тишина.

— со-о-оня-я, забери меня, а, — на фоне кто-то кричит, долбит музыка, слышится звон разбитых стаканов.

***

свет луны сливается с желтоватым фонарным, падая на пол и стены небольшой комнатки. на двуспальной незастеленной кровати лежат двое. рыжеволосая привычным движением играется с розовыми волосами, что рассыпались на ее коленях. по телевизору крутят какой-то старый фильм, что обеим совершенно не интересен. — может переключим? или давай пересмотрим какой-нибудь уютный ромком? — соня говорит тихо, почти шепотом. — настроения нет, — олешева вздыхает и поднимается, спиной прислоняясь к стене. — чего такое? может сходить в магазин, поднимется? — рыжая улыбается, пытаясь передать улыбку девушке. — не поднимется, сонь. не надо. — расскажешь? — сомусева тянется к чужим ладоням, но ее останавливают взглядом. — не трогай, пожалуйста. я долго думала, как тебе это сказать. во-первых, прости. во-вторых, мы… мы сошлись с женей. — да брось. очень смешно, круто, я повелась, все дела, давай я чай заварю, посидим на кухне вместе посмеемся, — в пьянящих ярко-голубых глазах напротив зарождаются слезы. — подожди. ты серьезно? я… же люблю тебя, алин. и ты, ты говорила, что любишь! что женя просто старый друг, что меня никто не заменит, что все хорошо, что, что… но ты же любишь? ты любишь меня? тишина. плотная, душащая тишина звоном отдается в уши, доходя до сердца, заставляя его биться реже. — месяц назад мы поцеловались. это было несерьезно, я даже рассказывать не хотела, потому что для меня это ничего не значило. а женя… женя писал мне после этого, звонил, предлагал встречи. я не хотела, правда, но… но, сонь, мне будет лучше с ним. я не хочу и дальше скрывать наши отношения, рано или поздно они бы всплыли, у нас у обеих возникли бы кучи проблем, никто не знает как бы это закончилось, сонь. женя хороший. он мне нравится, я даже думаю, что у нас правда что-то получится. и у тебя тоже обязательно все получится, но уже без меня. прости, — алина провела ладонью по лицу, вставая с дивана. — нет, подожди! — соня поймала девушку за пальцы, сжимая их двумя руками. — ты же врешь, правда? скажи, что это шутка, пожалуйста! мы бы справились. вместе. мы же любим друг друга. не ври хотя бы себе, я же вижу, ты меня любишь. пожалуйста. пожалуйста, скажи, что любишь, скажи, что не уйдешь, скажи, что передумала. пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста… сомуева сползает с кровати на холодный пол, крепче обхватывая ладонь алины, одними губами произнося это блядское «пожалуйста». по щекам маленькими водопадами текут слезы, оставляя за собой черные полосы туши. девушка стоит на коленях не в силах отпустить руки. ведь если отпустит, то все правда закончится. пытается зацепиться взглядом за холодные озера, но хозяйка их все отводит. олешева не выдерживает. резким движением вырывает ладонь из чужой хватки и уходит. звякнув ключами и хлопнув дверью на прощание. рыжая в бессилье падает на пол, пытаясь доползти до двери. прижимается к ней спиной, сразу же скатываясь, размазывая слезы по лицу, открывая рот в немом крике. алина ушла, оставив истерично ревущую соню в пустой квартире.

