Девочка с флейтой

      Его Светлость обретался в господской столовой, Её Светлость ждали врача и к завтраку, как и минувшим утром, не спускались. Гаврила Кондратьевич пребывал в пресквернейшем настроении: Антонин, мерзавец, не пришел разбудить его, а когда он спустился к завтраку, то обнаружил, что стол даже не сервирован. - А вы еще кто такие? - Любезным голосом только что вставшего и еще не получившего свой законный утренний кофе человека обратился казначей его императорского величества к сидящим за столом Пожарскому и Фандорину. - Какого чёрта? Это что? Собака? - Взвился Гаврила Кондратьевич, когда его взгляд упал на сидящую в ногах Эраста Петровича Ленно.       Пожарский пребывал в замечательном расположении духа. Закончив свой допрос, он отыскал напарника и поднялся с ним в господскую столовую, где и дожидался свидетеля. Фандорин, как успел заметить Глеб Георгиевич, был весьма задумчив, возможно нащупал что-то интересное, а может просто чувствует себя плохо с утра.       Впрочем, для кого-то утро только началось. - Я смотрю вы не жаворонок, уважаемый Гаврила Кондратьевич, - улыбнулся Пожарский и отточенным движением вынул своё удостоверение. - Уголовная полиция. По делу об убийстве вашей дочери. Вот-с, пожалуйте, официальная бумага имеется, разрешающая допрос. Вы бы присели.       Императорский казначей медленно сел. Его лицо побледнело. - По какому делу? - Глухо спросил он. - Это розыгрыш какой-то? "Во дела-а", поразился Пожарский. "Вот это заработался человек, аж смерть дочери пропустил. Или же он в фазе отрицания?"       Пожарский слегка тронул сидящего рядом напарника. Когда речь заходила о том, чтобы объявлять родственникам плачевные новости, Глеб Георгиевич выбирал офицера поделикатнее. В этот раз участь эта пала на Эраста Петровича. - В-вчера днем, в пол д-двенадцатого по полудни вашу дочь Екатерину обнаружили на подъездной к дому, - заговорил Фандорин. - Её обнаружила ваша старшая горничная К-Клавдия, она же и вызвала полицию, то есть г-господина Пожарского Глеба Георгиевича. Он ведет расследование. - А вы кто? - Поинтересовался казначей каким-то странным отстраненным голосом. - Я его... к-консультант. - Консультант. Слепой консультант? Много вы наконсультируете. Это что, попытка поднять финансирование? - Огрызнулся Гаврила Кондратьевич, но тоже как-то вяло. Фоном.       Эраст Петрович предпочел оставить последнее слово за отцом жертвы. - Так значит, вы даже не в курсе, что вашу дочь убили? - Спросил Пожарский.       В этот раз, он достал блокнот с автоматической ручкой. Последнее слово техники, никаких тебе гусиных перьев и чернильницы, ручка заполняется сама и пишет. Никакой грязи.       Гаврила Кондратьевич молчал. - Давайте восстановим картину вчерашнего дня. В каком часу вы отбыли на службу? - В пол девятого, - отозвался отец девочки. - Контора открывается в девять. Я завтракаю и выхожу.       Пожарский внимательно оглядел утренний наряд казначея: легкие брюки, рубашка, халат. Не похож на человека, которому через полчаса выходить. - Обычно я не так выгляжу с утра, - словно бы понял сомнения офицера допрашиваемый. - Вы со своим допросом задержали моего камердинера, и я оделся во что смог. - О-о, - многозначительно протянул Пожарский и кивнул.       Сразу видно, высший свет. Без камердинера даже одеться не могут. - Вы завтракаете один? Всегда?       