На ощупь

      Чанбин упирается икрами в кровать и падает на неё, садясь и сразу утягивая за собой Дахи, завлекая её в новый поцелуй. Она становится коленями по обе стороны от него, сначала нависая сверху, и Чанбин помогает ей стянуть кожаную куртку, а потом Дахи опускается на его бёдра и снова припадает к его губам.       Касаться. Им обоим хочется касаться друг друга каждую свободную минуту, которых настолько мало в расписании обоих, что все они на вес золота. Касаться, чтобы чувствовать, что это всё реально. Им обоим нужно касаться друг друга, чтобы учиться доверять.       И каждое прикосновение Чанбина отдаётся резонирующей волной внутри Дахи, мурашками распространяясь по телу.       — Расслабься, — Чанбин смотрит на Дахи снизу вверх, задрав голову, смахнув кудрявую чëлку с глаз и ладонями обжигая обнажëнную кожу её спины под футболкой.       Ей до сих пор немного неловко, чуть-чуть стыдно, но если Чанбин говорит, что всё хорошо, успокаивая её, — она верит. Верит и плавится в его объятиях, раскрываясь, как бутон красивейшего нежнейшего цветка. В его глазах Дахи видит галактики, когда опускает взгляд на лицо Чанбина. Так бликует желтоватый тëплый свет лампы на тумбочке у изголовья её кровати, и эти скопления звёзд, закручиваясь, манят её своим мерцанием. Видеть эту красоту так близко может только она — Им Дахи, и от этого перехватывает дыхание. Сердце пропускает удар, когда один крючок бюстгальтера расстëгивается под футболкой, пропускает ещё один, когда из металлической петельки высвобождается второй, а потом Чанбин медленно пальцами поднимается по лопаткам и спускает бретельки с плеч Дахи. Хлопковая ткань её одежды шуршит от каждого движения Чанбина. И в этот момент сердцебиение ускоряется стократно, от чего немного кружится голова и покалывает кончики пальцев Дахи.       Её ладони покоятся на плечах Чанбина, и она, немного помедлив, проводит подушечками пальцев по воротнику его куртки, касаясь линии роста волос на шее, и от этого Чанбин закрывает глаза и закусывает губу. А Дахи ладонями проникает под верхнюю одежду и ведёт по накачанным плечам Чанбина, обтянутым тканью чëрной футболки, вниз, от чего куртка сползает тоже. Ему приходится открыть глаза и самому выпутаться из её рукавов, чтобы сбросить лишнюю вещь на пол. И когда он снова смотрит на Дахи, та сглатывает и радуется про себя, что уже сидит. Потому что выстоять под этим взглядом — нереально.       Чанбин опускается ладонями по талии Дахи вниз и подхватывает край её футболки, тянет вверх, ждёт, пока Дахи поправит спутавшиеся волосы, и, смяв ткань в руке, расслабляет кулак. Футболка падает на пол, к курткам. Щëки обдаëт жаром, и Дахи понимает, что краснеет, когда Чанбин медленно снимает бюстгальтер с неё. Самый обычный, без кружева или каких-то изысков, потому что Чанбин ей сказал, что это всё не важно. Дахи для него самая красивая, и лучший наряд для неё — нагота. Чанбин чëртов поэт.       И, несмотря на горящие кончики ушей и сердце, которое от волнения бьётся где-то в горле, Дахи смотрит в глаза Чанбину и снова опускает руки, которыми прикрывала грудь, ему на плечи.       Чанбин криво улыбается, приподняв один уголок губ немного выше, чем другой, и взгляд его становится мягче в то же мгновение. Он облизывает свои губы и наклоняется вперёд, утыкается носом между грудей Дахи и глубоко вдыхает. Ему трудно объяснить, но аромат её цветочного парфюма по-особенному раскрывается на коже, и Чанбин наслаждается им.       — Щекотно, — Дахи смеётся и немного отклоняется, ëрзая на бëдрах Чанбина.       Она замирает, когда чувствует, как его возбуждение упирается ей в промежность, и теперь жар обдаëт низ живота. А Чанбин сглатывает, наблюдая, как Дахи медленно опускает руки и цепляется за край его футболки, сминая чëрную ткань пальцами и приподнимая её, оголяя подтянутый пресс Чанбина. Она дышит через раз, помогая стянуть ему одежду, и сначала взглядом обводит накачанные грудные мышцы, а потом и ладони опускает на них. Чанбин тоже смотрит себе на грудь, отмечает, что руки Дахи кажутся ещё меньше в сравнении с его мускулами и улыбается.       — Нравится? — Дахи кивает в ответ, и Чанбин напрягает грудную мышцу, дëргая ей и пугая сосредоточенную девушку, за что получает лёгкий удар по плечу.       — Дурак, — Дахи хочет встать, но ей не дают: Чанбин крепко держит, схватив её за талию, и наклоняется вбок, роняя их обоих на кровать.       