По ошибке на каждый день

Жан держит по ножу на каждый день. Это что-то вроде ритуала. Напоминание не повторять вчерашние ошибки. Получается на самом деле плохо. Жан весь состоит из ошибок, нелепостей, осколков неправильно прожитой жизни — но для кого неправильно, а для кого просто прожитой? И, может быть, даже не совсем жизни. Жан переставляет тарелки с места на место, ищет, куда втиснуть вторую кружку. Ножи глухо бренчат в глубине стола, спрятанные в ящик вместе с остальными ложками и вилками, и кажется, будто они просятся наружу. Подальше от глухой тоски, которой наполнена викмаровская жизнь. Честер рассматривает пузатый чайник, слегка подпаленный забывчивым хозяином, и делает вид, что не замечает неловких телодвижений Жана. Кружку передвинули уже трижды, еще трижды лязгнули случайно задетым ящиком. Честер не верит, что ножей у Жана ровно семь, но считать не лезет. Какая разница, семь их, восемь или девять, проблема ведь не в количестве, верно? Проблема в отношении: Жана — к Гарри, Жана — к Честеру, Жана — к собственной (правильно-неправильно прожитой) жизни. — Послушай, профессор чаепитий, — со вздохом говорит Честер. Мысленно он ловит пальцами запястье Жана, заставляет посмотреть на себя, осторожно и бережно целует. Но только мысленно, увы, в реальности Жан предпочитает во всем действовать по порядку. — Оставь ты в покое эту кружку, ладно? Она скоро треснет от твоего усердия. Честер самую малость жалеет, что принес ее в подарок — захотелось попить чаю, ну какая глупость, — и тут же одергивает себя. Жану полезно напомнить, что он не один. Не один плюс семь ножей на каждый день. Теперь их в квартире двое, и Жану придется смириться с тем, что кто-то смеет разбавлять тоску, печаль, обиду своим присутствием — горячим и очень рыжим. Честер улыбается. Это забавно: «очень рыжим». Жан оставляет тарелки и кружки как есть, возвращается к столу, садится напротив Честера. Хочет сказать: ты зря пришел. Хочет ужалить: весь фэншуй нарушил. Выходит что-то совсем другое, глупое и бесполезное. — На улице холодно. — Ну так февраль же, — снова смеется Честер. Это логично. Еще это очень просто: сидеть и смотреть на улыбчивого Честера, на его щедро рассыпанные по коже веснушки, на руки, сложенные домиком на столе. Чувствовать, как под столом друг о друга ударяются колени. Представлять, как пальцы хватают за запястье и притягивают к себе. Поцелуй под февральским солнцем им уже представлять не надо.