the Attic

У человека есть одна занимательная особенность. Спустя какое-то время он может привыкнуть ко всему — к недостатку еды, солнечного света, что уж не говорить о свободе, которая является важной лишь для психического здоровья. Я имею ввиду — если у человека есть все, кроме свободы, почему бы ему к этому и не привыкнуть. Особенно, когда рядом тот, кто, кажется, не желает зла. Любит и лелеет. Разве это плохо? А когда чувства к этому человеку такие же, взаимные? Я глянула на потолок. Джейкоб уже давно не запирал меня на одном только чердаке — моя комната теперь была в моем распоряжении. Еда, питье, чистая одежда, ванная комната, иногда прогулки с самим мужчиной. Единственный запрет — средства связи. Ну, оно и не удивительно. Я же пленница. Оставалось довольствоваться тем, что есть — просмотром новых и новых сериалов, выполнением тренировок, готовкой еды. Мы с Джейкобом почти стали семьей — он ни разу не обидел меня и не показался злобным, с тех пор, как я, кажется, полностью завоевала его доверие в день встречи с Остином. За время своего почти беспрепятственного хождения по своему собственному дому, я успела вычислить несколько небольших, но скорее важных, чем бесполезных, мелочей, оставляемых за собой Джейкобом. Он не переносит духоту, поэтому довольно часто открывает окна нараспашку, так же, как и оставляет открытыми двери, чтобы создать сквозняк. И, хоть это и случается лишь в моменты, когда мужчина находится в доме, это играет мне на руку, если я вдруг действительно запланирую побег. Как это называется? Стокгольмский синдром? Я не уверена. Не уверена в том, что то, что происходит со мной — похоже на действия маньяка. Скорее, очень ревнивый молодой человек. Который закрывает меня в моем же доме, сперва колол мне неизвестные вещества и держал в запертом чердаке. Ладно, это и вправду звучит нездорово. Возможно, мне стоит уже перестать его оправдывать. Однако, перестань я делать это — совсем впаду в отчаяние. Моя ситуация определенно заставляет желать лучшего, и только надежда на то, что в Олдене осталась хотя бы капля благоразумия, и сейчас он просто придет с работы и скажет: «Порядок, солнышко, это все было огромным розыгрышем», помогает мне сейчас просто продолжать думать. Мечтать. Я перевернулась на другой бок, мой взгляд упёрся в электронные часы. Ненароком посмотрела на закрытое окно и работающий кондиционер, вновь ощутив тягость своего грустного, скучного существования. Раньше моя жизнь не особо отличалась — я так же лежала на кровати, иногда писала отчёты. Сейчас отчёты за меня пишет Джейкоб. В сравнении с тем, что обычно делают другие маньяки — а просмотр дел серийников по телевизору когда-то был моим хобби — я живу в сказке. В золотой клетке. Где мой грозный надзиратель влюблен в меня, обеспечивает, и делает за меня мою работу. — Одно да потому, — вздыхаю я и прикусываю щеку изнутри. Мои мысли крутятся вокруг одного — убеждения самой себя, что я не в полнейшем дерьме. Даже телевизор не развлекает так, как очередной марафон расставления плюсов и минусов подобного заточения. Я слышу щелчок замочной скважины и резко приподнимаясь на кровати. Опустив ступни на холодное дерево покрытия, я сладко потягиваюсь и вновь смотрю на часы. Подобные мысли неплохо отвлекают от реальности, ведь там я вижу время, уже далеко за полдень. Сжав пальцы, я натягиваю на себя большую футболку и шорты, после выходя из спальни. — Ты… Спала? — интересуется Джейкоб, стягивая с плеч красную рубашку. Я жму плечами, зевнув. — Доброе утро, солнышко. Хотя, уже далеко за полдень. Я усмехаюсь, замечая, что он озвучил мою раннюю мысль, и киваю, подходя к мужчине ближе. На его губах теплая улыбка, когда он мягко обнимает меня, прижимая к своему большому телу. Его руки могут свободно переломить мне хребет, если он того пожелает. Но пока, кажется, не желает. — Чем ты занимался? — интересуюсь я и замечаю, что его руки вдруг сильнее сжимают мое тело. — Не спрашивай. Ездил на почту за новыми объективами, а оказалось, что они должны были приехать намного раньше, — я поднимаю глаза, видя, как он сжал челюсти. — Подонок Остин взялся за доставку, все переворошил и вернул на почту обратно. Разумеется, у них смелости не хватило сказать, что посылка в состоянии, как после мощного землетрясения. Он громко вздыхает и отпускает меня, положив пальцы на переносицу, чтобы стянуть очки и помассировать кожу под ними. Я кривлю брови в жалостливом жесте, однако не предпринимаю ничего. Вдруг взбесится и отыграется на мне. Эта мысль также не чужда мне. — Будешь заказывать новый набор? — интересуюсь я, лишь погладив его по плечу, чувствуя, как напряжены его мышцы. Джейкоб поднимает на меня взгляд — его зелёные глаза слегка сощурены, но он постепенно расслабляется под моими касаниями. Его ладонь оказывается на моей щеке, а большой палец проводит по нижней губе и подбородку, прежде чем он легко целует меня. — Сначала разберусь с блондинистым чмошником. Не скучай, солнышко. И он, бросив рубашку на диван, направляется к выходу из дома. Я тяжело вздыхаю, ощутив веяние холода после его выхода, и сажусь туда же, где оказалась красная ткань. Беру ее в руки, прижав к себе, и вдыхаю аромат порошка, парфюма и тела Олдена, прикрыв глаза.

