«Черная Вдова: секреты тьмы»

Я прищурила глаза, изучая человека, стоящего напротив. Его взгляд, полный узнавания и некой боязни был скрыт за маской азарта перед битвой и это раздражало меня, словно пронзительное шипение в ночи. Лицо Китсучи, сына Ооноки, ожесточилось — отчасти от гнева, отчасти от боязни. Он явно знал легенды о моем клане, и теперь все они воплощались в реальность перед его глазами, превращая миф в нечто зримое и кровожадное. — Неужели судьба привела нас лицом к лицу к выжившей из клана Кумори? — Прищурившись, сказал сын Ооноки, цепляясь за остатки самообладания. — Ваш клан был уничтожен, но, видимо, некоторые из вас научились прятаться слишком хорошо… — Кицучи-сама, о чем вы говорите? Это существо - человек?! — О да! Живой представитель вымершего клана Кумори, поистине отвратительные шиноби. Склонив голову набок я лишь промолчала, наблюдая за ним сквозь свою маску. Мои лапы, тонкие, но невообразимо острые, подрагивали от предвкушения. Он хотел меня запугать — но не видел, что для меня человеческие слова ничего не значат. В моем существе не было ничего, что можно было бы уязвить речами, а что можно было — уже мертво. Сейчас для меня существует только неугасимая жажда охоты. — Твоя кровь будет сладким вином… — прошептала едва слышным голосом, но в нем сквозило что-то нечеловеческое, чуждое всем им, воинам Ивы, людям. Китсучи напрягся, его тело готовилось к бою, но когда он сделал первый шаг, я была уже рядом. Взрыв адреналина пронзил его сознание — это была не просто скорость, это было нечто за гранью его понимания. Обрушившись на него с паучьей грацией и силой, слух уловил как клинки из паутины с оглушающей скоростью прочертили воздух, устремляясь к врагу. Он едва успел поставить блок, но сила удара отозвалась болью в его костях. — ДАВАЙТЕ ВСЕ ВМЕСТЕ! — выкрикнул Китсучи, жестом подавая команду своим воинам, которые всё ещё пытались преодолеть страх перед этой непостижимой тварью. Шиноби Ивы окружили меня со всех сторон, но я не обращала на это внимания. Мои глаза были прикованы только к Китсучи. Все остальные были лишь частью паутины — фигурки, попавшие в ловушку. Лапы, как тени, двигались вокруг, превращая мои движения в нечто похожее на смертельный танец. Паутина мгновенно выбрасывалась в сторону, опутывая врагов, сжимая и ломая их тела, обездвиживала, не дав возможности для шиноби навалиться толпой. Один за другим они падали, крики быстро затихали когда тела шиноби обволакивались паутиной, погружая их в коконы. А я даже не замедлялась, поглощённая ритмом битвы, позволив своим инстинктам вести меня, превращая поле битвы в своё логово, насыщенное страхом, кровью и смертью. Китсучи продолжал сражаться, его движения были быстрыми и выверенными, но он не мог достать до меня. Каждый раз, когда он пытался атаковать, следовало либо уклонение, либо длинные конечности которые не давали ему приблизиться, словно играя с ним. Казалось, что ему противостоит не человек, а воплощение его худших кошмаров. Но он был всё же сыном Ооноки, и у него был план. Внезапно, одним резким движением, Китсучи сложил печати, призывая мощный каменный вал, который поднялся из-под земли, пытаясь захлопнуть меня, словно в клетке. Я успела отступить, но этого хватило, чтобы на миг остановить меня. Китсучи использовал шанс, выпрыгивая вперёд и атакуя меня всем своим арсеналом. Его руки были как молоты, наделённые весом камня. Ощутив удар, услышала как мой хитиновый покров затрещал, прогнувшись. В ответ из моего живота высвободилась едкая паутина, которая устремилась к Китсучи, накрывая его, словно полотно смерти. Он закричал, чувствуя, как паутина жжёт его кожу, но сопротивлялся, продолжая идти вперёд, отбрасывая нити. — Я уничтожу тебя, как уничтожил бы всю вашу порочную породу! — выдохнув направился в мою сторону, но я лишь усмехнулась, медленно складывая пальцы, будто давая ему последний шанс осознать свою судьбу. — Попробуй, — ответила