«Черная Вдова: секреты тьмы»

      Сложно не чувствовать превосходства над другими когда для полного отдыха достаточно просто не двигаться два часа, находясь в полусонном состоянии, оставаясь при сознании. В то время как людям требуется целых восемь часов полноценного сна, во время которого они крайне уязвимы… Сложно, сложно быть последней из своего рода, множество знаний, традиций, историй… Всё утеряно, сожжено, по словам Хокаге. Хотя если задуматься, кому в этом мире я могу доверять? Только Какаши. Лишь в нём я могу быть уверена, он всегда обо мне заботился, защищал, хранил мои тайны как свои собственные. А что Коноха? Да, сейчас я это понимаю, как только я была в сознательном возрасте меня, хоть и по моему согласию, взяли в АНБУ, по моим наблюдениям я единственная кого туда забрали на обучение, без предварительной подготовки. Но почему? И этот свиток… Большая часть информации в нём доступна лишь паукам… Да, иначе мне бы его не отдали, но тогда какой шанс, что уцелело что-то ещё, но остается сокрытым от меня? Мне всегда говорили, что я должна быть верна деревне, должна защищать её, вручают свиток, благодаря которому я могу совершенствоваться, даже не наказывают когда я пропадаю на весьма продолжительное время… Будь на моем месте другой шиноби — его бы давно нарекли дезертиром, но не меня… Значит деревне выгодно чтобы я оставалась на её стороне. Информация от Орочимару, будто бы Хокаге знает больше чем говорит… Опять же, его научный интерес… Преследования со стороны Данзо… Что-то происходит за моей спиной, но что?       Лежа на шелковой сети, натянутой между деревьями я продолжала обдумывать всё, что со мной происходит, пока шиноби медленно просыпались, лагерь оживал. Быстрые взгляды в мою сторону, никто не подходит ближе чем на десять метров к краю паутины. Я чувствую как шиноби сами отделяют меня от себя, и я не понимаю до конца их мотивов. Казалось бы, гордый клан Учих, который знатно поредел за время войны, и те стараются игнорировать моё присутствие. Где-то вдалеке раздается радостный смех, когда очередной шиноби выходит из медицинского шатра на своих ногах. В другой части лагеря готовится незамысловатый ужин, из свежей дичи. В центре всего этого хаоса Фугаку формирует отряды различного назначения, рядом с ним другой Учиха ведет подсчет погибших. Девушки радуются скорому возвращению в Коноху, мужчины в шуточной манере пристают к ним, нарываясь на новую поездку к ирьенинам. Война здесь будто уже закончилась, а я всё не могу забыть прошлой битвы, что-то изменилось во мне тогда, и пока что я не могу понять что именно.       Я стала сильнее, та битва дала мне тот боевой опыт, которого мне не хватало, опыт который не светит большинству из живущих шиноби, сражаться против десяти тысяч шиноби, будучи совершенно не готовой, и выжить… Могло ли это изменить ход моих мыслей? Возможно зациклиться на выживании? Трудно сказать, но что я ощущаю точно — это силу, то выгорание будто закалило меня изнутри, сделало уверенее, выносливее. Показало, что иногда и враг может стать союзником, перед лицом куда большей опасности. Замечаю как Фугаку подходит ко мне, переступая эфемерную черту, что провели вокруг меня другие шиноби. — Выступаем через час, как твое состояние? — Подняв голову он всматривается в прочную сеть, на которой лежу я, осматривая лагерь. — Наконец-то. — Более оживлено отвечаю я, плавно приземляясь возле Учихи. Осматриваю его голодными глазами, что заставляет его слегка нахмуриться. — Я готова. Одним движением руки заставляю паутину свернуться в плотный шар, который с удовольствием съедаю. Это полезно, дает моему организму возможность переработать паутину и использовать её повторно, без лишних затрат энергии, но боюсь не всем нравится такая «диета», судя по ранее радовавшимся девушкам, которые смотрят на процесс с отвращением. Спустя час. Опустошив лагерь, оставив в нём лишь ирьенинов и необходимую охрану для них, мы в быстром темпе выдвинулись вглубь позиций Ивагакуре, малочисленные отряды пытались убегать, но я быстро настигала их, не давая