***

сомусева вздыхает и вызывает такси. бар, в котором всегда пьет олешева, находится в получасе езды. соня грустно ухмыляется и думает, что это специально. накидывает на плечи олимпийку, завязывает шнурки на потрепанных мартенсах и выходит. кислотно-голубая неоновая вывеска режет глаз. буквы перемигиваются, собираясь в пафосное «вечность». восьмерка упала на бок рядом. соня заходит внутрь, попадая в толпу пьяных, толкающихся тел. виртуозно лавирует между столиками и танцующими, доходя до маленького диванчика в углу. на столе пачка сигарет с оранжевой зажигалкой рядом. на спине, накрыв руками глаза, лежит олешева. кажется, она не замечает ничего, игнорируя раздражающие звуки бара. — поехали, — соня складывает руки на груди и даже не старается повысить голос, чтобы ее услышали. но девушка слышит. алина аккуратно поднимает корпус, трясущимися пальцами пытается засунуть пачку в карман джинс, но безуспешно. сомусева вздыхает, выхватывает сигареты из рук розововолосой и уверенно шагает на выход, покручивая зажигалку. — ключи. они стоят около алининой машины. машины, что подарил женя. олешева опирается на крышу, роясь в карманах. соня достает сигарету и неспеша прикуривает. бросает зажигалку в полупустую пачку и садится на капот. мысли в голове жужжат, бьются друг о друга, не позволяя себя поймать. рыжая не хочет показывать своих чувств, не хочет, чтобы алина знала, что ей на нее не все равно. не хочет, скрываясь за надменным хладнокровием. — зай, я тут не молодею, а ты здесь, судя по виду, прикорнуть решила, — сомусева достает ключи из кулачка олешевой и открывает переднюю дверь, аккуратно усаживая девушку. — куда тебя везти? — к себе, — выдавливает алина, пытаясь опереться и достать до губ рыжей. — так, сидеть, — девушка легонько отталкивает розововолосую обратно на сиденье, крепче сжимая руль, чтобы успокоить дрожащие пальцы. окурок уже жжется, и соня выкидывает его в окно, медленно выдыхая.

***

сомусева невесомо касается чужой талии, твердым шагом ведет к подъезду. алина останавливается, с мольбой глядя на соню. — ты м-можешь н-ном-мера прикрыть чем-ниб-будь? если мою машину ув-видят у твоего дома… короче, я не хочу, чтобы нас заметили… ж-женя же может узнать… — блять, олешева, а шнурки тебе не погладить? успокойся уже, сама захотела ко мне, — рыжая закатывает глаза, притягивая девушку ближе к себе. — сейчас аккуратненько по ступенечкам, а там уже домой, спать, и никакой женя ничего не узнает. — я немного не уверен-на, что п-поднимусь… — может тебя еще на руках понести? — соня останавливается, насмешливо оглядывая алину. встречает серьезно-смущенный взгляд и легкий кивок. соня думает, что сделает все, что она попросит, лишь бы та осталась подольше. алина думает, что это неправильно, но чувства, усиленные алкоголем, считают иначе. сомусева терпеливо подхватывает девушку на руки и аккуратно ступает на лестницу. теплые родные руки, что так привычно сомкнулись в замочек у нее на шее, мешают трезво оценивать ситуацию и смотреть под ноги. алина меняет положение кистей, касаясь пальцами шеи, носом попадая куда-то в ключицу. а соня пытается скрыть резко участившееся дыхание. — слава богу, я всего лишь на втором живу. на пятый бы сама ползла, — сомусева опускает олешеву, дабы достать ключи из заднего кармана. квартира встречает прохладой и все тем же смешанным светом луны и фонаря на стенах. алина бесцеремонно падает на пол, параллельно пытаясь развязать шнурки и снять кеды. соня, уже снявшая олимпийку и мартенсы, прижалась плечом к косяку, влюбленным уставшим взглядом следя за движениями розововолосой. — справилась? — сомусева подходит совсем близко, наклоняется, еле касаясь подбородком плеча, и шепчет, деля на слоги. рыжая вновь берет олешеву на руки, укладывает на кровать. кончиками пальцев скользит по ключице, доходит до плеча и цепляется за кожанку, с усилием стягивая ее с горячего тела. соня находит плед, укрывает посапывающую алину по плечи и уже собирается уходить на кухню, как слышит мычание. — с-соньце, не уходи, пожал-ста. посиди со мной, почитай мне, я так скучала. сомусева замирает в дверном проеме. сердцебиение неприятно учащается, руки сжимают куртку, пропахнувшую любимыми духами. — сонь, прошу тебя, не уходи… соня думает, что когда она умоляла остаться, алина ушла. соня думает, что хочет побыть с ней подольше, лишь бы время остановилось. соня думает, что просидит в чужой куртке всю ночь, лишь бы снова пахнуть, как она. рыжая разворачивается, садится на пол и прислоняется к кровати, укрывая ноги кожанкой. она чувствует, как алинина ладонь блуждает по простыне в попытке найти что-то. пальцы касаются огненных волос, останавливаясь. — возьми меня за руку. сомусева медленно кладет ладонь в паре сантиметров от чужой. олешева аккуратно накрывает ее сначала одной, а после и второй рукой, и двигается ближе, кладя сонину ладонь себе на щеку. — как же я скучала, — алина шепчет, губами слегка касаясь сониных пальцев. — я забирала тебя пару недель назад, как ты успела? — сомусева грустно улыбается. — соскучиться можно и за час. читай, пожалуйста, — олешева сильнее прижимается и медленно выдыхает. — 