холодной усмешкой, и в моих глазах сверкнул звериный азарт. Моё тело снова изменилось. Хитиновые пластины затянулись вокруг меня плотнее, четыре новых конечности выросли из спины, словно паучьи ноги, возвышаясь над полем боя. Теперь я была больше похожа на паука и телом и формой, оскалившегося и готового к решающему броску. Шиноби Ивы, охваченные страхом, попятились, когда увидели очередную трансформацию своего противника, им не дано было понять, что именно их страх дает мне надежду на выживание, из-за страха они делали ошибки, которыми я любезно пользовалась. Китсучи замер, впервые за бой осознав, что его противник уже вышел за рамки понимания. Я давила противников с пугающей грацией, клинки блестели от крови, я была тенью, которая обрела форму и отправилась в охоту. Теперь, возвышаясь над полем боя мне удалось оценить всю плачевность ситуации в которую попала, несколько тысяч шиноби, вместо того чтобы атаковать нашу армию, о которой, благодаря моему отряду, им не доложили, они стягивались ко мне, не оставляя шансов для побега, ритм боя не давал мне возможности восстанавливать силы, а значит оставалось дождаться армии.       Я возвышаюсь над ними, мои новые конечности тянутся к врагам, как корни, пробивающиеся к источнику силы. Страх, разлитый вокруг меня, чувствую его так же остро, как запах крови, это — сладкое предчувствие насыщения. Он льётся от них волнами, проникая в каждую пору, придавая сил. Эти шиноби Ивы — всего лишь беспомощные мотыльки, запутавшиеся в паутине, и они это понимают. Но не отступают. Глупцы. Китсучи стоит напротив, всё ещё не потеряв решимости, его тело подрагивает, но я вижу — это не только страх. Это злость. Сын старого Тсучикаге не позволит себе проиграть мне, представителю того самого клана, который его деревня хотела видеть стёртым с лица земли, впрочем, как и все остальные. Я чувствую, как его мысли вращаются вокруг жажды доказать, что у него всё ещё достаточно сил, чтобы уничтожить меня, как когда-то неизвестные уничтожили моих предков. Жалкое, тщетное упрямство. — Ты заплатишь за их кровь! — в его голосе звучит уверенность, которой уже не чувствую я. — Заплатить? — моя усмешка, словно плеск яда, рассыпается в тишине, и я наблюдаю, как она разливается в его сознании. — Китсучи, верно? Единственный кто заплатит - это ты. За то, что отказался видеть правду: ты всегда был лишь ещё одной частью моих пут. Он срывается вперёд, его кулаки сжаты, а в глазах горит решимость. Но я — быстрейший из его кошмаров. Плоть движется как тень, хитиновые когти блестят, опускаясь на его шею, но он успевает сделать прыжок вбок, уходя из-под удара. Впрочем, и это — временно. Он делает ещё одно движение, но я уже перед ним, лапы смыкаются вокруг его тела, зажимая его, словно в смертельных объятиях. Я смотрю в его глаза и вижу слабость. Вижу трещины в его решимости. — Твой страх придаёт мне силы, Китсучи, — шепчу я, и в этот миг его воля трескается, а уверенность исчезает. Но прежде чем я успеваю закрепить свой успех, плотный камень обрушивается на меня сбоку, и мне приходится разжать хватку. Боль разливается по моему телу, и я отступаю, глядя на его товарищей, которые уже окружили меня плотным кольцом. Они настроены серьёзно и всё ещё не оставляют попыток меня уничтожить. Моё внимание на долю секунды рассеивается, и тогда Китсучи делает резкий жест — сигнал для своих шиноби. Они идут на сближение со всех сторон, чтобы ограничить мои движения, паутина уже не справляется со своей задачей из-за количества шиноби, что застелили её своими телами. Но их ловушки и приёмы — для людей. Они забыли, кто стоит перед ними. Я замедляю дыхание, давая инстинктам взять верх. Секунды проходят, и я начинаю видеть, как их намерения вырисовываются, как нити, протянутые в воздухе. Первый бросается вперёд, и я чувствую, как каждый его шаг отзывается в моих венах. Он замахивается мечом, но я уклоняюсь, делая