говорят вместе. Это одновременно и комично и странно. И волнительно. Повисает тишина, разбиваемая, как пиньята, общим смехом.       — Давай ты, — хихикая, говорит Минхо.       — Тебе не холодно? — спрашивает Джисон.       Минхо задумывается.       — Нет. Совсем нет, плед очень теплый, — Минхо слышит разочарованный выдох, когда заканчивает отвечать.       Пару минут никто не говорит. Неловко.       — А ты, что хотел спросить? — вспоминает Джисон.       — А, — тушуется Минхо. Он сам не знает. — Эм, просто не могу заснуть. Решил тебя тоже разбудить, чтобы не спал, когда я не сплю.       Это похоже на их прежнее общение. Вечные подколы, шутки и бесполезные, глупые ссоры при каждой встречи из-за того, что кто-то что-то сказал не так. Странно, что они за два дня поругались только один раз, в самую первую ночь. И всё равно ссора закончилась тем, что Минхо лег к Джисону. Он до сих пор удивляется, как просто у него это получилось.       Или сегодня на реке. Пару недель назад Минхо бы накричал на Джисона за то, что тот обрызгал его водой и ушел бы, но сегодня они весело провели время. Минхо в конце концов ухватился за джисонову руку, когда почувствовал себя тревожно на глубине, и Джисон его вытащил в безопасное место без подколов и лишних слов.       Шум от Джисона уже не тревожит. Минхо перестает, как прежде, остро на него реагировать. Уши Минхо продолжают выбирать и отчетливо слышать только Джисона во множестве других голосов, но это его не раздражает. Минхо просто слушает голос Джисона с чем-то непонятным на сердце.       Вспоминая все моменты сейчас, Минхо находит их не только ужасно неловкими и чертовски смущающими, но и приятными. Ему не было противно просыпаться рядом с Джисоном. Нет, наоборот, ему рядом с ним было тепло и уютно. Он не хотел выбираться из палатки, а пролежать так весь день именно с Джисоном, обнимающим его.       Джисон фыркает на фразу Минхо. Они не говорят некоторое время. У Минхо в голове появляется ещё несколько мыслей. Он всё думает и думает о Джисоне и их непонятных отношениях друг с другом. Вроде, он вполне может наговорить сейчас Джисону гадостей, как обычно, мог бы наговорить их сполна за два дня. Мог бы напомнить все те разы, когда Джисон говорил странные вещи о Минхо. Но не наговорил и сейчас не скажет. И дело даже не в том, что Джисон помог ему избавиться от холода по ночам. Есть нечто большее. Это не благодарность, не неприязнь. Всё, что сейчас чувствует Минхо, думая о Хан Джисоне — это комфорт, защита и тепло. Тепло не физическое. Где-то в душе взрывается второе солнце, когда мысли выстраиваются вокруг имени «Джисон».       — Хочешь лечь ко мне? — неожиданно спрашивает Джисон.       Минхо буквально вырывают из мыслей эти слова.       — Ты что-то сказал? — переспрашивает Минхо, думая, что ему показалось.       — Говорю, может, ты хочешь лечь рядом? — медленно проговаривает Джисон, и голос его неуверенно дрожит.       — Я, — шепчет Минхо. И почему-то не может найти причину отказаться. Да, ему тепло и ложиться к Джисону нет необходимости. Вот только, он понимает, что просто хочет. — Я хочу, — пищит он тихо.       — Что? Хочешь? — голос Джисона становится громче. Кажется, он поднимается на локтях. Минхо почти видит его силуэт в темноте.       — Да, — соглашается Минхо. — А ты хочешь?       — Хочу.       Минхо выкручивается из пледа. Он думает забрать его с собой, но вспоминает, как жарко может быть утром. Тем более сейчас он ляжет к Джисону, ему будет теплее, чем с пледом.       Когда он забирается в соседний спальник, Джисон кладёт руку ему на плечо. И Минхо прижимается ближе, обнимая его. Джисон прижимается к ключицам Минхо носом, и тот чувствует горячее дыхание.       И ощущается всё правильно. Теперь тепло не только телу, но и душе с сердцем. Они прижимаются ближе друг другу. У Минхо слипаются глаза. Он последний раз, поглаживает Джисона по спине и счастливо засыпает.