***

Когда он возвращается я буквально чувствую, как кипит его кровь. Случалось ли вам оказаться в одной комнате с разъяренным животным? Нет разницы каким, будь то собака, или кто-то покрупнее. Как чувствуют себя матадоры, заставляя быков, этих огромных животных с рогами, способных пронзить их одним движением, намеренно воспринять их в качестве агрессоров? Вероятно так же, как и я, когда Джейкоб Олден вернулся в наш дом. Даже после самых крупных моих, не побоюсь выражения, проебов, мужчина не был так зол. Его кисти не были сжаты настолько, что окажись между ними камень, он, вероятно, раскрошился бы. Ни при каких физических тренировках его мышцы не были напряжены настолько, что кажется ещё чуть-чуть и по ним начнут пробегать электрические разряды. И сейчас он выглядел именно так. Я медленно скользнула взглядом по его фигуре. Сгорбившись, он провел рукой по волосам, останавливая свое внимание на мне. Кажется, вид меня, беззаботно развалившейся на диване, немного успокоил его. А может запах, струящийся из кухни, после моей готовки. Он бесшумно втянул воздух ноздрями и покачал головой. — Никчёмный сукин сын. Как таких Земля носит? — прошипел он. Я предположила, что это был риторический вопрос. Малейшие знания психологии, хотя, вероятно, это был, скорее, здравый смысл, дали понять, что лучше не продолжать эту дискуссию. Я поднялась с дивана, подходя к нему — человеку, способному одной рукой поднять меня над землёй и придушить — и тепло улыбнулась. — Что там у вас произошло? Джейкоб переводит взгляд на меня. Тогда я замечаю эти до невозможности суженные зрачки и тонкую струйку крови, собравшуюся в каплю, так и норовившую сорваться на пол, на его щетинистом подбородке. С моих губ срывается тихий выдох, а мужчина лишь вскидывает брови, вытирая жидкость. Однако она лишь с новой силой стремится покинуть небольшое ранение. — Как видишь. Ничего хорошего. Абсолютно, — он вновь выдыхает через нос, скривившись, а я испытываю настолько неприятное чувство, будто внутри меня на полную мощность работают лопасти блендера. — Но можешь быть уверена — подонку досталось куда сильнее. Он отводит взгляд, на секунду, после чего вновь возвращает его к моему, вероятно очень испуганному, лицу. А затем грубо, он хватает меня за запястье, поднимая его на уровень своего лица. Я замечаю, что он опускает свободную руку в карман, шаря в нем, одновременно, со мной в охапке, продвигаясь вперед — к столешнице. Его слегка резкие толчки заставляют меня прижаться бедрами к кухонному гарнитуру, а лезвие, бережно, на всякий случай спрятанное за резинкой трусиков — слегка вонзиться в кожу. Я шикаю, то ли от толчка, то ли от внезапной боли в ноге, но сразу замолкаю. Олден и без того, кажется, на грани срыва. — Этот извращенец. — он вытаскивает руку из кармана, и я вижу пару квадратных полароидных снимков. Джейкоб кидает их на стол, позволяя мне полностью увидеть содержимое. — Не знаю, каким образом, но они все свежие. Я сглатываю, жалостливо смотря то на фото, то на блондина. На всех карточках — я. В разных позах, состояниях, в разной одежде, местах своего собственного дома. Некоторые снимки обычные, повседневные — будто обычный уличный фотограф запеатлел моменты готовки завтрака, милых объятий с Джейкобом. Однако другие более откровенного, личного содержания. Моменты, которые поймать довольно трудно, особенно не находясь именно внутри дома. — Этот кусок дерьма еще легко отделался. В больнице должны подумать, что он… Упал с лестницы? — шепотом, слегка вопросительно, будто отчитывается он. Я со вздохом собираю фотокарточки в единую стопку, протягивая ему, затем тихо, неспеша начинаю. — Джейкоб… Что ты с ним сделал? — пытаюсь как можно успешнее избавиться от дрожи в голосе, но с каждой минувшей в ожидании ответа секундой в моем сознании рисуются все более кровожадные образы и сцены. — Я сломал… Ему обе руки. Я распахиваю глаза, попытавшись схватиться за край столешницы, но рука Джейкоба на моем запястье не дала мне этого сделать. Он вновь поднял мою руку н уровень его лица, после чего прикрыл глаза и прижался к запястью губами. С моих уст сорвался тихий вздох. Каждым касанием он оставлял на моей коже влажные, кровавые следы своей больной, извращенной любви. — Я бы с радостью завершил начатое… Оторвал бы их ему, — шепчет он, не открывая глаз, между поцелуями. А затем вдруг тянет меня ближе к себе — к своему большому, невообразимо теплому телу — резко очень внимательно посмотрев на меня. — Ты моя. И только так, да? Он молча ждет ответа. И он явно знает каким он будет. Ведь даже сейчас, нежно прижимаясь окровавленными губами к моей разгоряченной коже, держит невидимое лезвие у моей шеи. — Да, — тихо произношу я, удивляясь, как легко далась мне эта… Разве, ложь? Нет. Я понимаю все отчаяние своего положения, когда настолько легким порывом срывается это слово, которое так хотел услышать Джейкоб Олден. Будто клятва, данная у алтаря, я признала, что принадлежу ему. Он хмыкает, отпуская мою руку, вдруг перемещая свои большие ладони на мою талию, притягивая к себе. Я нежно касаюсь его губ своими, мои пальцы бережно оглаживают его впалые щеки, пока он оставляет кровавый след теперь и на моем лице. Я чувствую привкус железа. Это кровь, но теперь уде не ясно чья, ведь его зубы ловят мою нижнюю губу, вдруг смыкаясь и заставляя меня вновь шепнуть. — Твоя, — а затем отстраниться. Олден похож на щенка прямо сейчас. Только покрасневшие, с кровоподтеками уста доказывают то, что произошло прямо сейчас на кухне. — Идем. Я позабочусь о тебе.