едва заметный шаг назад, и выбрасываю паутину, ловя его руку, отрывая её. Его крик — музыка для моего слуха. Остальные воины начинают атаковать поочерёдно, пытаясь сбить меня с толку, но я уже вхожу в ритм, который они никогда не смогут постичь. Моё тело движется по кругу, ударяя, хватая, и каждый из них — лишь ещё одна жертва на моем пути. Я впитываю их страх, впитываю боль, которую причиняю им, которую причиняют мне, но это делает меня сильнее. Они тянут время, и я начинаю понимать это. Вдалеке я чувствую вибрацию земли — что-то или кто-то движется в нашу сторону. Их подкрепление? Или наша армия наконец явилась? Неважно, времени у меня мало. Я должна закончить с их командиром до того, как здесь появятся другие. Я снова смотрю на Китсучи, и наши взгляды встречаются. В его глазах — знание. Он понял мою слабость. Он понял, что время — единственное, что может победить меня. — Ты так хочешь растянуть свою смерть, Китсучи? — спрашиваю я, и моё тело снова напрягается, готовясь к последнему прыжку. — Нет, — отвечает он, и в его голосе я слышу всё, что он планировал с самого начала. — Я хочу, чтобы ты поняла, что есть вещи сильнее тебя. С этими словами он складывает печати, как и другие, и каменные столбы выросшие из земли окружили нас, как стены клетки. Он заключил нас обоих в ловушку, зная, что не сможет победить меня, если его люди продолжат умирать. Я лишь усмехаюсь, и с последней каплей азарта бросаюсь на него, мои когти выбрасываются вперёд, удар за ударом. Бой приобретает совсем иной характер: я — паук, он — человек, каждый сражается на пределе. Каждая его атака всё слабее, но и мои силы уже на исходе. И хотя армия уже приближается, времени до полного истощения у меня всё меньше. Но пока он здесь, пока его кровь течёт, я не остановлюсь. Наш бой превращается в безмолвную симфонию агрессии и отчаяния. Китсучи дышит с трудом, его дыхание хриплое, как последние вздохи умирающего зверя, но его глаза всё ещё горят. Мой удар приходится ему в плечо — клинок глубоко вонзается в плоть, но он перехватывает моё запястье, удерживая меня с отчаянной силой. Он знает, что проигрывает, и готов потянуть меня за собой, даже если это будет стоить ему жизни. — Ты действительно думаешь, что кто-то из вас уйдёт живым? — я смотрю в его глаза и вижу в них ответ — в нём нет страха смерти, лишь ненависть. Его гнев, ярость и решимость плетутся в одну нить, как единственная эмоция, удерживающая его на ногах. Внезапно я ощущаю, как окружающие нас каменные столбы начинают сжиматься, уменьшая пространство. Они запечатывают нашу арену, блокируя все выходы. — Это не просто битва, — прошептал он, голос тихий, но исполненный силы. — Это твой приговор. Я оглядываюсь. Каменные стены движутся, закрывая меня в смертельной ловушке, на которую я, по его мнению, не найду ответа. Он хочет заключить меня в собственной паутине — ловушке, из которой не будет выхода. На мгновение мне почти становится жаль его. Впервые за весь бой я испытываю к этому человеку нечто, отдалённо напоминающее понимание. Он сражается не просто за жизнь — он сражается за свой род, за деревню, за все, что для него священно. — Как трогательно, — мой голос звучит как шипение змеи. — Но я не дам тебе этого удовлетворения. Я направляю оставшиеся силы к конечностям, позволяя ей вплетаться в хитин, уплотняя его. Пространство сужается, и я ощущаю силу сжимающихся стен. Но страх? Страх для меня неведом. Он думал, что может запереть меня в клетке? Пусть он сам окажется в ней. Я отталкиваюсь от пола и взмываю в воздух, паутина выбрасывается в стороны, захватывая потолок и стены. Я — хозяйка этой тюрьмы. Китсучи пытается снова сложить печати, но мои нити обвиваются вокруг его рук, сковывая его движения. — Ты хотел увидеть пределы своей силы, — шепчу я, и мои слова проникают в его сознание, как яд. — Что ж, ты это увидишь. Я срываюсь с потолка, мои когти устремляются к нему, и его тело словно