ты целуй меня, целуй. хоть до крови, хоть до боли. не в ладу с холодной волей кипяток сердечных струй…

соня читает и читает, игнорируя мирное сопение давно уснувшей алины. за окнами просыпается рассвет, лучами целуя щеку олешевой, ложась на стены. сомусева ловит себя на мысли, что хотела бы быть на месте этих лучей. девушка замолкает. рука, лежащая у розововолосой на щеке, онемела. соня хотела бы лечь рядом, хотела бы обнять и привычно зарыться носом в крашенные волосы, но вместо этого она вытаскивает руку, легким движением накидывает куртку на плечи и уходит на кухню, стараясь не скрипеть половицами. за спиной слышится сонный фырк алины, но девушка успешно его игнорирует. садится на широкий подоконник, приоткрывает форточку и закуривает. курит алинины сигареты на автомате и тонет в болоте мыслей, страхов, сомнений. алина просыпается, щурясь от яркого осеннего солнца. приподнимается на локтях и тут же падает обратно — похмелье слишком сильно ударяет в голову. девушка с силой трет ладонями лицо и осознает, что так быстро уходить не хочет. но приходится. олешева встает с кровати и невольно ежится, вспоминая, что куртку с нее вчера снимала соня, а в одном топике холодновато. она проходит на кухню и улыбается. прислоняется плечом к косяку, оглядывая рыжеволосую. сомусева уснула на подоконнике, подогнув колени к лицу, укрывшись курткой алины. в дальнем углу валяется мятая пачка сигарет, зажигалка же оказывается зажатой в сониной руке. олешева встряхивает плечами и заходит в ванную. не смотря в зеркало, плещет ледяной водой в лицо, смывая остатки ночи, возвращая привычное безразличие. она тихо ступает к подоконнику, забирает куртку и тянется к зажигалке. дотрагивается до холодной руки сомусевой и слышит полувздох-полустон. соня сквозь сон разжимает кулак, цепляясь за чужие пальцы. алина с силой сжимает зубы и убирает руку. достает зажигалку, надевает кожанку и уходит по-английски. а соня вновь просыпается в пустой квартире, дрожа от холода.