Казначей в начале кивнул, затем отрицательно замотал головой. - И да, и нет. Раньше мы были нормальной семьей. Переодевались, выходили к завтраку. Я читал газету. Кэт надевала платье и завивала волосы, Марин тоже наряжалась. Мы разговаривали, пили кофе, Кэтти чай. Но потом.. Последнее время все поменялось. Марин все хворает, все больше в постели завтракает. Кэтти с флейтой проводит.. проводила.. проводила все больше времени. Но послушайте! Как могли убить мою дочь? Кто? Она же все время дома! Да она из комнаты не выходила! - Не выходила, - согласился Пожарский. - Её любезно вынесли. Через окно. А вот кто и зачем, это мы выясняем. Будем премного благодарны за сотрудничество.       Казначей стал белым, ну точно скатерть стола. - Так, в каком бишь часу вы вернулись с работы? - Решил еще помучить свидетеля Пожарский. - В девять. - Отозвался казначей. "Какая точность", удивился про себя князь. - И что же, вы не заметили ничего необычного? Ни в поведении прислуги, ничего в газетах не прочитали? - С прислугой я не разговариваю, на то она и прислуга. И они место свое знают. А газет я больше не читаю. Раньше читал. До того, как Кэт занялась флейтой своей дурацкой! - Гаврила Кондратьевич неожиданно горячо затер лицо, так что оно стало красное, точно свежевыбритое. - О! Я знал! Знал, еще когда нанимал этого мутного учителя из этой дурацкой школы, что не выйдет добра! Скрипачный ключ или как она там... - Скрипичный, - тихо поправил Фандорин. - Да какая разница? Мне дела никакого нет до этой дурацкой школы! Она есть, а девочки моей нет! Да пропади она... Да я её.. - Попейте лучше воды, - порекомендовал Пожарский. - Слуг мы ваших и правда задержали, но они люди расторопные, все сейчас накроют. Супруга ваша в курсе новости?       Гаврила Кондратьевич в начале глупо уставился перед собой, затем снова помотал головой. - Откуда ей? Говорю же, она из комнаты не выходит, на гадости очередной сидит. Не знаю, чем там её очередной доктор пичкает. Не троньте её. Я ей сам скажу.       Пожарский кивнул. - Договорились. Однако, прежде чем мы с Эрастом Петровичем уйдем, скажите, как бы вы охарактеризовали дочь?       Императорский казначей потер виски, сплел вместе руки и тяжело опер на них подбородок, походя в этот миг на грустного сатира. - Да.. Девочка как девочка. Шалунья немного, но мы с Марин её любили. Поздний ребенок. Наверное, забаловали. Вот и получили по заслугам. - Были ли у нее друзья? Училась она на дому или в пансионе? - На дому. У Кэт слабое здоровье. Да и мы с Марин столько лет хотели слышать топот детских ножек.. услышали.       Пожарский припомнил показания прислуги, решив, что, если у Катерины Гавриловны и было хрупкое здоровье, то оно осталось явно во младенчестве, в отличие от родительской веры, на которой уже, как на крепком фундаменте, вырос целый терем вытекающих. - Ну что ж, пока что это всё, - поднялся Пожарский. - Но мы, разумеется, вернемся.       Казначей потеряно кивнул, смотря и не видя, как поднимается Фандорин, как семенит по ковру собака. Он не пошел провожать полицейских, а когда слуги подали завтрак, выпил лишь кофе, причем по-ирландски.       В тронувшейся карете на мгновение воцарилась тишина. Каждый из напарников думал о своем. - К-куда мы едем? - Первым нарушил молчание Фандорин. - В участок. - Откликнулся Пожарский. - Будем дополнять имеющуюся схему новыми данными. А вы куда хотели? В ресторан аль в театр? - В музыкальную школу. - Коротко ответил Фандорин. - Ту самую, которая "Скрипичный ключ". - Что прямо сразу блицкригом? - Удивился Пожарский. - Я рассчитывал туда направиться, но в начале изучить документы. - Я уже там был, - наконец признался Эраст. - Так вот почему вы сегодня ни живы ни мертвы! - Воскликнул князь и покачал головой, смотря на своего консультанта.       А может он и ошибся, решив, что этот бледный господин с собакой совсем не похож на того смешливого мальчишку с фотографии из официального дела? Похож, похож. Просто этот веселый бойкий паренек запрятан глубоко внутри.       