вражеской разведке донести информацию о нашем наступлении. Вскоре мы вплотную приблизились к главному лагерю шиноби Ивы, которые быстро сориентировавшись бросились в атаку. Крики вновь заполонили пространство, там и тут появлялись горячие всполохи пламени Учих, летали водяные пули, замял уходила из-под ног из-за комбинированных техник шиноби Ивы, свист ветряных лезвий, лязг метала об метал. Поле боя в первые минуты заполнилось множеством тел обеих сторон, но врагов было гораздо меньше. Лишенные командования благодаря моим усилиям они как неорганизованные котята сражались сразу во всех направлениях, часто по случайности убивая друг друга. Моё сознание оставалось холодным, несколько даже расслабленным, было слишком просто, и наш успех был очевиден, битва шла гладко, потери минимальны. Враг бежит. Они слабы. Они даже не сопротивляются по-настоящему. Лишённые командования, отчаянно мечущиеся, теряющие строй, они больше похожи на загнанных в угол животных, чем на воинов. Я вижу, как шиноби Ивы сбиваются в группы, хватаются за оружие, отчаянно отступают, бросают раненых. Но они уже проиграли. Я двигаюсь легко, хищно, внося хаос в их ряды. Их страх чувствуется в каждом движении, в каждом взгляде, который они бросают через плечо, прежде чем я оказываюсь перед ними. Паутина режет горло. Тонкие клинки разрывают плоть. Жизни угасают быстрее, чем они успевают осознать свою смерть. Я скольжу между шиноби, как тень, оставляя за собой лишь шлейф крови. Слишком просто. Крики врагов сливаются в единый гул, заглушаемый боевым шумом. Учихи сжигают их огнём, молнии разрывают воздух, водяные снаряды рассекают плоть. Поле боя превращается в ад. И всё же… Это не то, что было с Райкаге. Не то отчаянное, безумное сражение, где каждый удар мог стать последним. Это — резня. И я вижу это в глазах шиноби Конохи. Я замечаю их взгляды. Как они бросают короткие, настороженные взгляды в мою сторону, даже когда мы сражаемся на одной стороне. Я чувствую их напряжение. Понимают ли они, насколько я отличаюсь от них? Или они всегда знали? Я не останавливаюсь. Моё тело движется инстинктивно. Я не чувствую усталости, не чувствую боли. Только тепло — не то, что губит меня, а то, что подпитывает. Так просто. Слишком просто. И вдруг я слышу звук, который заставляет меня замереть. Громкий рог, разрывающий поле боя. Я поворачиваюсь. Шиноби Ивы, те, кто ещё остался в живых, бросают оружие. Они поднимают руки. Они опускаются на колени. Их лица искажены страхом, ужасом, осознанием неизбежного. Они сдаются. Но я ещё не закончила. … Битва медленно останавливается, это конец. Но я продолжаю идти в сторону сдавшихся шиноби, с каждым моим шагом их лица бледнеют, слышатся отчаянные крики, мольбы о пощаде, но я не останавливаюсь, лишь разочарование видно на моем лице когда шиноби валятся на землю, осознавая свою обреченность. — Остановись. — Рука Фугаку ложится на моё плече, сильно сжимая его. — Их нужно добить. — С хищным азартом осматриваю отчаявшихся шиноби. — Мы отпускаем их. — Его слова дрожью проходят по моему телу. — Что? — Но Учиха не терпит препирательств. — Это приказ. — Он устремляет взгляд в сторону шиноби Ивы. — Уходите. Ни слов благодарности, ничего, только крики и стремительно удаляющиеся спины. — Это конец. — Фугаку осматривает меня на наличие повреждений, когда я скидываю его руку со своего плеча и в немой ярости оплетаю паутиной несколько тел, утаскивая их за собой в чащу. Воздух был густым от запаха крови. Шиноби Ивы исчезали в лесу, их страх ещё витал в воздухе, но это уже не имело значения. Фугаку смотрел мне вслед, но ничего не сказал. Никто ничего не сказал. Шиноби Конохи отвернулись, молчаливо соглашаясь с тем, что не хотят этого видеть. Не хотят знать, что произойдет с телами дальше. Я шагала вглубь чащи, утаскивая за собой тела, запеленатые в коконы из шелка. Они уже не кричали, не умоляли, не молили о пощаде. Их дыхание было тяжёлым, прерывистым, но ни один не осмелился произнести ни слова. Верно. Так будет лучше. В конце концов, это всё, что они теперь могут сделать. Деревья