Alles kaputt

22.10.2021 16:28 Центр психотерапии «Phönix», Берлин, Германия.       — Эстель, Вы слышали голоса сегодня? — спросил высокий статный мужчина лет сорока на вид.       Золотые пряди волос иногда падали на серые глаза, а он сдувал их, как белые зонтики с одуванчика. На пальце правой руки блестело золотое обручальное кольцо, а на глазах были очки в прямоугольной черной оправе.       Напротив него в черном кресле сидела высокая шатенка с бледной, как у истинного аристократа, кожей и холодными серыми глазами, слегка отдающими голубым. Эстель держала в руке японскую трубку кисеру, которую ей привез отец после визита в Киото в мае этого года. Она время от времени подносила ее к алым губам. Девушка была одета в черные туфли, голубые джинсы клеш от бедра, черный топ, а на коленях лежал темно-бежевый оверсайз блейзер.       — Да… — кивнула русская, выдыхая ароматный дым.       — Что именно это было?       — Во время последней пары по шведскому языку я слышала какой-то шепот.       — Этот шепот напоминал Вам что-нибудь?       — Голос моего покойного молодого человека, — ответила Эстель, отведя безжизненный взгляд в сторону панорамного окна.       — Вы все еще скучаете по нему?       — Угу…       — А какие у Вас с ним были отношения? Был ли абьюз с его стороны?       — У нас были очень теплые отношения. Не было никакого абьюза или чего-то подобного.       — То есть, это были здоровые отношения… — Альфред кивнул, делая заметку. — На что Вы были готовы ради него?       — Умереть, — ответила девушка, безэмоционально смотря на него.       — Вы были сильно к нему привязаны. И очень дорожили этими отношениями… Это объясняет, почему именно его голос Вы слышите. Вы вините себя в его смерти?       — Да… Он совершил суицид, а я… Меня не было рядом. Я была в другой стране.       — Угу… — Альфред сделал заметку и поднял взгляд на пациентку. — А что насчет сновидений? Кого Вы видите в них?       — Покойных мать и молодого человека.       — Они говорят Вам что-нибудь?       — Они зовут меня к себе…       Ее лицо побледнело, дрожащие пальцы были скреплены в замок, а из глаз начинали катиться слезы. Она поднесла к губам кисеру и затянулась.       — Напоследок я задам Вам немного жесткий вопрос… Вы пытались покончить с собой?       Сначала Эстель смотрела на него, широко раскрыв глаза и хлопая черными ресницами в недоумении.       «Если скажу правду, то меня упекут в психбольницу?» — пронеслась мысль в голове сероглазой. — «Неважно… Лучше скажу правду…»       — Д-да… Пыталась…       — Когда? И как это было?       — Это было 19 сентября. Мама умерла в том месяце. Мы тяжело переживали ее потерю. А я… В тот день я набрала холодную воду в ванну и вскрыла вены… У меня есть шрам на запястье.       — Эстель, послушайте… Вам не стоит ставить на себе крест из-за этих событий. Вам нужно понять, что это не конец. Найдите себе хобби, увлечения, которые помогут Вам чувствовать себя лучше. Старайтесь в погоне за выходом из этой ситуации не злоупотреблять алкоголем, никотином, самоповреждением, а тем более наркотиками.       — Я никогда не употребляла наркотики и даже в такой ситуации не планирую.       — И это замечательно! У вас есть кто-то, кто может быть рядом?       — Брат и друзья…       — Прекрасно. Они предлагают Вам свою помощь?       — Да.       — И Вы отвергаете ее?       Эстель потупила взгляд и тяжело вздохнула. В последний раз, когда Элай или Виктор предлагали ей психологическую помощь, она мало того, что накричала на них, так еще и покрыла трехэтажным матом.       — Иногда… — прошептала шатенка, постукивая ногтями по подлокотнику кресла.       — А зря. Порой друзья и семья — единственное верное лекарство. Старайтесь чаще проводить с ними время, гулять, посещать кинотеатры, парки аттракционов. И прошу Вас, не отвергайте помощь. Вы не в том положении.       — Ясно… Спасибо, Герр Форд.       — Всегда к Вашим услугам. Наша следующая встреча будет 25 октября. Это понедельник.       — Во сколько?       — Как и сегодня, в 15:30. До скорого.       — Спасибо, до скорого.       Девушка надела блейзер и вышла из кабинета. Она покинула здание и направилась в сторону пекарни с красноречивым названием «Seligkeit*». 16:50 Пекарня «Seligkeit», Берлин, Германия.       Сероглазая вошла в уютное одноэтажное здание. Внутри оно было выполнено в приятных коричневых, бежевых и ванильных тонах. Освещение в пекарне было теплым, а посетителей было немного.       Эстель подошла к витрине и начала бегать по ней глазами. Ее выбор пал на круассан. К ней подошла девушка среднего роста с зелеными глазами и бледно-персиковыми волосами. На ее лице была милая улыбка. На девушке были лавандовая рубашка, черная юбка, капроновые колготки в горошек и туфли, а поверх одежды был надет белый фартук с логотипом заведения.       — Привет, Эст! Ты определилась? — спросила англичанка, заходя за витрину со свежей выпечкой. Она встала возле кассового аппарата, готовясь принять заказ подруги.       — Да… Один круассан, пожалуйста.       — Может что-нибудь еще? — поинтересовалась Эль, доставая с витрины круассан, посыпанный миндалем и корицей.       — Чай с мелиссой.       — Ты всегда берешь только его. Я могу порекомендовать тебе горячий шоколад.       — Да нет, не нужно. Просто черный чай с мелиссой.       Англичанка пожала плечами и ушла на кухню. Вскоре она вернулась с подносом, на котором стояла голубая прозрачная чашка с чаем на таком же голубом прозрачном блюдце. Рядом она положила круассан и протянула деревянный поднос русской.       — Приятного аппетита, Эсти. Я заканчиваю через 25 минут.       — Тогда я подожду.       Эстель взяла поднос и поставила его на столик возле окна. Она села на дубовый стул с обитыми тканью ванильного цвета с вышивкой сиденьем и спинкой. Русская достала свою тетрадь с конспектами по французскому языку из сумки и начала листать их, иногда внося в них исправления.       Спустя минут 20 кто-то сел за этот же столик рядом с ней. Это была высокая брюнетка с красивыми синими глазами, родинкой под левым глазом, вишневой помадой на губах и обаятельной улыбкой. Ей было примерно 35 лет, но выглядела она на 27. Женщина аккуратно расправила платье кофейного цвета и улыбнулась русской.       — Bonjour, Estelle, — проговорила женщина.       — Bonjour, Madame Annette. Рада видеть Вас.       — Учишься даже в свободное время? Похвально.       — Стараюсь улучшить знание языка. — девушка сделала глоток чая и слегка пожала плечами.       — Мадам Аннет? Что Вы тут делаете? — спросила Эль. На ней уже не было этого фартука, она аккуратно накидывала на шею черный шарф.       — Здравствуй, Эль. Вот, решила зайти.       Аннет была француженкой, а лет восемь назад переехала в Германию. Сейчас она преподает французский язык в Берлинском университете. Эстель хорошо знала ее, так как Аннет была хорошей подругой ее матери, шведской модели Софии Бергквист. Но более она ничего о ней не знала.       — Вы хотели что-то заказать? — поинтересовалась англичанка, с интересом смотря на преподавателя.       — А ты уже закончила?       — Да, уже 2 минуты как. Но пришел другой парень. Он из Испании, очень милый и быстро готовит кофе. Он студент нашего университета.       — Спасибо, Эль. Закажу у него.       — Мы пойдем, если Вы не против. — Эстель положила тетрадь обратно в сумку.       — Конечно. И не забывай, в следующую пятницу будет тест.       — Да, хорошо. À bientôt.       — Au revoir.       Русская и англичанка вышли из пекарни. Они отправились в сторону ее апартаментов.       Осень в Германии по-настоящему живописна. Листва, по цвету похожая на спелую морковь, срывалась с раскидистых веток кленов и падала на землю. Машины проезжали мимо и оставляли после себя волны из пожухлых листьев, валяющихся тут и там.       