A year ago you were here

Легкий ветер, приносивший с собой едва уловимый запах озера и полевых цветов, нежно трепал немного влажные кудри. Светлая рубашка свободно болталась на широких плечах, застегнутая только на две нижние зеленые пуговицы. Жаркое солнце весело целовало в щеки и нос, и отражалось солнечными зайчиками от зеленых глаз. Утро было совсем ранним, но деревня уже давно бодрствует, и в дали слышны громкие разговоры, шум редко проезжающих машин и задорный лай собак. Из дома доносились разговоры на беглом, урчащем диалекте, женский смех и кряхтение домашнего большого белого пса. С кухни пахло выпечкой и кофе, его можно было учуять даже из сада, и Гарри решил, что пора возвращаться. В саду, в местах, не скрытых тенью от больших раскидистых деревьев, было уже жарко, и Гарри любил по утрам лежать на траве до завтрака, греться и слушать ранних птиц, потому что каждый раз они звучали по-разному, будто красовались перед своим единственным внимательным слушателем. Соломенная шляпа с белыми лентами, завязанными под подбородком, свалилась с макушки и теперь болталась за спиной, а синие льняные брюки испачкались в траве. На месте, откуда только что встал парень примялась молодая трава, а рядом валялись уже подвявшие яблоки, упавшие вчера днем, и которые не успели убрать. Гарри обязательно соберет их позже, отмоет от земли и отдаст горничной, которая потом отнесет их конюху. Или, возможно, он сам доедет на конюшни на велосипеде, повидает Найла и заодно передаст ему записку от дяди, который предупреждал о какой-то конной прогулке на следующей неделе. Перед тем, как зайти в дом, Гарри чешет зеленоглазую серую кошку, сидящую на крыльце, за ухом, воркует с ней на английском, и она едва ли понимает слова, которые он произносит, но все равно доверчиво жмется ушастой макушкой к его ладони и мурчит. — О, ну вот и ты, — Тетя Мари появляется будто из ниоткуда, поправляет вьющиеся темные волосы и мягко улыбается, ловким движением руки доставая пачку сигарет из кармана нежно-голубого платья. — Какая жуткая сегодня жара. Женщина качает головой, и одним движением прикуривает себе сигарету, густо дымящую и пахнущую хорошим, дорогим табаком. Дядя покупал табак в городе, его ничем не разбавляли и оттого курево было крепче обычного, и пахло сильнее. Гарри улыбнулся, кивает, чуть сморщив нос, и направился на кухню, чтобы с чем-нибудь там помочь. — Уже пора, конечно, но в этом году урожай больше чем в прошлом, — Половицы на подходе к столовой скрипнули, и прокрасться незаметным не вышло. Гарри остановился, но его уже в любом случае заметили. Не то что бы он хотел откосить от какой-нибудь работы или поручения, которое ему мог бы дать дядя, но он не хотел мешать чужому разговору, и подслушивать. Хотя и лишних хлопот отхватить не хотелось бы, ладно. Но миновать новых поручений не вышло, и уже к полудню Гарри выбирал в кладовке корзины по-симпатичней. Ему поручили начать собирать апельсины из сада, находящегося за полем, и это заняло бы его на весь день. Гарри собирает волосы в пучок, подвязав их лентой, которую ему любезно одолжила его племянница, и закатал рукава рубашки. Сменил белые кеды на черные сандали, и вышел через заднюю дверь на недавно побеленное крыльцо. В глубине сада, из беседки, поросшей плющом слышались девчачьи разговоры — это подруги племянницы Гарри собрались на совместный обед. Стайлс не стал даже прислушиваться, и направился в противоположную от них сторону. Там, куда он пришел по едва протоптанной тропинке, через поле высокой травы, белых и желтых мелких цветочков, которые Гарри тут же заправил под ленту в