И это ощущение голой кожи к коже заставляет ещё сильнее стянуться узел возбуждения.       Для Дахи это всё в новинку, поэтому Чанбин хочет делать всё правильно. Всегда. Независимо от того, сколько времени они будут вместе. Потому что Дахи заслуживает только этого. Его Дахи хрупкая на вид, но стойкая, и этим она вдохновляет его.       Лежать на прохладных, смятых простынях, чья температура контрастирует с разгорячëнными страстью телами, целоваться неторопливо, изучать друг друга и тонуть в вязком чувстве влюблённости, — всё это, несмотря на ограниченность времени, счастье, которое Чанбин с Дахи делят на два. Делят на двоих. А потом умножают. На сто. Двести. Тысячу. И в сердцах обоих взрываются сверхновые, рождаются новые галактики и крепнет понимание, что их отношения — это правильно.       Джинсы Дахи отправляются туда же на пол, где уже валяется их небрежно сброшенная обувь и лежат остальные вещи. И Чанбин раздевается догола окончательно, ложится рядом, прижимаясь близко, и поворачивает лицо Дахи к себе. Её щёки залиты румянцем, но, несмотря на смущение, она скользит рукой по боку Чанбина и опускает её, коснувшись кончиками пальцев бедренной косточки.       Дыхание Чанбина сбивается, когда Дахи обхватывает член рукой и несколько раз то ослабляет хватку, то снова сжимает. И если он внешне кажется спокойным и уверенным в своих действиях, то внутри всё далеко не так. Внутри Чанбина бушует океан, и волны цунами захлёстывают его. Его сердце похоже на шхуну, попавшую в адский шторм, у которой уже сломаны некоторые мачты. И сломали их слова людей, которые совершенно не знают Чанбина, но спешащие его судить. Укротить эту бурю, крушащую всё на своём пути, может только Дахи. Неподдельное восхищение в её взгляде и поддержка словами и действиями — всё это разгоняет тучи и цунами успокаивается.       Теперь океан в душе Чанбина волнуется только из-за близости Дахи.       Они целуются. Опять и снова. Прижимаясь друг к другу сильно-сильно. Близко-близко. Чанбин ведёт ладонью меж сведëнных бëдер Дахи и средним пальцем проскальзывает между половыми губами. Он касается клитора, проходясь подушечкой пальца вверх, от чего Дахи замирает, прислушиваясь к ощущениям, ведёт обратно, вниз, и углубляет поцелуй. Чанбин аккуратно проникает в Дахи, медленно вводя в неё палец, затем выходит и вводит уже два. Он подготавливает её, растягивает, а сам уже теряет самообладание, которое на волоске висит. Ему приходится прерваться, чтобы встать и найти свои штаны на полу, а потом вернуться с квадратиком из фольги в руке. Дахи чувствует, что горит. Медленно, но уверенно тлеет и не может отвести взгляда от Чанбина, который коленом упирается в кровать, стоя на одной ноге, и раскатывает резинку презерватива по члену. Чанбин смотрит из-под кудрявой чëлки, и Дахи кажется, что огонёк, который он уже развёл в ней, вспыхивает, словно кто-то подлил масла. Она неосознанно сжимает в кулаках простынь, наблюдая, как её парень подбирается к ней и устраивается между ног, и задерживает дыхание, когда Чанбин вводит в неё член.       И заниматься любовью с Чанбином — это просто что-то за гранью. Он чуткий и внимательный, не делающий чего-то лишнего, пока ты сама не попросишь. Дахи расслабляется и отпускает себя, медленно погружаясь на дно океана по имени Со Чанбин. Внутри неё будто детонатор, который с каждой фрикцией, с каждым нажатием пальцем на клитор приближает оргазм. Чанбин чувствует, как Дахи сжимается и размашисто входит в неё до основания. И в один момент бомба внутри Дахи взрывается. Десятками красок под закрытыми веками, тысячами мелких иголок, покалывающими стопы, прорванной плотиной удовольствия, и потоки наслаждения устремляются вперёд, снося всё на своём пути. Чанбину нужно ещё немного, чтобы кончить, и он сначала упирается влажным лбом в быстро вздымающуюся грудь Дахи, переводя дыхание, а потом слышит всхлип и резко поднимает голову.       — Дахи? — он поднимается, стягивает презерватив, завязывая его и кидая на пол, и ложится рядом с девушкой, вытирая дорожки слëз с её щëк. — Что случилось? Тебе больно?       — Глупый? Мне так хорошо, что аж плохо, — она шмыгает носом и притягивает лицо Чанбина к себе. — Ты не сделаешь мне больно.       Чанбин с облегчением выдыхает и улыбается.       — Не сделаю. Потому что люблю.       И любовь они делят на двоих, изучая её грани на ощупь.