***

      Это самое лучшее утро, думает Минхо, когда просыпается. Он обнимает Джисона. Ему так тепло и хорошо, что желание остаться в таком положении на весь день растет в геометрической прогрессии. Он рассматривает безмятежное лицо Джисона, что всё ещё спит, и умиляется тому, как у него приоткрыт рот. Он проводит пару раз по его волосам, перебирая пряди пальцами и прижимается к макушке носом, вдыхая.       Минхо замечает, как Джисон начинает просыпаться, и проводит ладонью по его предплечью.       — Отвали, — бурчит Джисон, переворачиваясь на другой бок, спиной к Минхо. Тот непроизвольно хмыкает. Через минуту Джисон разворачивается обратно, уже проснувшись и открыв глаза. — Никуда ты не отвалишь, — возражает Джисон сам себе и притягивает Минхо к себе, обнимая.       Минхо хихикает, стискивая его в ответ. Происходящее будто расплавляет мозг Минхо, и он не хочет думать.       Они валяются в спальнике до тех пор, пока Чанбин не приходит их будить. Минхо чувствует неловкость, пока вылезает из спального мешка и переодевается. На секунду он бросает взгляд на Джисона и замечает его красные уши. С души спадает часть тревоги от осознания того, что Джисон смущается также сильно, как и он.       Это последний день и последняя ночь. Завтра ранним утром они покидают это чудесное место. Минхо чувствует, что свобода, с которой он приехал сюда, начинает заменяться ощущением скорой загруженности. В этом тихом уголке вдали от города нет тех проблем, от которых вечно болит голова. Нет домашних обязанностей, уборки, стирки, готовки; нет четкого плана на день — только отдых, посиделки у костра; нет опозданий и лишних извинений.       Минхо смотрит на всех ребят, что опять играют вместе в центре поляны, и сердце сжимается от счастья. Ему понравилось видеть их каждый день. Обычно он не настолько социален, ему нужен отдых от компаний. В лесу нет лишнего шума. У города повышенная громкость, она давит на мозг, и хочется спрятаться. Тут же только шелест деревьев, пение птиц и течение реки. И громкий Джисон, которого Минхо считал лишним в спокойной симфонии природы, за это время стал совсем не лишним, а наоборот необходимым.       Когда вечером весь студенческий совет рассаживается у костра, Минхо отходит на мостик к реке. Темная вода продолжает свой путь, в ней отражаются Луна и звезды, расплывающиеся в речной ряби. Холодный воздух дует с реки, Минхо непроизвольно ежится. Ему совсем не хочется идти за олимпийкой, он продолжает сидеть в одной лишь черной футболке.       Всеобщий смех доносится до него. Минхо улыбается немного грустно.       — Опять мерзнешь? — к спине прижимается чужая грудь, руки обнимают.       — Приходится, — отвечает Минхо, облокачиваясь назад.       Джисон фыркает, устраиваясь удобнее. Он вытягивает ноги, и Минхо рассматривает носки его кед.       И кажется это самый идеальный момент, чтобы раскрыть им обоим души. У Минхо в голове уже миллион вопросов, у Джисона, он думает, не меньше. А если тому вдруг всё понятно, то пусть удосужится поделиться с Минхо, потому что он уже не знает, к чему ведут его мысли.       — Между нами что-то есть? — без намеков спрашивает он, не отводя взгляда от блестящей водной глади.       Джисон покачивает его в своих руках, наверное, размышляя над ответом.       — Мне бы этого хотелось, — просто отвечает он через несколько минут. - Очень.       — Почему всё так быстро поменялось? — не понимает Минхо. Он хочет сам ответить себе на этот вопрос. В первую очередь, почему он настолько быстро поменял мнение о Джисоне? — Мы же только и делали, что постоянно ругались и посылали друг друга. Ты назвал меня некрасивым, — тихо бурчит он себе.       Он чувствует, как Джисон замирает, а после разворачивает его немного к себе, чтобы можно было заглянуть в глаза.       — Что? Когда такое было? — недоумевает Джисон, смотря на него со сведенными бровями. — Я никогда не называл тебя некрасивым. Я даже не думал о таком! Ты очень красивый!       — Ты сказал, что я выгляжу не так ужасно, как обычно! И, что с очками мне лучше!       Минхо наблюдает, как Джисон моргает очень медленно, словно они в кино с замедленными эффектами.       — Но я не помню, — шепчет Джисон. В глазах до сих пор стоит непонимание, но оно постепенно перекрывается сожалением.       — Это был вторник. Мы встретились в коридоре перед дверями совета. На мне были белые джинсы, рубашка, жилетка и круглые очки.       Минхо помнил тот день замечательно именно из-за ненужных комментариев Джисона. Он ещё долго не надевал те вещи вместе, потому что неприятный осадок остался, даже когда Минхо понимал, что глупые слова малознакомых личностей не должны так сильно на него влиять.       По лицу Джисону было видно, что он проводит сложный мыслительный процесс. И в один момент его глаза сияют пониманием. — Боже, Минхо, — он закрывает рот ладонью, осознавая. — Я действительно сказал именно так? Минхо кивает. — Нет, Минхо! — уверенно говорит он, хватая его за плечи. — Клянусь, я хотел сказать, что ты прекрасно выглядишь, и очки тебе идут! Честно! Ты невероятно красивый, самый красивый человек, которого я знаю! Я не хотел тогда тебя обижать.       Джисон быстро сыпет словами. У Минхо краснеют щеки.       — Я такой дурак, — заключает Джисон, толкаясь лбом в плечо Минхо. — Я сказал, что ты выглядишь не так ужасно, как обычно? — ещё раз спрашивает он, и чувствуя кивок, продолжает: — Ты выглядел ещё лучше, чем обычно. Как я мог сказать, не так ужасно?!       Минхо хихикает. Похоже, мозг Джисона всегда находится в слегка расплавленном состоянии.       — И ты говорил подобные вещи не один раз, — добивает его Минхо. И получает шанс наблюдать, как Джисон хныкая, прячет руки в ладонях.       — Это ужас. Расскажешь обо всех случаях позже, хорошо? Я сейчас не выдержу всего позора, — он открывает лицо, протяжно выдыхая при этом. — Прости меня за всё. Ты очень-очень симпатичный. Не знаю, как мог говорить что-то плохое про тебя, правда.       Минхо ему верит. В темноте около реки хочется верить Джисону очень сильно. Он поворачивается обратно лицом к противоположному берегу. Джисон, не мешкая, возвращает руки к нему на талию. Они сидят в приятной тишине, нарушаемой лишь течением реки и редкими особо громкими вскриками остальных участников совета.       — Минхо, — зовет Джисон. — Ты поэтому плохо относился ко мне? Минхо слышит в его голосе растерянность и едва уловимую печаль. — Прости, — шепчет он. — Я думал, что не нравлюсь тебе тоже, поэтому так поступал.       — Но ты мне нравишься. Очень. — тут же говорит Джисон. — Похоже, мне ещё учиться и учиться делать комплименты.       — Да, получается у тебя скверно, — хихикает Минхо и тихо добавляет: — Ты мне тоже нравишься.       