Эраст к своему немалому ужасу почувствовал, что его щеки снова краснеют. А ведь он был уверен, что эта удручающая способность утрачена навсегда после полета из окна в обнимку с бывшим шефом. - Ну, что молчите? Рассказывайте, - добродушно заметил Пожарский. - Что там такое в школе, что не терпит отлагательств?       И Эраст рассказал. - Мне показалось странным, что логотип школы присутствует на всех жертвах, но при этом ни одна газета об этом не упоминает. Именно поэтому, я принял решение не теряя времени ехать. Кстати, последнее убийство описано в газете точно так же. Оно упоминается лишь в "Московских вестях", автор заметки некий Афанасий Борохтянов, нужно, чтобы кто-то из констеблей пролистал все выпуски "Московских вестей" с момента первого убийства, вполне возможно, что автор заметок все тот же. Это раз. Я переоделся, назвался инженером Немлессом, американцем, что на днях пребывает в Москву. Маса, мой слуга, оделся девушкой. Он был моим провожатым и описывал мне убранство школы. Мы прибыли, якобы, чтобы устроить досуг нашей дочери, Клэр..       На этом месте Пожарский явственно сдержал смешок, и Фандорин оскорбленно замолчал. - Простите, простите, - раскаялся князь. - Проблемы живого воображения. Представил себе вашу дочь от вашего слуги. Хотя, признаться, с учетом двух мужчин, сын выглядит как будто логичнее. - В задумчивости почесал усы Пожарский и рассмеялся, глядя на вспыхнувшего, точно спелый персик Фандорина. - Всё-всё, не мешаю-с. Уж простите дурака. Мы тут серьёзным делом занимаемся, а мне всё шуточки.       Фандорин прочистил горло, мысленно проклиная треклятые щеки, горящие румянцем, и пресловутое воображение Пожарского. Теперь уже он представил себе дочь от Масы, и, в свою очередь, решил, что уж лучше пусть будет сын. Девочке с такой внешностью жить будет трудно. - Я расспросил госпожу Добросклонскую о том, кто лучший учитель, и она поведала мне историю про палку о двух концах. Гальпирина они не ждали у себя в штате в ближайший год как минимум, но Катерина Гавриловна очень удачно была убита, и Леонтий Матвеевич освободился и готов взять гражданку Америки. Вот только Агриппина Мирославовна, едва рассказав фабулу, вдруг страшно заторопилась, вызвала к себе Александра Власовича, вероятно, своего заместителя, а меня, Масу и Леонтия Матвеевича из кабинета выгнала. При этом, экскурсию по школе нам делал Александр Власович, господин степенный, гордящийся своим делом и должностью. Мне показалось, он был очень заинтересован в том, чтобы заполучить иностранных клиентов, и вдруг, едва речь коснулась Катерины Гавриловны, спешка, суматоха, и он, и директриса забывают гостей из Америки и бросают их на рядового учителя. Пусть даже и лучшего. Это два. И, наконец, сам Леонтий Матвеевич. Вчера вечером, перед американской парой, он выдал душераздирающую историю о том, как привязан к своей ученице. Что он один её поддерживал. Сказал, что Катерина Гавриловна хотела сыграть Паганини на флейте, и он утром отбыл за нотами. А сегодня утром на допросе консультанту особых поручений выдал куда более приземленную версию. Он торопился забрать из ателье брюки, именно поэтому отбыл рано, чтобы успеть к открытию. Однако, обнаружил, что забыл квитанцию. И когда он был вынужден признаться, что все же возвращался в дом Усмановых ко времени убийства, видел нас и труп, он пришел в смятение. И Ленно зарычала, почти как тогда, на Цветном бульваре. Это т-три.       