волосах, было тихо и безлюдно. Белая калитка, в таком же белом заборе, скрипнула. Апельсиновые деревья ровными рядами уходили куда-то вдаль, и создавалось ощущение, будто этими фруктами можно будет накормить всю деревню, и потом еще и на продажу останется. Трава проминается под пока еще чистыми подошвами, и Гарри оглядывается перед тем, как зайти в глубь. Он видит их дом издалека, он стоит на не очень высоком холме, и с такого ракурса напоминает дом муми-семьи. Будто сейчас из дверей выйдет муми-папа, с черным цилиндром на голове, а муми-мама сварит кофе на кухне с голубыми обоями. И по саду разольется трель губной гармошки, а меж деревьев промелькнет яркое пятно красного платья. В общем, их дом выглядел совсем игрушечным, будто нарисованный на страницах детских книжек, и Гарри невольно загляделся. Это чудное место всегда приводило его в восторг. Заставляло его сердце трепетать, но успокаивало разум, приводило рой мыслей в относительный порядок и дарило ощущение защищенности. Будто эти холмы, зеленые поля, холодное озеро и шумная деревня — и есть родной дом, в который всегда приятно возвращаться. В котором тебя любят и ждут, и куда ты всегда можешь вернуться, когда невзгоды выжимают тебя до последнего. В целом, так оно и было. Белый домик на окраине юга Италии был местом, куда Гарри приезжал в моменты упадков, набирался сил, будто питал энергию от местного теплого солнца, добрых, шумных людей и приятных забот, которыми старался себя окружить. Работа в саду, помощь горничной на кухне, игры с племянниками, долгие ночные прогулки и купания в холодном озере отвлекали от того, что преследовало Гарри в большом городе, что душило и тянуло его в неизвестность. Рядом зашуршала трава, выдергивая Гарри из раздумий. Лохматый рыжий пес лижет ему ладонь, повизгивая от радости встречи. Слышится чужой мягкий смех, а потом собаку окликнули. У него приятное, но совсем непривычное для итальянцев имя, но пес игнорирует зов. — Снова ни минуты покоя? Зейн улыбается Гарри, потрепав своего питомца по мягкой макушке, и поправляет съехавший рукав своей коричневой огромной рубашки. Его смоляные волосы свисают на лоб аккуратными прядями, смуглая. Его будто покрытая тонкой вуалью блесток кожа, четкие черты лица и замысловатые рисунки на теле делали его полной противоположностью местным жителям. Но, несмотря на это, он отлично ладил со всеми, и был желанным гостем почти в каждом доме. Так случилось и с семьей Гарри. Когда они узнали, что Зейну срочно нужна была работа в начале того лета, они пригласили его приглядеть за их садом, помочь навести там порядок и взять все под свой контроль. Так и получилось, что уже второй сезон подряд Малик ухаживает за их домашним садом, а также за их фруктовыми деревьями, держа их под относительным присмотром. Большую часть времени, он, конечно, просто валялся в тени деревьев, читал недалекие романы про любовь, гонялся за рыжим лохматым Риччи, сплетничал с девчонками, идущими этими дорожками к озеру, и все напрашивался на помощь Лиаму, работающему во фруктовой лавке недалеко. Не то что бы он мечтал о дополнительной нагрузке, но наблюдать за милым итальянцем, днями напролет таскающим коробки с клубникой и впаривающим туристам персики втридорога — лучшее, чем в этой глуши можно было себя занять. Так, во всяком случае, думал Зейн. — Я за апельсинами, — Заметил Гарри, для большей убедительности помахав своей корзинкой в воздухе. Будто Зейну вообще было до этого дело. — Мм, ну тогда вперед, — Малик махнул рукой в сторону деревьев, которых, казалось, было нескончаемое множество, — Они там. На этих словах он заваливается