Они сидят до самой поздней ночи. В палатку идут только тогда, когда компания у костра разбредается.       Неизменно холодно. Но они легли бы вместе даже, если бы было тепло. Минхо вторым залезает в спальник к Джисону и тут же прижимается к нему. В этот раз на нём нет лишней одежды, даже носков, поэтому касания к предплечьям ощущается острее.       Они лежат лицами друг к другу. Никто не стремится закрыть глаза и быстрее уснуть. Минхо дышит нервно и ощущает такое же прерывистое дыхание Джисона. Тот двигается ближе к Минхо, почти соприкасаясь носами. Ладонь Минхо находит щеку Джисона и слегка её поглаживает. Они так чертовки близко, что сердце вот-вот выпрыгнет из груди.       И никто не говорит. Они уже знают, что хотят сделать, как хотят коснуться, какие будут чувства.       Минхо сокращает расстояние. Он прикасается приоткрытыми губами к губам Джисона, не дыша при этом. Десяток секунд ничего не происходит. Их губы касаются друг друга, и это настолько рвет крышу, что душа отделяется от тела и наблюдает со стороны, как они лежат в пепельно-розовом спальнике посреди леса с соединенными губами.       Джисон медленно начинает движения. Минхо следует его примеру. Они осторожно, словно касаясь крыльев бабочек, сминают губы друг друга. Никто не спешит, аккуратно целуясь, и, кажется, любое резкое движение сломает их смелость.       Они действуют неторопливо, отстраняясь буквально на пять миллиметров и снова возвращаясь. Джисон прижимается особо долго к губам Минхо, и у него трепещут ресницы. Он шире приоткрывает рот, позволяя Джисону сомкнуть между своими губами его нижнюю, затем верхнюю.       Минхо чувствует, что задыхается от переизбытка чувств. Он накаляется, словно раскаленная спираль. Губы встречаются снова и снова, но движения не ускоряются. Оба действуют размеренно, вкладывая в каждое касание одно несказанное слово. Джисон мажет раскрытыми губами немного в сторону по щеке. Минхо дрожит, когда Джисон уже носом проводит по скуле и вдыхает запах его кожи.       Руки Минхо цепляются за джисонову шею, кончики пальцев скребут загривок коротких волос на затылке. Губы в который раз находят чужие, Минхо несмело мажет по ним кончиком языка. Реакция Джисона волнует душу, когда тот вздрагивает и захватывает больше воздуха.       Он поворачивает голову, чтобы было удобнее соединить их губы для следующего шага. Джисон также целомудренно касается кончиком языка приоткрытых губ Минхо, проникая совсем чуть-чуть. Их языки встречаются на несколько секунд, и Минхо последний раз вытягивает губы, чтобы припасть к губам Джисона, а затем отстраниться.       Минхо чувствует жар везде. На ладонях и губах особенно. Он спускается руками от затылка Джисона к его груди и с выдохом опускает голову, давая им паузу.       Хорошо, что в палатке темно. Минхо понимает, как горят его щеки и уши. Он ещё криво улыбается ужасно смущенный. Джисон тоже дышит глубоко, можно ощутить его дрожь.       — Это было хорошо? — спрашивает Джисон очень тихо. Вокруг воздух превратился в пьянящую дымку за время поцелуев. Минхо чует его при каждом вдохе, легкие наполняются чистым трепетом.       — Очень, — отвечает он также шепотом.       Пальцы сплетаются в замок. Джисон тянет на себя Минхо, говорит, что от него вкусно пахнет и нюхает его макушку, как делал это Минхо сегодняшним утром. В груди волнение, растекающееся по всем клеточкам тела и разума.

