Уверенность

      Когда посреди ночи в квартире Аль-Хайтама зазвонил телефон, реакция была моментальной - в несчастный девайс полетела подушка. Пара минут тишины, и комнату снова наполнил звук трели рингтона, теперь, правда, заглушенный тканью. Так повторилось еще два раза, прежде чем что-то произошло. А именно послышался тяжелый вздох. Со скрипом и шорохом хозяин и того, и другого присел на кровати. Видимо, все же, от этого не сбежать.       Экран жутко слепит, но надпись на темном фоне видна хорошо - «неизвестный номер». Вот только Аль-Хайтам знает всех звонящих по последним цифрам и незнакомца быстро определяет. — Мадам Фарузан, — Он честно пытается придать своему голосу хоть какую-то твердость. — Чем обязан в такое время?       Ответом ему стал шум улицы, заглушенный динамиком. По ту сторону трубки явно было весело - гудела музыка, грохотали машины, и кто-то громко кричал. Возможно, этому стоило уделить большее значение, но мужчина слишком сильно хотел спать и с каждой секундой становился все менее терпеливым. — Прости, что разбудила. — О, ей явно не жаль. Но не то чтобы Аль-Хайтам это понял.  Не то чтобы ему есть до этого дело. — Не мог бы ты приехать, забрать кое-какую… Посылку. Я пришлю адрес на акашу.        Судя по звукам, на заднем плане что-то разбилось. Женщина отняла трубку от уха и прикрикнула на кого-то, учинившего раздор. Раздался громкий гудок.   — Что именно вы от меня хотите? — Сонный мозг совершенно не хотел работать. Мужчина потер переносицу и скривился. — Неважно. Я кладу трубку.   — Погоди ты! — Мадам Фарузан явно запаниковала. — Пожалуйста, Аль-Хайтам! Твой товарищ устроил пьяную драку, и я почти уверена, что менеджер бара уже вызвал полицию! Я не хочу, чтобы это отразилось на моей репутации и его… Лице. Пойми, я бы отправила его сама, но каков жуткий упрямец - все талдычит, что сам, без тебя, никуда не поедет. Аль-Хайтам тяжело вздохнул, буркнув что-то вроде согласия, и положил трубку. Прийдется вставать. И не просто вставать - ехать еще куда-то! Какой ужас. Его нормированный сон под угрозой, и это абсолютно не радует.  Признаться, мужчина тешил себя мыслью, что хотя бы сегодня ничего подобного не произойдет. Но, похоже, судьба решила наоборот. Его взбалмошный сосед, Кавех, должен был вернуться еще около - быстрый взгляд на часы снабдил новым знанием, что сейчас 2:45 ночи - двух часов назад. Но, естественно, он не пришел. Зато напился в зюзю, устроил скандал и даже заставил деканшу Академии звонить вместо него! И ведь Аль-Хайтам тщетно предполагал, что хотя бы сегодня этого не случится.  Почему он вообще едет забирать этого идиота с его ежемесячной попойки? Может быть, дело в личной привязанности Аль-Хайтама к этому смешному человеку? А может быть, в совести. Хотя люди частно говорят что у него ее все равно нет.        Однажды, размышляет мужчина по пути в бар, Кавеху это аукнется. Безусловно, он его любит, но даже ради любви мрачноватый Аль-Хайтам не желает вставать в три часа ночи, чтобы ехать к черту на кулички. Они даже не состоят в общепринятых в социуме «отношениях», чтобы идти на такие жертвы. Мужчина, кстати, честно не понимает, зачем вообще должен ставить Кавеха в известность. Это ведь его личные мысли и чувства, к чему тут публичность? Личное пространство, все дела… — Аль-Хайтам, слава Богам! — Фарузан - немолодая, но бодрая для своих лет женщина в белом сарафане - выглядит даже радостной, когда он выходит из такси.       Судя по тому, как она ежится и переступает с ноги на ногу, ей уже пришлось постоять на прохладном ночном воздухе даже до того, как был сделан первый звонок полчаса назад. Аль-Хайтам мысленно сожалеет, что вообще вышел из дому. И невольно сочувствует ученой. — Где он? — Выходит довольно сухо, но по делу. Чем быстрее он сядет обратно в машину, тем быстрее сможет уснуть у себя дома. К тому же ожидание шофера далеко не бесплатно. — Спасибо, что приехал. — Мне это не по душе.       Фарузан морщится - за ее спиной бурлит жизнью и неоном ночной клуб - и указывает куда-то влево. Там, на лавочке возле стены, уронив голову, сидит виновник торжества. Судя по пьяным возгласам из-за угла, компания, с которой подрался несчастный, уже покинула сцену. Рассматривая его чуть дольше, мысленно Аль-Хайтам расслабляется - никаких явных следов дискомфорта нет (за исключением опьянения). Значит, побили несильно. — Кавех. — Мрачно изрекает мужчина, нависнув над причиной своих головных болей.        