на траву прямо у ног Гарри, натягивая на нос солнечные очки. Солнце уже палило нещадно. Кажется, Зейну даже удается задремать, пока Гарри обрывал нижние ветви деревьев. Апельсины сильно и сладко пахли, были крупными и увесистыми. Из них можно было бы наварить джема на всю деревню, или надавить сока на год вперед. Проблема только в том, что у тети Гарри была на них жуткая аллергия, а дядя не переносил их вкус и всегда говорил, что у него от них жутко щиплет рот. И есть их было просто некому, так что Гарри уже продумывал, как будет впаривать их Лиаму, уговаривая взять не особо ходовой продукт. Можно было бы даже приплатить, только бы он их забрал. Гарри откидывает со взмокшего лба выбившиеся из пучка пряди, и расстегивает рубашку вовсе, позволяя ей развиваться от любого дуновения ветра. Так прохладней не стало, и Стайлс только тяжело выдыхает. К запаху апельсинов, скошенной травы и тины с озера вдруг добавился еще один. Густой, тяжелый дым сигарет, с химическим привкусом какой-то ягоды. Курево тети пахло гораздо лучше, а эти сигареты явно были дешевыми. Даже Зейн курил что-то поприличней. Из-за деревьев появляется парень. До этого Гарри его никогда не видел, и теперь замер. Хотелось бы сказать, что от удивления, но на самом деле он завис взглядом на дурацкой кепке, длинных волосах почти до плеч, едва заметных морщинках у глаз, которые говорили о том, что парень часто улыбался, и на тонких запястьях. В общем, залипал на привлекательного пришельца. Пожалуй, Зейн мог бы, хотя бы ради приличия, как-то на это отреагировать. Но, как и его пес, охранник он паршивый. Малик едва не храпел, пригревшись на солнышке, и подложив руку под голову. Риччи пристроил голову у хозяина на груди и тоже дремал. У того парня в руках апельсиновые корки, которые он беззаботно подкидывает к Гарри в корзину. Он улыбается, показывая ровный ряд верхних зубов, и салютует ему двумя пальцами. Меж губ он держит сигарету, что дымилась и сыпала пеплом прямо на землю. Гарри был бы искренне оскорблён такой наглостью, если бы не был так занят рассматриванием татуировок на чужих руках. Апельсины совсем перестали его волновать. — А ты еще кто? — Глупо спрашивает Гарри, беспомощно сжимая свою корзинку в пальцах. — А я хранитель солнца, — Спустя недолгую паузу усмехается незнакомец. Гарри смотрит на него, и думает, что солнца там может и нет, но в его синих-синих глазах плещется темный, буйный океан, и Стайлс честно для себя признается, что за один необъяснимо нежный взгляд этих глаз он отдал бы все апельсины мира, которые собирал с таким трудом. Он, может, предложил бы и больше, но сейчас кроме полсотни этих самых апельсинов у него ничего не было. А этот солнечный хранитель будто искренне потешался над удивленным Гарри. Он облокотился на ствол дерева, глубоко затягиваясь. — А, — выдохнул Стайлс, не отрывая взгляд от чужих озер глаз, — А я Гарри. Хранитель солнца улыбается ему, и теперь Гарри видит — он точно заключал в себе солнечный свет. Парень стягивает кепку с макушки, приводит волосы в полный беспорядок своей пятерней, и Гарри тоже хочется прикоснуться. Поправить каштановые пряди, и выкинуть эту кепку насовсем, потому что она, оказывается, столько скрывала. Нелепый головной убор вдруг до ужаса разозлил Гарри. — Выкинь кепку нахер, — Озвучивает он свои мысли, и разжимает кулак. Корзина с апельсинами приземляется не очень удачно, и несколько фруктов катится по небольшому склону, прямо под бок Зейну. Он даже не сменил положение, только поморщил нос, отмахиваясь от раздражителя. Гарри кажется, что Зейн просто еще один атрибут пейзажа, будто диковинный