***

— соньце, соня, сонечка, забирай меня скорей, мне уже давно не восемнадцать, но я вся твоя, хи-хик, — язык у алины заплетается, кажется, перегаром несет даже через экран. — блять, сядь куда-нибудь и жди меня, ты никакая. в машину. иди в машину и жди там. — сонечка, а я не хочу в машину. я к тебе хочу, соньце мое. я так тебя люблю, знаешь? и я так скучаю… — олешева делает длинные паузы, видимо, собираясь с мыслями. — сядь, блять, в машину. я скоро. соня бросает трубку и набирает такси. она устала. устала носиться за ней, устала забирать ее по первому зову, хотя они уже давно расстались. у алины ведь шикарная жизнь, прекрасный парень, толпа друзей и знакомых, так зачем же ей соня? зачем она звонит, лезет за касаниями и поцелуями, а на утро уходит, не проронив ни слова? сомусева так устала от этих бесконечно крутящихся в голове вопросов, вызывающих боль в висках. она натягивает джинсы, теплый свитер и неизменные мартенсы. уже знакомый таксист молча довозит ее до «вечности» и желает удачи на прощание. соня кивает водителю и идет к другой машине, где ее уже ждут. алина растянулась на заднем сиденье, положив под голову куртку. сомусева легонько постучала по стеклу костяшками и дернула ручку водительской двери. на удивление, она сразу открылась. рыжая нырнула в теплый салон и, не поворачивая головы, насмешливо спросила: — а вдруг это была бы не я, а какой-нибудь вор? — ты и так тот еще жулик, — донеслось сзади. — ой, только не говори, что я украла сердце, не поверю. тем более пока ты в таком состоянии. может, давай пока не поздно жене позвонишь? он тебя домой заберет и все счастливы. — нахуй мне твой женя! я хочу к тебе. давай быстрее, а то, ик, чувствую, что водка наружу хочет.

***

— конечная. за проезд передаем, — соня открывает заднюю дверь, касаясь плеча алины. розововолосая буквально вываливается из машины, в последний момент цепляясь за сомусеву. девушку невозможно шатает, но та, заплетаясь, идет к подъезду. спотыкается о поребрик и влетает в лавочку. — давай я тебя все-таки на руки возьму, а? — соня закатывает глаза, но возможные травмы обрабатывать не хочет. — мне нахуй не нужны твои подачки, понятно? открывай дверь, я сейчас пулей, вот так вот, моргнуть не успеешь, я уже у двери буду. — у двери травмпункта… — рыжая хмыкнула себе под нос, но открыла подъездную дверь, сделав приглашающий жест рукой. алина пыталась сделать подобие поклона, но тут же полетела вперед. соня тяжело вздохнула, следуя за ней, параллельно пытаясь контролировать все полеты. сомусева застала ее лежащей на лестничной клетке второго этажа. олешева раскинула руки, всем своим видом показывая, как ей удобно. — молодец, дошла. а теперь встаем, — соня открыла дверь, терпеливо наблюдая за чужими попытками подняться. рыжая берет ее под локоть, помогая встать, заводя в квартиру. не разуваясь затаскивает ее в ванну, включает воду и выходит, оставляя девушку. соня тяжело опирается на подоконник, выглядывая в окно в попытке отвлечься. все та же наполовину забитая парковка, тот же парк чуть вдалеке, тот же фонарь справа. и алинина машина, так ярко выделяющаяся на фоне старых блеклых иномарок. сомусева сильнее сжимает пальцы на белом пластике и восстанавливает дыхание. почему ей так больно от любого ее упоминания? соня не знает сколько она так простояла — может пять минут, а может все пятнадцать. в какой-то момент она понимает, что воды больше не слышно, а звук тихих шагов за спиной становится все более отчетливым. тонкие мокрые пальцы бесцеремонно забираются под свитер, заставляя девушку вздрогнуть от холода. первый поцелуй попадает куда-то в шею, далее в скулу, и вот уже губы касаются уха, тихо шепча: — как там…залезу под свитер, в самое сердце? а, сонь? — ласково, да так, что соне хочется раствориться в этом голосе. — от тебя…не пахнет алкоголем… — соня невольно откидывает голову на чужое плечо, чувствуя, как пальцы рисуют узоры на ребрах. — хоть раз же сценарий должен измениться, м? станиславский бы обрыдался, — алина ведет ладонью вверх по ребрам, легонько поддевая лиф. сомусева разворачивается лицом к розововолосой и садится на подоконник. приглашающе поигрывает бровями, ведь дала обещание самой себе, что больше ни одного первого шага не сделает. алина делает шаг вперед, и чужие ноги тут же обвивают ее бедра. девушка кончиками пальцев ловит низ свитера, медленно снимая такую ненужную сейчас одежду. соня лишь поднимает руки и ждет следующих движений. старательно делает вид, что ей все равно, но ее выдает предательская дрожь от таких нужных ей касаний. — почему я горю тобой, рыжая? — алина касается ее подбородка, вглядываясь в серо-туманные глаза напротив. соня только приоткрывает рот, чтобы съязвить, как олешева накрывает ее губы, срывая с них ответ. они целуются как в последний раз, боясь признаться самим себе, как сильно им друг друга не хватало. темно-вишневая помада плавно перетекает на чужие губы, скулы, щеки и шею. сомусева прижимается затылком к холодному стеклу, чувствуя вкус виноградной жвачки во рту и прикосновения по всему телу. тянется к алининой шее, скрещивая руки в запястьях, зарываясь пальцами в волосы. олешева прекращает оставлять дорожки вишневых поцелуев, подхватывает рыжую за бедра и на ощупь следует в спальню. голова кружится, дыхание учащается, пальцы бьет мелкая дрожь. алина аккуратно роняет девушку на мятые простыни, усаживается сверху, скидывая футболку куда-то на пол. — я так тобой лихоражу… — олешева вновь целует, не желая отрываться от таких любимых и нужных губ… сомусева просыпается одна. сонно плетется в ванну, смотрится в зеркало. видит тусклые следы помады на шее и ключицах и один четкий на лбу.