Пожарский больше не шутил и не смеялся. Занятное выходило дело. - Мне он убийцей не показался, - заметил он. - Чересчур импульсивен. Такой если и убьет, то спонтанно. А Духовик своих жертв выбирает. - И еще одна д-деталь, - вспомнил Фандорин. - Он назвал Катерину Гавриловну "никакой". В тот вечер в школе. - Никакой? - Искренне удивился Пожарский. - А у меня сложился весьма характерный образ.       Эраст Петрович был с ним солидарен. Девочка, самостоятельно решившая освоить такой сложный инструмент как флейта, и работающая с завидным упорством, какая угодно кроме "никакой". - Уговорили, - решил Пожарский. - Едем в школу, потом в участок.       Высунувшись, он крикнул извозчику другой адрес, тот понятливо кивнул и свернул на другую улицу.       На Остоженке были через четверть часа. В этот раз на ступеньках их уже никто не встречал, полицейские не иностранная пара, в сопровождении не нуждаются.       Пожарский протянул было руку, чтобы помочь Фандорину одолеть ступени, но тот вполне уверенно справлялся и при помощи Ленно. А вот в самой школе их ждал сюрприз.       Первым делом Фандорин услышал Александра Власовича. Тот совсем нелюбезно обращался к какому-то посетителю. А Глеб Георгиевич, в отличие от Фандорина, имевший возможность видеть, без труда узнал знакомца с Цветного бульвара в человеке, с которым беседовал Александр Власович. - Ч-что вы видите? С кем он г-говорит? - Зашептал Фандорин, тронув шефа за рукав. - Не знаю, кого вы имеете в виду под "он", - ответил Пожарский в тон. - Но к нам спиной стоит наш друг с бульвара, так что попридержите Ленно. - Он - это А-александр Власович. Концертмейстер московской филармонии и заместитель Агриппины М-мирославовны, он д-делал экскурсию нам с Масой, - быстро и почти без заикания ответил Фандорин. - Опишите мне, как они выглядят. - Разговаривают весьма недружелюбно, - начал Пожарский, все же двигаясь навстречу. - Наш друг с бульвара нервничает. Впрочем, Александр Власович тоже далек от спокойного. Кажется, он чем-то недоволен и не хочет его куда-то пускать. - Никуда вы не пойдете, Борохтянов! - Александр Власович горячился.       Будь он в более размеренном состоянии духа, давно заметил бы нежданных гостей и перешел бы на безличное "сударь".       "Борохтянов", грянуло в голове Фандорина. Инстинктивно он сжал поводок Ленно сильнее, но неожиданное прикосновение Пожарского к его запястью заставило расслабить побелевшие было костяшки.       Пожарский, добродушно улыбаясь в усы, прогулочным шагом направился к беседующим. Фандорин отстал на него на один шаг. Следствие внезапного прикосновения.       "Что же он делает? Ведь ничего не скажут. Борохтянов и вовсе уйдет", подумал он не столько отчаянно, сколько фоном.       Куда больше его интересовала своя собственная реакция на прикосновение. Пожарский тронул его совсем чуть-чуть, невесомо, а Фандорина, как и там, на месте преступления, бросило в дрожь, и мурашки вгрызлись в каждый участок тела.       Заметив подходящих госопод первым, Александр остановился на полуслове. Поза у него была забавная, руки вскинуты вверх, губы приоткрыты, брови насуплены. Ну не дать не взять паяц на сцене, забавно замерший в середине номера.       Увидев застывшее лицо собеседника, резко обернулся Борохтянов. При виде давнишних знакомцев с Цветного бульвара, глаза Афанасия широко распахнулись, зрачки расширились. - Вы? - Не воскликнул, а скорее выдохнул он. - Я, - невозмутимо улыбнулся Пожарский, изящным движением вынимая из внутреннего кармана удостоверение полицейского. - Пожарский Глеб Георгиевич. Уголовная полиция Москвы. И мой напарник, консультант особых поручений Фандорин Эраст Петрович. Придется вам обоим задержаться и уделить нам несколько минут своего драгоценного времени.