сомкнулись над головой, заглушая шум лагеря. Здесь было тише. Темнее. Спокойнее. Я почувствовала, как внутри угасает напряжение. Как уходит война. Но не голод. … После трапезы, вечером, прогуливаюсь между множеством тел, добивая раненых врагов, оповещая ирьенинов о выживших. — Так вот она какая, Великая Война… — Слух улавливает знакомые интонации, Итачи. — Воды, воды… — Замечаю шиноби Ивы, поднявшего руку в верх, уже собираюсь идти к нему когда замечаю, как Итачи бежит к нему. Он быстро учится, хорошо, что он не проявляет пощады к врагам. Но вскоре мне приходится забрать свои слова назад, когда наблюдаю как Учиха начинает поить водой вражеского шиноби… Как вдруг тот вскакивает и кунаем атакует, казалось бы, своего спасителя. Но кунай Итачи достигает цели раньше, разрезая горло атакующего. Молодец. Смотрю на Фугаку медленно подходящего к своему сыну и направляюсь к нему чтобы отчитаться. — Отец, почему он хотел убить меня? — Слышу отстраненность в его голосе, так вот что называют первым убийством? — Потому что это война. — Жесткий, в некоторой степени поучительный тон разносится по остывающему полю боя. — Для чего всё это… — Таков мир шиноби. — Итачи склоняется над остывающим телом, как раз когда я подхожу к нему, оценивая качественный разрез, оставленный его кунаем. — Больше выживших нет. — Обращаюсь к Фугаку, всё время наблюдая за изменением выражения лица Итачи, что же он сейчас чувствует? — Хорошо, возвращаемся в лагерь, будем ждать известий от Хокаге. — Фугаку ушел первым, на мгновение задержав на мне взгляд. Итачи всё ещё смотрел на тело. Лицо его оставалось непроницаемым, но пальцы, сжимающие кунай, дрогнули. Почти незаметно, но я заметила. — Ты жалеешь его? — я склонилась чуть ближе, ловя его взгляд. Он моргнул, переводя внимание на меня. — Нет. Я молча ждала. — Я знал, что он может напасть, — наконец сказал он. — Но он был ранен. Он звал на помощь. Я думал… Он осёкся. Я усмехнулась, присаживаясь рядом. — Ты думал, что если протянешь руку, он схватит её, а не попытается отрезать? Он снова посмотрел на тело. — Да. — Это ошибка, которую совершают многие люди. Но ты её больше не повторишь. Итачи чуть нахмурился. — Ты действительно веришь, что каждый враг должен умереть? Я задумалась. — Не каждый. Только те, кто могут вернуться, чтобы убить тебя. И те которым не посчастливилось встретить меня голодной, будь то шиноби, или мирный житель. Он сжал кулак, а потом разжал. — Тогда… в этом мире нет места милосердию? Я посмотрела на него внимательно. — Ты сам решишь, есть оно или нет. Но если выберешь милосердие… будь готов за него платить. Некоторое время он молчал, а потом кивнул. Я наблюдала за ним ещё мгновение. — Ты станешь хорошим шиноби. Он вскинул на меня взгляд, в котором скользнуло удивление. — Потому что я убил его? — Потому что ты задаёшь правильные вопросы. Он снова задумался. — Ты… всегда знала ответы? Я усмехнулась. — Нет. Но инстинкты редко ошибаются. Они говорят — убей или умри. Наблюдай за природой, она честнее людей. Я встала, стряхивая пыль с одежды. — Пойдём, Учиха. Посмотрим, что приготовили в лагере. Он смотрел мне вслед ещё пару секунд, а потом медленно поднялся и пошёл рядом. … Лагерь вновь был заполнен болезненными стонами раненых, молчаливыми компаниями. Снова пропитался запахом крови и грязи. Я обрезала волосы, укоротив их до ягодиц, неровные кончики небрежно двигались в такт моим шагам, когда я в нетерпении ходила кругами, ожидая известий от Хокаге, ведь как только закончится война, я смогу увидеть Какаши, наконец-то смогу увидеть Какаши, обнять его, долгие месяцы разлуки отдаются во мне нестерпимой тоской, сейчас это всё чего я желаю… С каждым шагом по утоптанной земле лагеря, с каждым выдохом, смешанным с тяжёлым воздухом войны, это чувство становится острее. Какаши. Я повторяю его имя в голове, как заклинание. Снова и снова. Как давно я не видела его? Несколько месяцев? Почти год? Слишком долго. Руки помнят его тепло, голос — привычную хрипотцу. Он всегда был рядом. Всегда. Но сейчас его нет, и это разъедает меня