***

Я мягко толкнула Джейкоба на кровать, заставив его тихо усмехнуться, после чего повела глазами, направляясь в ближайшую ванную комнату. Его ранение не было серьезным — обычная царапина, пусть и довольно глубокая — однако я не видела надобности в наложении швов. Хоть и могла сделать это. Простой обработки должно было хватить. Я встала на краешек ванной, чтобы достать медикаменты с самой высокой полки, снова зашипев, когда лезвие надавило на бедро, и вытащила небольшой ящичек из труднодоступного места. Пощарив пальцами по содержимому, я натыкаюсь на бутылочку с антисептиком и пару стерильных салфеток, вытягивая их оттуда, и вздыхаю. В мыслях пролетает важность обработки и собственной раны, пока кровь не пропитала ткань так, что это станет заметно. Но сейчас это… Слишком опасно. — Солнышко, мне не нужно проводить операцию, — со смешком говорит мужчина и я выглядываю из-за двери ванной. — Сиди смирно. И не говори. — Иногда мне даже нравится, что ты командуешь. Я тихо смеюсь, подходя к нему и вставая между его ног, кладя на его колени все медикаменты. Моя рука тянется к его лицу, двумя пальцами поднимаю его за подбородок, рассматривая со всех сторон. Мои губы трогает улыбка — если опустить тот факт, что передо мной маньяк и сталкер. Он же просто безумно красив. И почему он выбрал этот путь? Тихо вздыхаю, проводя подушечкой большого пальца по его нижней губе и подхватываю салфетку, смачивая ее антисептиком. — Будет немного больно, — чувствую, как блондин слегка сжимает руками, внезапно оказавшимися на мне, мою талию. — Потерпи. И я касаюсь салфеткой его раны, смачивая ее раствором, слегка нахмурившись, когда пальцы Джейкоба сильнее давят на мой живот, а его челюсти сжимаются. Свободной рукой я касаюсь его волос — слегка спутанных от пота прямо сейчас — и прохожусь по ним в успокаивающем движении. — Тише, малыш. Еще немного, — я наклоняюсь, оставив легкий поцелуй на его лбу, и продолжаю обрабатывать рану. Продолжаю тихонько шептать слова успокоения, продолжаю гладить его мягкие волосы. И на секунду забываю о том, что мы — не обычная пара, как миллионы по всему миру. Тяжело сглотнув, я убираю салфетку от его лица, взглянув сперва на нее, а затем на аккуратный, слегка розоватый разрез на его губе. И наклоняюсь, чтобы поцеловать в этот раз его губы, почувствовав резкий запах спирта. Джейкоб перехватывает инициативу. Его ладони ложатся на мою спину, подтягивая меня к ему на колени, заставив пересесть на них, после чего опускает еще ниже — на бедра — подтягивая еще ближе к своему телу. Он издает тихий полувздох, сжимая мои ягодицы, а я кладу руки на его грудь, слегка покачнувшись от резкого его движения. — Черт, — выругивается он и я отстраняюсь, взволнованно посмотрев на его слегка скривившееся лицо. Он хмурит брови, прикрыв глаза и тяжело вдыхает. — Джейкоб?.. — тихо шепчу я, слегка поглаживая его грудь и плечи. — Что-то не так? Он отрицательно кивает, но я все равно слезаю с его коленей, рассматривая его слегка побледневшее лицо. Он касается ладонью лба, затем она съезжает ниже, на его грудь, именно так, куда я слегка надавила пару секунд назад. Я принимаю это как сигнал к действию, вновь подходя к нему и торопливо расстегивая рубашку на нем. Пуговица за пуговицей, я оголяю участки его подкаченного тела, пока не дохожу до ребер. И не вижу огромного размера гематому, расплывшуюся по светлой коже. — Охренеть. — Я и не заметил, — он переводит