***

— сонь… — я не поеду за тобой. знаешь, я очень много думала. думала с того момента, как за тобой захлопнулась дверь. думала все время, пока забирала тебя с пьянок, укладывала у себя спать, а прошлый раз сделал еще хуже, хотя я считала, что хуже уже некуда. я так устала, алин. у тебя есть женя, так зачем ты звонишь мне, зачем касаешься, а потом снова молчишь неделями? почему ты звонишь мне только когда пьяна? — соня не выдерживает и срывается в слезы. — и у меня так много этих почему, зачем, как, когда…я не хочу жить от встречи к встрече, потому что до тебя я, кажется, просто существую. ты сделала свой выбор, и выбрала ты не меня. ты, блять, просто промолчала, когда я ревела, добиваясь ответа на блядское «ты меня любишь?». не думаю, что ты поняла хоть что-то из этого, но, в любом случае, спасибо. и заканчивай пить, а. сомусева заканчивает вызов и бессильно падает спиной на подоконник. ей больно. ей до безумия больно. бесконечные вопросы в голове затихают, ведь уже нет смысла искать на них ответы. соня чувствует себя как в детстве, когда ты раскачиваешься солнышком и, дико боясь, спрыгиваешь с качель. и чувствуя твердую землю под ногами, тебе резко становится легко и весело, потому что тебе больше не страшно отпустить руки. соня всхлипывает, пытаясь восстановить дыхание. экран телефона светится, отображая непрерывные звонки. девушка выключает звук и откидывает телефон подальше, лишь бы не сорваться, лишь бы не ответить. она натягивает тот самый свитер до подбородка, прячет руки в рукавах и тянет колени к груди. закрывает глаза в надежде уснуть и не помнить ничего, связанного с ней, на утро. рыжая резко открывает глаза, жадно втягивая носом воздух. по стеклу громко барабанит ливень, капельками неровно скатываясь вниз. она ищет телефон взглядом, молясь, чтобы это был всего лишь сон. находит его на полу, прижимается к стене, зажигая экран. 20 пропущенных вызовов, одно сообщение. соня видит начальные строки и в неверии крутит головой.

мильковский.