изнутри. Я сжимаю пальцы, ловя себя на том, что почти впиваюсь ногтями в ладони. Дождь давно прекратился, но воздух ещё сырой. Запах крови и земли пропитывает всё вокруг. Гудение голосов, стоны раненых, потрескивание костров — всё это остаётся фоном для моей единственной мысли. Когда? Когда я смогу его увидеть? Я чувствую что-то новое. Чувство, с которым не сталкивалась прежде. Ожидание. Тоску, которая не проходит. Глупо. Я шиноби. Я убийца. Я монстр, как говорят люди. Но почему-то единственное, чего я хочу сейчас — это снова увидеть его. Я резко останавливаюсь, впиваясь взглядом в лес. Когда? Но новостей от Хокаге не было, и волнение началось не только внутри меня, но и внутри лагеря. Мы не можем просто взять и покинуть позицию, вдруг война не завершена. Но это лишь домыслы, наши войска одержали грандиозную победу на границе со страной Ветра и Воды, недавно мы отправили отчет о завершении боевых действий на нашем направлении со страной Камня, а Кумогакуре потеряли своего Райкаге, даже не представляю что должно случится чтобы война продолжилась, по всем законам логики — это конец. Значит что-то происходит внутри деревни, переговоры затянулись? Может посыльный идиот, и попросту забыл про нас? Вряд ли. А беспокойство в лагере всё усиливается. Спустя десять дней Сканируя окружающее пространство я заметила быстро приближающийся источник тепла, наконец-то. Спускаясь с насиженной ветки огромного дерева, скрывающего меня от взглядов шиноби, словно ветер добираюсь до шатра командующего, в то же время рядом со мной стают дозорные. — Вы тоже заметили, Арачи-сама? — Утвердительно киваю на вопрос молодого Хьюго, первой входя в шатер. Фугаку бросает на нас ожидающий взгляд. — Посыльный на подходе. — Отлично. — Только успевает сказать Учиха, когда к нам заходит шиноби в униформе АНБУ, без лишних слов приподнося командующему запечатанный свиток, и сразу же покидает нас, бросив на меня заинтересованный взгляд. Фугаку быстро открывает свиток, пробежавшись по содержимому глазами, я замечаю каждую деталь его мимики, как его лицо расслабляется, а морщины сглаживаются. Ясно… — Ивагакуре капитулировала… Война закончена. — Фугаку осматривает нас, потом поднимается и покидает шатер, мы вслед за ним. — ВЕЛИКАЯ ВОЙНА ОКОНЧЕНА!! МЫ ПОБЕДИЛИ!!! — В следующее мгновение лагерь взрывается криками и ликованием, шиноби поднимаю руки вверх, будто желают чтобы небо праздновало вместе с ними, веселые, радостные крики не утихают, но лишь становятся сильнее когда до всех доходит — больше не будет крови. Больше не будет смерти, не будет бойни. — Даже не верится… — Тихо произношу я, наблюдая за ликующими шиноби, будто забывшими скольких унесла эта война. И их можно понять… Если мы победили, значит их жертва не была напрасна. Лагерь гремел, люди обнимались, смеялись, падали на колени, наконец позволяя себе облегчённо выдохнуть. Война окончена. Победа за Конохой. Я медленно скользила взглядом по этой картине. Это было странное зрелище. Будто я наблюдала за чем-то далёким, чужим. Будто стояла по ту сторону стекла. — Не верила в победу Конохи? — спросил Итачи. — Нет, не верится, что это закончилось, я провела на поле боя большую часть своей жизни, даже не представляю, чем мне заняться теперь. Он собирался что-то сказать, но вдруг кто-то сильно ударился о моё плече. — Ах…! Шиноби, один из выживших, отшатнулся, опустив на меня взгляд. В тот же миг его радость испарилась, лицо побледнело. Глаза расширились от ужаса. Он замер, будто встретил не человека, а нечто, что не должно существовать. Я видела, как его губы дрожали, но ни одного слова не сорвалось. Молча, резко он сделал шаг назад, ещё один, и в толпе его тут же поглотили ликующие товарищи. Я не двинулась. Не оторвала взгляда от того места, где только что стоял этот человек. Они радуются, но мне здесь нет места. Этот момент был коротким, почти незаметным, но он развернул внутри меня пустоту. Сзади раздался тихий голос Итачи: — Ты не часть их победы… ты — её цена. Я медленно перевела на него взгляд. А потом снова на людей вокруг. Казалось