замедляется в моём восприятии. Я вижу, как его глаза расширяются, как его сердце, бьющееся в безумном темпе, замирает на мгновение. Моё последнее движение пронизывает его грудь, и я чувствую, как его кровь омывает мои клинки, течет по рукам, как его жизненная сила слабеет. Китсучи падает на колени, глядя на меня с последними проблесками ненависти и бессилия. — Я… не… проиграл, — его голос едва слышен. Я наклоняюсь к нему, и наши взгляды встречаются в последний раз. — Ты был лишь частью моей паутины, Китсучи, — шепчу я, и его глаза затухают, словно погасшие угли. Его тело обмякает, и я позволяю ему упасть на землю. Стены вокруг начинают ослабевать, теряя свою силу вместе с жизнью их создателя. Я встаю над ним, чувствуя, как страх и ненависть его товарищей накрывают меня с новой силой. Их командир пал, а значит, им не выстоять.       В этот момент из леса на поле боя прибывают множественные силы Конохи во главе с Фугаку Учихой рядом с которым стоят четверо АНБУ, Сорэн, Рэна, Доку и Араши. — Это войско Конохи! Отступаем! Отступаем! — Закричали шиноби Ивы, разбегаясь сначала по одному, а потом и всем скопом, понимая что без командования им не выстоять против Учих, но последние не стали отпускать их, и вся армия отправилась в погоню, бросая в догонку огненные шары и добивая отстающих, пока враг окончательно не скрылся. Фугаку вместе с моим отрядом в полной боевой готовности сблизились со мной, не зная чего ожидать от меня, но когда я постепенно убрала с себя весь хитин, показав присутствующим лицо, не скрытое за уже давно разбитой маской. — Арачи? — Первым заговорил Сорэн. — Извините командир, я знаю что должна была согласовать свои действия с командой… — Силы стали постепенно покидать меня и я свалилась на колени. Ко мне мгновенно приблизилась Рэна, придержав меня за плече. — С этим разберетесь потом, сейчас главное что твоя выходка позволила нашей армии обойтись без потерь. Практически. — Фугаку бросил короткий взгляд на Сорэна, но после вновь посмотрел на меня. — Ты сильна не по годам, Аризу. Несмотря на всё… — Фугаку оглядел поле боя. — Он может гордиться тобой. — Имея ввиду моего отца. — Спасибо, Фугаку-сама… — Оперевшись на Рэну я полностью расслабила тело, которое всё сильнее отзывалось болью в каждом движении. — Глава, шиноби Ивы отступили, нам закрепиться на новых позициях? — Да, по удивительному стечению обстоятельств действия этой девочки позволили нам в полной мере выполнить данную нам задачу, закрепимся в километре отсюда. Спустя несколько дней После решающей битвы в лагере армии Конохи царила напряжённая атмосфера. Лагерь был разбит на опушке леса, и слышался шум, исходящий от шиноби, которые готовили еду и обсуждали стратегию дальнейших действий. В воздухе витал запах свежеприготовленного риса, смешанный с нотками дыма от костров. Я сидела на краю лагеря, прислонившись к дереву. Мои руки были обмотаны бинтами, и я чувствовала, как каждое движение отзывалось болью в мышцах. Я пыталась привести свои мысли в порядок, но они упорно кружили вокруг того мгновения, когда я одолела Китсучи. Рядом раздались шаги, и я подняла голову. Ко мне подошёл Сорэн, его лицо было скрыто за маской, но что-то давало понять, момент для разговора наступил. Он присел рядом. — Как ты себя чувствуешь, Арачи? — спросил он, и я заметила след беспокойства в его голосе. — Я в порядке, — Хотя это было не совсем правдой. Внутри меня всё сжималось, причиняя едва терпимую боль, и мысли о битве не покидали меня. — Просто немного устала. — Я отправил отчет Хокаге. — Услышав мой ответ он сразу перешел к делу. — Что мне грозит? — Как-то беззаботно, нет, скорее смиренно спросила я. — Это решать не мне, но если тебя интересует моё мнение… Ты поступила весьма глупо и крайне необдуманно. То что всё обошлось это чреда случайностей, которые поспособствовали успеху. Но я не могу отрицать, поступи мы иначе, скорее всего исход не был настолько