цветок в васильковом поле, или еще одно облачко причудливой формы на голубом небе. В общем, красивый, но своей ипостаси совершенно бесполезный. Впрочем, Гарри и сам сейчас был не очень-то полезен. За все то время, что он шатался меж деревьев, он едва собрал две корзины, а солнце уже по-настоящему пекло, и делать хоть что-то было просто невыносимо. Если честно, он был готов прилечь рядом с Маликом плашмя, на чуть прохладную землю. — Надеюсь, ты так краснеешь от моего присутствия, а не от того, что тебя сейчас сморит солнечным ударом, — Гарри не совсем понимает, в какой момент у него из-под ног забирают корзину, а на его голову нахлобучивают его же шляпу, затягивая покрепче бантик из атласных лент под подбородком. Луи любуется своим творением, задумчиво улыбаясь. Мальчик с апельсинами и непослушными кудрями, а теперь еще и порозовевший от палящего солнца был таким очаровательным, что Луи не смог отказать себе в небольшой вольности. Он бросает беглый взгляд на все еще спящего Зейна, и катит в него еще один апельсин. Затем еще один, и потом еще. Тот ворочается, недовольно ворчит и вслепую отбрасывает апельсины обратно. Он, конечно, не попадает, но Гарри хихикает, и Луи снова довольно улыбается, невольно заглядевшись на чужие ямочки на щеках. — Кажется, я ошибся, — Произносит он, заправляя выбившиеся кудряшки Гарри тому за уши, — И хранитель солнца — это ты. А я Луи. Гарри уже и сам не уверен, краснеют ли его щеки из-за жары или из-за приятного внимания и невесомых касаний. — Ну все, я сваливаю, придурки — Шипит Зейн, поднимаясь с земли, — Раз вы тут так мило воркуете, потом запрёте калитку за меня. Он роется в карманах, и подкидывает ключи Гарри, даже не подходя к ним близко. Его волосы в катастрофическом беспорядке, в них застряли травинки и веточки, и темные глаза угрожающе сощурены. Зейн ненавидел, когда кто-то мешал ему дремать на работе. — А ты куда? — Гарри не отрывает взгляд от Луи, но задает вопрос ради приличия. — Навещу Лиама, я давно его не видел, — При упоминании Пейна выражение лица Зейна смягчается, и уголки его губ ползут на верх в расслабленной улыбке. Гарри уже давно заметил, как однозначно на парня влияет Лиам или хотя бы его упоминание. — Ага, как же, давно, — смешливо ворчит Луи. Они провожают взглядами удаляющегося Зейна и спешившего за ним псом, пока они не скрываются в высокой траве. Зейн насвистывает что-то совсем тихо и беззаботно, и вскоре его шаги стихают, и Гарри с Луи остаются один на один посреди поля, засаженного апельсиновыми деревьями. — Если ты уже закончил, то мы можем бросить дурацкие апельсины и пойти купаться, — Предложение от Луи звучит слишком заманчиво, и Гарри, слегка заторможенно, но кивает в ответ. Они бросают плетеную корзинку под деревом, одиноко валяться там до вечера или до лучших времен, пока кто-нибудь не вспомнит о ней. Гарри совершенно перестали волновать апельсины, джем из них, а еще шляпа, съезжающая на глаза и забившиеся в сандали травинки. Потому что прямо сейчас он удирал от Луи по полю к озеру, перепрыгивая небольшие неровности на своем пути. Он шуршал травой, его расстегнутую рубашку развивал ветер и он громко хохотал, когда оборачивался, чтобы проверить, как сильно Лу отстает от него. Гарри бежал, иногда спотыкаясь, ловил свежие потоки легкого ветра в лицо, и не мог поверить, что это лето действительно случилось в его жизни. Но одному он верил точно — Луи самый настоящий хранитель солнца. И было совершенно ясно, что, может и не для всех, но собственное солнце Гарри взошло сегодня, подкинув ему апельсиновые корки в корзину. We were together. I forget the rest.