бы, немного времени прошло с его первого убийства, немного времени прошло и с нашего знакомства, хотя я его знала ещё до его рождения, когда госпожа Микото разрешила прикоснуться к её животу. Прошло мало времени… Но он уже понимает мою роль в этой войне, понимает как относятся ко мне другие. Умный, слишком умный. Как? Как у Орочимару выходит поддерживать этот хрупкий баланс между страхом и уважением? Не сложно ответить, его выручает репутация великого Саннина, одного из троих. Моя же репутация тоже идёт впереди меня, только она играет не в мою пользу. Нет, это меня не беспокоит, скорее радует, я чувствую себя вдохновленной, ощущая страх по отношению ко мне, но у этого страха могут быть долгоиграющие последствия, которые могут мне навредить. Спустя несколько часов. Шиноби заканчивали собирать лагерь. Ликование постепенно угасало. Радостные крики шиноби сменились разговором, сначала мирным, затем всё более напряжённым. Я чувствовала это ещё до того, как услышала. Шёпот. Тяжёлые взгляды. Страх, который теперь превращался во что-то другое. Я стояла в стороне, наблюдая, как радость в лагере сменяется чем-то более тёмным. Люди шептались, бросали взгляды, а потом начали говорить вслух. — Слишком много крови… — Она не человек. — Кто вообще сказал, что она на нашей стороне? — Она же убивает без разбору. А что, если однажды её сила обратится против нас? — Почему она пришла без своего отряда? Где её подчиненные? Разве кто-то знает точно? Я слышала каждое слово. Они не пытались скрыться. Напротив — голоса становились громче. И, что удивительно, в основном это были безклановые шиноби. — Если она останется в Конохе, то однажды расправится со всеми нами. — Мы выиграли войну, но если оставим её — не факт, что это будет победой. Я медленно выдохнула, сдерживая смешок. Это не удивляло. Они боялись меня с самого начала. Но теперь… теперь у них не осталось внешнего врага. Теперь врагом становилась я. Когда первый шиноби шагнул вперёд, я уже знала, что это неизбежно. — Арачи. — Мужчина из клана Яманака посмотрел на меня так, будто видел перед собой не союзника, а угрозу. — Ты действительно считаешь себя частью нашей деревни? Я не ответила сразу. Да и какой смысл спрашивать подобное у капитана АНБУ? — Разве нет? — холодно произнесла я. — Победа? — фыркнул кто-то. — Эта тварь просто резала всех подряд. Неважно, враг это был или… — Или союзник? — Мой голос стал чуть тише. — Ты хочешь что-то сказать? Мужчина замялся, но кто-то другой подхватил. — Сколько ты убила? Десятки? Сотни? Ты наслаждалась этим, да? — А теперь что? Будешь поедать нас, раз больше некого? — Может, её надо просто… убрать? Гул голосов нарастал. Они не осознавали, что делают. Толпа находила нового врага. А то что я ем людей, как оказалось, уже не тайна… Как так вышло? Фугаку и Минато не стали бы говорить об этом простым шиноби. Я улыбнулась. — Значит, вот как. — Я шагнула ближе. — Вы жаждете ещё одной бойни? Несколько человек рефлекторно отступили, но их быстро подбодрили. — Хватит! Голос Фугаку разорвал пространство, как гром. Он вышел вперёд, в его глазах вспыхнул шаринган. Что удивительно, Учихи, которые составляли большую часть лагеря, не участвовали в этом, но и не стали на мою сторону, держались особняком, как и всегда. — Я не позволю вам забыть, кто помогал Конохе выиграть эту войну. Толпа замерла. Кто-то отвёл взгляд, кто-то стиснул зубы. — Если кто-то хочет обсудить боевые заслуги капитана Арачи, он может сделать это со мной. — Или с ней лично, — добавил Итачи, выходя вперёд. Мальчишка. Совсем ребёнок. Но в его глазах было понимание. Он уже начинал осознавать, как работает этот мир. Я смотрела на шиноби перед собой. Я могла убить их всех. Их страх был оправдан. Но я не сделала этого. Вместо этого я усмехнулась. — Не стоит так переживать, — сказала я с ядовитой мягкостью. — Я ведь не ем тухлое мясо. Тишина. Фугаку бросил на меня короткий взгляд, но ничего не сказал. Я повернулась и ушла, мягко кивнув ему. Пусть боятся. Пусть ненавидят. Это не имеет значения. Главное — я скоро увижу Какаши.