прекрасным. — Поднявшись, Сорэн стал удаляться, остановившись на некотором расстоянии. — Ты убила сына Тсучикаге, Китсучи. Командующего армией врага, это подвиг, но более я не потерплю таких выходок от подчиненных. К слову… Сенку погиб. — Сорэн оставил меня наедине со своими мыслями. Я проводила его взглядом, ощущая в словах Сорэна как упрёк, так и нечто вроде одобрения, хотя и сдержанного. Его слова по поводу Китсучи отозвались холодом в груди. Я убила сына Тсучикаге. Не просто очередного врага, а важную фигуру Ивагакуре. Осознавая это, я поняла, что последствия могут быть куда более серьёзными, чем я думала. Ивагакуре теперь жаждет мести. Война — жестокая и хаотичная вещь, где судьба переворачивается в один миг. Но теперь я стала той, кто вызвал бурю, оставив после себя разрушения. Я посмотрела на свои руки, обмотанные бинтами, и вспоминала, как ощущала силу удара, когда клинок вонзился в плоть Китсучи. Это было правильно с тактической точки зрения, но, несмотря на свою природу и отсутствие эмоций к врагам, часть меня была готова столкнуться с расплатой. И несмотря на это нашему отряду не удалось избежать потерь. Хотя Сэнку мне мало нравился, слишком предвзят он был на мой счет, но с его гибелью мы утратили не малую часть нашего общего боевого потенциала. Позади снова послышались шаги, и на этот раз передо мной встал Фугаку Учиха. В его взгляде читалось больше холодной расчетливости, чем сочувствия, но и этот ледяной взгляд был полон восхищения силой, которую он увидел на поле боя. — Аризу, — начал он, окинув меня взглядом. — Хокаге уже знает обо всём, и я уверен, что он примет во внимание твои заслуги. Но не забывай, что за каждым подвигом может последовать ответственность. Я кивнула, глядя в землю. Слова Фугаку напоминали мне о том, что моя жизнь — это не только сила и успехи, но и последствия, которые не так легко игнорировать. — А теперь я хочу, чтобы ты хорошо обдумала свои дальнейшие действия, — продолжил он. — Возможно, скоро от тебя потребуются решения, которые будут не менее важными, чем те, что ты приняла на поле боя. Фугаку сделал шаг назад, давая мне понять, что разговор окончен, но его слова продолжали звучать в моей голове. Фугаку, скорее всего, намекал на два важных аспекта. Во-первых, теперь, после убийства Китсучи, на меня будет направлено больше внимания со стороны Ивагакуре и, возможно, других деревень. Убить наследника Тсучикаге — это не просто победа в бою, это вызов, который будет воспринят как личная угроза клану Цучикаге. Теперь я не просто шиноби из Конохи, я — та, кто лично затронула престиж Ивы. И это почти гарантирует, что меня будут преследовать, а Ивагакуре может жаждать мести, что сделает меня целью в будущих сражениях. Во-вторых, Фугаку подразумевает, что мне придется быть осторожной с дальнейшими решениями и тактикой в бою, так как мои индивидуальные действия могут повлиять на исход всей войны. Я совершила сильный, но рискованный ход, и подобные шаги не всегда могут обернуться удачей. Фугаку понимает, что у меня есть потенциал и сила, но одновременно опасается, что моя независимость и отсутствие сдержанности могут привести к непредсказуемым и опасным последствиям. Его слова служат предостережением: мне стоит помнить, что каждая моя победа или провал — это часть репутации и силы деревни, и одно неверное действие может обернуться не только личной опасностью, но и угрозой для всей Конохи. Что ж, теперь всё что остается делать это ждать реакции Хокаге… Спустя несколько дней Меня вызвали в палатку командующего, и я направилась туда, ощущая слабое волнение. Несколько дней прошло после той битвы, и, несмотря на тишину, окутывающую лагерь, было ясно, что никто не забыл о произошедшем. Сорэн с отрядом, Фугаку, да и вся армия Конохи — каждый понимал, что устранение Китсучи было лишь началом более сложного этапа. Подойдя к палатке в заранее надетой маске АНБУ, которую кое-как получилось