взгляд на меня, выглядя так же взволнованно. — Я умру? — Не сегодня, — я тихо смеюсь, скользнув рукой по его груди, и поднимаю на него взгляд. — Ты бы почувствовал перелом ребер. Скорее всего — это просто небольшой ушиб. Я приближаюсь к гематоме, видя небольшие кровоизлияния наружу, и вновь беру салфетку, смочив ее спиртовым раствором. Мой взгляд обнадеживающий — Джейкоб сразу понимает, что его небольшая пытка еще не окончена. И я прижимаю ткань к его ссадине, слегка проводя по ней, стирая тонкий слой кровавого налета. Его грудь беспокойно вздымается под моим касаниями, когда я неспеша обрабатываю его кожу, вскоре заканчивая истязания, и подбадривающе улыбаюсь. — Обязательно попробуем что-то в образе медсестры, — он тихо стонет, когда я поднимаюсь, и смотрит на свой огромный синяк на груди. — Потому что пока в медицине нет ничего приятного для меня. — Я больше удивлена тому, как Остину удалось оставить тебе такой след, а ты заметил его лишь сейчас, — я хмурю брови, выбрасывая использованные салфетки и возвращаясь к нему. — Может я просто… Слишком хотел тебя с момента возвращения в дом, — он хватает меня за запястье, притягивая к себе вновь. — Что совсем не заметил эти побои, — Джейкоб задирает мою футболку, припадая губами к коже живота. По спине бегут мурашки, когда он мнет меня в руках, совсем безжалостно, будто я подушка, и оставляет следы на коже, кусая и посасывая, втянув ее в рот. — Джейкоб… — я прикрываю глаза, хватаясь за его плечи, после чего слегка вскрикиваю. Руки мужчины смыкаются на моем теле, почти поднимая меня, чтобы резко поменять нас местами. Я оказываюсь под ним, прижатая к кровати его мощным, разгоряченным телом. Олден шумно вдыхает воздух через нос, прилынивая к моей шее и помечая уже ее. — Мне… Мне больно. Паника захлестывает меня, когда большие ладони давят на мои плечи, заставляя обратно лечь на кровать, послушно прикрыв глаза. Он терзает мою шею и ключицы, после чего вдруг останавливается, поднимая горящие зеленые глаза ко мне. — Б-больно? — он прикусывает губу — его ладони скользят под ткань футболки, вынуждая и меня издать тихий вздох. — Не лги мне. Тебе это нравится. Безумно. Он вытаскивает одну из рук, перенося вес на другую, и двигает ее ниже, раздвигая мои бедра. Его пальцы давят на внутреннюю их поверхность, прикрытую лишь тканью коротких шорт, и слегка отодвигают ее. Я слегка поджимаю колени, с моих губ вновь срывается тихий полустон, и я кладу ладони на его плечи. Для Джейкоба этот жест — словно зеленый свет. Он вновь касается моей шеи в довольно дерзком, болезненном поцелуе, пробираясь под слои одежды на мне. Я чувствую его возбуждение — оно упирается прямо мне в ногу, когда он прижимается ко мне, явно спеша, стягивая мою футболку через верх. Я ощущаю легкий порыв холода, сразу же компенсируемый его горячими касаниями. Джейкоб шумен, он и сам не сдерживает стонов, постепенно расширяя границы в знании моего тела. Хотя. Что он еще не видел? Человек, который сталкерил меня с самого моего приезда. Я хмурюсь, но мужчина не дает мне поддаться моим мыслям, вновь приступая к терзаниям моих губ. Не отвлекаясь, он стягивает и свои брюки кремового цвета, оставаясь лишь в расстегнутой рубашке и явно натянутых в области паха боксерах. Я дразняще провожу коленом по его возбуждению, заставляя этого огромного и определенно точно опасного человека беспомощно заскулить и упереться лбом в мою грудь. После чего я