Тот быстро встрепенулся - даже слишком живенько для кого-то настолько нетрезвого - и расфокусированно моргнул. На скуле синяк, бледные красные тени размазаны, волосы в ужасном беспорядке, к тому же несет перегаром. Гадость. Аль-Хайтам даже злится на себя, потому что не может сказать, что Кавех отвратителен. Хотя должен бы! — О! — Пьяница расплывается в улыбке. — Хай- ик! -тамчик, и правда приехал! А я говорил этой тетке, что ты всегда приезжаешь. — Я польщен твоей уверенностью во мне. — Плоско отзывается мужчина, подцепляя старшего подмышками и кое-как ставя на ноги. Тот поддается, повиснув на нем мертвым грузом. — Я та-ааак рад что ты тут. Теперь мне не надо драться, — Прожолжает нести чепуху Кавех. — А вот кстати, тебе разве не интересно, почему я подрался? — Нет. — А я все равно расскажу! — Пьянчуга блаженно закрывает глаза и слабо сжимает своими руками рукава чужой зеленой толстовки. Он едва может стоять, не качаясь, как кораблик в шторм, но упорно продолжает что-то бормотать: — Какие-то гады начали нести всякий бред, понимаешь? Про меня еще ладно, это… Ну, как ее… Правда? По большему счету. Да я и привык. Пусть говорят, я все равно буду… Но это неважно! Там потом какой-то подонок спизданул что-то про тебя! Типа ты такой весь из себя говнюк и еблан и всякое такое!…       «Всякое такое» Аль-Хайтама не интересовало. Его вообще не интересовало, что говорят про него другие люди. Но вот Кавех был больно уж сердобольным и чувствительным; неудивительно, что по пьяни полез выяснять отношения. Хотя мысль о том, что это он так «честь» чужую защищал, немного льстит. Затея, правда, все равно плохая и бесполезная. — …И я им говорю - хуйня это все! Вообще все! Но они такие типа «сам ты хуйня». Фа… Фарузан подтвердит! — Деканша на это заявление только закатила глаза. А вот Кавех все вещал и вещал. Аль-Хайтам уже успел пройти половину пути до машины, когда вредный архитектор вдруг запнулся: — Я им сказал еще раз, чтоб они помолчали. А они продолжали это… Того. Как его. Блин, я забыл. Давай, скажи.       Мужчина удивленно приподнял бровь: — Сказать что? — Ну, свое вот это вот… Умное слово. — Нахмурился пьяница. — Ты ж гуманитарий. Как это там было, когда неправду говорят? — Клевещут? — Честно, это даже немного забавно со стороны.       А Кавех происял. — О-оо, ты такой секси, когда это делаешь! — Он прижался к теплому плечу щекой и устремил мутный взгляд, полный обожания, на чужое лицо. Но это - всего секунда, и вот он уже снова ворчит: — Да, клевещут! Вот… И тогда я не выдержал. Только я могу такое говорить, понял? А они тебя даже не знают, чтобы всякую ерунду молоть. Еще и безнаказанно! Вот гады…       Фарузан за спинами мужчин хихикает в руку. Она тоже немного пьяна, судя по запаху спирта, едва скрываемому пряными духами, и розовым щекам, но все еще в своем уме. Женщина машет рукой на прощание и скрывается в салоне подъехавшей машины. Слава Богам, хоть одной свидетельницей позора этого блондина меньше. — Хайтам? — Раздается почти возле уха, и мужчина тяжело вздыхает. Такси, дом, сон. Точно. — Хайтам. Ну Хайтам…       Пьяный Кавех несильно отличается от трезвого, но есть в нем одно качество, которое Аль-Хайтам ценит. Даже игнорирует тот факт, что его раздражают подобные люди. Пьяный Кавех до ужаса честен, и потому говорит абсолютно все, как есть. — Меня даже не так ужасно побили, представляешь? — Старший уже даже не идет - тащится следом, и в машину его приходится заталкивать своими силами. — Бесконечно рад. — Плоско комментирует Аль-Хайтам, забираясь следом и закрывая дверь.       Машина трогается, и какое-то время в салоне стоит блаженная тишина. Мужчина уже думает над тем, чтобы снять шумоподавляющие наушники, как на его плечо опускается что-то тяжелое и лохматое. — Они даже не знают, какой ты заботливый, — Бормочет уже явно засыпающий Кавех. Он удобно устроился на чужом плече, растекшись по сидению и правой руке Аль-Хайтама приятным теплым весом. — Ты это отрицаешь, но ты очень хороший. Пусть и вредный. И ворчливый. И ужасно логичный. Но хороший. Тебе тяжело спать, если будят, но ты все равно приезжаешь за мной… Даже если ночью. Заботливый… Я уже говорил, что хороший?… А эти все неправы, понял?       Мужчина не может побороть себя - улыбается. Рациональность тут не поможет, но вот на душе тепло, даже не смотря на то, что он недоволен и хочет выспаться. Но, кажется, это было ошибкой, потому как Кавех придумывает, как ухудшить ситуацию. — О Боги, — Он тычет пальцем прямо своему спасителю в щеку. — Пожалуйста, улыбайся почаще. У тебя… ямочки. — Не понимаю. Это для тебя что-то особенное? — Хмурится Аль-Хайтам. — Ага, — Кавех сосредоточенно кивает, хотя уже явно едва сохраняет сознание. — Но я пока не скажу. Завтра, может быть. Или позже. Мне страшно пока что. Подожди меня, ладно?       С каждым словом глаза пьяного архитектора закрываются сильнее и сильнее, и вот он уже посапывает в чужое плечо. Аль-Хайтам не может найти в себе силы оттолкнуть его, и заправляет выбившийся из заколки шальной золотой волос за ухо.       Он обязательно отчитает Кавеха за то, что тот снова (косвенно) поднял его посреди ночи и напился вдрызг. Обязательно выслушает гневную тираду в ответ, получив волосами по лицу, потому что подошел слишком близко. И трезвый Кавех, вредный и ленивый с похмелья, потрясет перед носом пальцем и украдет одеяло, перетянув на свою сторону дивана в их небольшой гостиной. Но это завтра. До завтра осталось еще десять минут на машине, тридцать семь шагов до подъезда, тихий лестничный пролет и скрипящий лифт. До завтра осталось еще пара молчаливых минут и несколько неспокойных снов. — Обязательно подожду.