восстановить, я заметила, что Сорэн и ещё несколько элитных джонинов уже собрались внутри. Фугаку сидел за низким столом, его лицо было серьезным, но взгляд, которым он окинул меня, был непроницаем. Рядом на столе лежал раскрытый свиток с печатью Хокаге — очевидно, это и был тот самый приказ. — Арачи, проходи, — коротко сказал Фугаку, указывая на свободное место напротив него. Когда я устроилась, Фугаку бросил ещё один взгляд на свиток, будто в последний раз обдумывая каждое слово. Затем он заговорил: — Третий Хокаге внимательно ознакомился с отчётом о твоих действиях. Он высоко оценил твою инициативу и отвагу, хотя и считает, что последствия такого поступка могут сказаться на дальнейшем ходе войны. — Фугаку позволил себе короткую паузу, прежде чем продолжить. — Вот что Хокаге ответил на отчёт. Он развернул свиток и начал читать вслух. «Командующий Фугаку, ты и твои подчинённые достойно справились с задачей на передовой, и устранение Китсучи, командира армии Ивы, стало важной стратегической победой для Конохи. Но мы должны понимать, что подобное действие спровоцирует противника. Сын Тсучикаге пал на поле боя, и Ивагакуре будет стремиться к мести, что может изменить характер и интенсивность их нападений на наши войска». Фугаку поднял взгляд, и его холодные глаза устремились на меня. — Аризу, в свитке также сказано, что ты поступила в рамках своих полномочий, как член АНБУ. Тем не менее, Третий Хокаге предостерегает, что дальнейшие действия должны быть согласованы с командованием, особенно когда это касается таких ключевых фигур, как лидеры вражеских отрядов. Он вернулся к свитку и продолжил: «С учётом героизма, проявленного Арачи, она не понесет наказания. Вместе с тем, её работа в составе АНБУ требует ответственности и умения координировать свои действия с командой. Я ожидаю, что командование проинформирует её об этом. Мы не можем допустить, чтобы чрезмерное проявление силы привело к потерям среди наших людей, но признаем её заслуги в укреплении позиций Конохи на этом фронте». Я ощущала смесь облегчения и тревоги, слушая это. Хокаге не собирался наказывать меня, но ясно дал понять, что следить за своими действиями придется более строго. Тем временем Фугаку закончил с приказом и убрал свиток в сторону. — Теперь, когда это прояснено, — произнес он, — у нас есть новые задачи. От разведчиков пришли сведения, что войска Ивагакуре стягиваются в район лесов у подножия гор. Их армия потеряла командира, и они ищут способ укрепить свои силы, вероятно, направляя подкрепления и новых полководцев. Он наклонился ближе, его лицо выглядело хмурым. — По приказу Хокаге, мы должны воспользоваться их растерянностью и нанести неожиданный удар, пока они не оправились. Это даст нам возможность уничтожить их передовые лагеря и подорвать мораль войск. Я кивнула, понимая, что это наш шанс закрепить успех. Но Фугаку продолжил, и я почувствовала, как атмосфера в палатке становилась всё напряжённее. — Аризу, тебе поручено возглавить ваш отряд АНБУ и проникнуть в один из передовых лагерей противника. Твоя цель — разведать, кто из новых командиров прибывает к Ивагакуре, и, если представится шанс, устранить его. Это задание опасное, но ты уже доказала, что можешь справиться с подобными операциями. Он замолчал, давая мне время осмыслить услышанное. Я понимала, что меня вновь отправляют на границу риска и вероятной гибели, но в глубине души чувствовала, что это — мой путь. — Ты знаешь, что это задание может перевернуть ход войны, но без поддержки других шиноби ты рискуешь больше, чем когда-либо. Я глубоко вдохнула, сжимая кулаки. Понимаю, что могу положиться на отряд. Но даже с этим знанием у меня в груди возникло странное ощущение: ведь от каждого нашего действия теперь зависела судьба всего фронта, а может быть и Конохи. Фугаку встретил мой взгляд и кивнул. — Ты готова, Арачи? Я ответила коротким кивком, в глазах отражалась смесь решимости и