вскрикиваю. Джейкоб перемещается и сильно кусает меня за плечо, от чего на мои глаза стремительно наворачиваются слезы. Я вскидываю брови, попытавшись оттолкнуть мужчину, однако его хватка на моей талии лишь усиливается. Он тяжело дышит, когда он хмурится и оставляет еще один укус на мне. Очередной вскрик — и он вдруг сползает с меня, подхватывая мои бедра и подтягивая меня к краю кровати, размещая себя меж моих ног. Я слегка шлепаю его по бедру, дав понять, что мне такое отношение совсем не по нраву, однако… — Мое. Все мое, — лишь шепчет мужчина, склонившись. Носом он ведет дорожку вверх по моему телу, останавливаясь лишь чтобы снова пометить меня. Я пытаюсь дернуться, но он перехватывает одну из моих рук, прижав к кровати. — Лежи спокойно, солнышко. Ради твоего же блага. Ради моего… Блага? Я тяжело сглатываю, чувствуя, что теперь клубок страха в моем животе стал лишь массивнее. Я пытаюсь двинуть коленями, но он будто предугадывает мои действия, хватая, и сжимая до боли мою коленку, заставляя меня шикнуть. — Джейкоб… — Молчи, — рычит он, отдергивая ткань моего бюстгальтера и припадая к моей груди. Я выгибаюсь в спине, однако не от удовольствия. Это от боли, которую принесли его очередные укусы. Он не жалеет меня — вгрызается в мою плоть, чтобы убедиться, что следы останутся надолго. Не обычные засосы, а шрамы. Я подавляю очередную волну слез, вновь дергаясь. — Я же сказал лежать спокойно. Его ладонь падает на мою ягодицу — шлепок выходит настолько звонким, что сперва я даже не понимаю, что он был выполнен на мне. А затем вновь вскрикиваю, чувствуя усмешку Джейкоба — он наслаждается. Своей доминирующей позицией, делая со мной все, что ему захочется. Это он настоящий? Его истинная сущность? То, что мне следовало увидеть раньше, подавить в себе зарождение чувств… К монстру. Человеку, маньяку, не умеющему противостоять своим животным желаниям. Тому, кто явно не пытается даже контролировать себя. И тому, кто готов причинить невыносимую боль женщине, которую, кажется, любит больше всего. Я смаргиваю слезы — не понятно от чего: от осознания того, что сейчас Джейкоб Олден буквально собирается изнасиловать меня, искусав и истерзав мое тело до крови, или от принятия факта, что это маньяк. Больной человек. И никакая любовь не может исправить его. Ничто не может исправить настолько извращенное сознание. — Я люблю тебя, солнышко, — он заставляет меня посмотреть на него, и, кажется, вид моих слез лишь раззадоривает его теперь. Быть может это лишь минут… Нет. Хватит себя обманывать. Я тихонько стону, уже от боли, прикрыв глаза. Моя рука неспеша скользит в сторону моих трусиков, нащупывая уголок ткани, пропитавшийся влагой. — И я… Люблю тебя, Джейкоб, — мужчина поднимает лицо, улыбнувшись так искренне. И в следующую же секунду его взгляд меняется — сперва на растерянный, а затем — вновь на тот же хищный, как когда он калечил мою кожу. Его руки в последний раз до боли сжимают меня, когда тонким лезвием я совершаю лишь одно рассекающее движение. Единственный шанс, доступный мне, прежде чем я полностью окажусь в этой ловушке. Кровь брызжет мне в лицо, заставляя задержать дыхание. Лезвие с тихим, едва слышным лязгом, падает на деревянный пол, а затем и тело Джейкоба всем весом наваливается на меня. Я распахиваю глаза, глядя на его последние вздохи — его спина еще несколько раз вздымается — а затем… Свобода? Его пальцы вокруг меня разжимаются. Я в безопасности.