***

      Минхо просыпается первым от криков Чанбина. Похоже, пора вставать и прощаться с прекрасным кемпингом. Если вчера его ещё хоть как-то волновал отъезд, то сейчас, поднимая голову с плеча Джисона, ему на это совершенно плевать.       Он сначала рассматривает его лицо. Ему всё в нём нравится. Густые брови и мягкие щеки, круглые глаза, что пока закрыты. Пухлые губы.       Вчерашние воспоминания о поцелуях будоражат память. Это случилось у них слишком интимно, думает Минхо. Хотя, казалось бы, они лишь в конце коснулись языками, поцелуи были отнюдь не мокрыми и возбуждающими желание. Совсем нет. Но то, с каким трепетом каждый из них относился к другому, как осторожно они пытались вместе, как тихо всё начиналось и продолжалось, — вышло сокровеннее.       Минхо в порыве прижимается губами ко лбу Джисона. Он медленно касается и отстраняется. Целует щеки по очереди, особое внимание уделяет родинке на одной из них. Оставляет поцелуй на кончике носа и на переносице. И волнующе, затрагивает уголок приоткрытых губ.       Джисон морщится от раннего пробуждения, когда Минхо клюёт его в висок. Минхо видит, сколько усилий нужно Джисону, чтобы разлепить глаза. Заспанный до такой степени он выглядит до невозможности мило.       — Минхо, — хрипло тянет он. — Доброе утро.       — Доброе.       Они не прерывают зрительный контакт некоторое время, пока не слышат громкий крик Феликса:       — Кто через пять минут не выйдет из палатки, тот лох!       Приходится выбираться из теплого спального мешка. По коже опять пробегает морозец, потому что ранним утром тоже холодно.       — Мой хороший, держи толстовку, — Джисон протягивает Минхо именно ту толстовку, которую предлагал во вторую ночь.       На этот раз Минхо толстовку принимает.       — У тебя есть, что надеть? — интересуется он.       Джисон сразу достает из рюкзака ещё одну кофту. Минхо видит, что она не такая теплая, как та, что отдал ему Джисон, но молчит, краснея.       Они быстро сворачивают спальники и скидывают вещи в рюкзак. Минхо не может найти ещё одну пару носков и быстро бросает поиски, решая, что носки провалились в текстуры. Когда они выходят из палатки со всеми вещами, Феликс именует их копушами, сообщая, что они последние. В это утро все выглядят изрядно помятыми. У Хёнджина волосы торчат в разные стороны, а у Чонина и Сынмина одежда вся в складках. Но это никого не волнует. Все мечтают о том, как сядут по машинам и смогут поспать ещё полтора-два часа. Кроме Чана и Чанбина — они водители.       Чанбин неожиданно бодрый набирает себе в руки кучу вещей, ещё несёт портативный холодильник и подпинывает остальных. Все тащатся со свертками палаток и спальников по лесной дорожке. Машины ждут их на парковке. Чан уходит к ресепшну, командуя закидывать вещи по багажникам.       Минхо наблюдает, как Джисон уговаривает Лили поменяться с ним местами, чтобы сесть в машину к Чану. Та, ужасно сонная, соглашается. Минхо приятна мысль, что Джисон хочет ехать с ним обратно и даже заранее решает все вопросы.       Они рассаживаются по машинам. Чан ещё раз спрашивает, не забыл ли кто чего, слыша в ответ вялое нет. Они трогаются. Минхо замечает, что Чанбин едет с ребятами впереди. Пейзаж за окном — сплошной лес.       — Как дела? — тихо обращается к нему Джисон. Феликс на переднем сидении, Хёнджин рядом уже успели отрубиться.       — Спать хочу, — подтверждает Минхо своей ответ широким зевком.       Джисон кладёт ему голову на плечо, потираясь.       — Можно я полежу так? — спрашивает он.       — Конечно, — Минхо просовывает руку назад, оплетая джисонову талию и притягивая его ближе. Сам Минхо облокачивается на окно. Вид не меняется.       — Минхо, — Джисон бодает его головой, привлекая внимание. — Я больше никогда тебя не обижу, — он шепчет Минхо прямо в ухо, приподнимая голову. — Я хочу каждый день говорить тебе, какой ты у меня замечательный.       Минхо покрывается розовым румянцем и мурашками, криво улыбается, толкая Джисона плечом. Эти слова смущают. В машине полной других людей они звучат громко.       — Хочу сводить тебя на свидание, — горячее дыхание щекочет шею. — Можно?       Сердце стучит громко. Пальцы от волнения дрожат, ладони, уже давно вспотевшие, теребят край толстовки.       — Да, — получается совсем тихо, но Джисон слышит.       — Хорошо, милый. Давай встретимся завтра? Хочешь?       — Давай сегодня, — вздрагивает Минхо, когда Джисон берет его руку и переплетает пальцы.       — Конечно, сегодня, — соглашается Джисон. — Ты красивый, — шепчет он опять.       — Ты тоже.       В руках тепло и уют. Джисон гладит его ладонь, лежа на плече. Минхо уже сопит, облокотившись на окно. И ему тепло в толстовке Хан Джисона. В животе порхает уже рой бабочек. А Минхо хочет дарить свою любовь одному конкретному шумному человеку.