готовности ко всему, что принесет это задание. — Тогда отправляйтесь на подготовку, — сказал Фугаку. — Через час встретимся у границы лагеря. Выйдя из палатки меня и Сорэна уже ждали другие, Рэна, Доку и Араши. — Командир, какие будут приказы? — Команда поднялась с насиженных у рядом стоящего костра мест и уставилась на Сорэна. — На время выполнения следующей задачи по приказу Хокаге командиром назначается Арачи. — Короткий взгляд на меня. — Отныне командовать будет она. — Команда дружно перевела на меня взгляд, но ожидаемого удивления не последовало, лишь молчаливые взгляды, ждущие моего слова. Да уж… Капитан АНБУ в 8 лет… Когда остальные члены отряда АНБУ сосредоточенно смотрели на меня, я на миг почувствовала, как груз ответственности давит сильнее, чем раны от недавней битвы. Но меня уже учили — сомнения и слабость не должны проявляться. Я глубоко вдохнула, поймала взгляд Сорэна и почувствовала его молчаливое одобрение, мы оба понимали, что это часть моего обучения. — У нас есть приказ, — начала я, стараясь, чтобы голос звучал твёрдо. — Мы проникнем в один из передовых лагерей Ивагакуре и выясним, кто из новых командиров прибывает к ним на подкрепление. Если у нас будет возможность… мы устраним его. Лица команды оставались серьёзными, никто не выглядел удивлённым. Это была наша работа — проникать в самое сердце вражеских войск, собирать сведения и уничтожать. Я поймала взгляды Рэны, Доку и Араши — все они доверяли мне, и это стало источником внутренней силы. Сорэн коротко кивнул. — Арачи, ты теперь наш капитан, и каждый из нас будет следовать твоим приказам. Что бы ты ни решила — мы тебя прикроем. Я чувствовала, как их поддержка поднимает во мне уверенность. Мы были семьёй, связанной не кровью, а опытом и долгом. — Мы идём к границе лагеря через час. Проверим снаряжение и подготовимся, — сказала я, бросив короткий взгляд на ночное небо над нами. — Если Ивагакуре собирает подкрепление, у нас не будет времени на ошибки. Отряд разошёлся, каждый отправился за своим снаряжением, проверяя форму и запас кунаев, а я осталась на месте, пытаясь ещё раз мысленно прокрутить план операции. Моё сознание пронзила мысль о том, как всё изменилось — ещё совсем недавно я была просто одним из бойцов, готовая подчиняться приказам, и теперь сама отдавала их, зная, что все подчинённые будут рисковать ради моей стратегии. Когда всё было готово, мы двинулись в сторону границы лагеря. Вокруг было тихо, свет костров остался позади, и только наши тени скользили по земле. Мы двигались в тишине, сливаясь с тенями леса, зная, что впереди может поджидать любая опасность. На подходе к позиции мы замерли, укрывшись в тени густых кустарников. Впереди, среди деревьев, был лагерь Ивагакуре — ряд палаток, свет от факелов и несколько патрулирующих шиноби. Я заметила, как некоторые из них переговаривались, их слова обрывочно доносились до нас вместе с ночным ветром, но мой слух легко уловил суть их разговора. Они были настороже, и это подтвердило, что вскоре к ним должны были прибыть подкрепления. Я указала отряду на дальнюю часть лагеря, где патруль был реже, и мы начали медленно продвигаться туда, прокладывая путь между деревьями. Каждое движение было выверено, каждый шаг бесшумен, и вот наконец мы оказались на месте, откуда могли наблюдать за центром лагеря. Как только мы добрались до опушки, из которой открывался вид на передовые лагеря Ивагакуре, я ощутила странную тяжесть в воздухе. Что-то было не так. Шиноби Ивы, охраняющие периметр лагеря, казались напряженными и сосредоточенными, и, когда рядом послышался глухой рык, я поняла почему. Из-за дымки, клубящейся у центра лагеря, появился высокий шиноби в алой броне с массивной фигурой. Даже на таком расстоянии я почувствовала исходящую от него мощь — мои инстинкты подсказывали, что эта сила не принадлежала обычному шиноби. Сомнений не оставалось: на передовую прибыл Хан, джинчурики Пятихвостого.