Но почему я не чувствую себя свободной?

Я брыкаюсь, выбираясь из-под его мертвого тела, тяжело, судорожно дыша, а затем ко мне приходит осознание.

Я убила его?

Я прижимаю руки, полностью покрытые его, еще теплой, такой алой кровью к лицу, громко всхлипывая. Может мне просто стоило перетерпеть это? Он любил меня. Он же сказал это. А я? Любила ли? Вдруг запах, проникший в мои дыхательные пути, вновь возвращает меня к реальности. Мужчина лежит полностью неподвижно, нарочито медленно его тело сползает по мягкому, залитому кровью, покрывалу. Я осматриваю всю комнату, будто это лишь постановка.

Я убила его.

Слезы с новой силой стремятся по моим щекам, и я подползаю к прикроватной тумбочке. Телефон Джейкоба защищен паролем, однако, чтобы вызвать 911 мне не нужен пароль. Я едва нахожу силы, чтобы не закричать в трубку, после чего кладу его обратно. Мой взгляд медленно возвращается к мужчине. Сейчас приедет служба спасения. Увижу ли я его еще когда-то? Смогу ли я когда-нибудь понять, любила ли я его или это был всего лишь защитный механизм? Не контролируя себя, на ватных конечностях, я по мокрому белью подползаю к его телу, с трудом переворачивая, и с болью гляжу в безмятежное лицо Джейкоба Олдена. Всего пару секунд назад — а я была уверена, что прошло именно столько, хоть это время и казалось абсолютно ужасной вечностью — он нависал надо мной, а теперь… Теперь он подо мной. Постепенно остывающий. И не потому, что его сталкерский интерес пропал. А потому, что вся его жизнь стекает по моим предплечьям прямо сейчас. Я касаюсь его побледневших щек, стараясь не смотреть ниже — на небольшой, но принесший смерть разрез на шее. Мои пальцы скользят по его щетинистому подбородку, поднимаясь выше, и ложатся на его веки. Когда-то такие яркие зеленые глаза сейчас… Абсолютно мертвые. Я не знаю, что мне видеть менее неприятно — его убийственный взгляд, или, как бы это абсурдно не звучало, мертвый. Я провожу пальцами вниз, прикрывая его глаза и громко вздыхаю. Я уже не чувствую слез. Страха. Адреналина, который наполнял меня, когда я убивала его. Ничего не чувствую. Лишь море вопросов. А получилось бы у нас, будь мы оба нормальными? Он — обычным парнем, не сталкером, который расставлял камеры в моем доме и поджидал меня на лице. Если бы он не подделывал все это время мою работу, заставляя моих коллег думать, что я жива и в полном здравии. А получилось бы у нас, если бы я сразу приняла то, что больной человек — больным человеком и останется? Не всех можно исправить, а Джейкоб Олден как раз был из них. И все же… — Я люблю тебя, — мои губы в последний раз касаются его, кажущихся такими холодными теперь, и мои слезы размывают кровавые следы на его лице. Я плачу, уткнувшись в грудь Джейкоба, сжимая его проклятую красную рубашку. Я любила его.