она ехала к тебе. перед тем, как поехать в бар, она захотела серьезно поговорить. она сказала, что у нас ничего не получится, что она ошиблась, приняв дружбу за что-то большее. призналась, что все это время уезжала в «вечность», а потом просила себя забрать, ведь знала, что ты не откажешь. она приезжала домой под утро и плакала мне в плечо, никогда не рассказывая почему. она любила тебя, соня. любила так, как никогда бы не смогла полюбить меня. вчера мы расстались. вчера она поехала в бар, наверное, думая, что ты ее заберешь. по-моему, она говорила, что хочет все исправить. я не знаю, что произошло ночью, но как сказали сотрудники скорой, она была пьяна. видимо, ты отказалась, и она решила сесть за руль сама. скорее всего, отвлекалась от дороги, вызванивая тебя, и вылетела на встречку. ей не хватило около километра до твоего дома. она умерла быстро. я думаю, ты должна была узнать это не из новостей. я тоже ее любил, но уверен, что не так сильно, как ты. прости.

сомусева дочитывает до конца, спокойно откладывает телефон в сторону и смотрит на свои руки. руки, что никогда в жизни так сильно не тряслись. руки, которые так любила она. осознание доходит постепенно. что-то щелкает и соня кричит во весь голос. плотная пелена слез застилает глаза, и соня не видит абсолютно ничего, кроме воспоминаний. она бьет кулаками в стену, оттягивает горло свитера, сжимает волосы. она не верит. точнее не хочет верить. чуть с опозданием она понимает, что могла бы тогда все исправить. могла бы приехать, как обычно забрать, услышать про расставание и, может, вновь почувствовать запах духов и вкус вишневой помады на губах. но уже дольше, чем одну ночь.

***

соня месяц не выходила из дома. игнорировала женю, что заботливо привозил продукты, пытался ее разговорить. весь этот месяц соня молчала. она думала, что больно ей было, когда за алиной захлопнулась дверь. но теперь поняла, что больно ей уже месяц, и это совершенно другое. сомусева терпеливо ждала ночи, ведь алина приходила только во снах. и только тогда ей становилось легче. придя первый раз, олешева взяла рыжую за руки, привычно вытерла слезы большими пальцами и сказала, что та ни в чем не виновата. просила держаться и жить. жить, ради нее. соня пообещала лишь при условии, что алина будет приходить каждую ночь. подумав, розововолосая кивнула, и крепко прижала к себе свое соньце, убаюкивая. соня решила, что сегодня пора что-то менять. ведь сценарий хоть раз должен измениться. она принимает душ, сушит волосы и игнорирует темноту под глазами. надевает черную рубашку, черную легкую куртку и выходит. садится в такси и даже не смотрит в окно. легко находит нужную могилу и не может сдержать слез. с холодной плиты на нее смотрит, тепло улыбаясь, ее алина. олешева алина евгеньевна. соня подсаживается ближе и лбом прижимается к камню. долгое время молчит, слушая кладбищенскую тишину, а после осторожно начинает. — 

на самом деле мне нравилась только ты. мой идеал и мое мерило. во всех моих женщинах были твои черты, и это с ними меня мирило.

сомусева забывает про время и читает все, что помнит, до темноты. проговаривает последние строки и легонько касается губами памятника. уходит, не оглядываясь.

***

голубая неоновая вывеска, где буквы складываются в «вечность». у входа курят, смеются, громко разговаривают. соня протискивается сквозь людей, заходит в просторное помещение и садится у барной стойки. — бутылку водки, пожалуйста. и стопку. она забирает заказ и уходит в угол. садится на диван, выкладывает сигареты на стол, положа рядом розовую зажигалку. в памяти проносится алина, что лежала на этом же диване, ожидая соню. оранжевая зажигалка, полупустая пачка, куртка, что насквозь пропахла ее духами. сомусева ныряла в холодный тяжелый омут воспоминаний, выпивая одну за одной. бутылка подозрительно быстро закончилась или ей просто так показалось. неслушающимися пальцами рыжая вытаскивает телефон из кармана джинс, заходит в звонки и набирает первый в списке часто набираемых. — алин, солнце мое, забери меня, пожалуйста, — ответом ей служит лишь тишина.