Видя автомобили, Эстель вспоминала о суициде матери. София на полной скорости въехала в дерево и разбилась. Обильное кровотечение, открытые переломы, местами даже рваные раны, быстрая смерть, похороны… Ее хоронили в закрытом гробу. Кто знал, что такую прекрасную женщину ждет такой ужасный конец?       Что до Эль, так она бросала в сторону подруги частые, но короткие взгляды. В последнее время англичанка часто ловила себя на мысли, что ей нравится видеть рядом лицо Эстель. А когда они пересекались в университете между парами, Эст заходила в пекарню, где подрабатывала Эль в те дни, когда пар был мало, как сегодня, она испытывала радость и стремилась провести рядом с ней как можно больше времени.       Ей нравились не только парни. Это она поняла еще в 16 лет, когда ее угораздило влюбиться в своего репетитора по игре на гитаре. Она была вольной и оптимистичной девушкой, любила яркий макияж, одежду, цветные линзы и крашеные волосы. Но ее сбила машина в центре Лиссабона.       Вдруг, в еще секунду назад голубом небе, сгустились тучи, сверкнули молнии, раздался гром, и вот, уже шел ливень. К счастью, они успели добраться до жилого комплекса до того, как окончательно промокли. 17:46 Жилой комплекс «Morgenlicht», Берлин, Германия. Апартаменты Эстель Романовой.       Они вошли в новое шестиэтажное застекленное здание и на лифте добрались до шестого этажа, где располагались апартаменты Эстель, по соседству с ней апартаменты их общей подруги, Мари, и апартаменты брата шатенки, Виктора, где он живет вместе со своим другом, Ниллом.       Девушки вошли в квартиру под номером 24. Аккуратные белые стены, светлый ламинат, мраморная плитка, большая кухня, ванная, кабинет, две спальни, одна из которых больше, а другая меньше. Все выполнено в скандинавском стиле, как любит Эст. Ей это напоминает о тех беззаботных летних днях, проведенных в Швеции, на Родине ее матери, пока та была жива.       — Ты останешься на ночь у меня? — спросила Эстель, выходя из ванной комнаты. На ней было мятное худи, белые джоггеры, а волосы завернуты в белое полотенце.       — Да… — протянула Эль, смотря в панорамные окна.       — Какой фильм посмотрим? — сероглазая равнодушно щелкала по кнопкам пульта.       — На твой вкус. Я смотрю все.       — В таком случае… Вашему вниманию, миледи. «Любовь и голуби». Классика советского кинематографа.       — Я слышала однажды про этот фильм. Точно! Мари мне рассказывала! Сказала, что ей очень понравилось. Может ее тоже позовем?       — Не получится. Она уехала на выходные к своей тете. — Эстель уже была на кухне. — Я приготовлю какао.       Вскоре русская вернулась с деревянным подносом. На нем стояли две кружки с какао. И снова этот аромат корицы…       Эстель всегда нравилось это. Мама часто готовила ей какао с маршмеллоу и корицей. А после они могли часами разговаривать обо всем на свете. Как жаль, что эти времена прошли… Апартаменты Виктора Романова и Нилла Нельсона.       Тем временем Виктор сидел на балконе квартиры и разговаривал с Ниллом. Нидерландец умудрился простыть, поэтому целый день провел в квартире один, пока Виктор, как и остальные, был на парах. Десятью минутами ранее.       Русоволосый с порога налетел на русского с объятьями.       — Ik heb op je gewacht! — сказал парень, взъерошив другу волосы.       — А надо было лучше за собой следить. Говорил же, не кури ночью на балконе. Так ты еще и в дождь туда пошел.       — Да ладно тебе!       — М… Чем пахнет? — спросил у друга Виктор, снимая с себя укороченное тонкое пальто бобрового цвета.       — Я приготовил яблочный пирог минут 15 назад. Он еще теплый. Пойдем, попьем чай с пирогом.       Двое пошли на кухню. Они сели за стол. Нилл налил в две кружки чай, а Виктор поставил на стол тарелку с яблочным пирогом. Глядя на ночной Берлин через панорамные окна, Вик с особым удовольствием сделал глоток вина и прикрыл глаза, а губы растянулись в довольной улыбке.       — Рассказывай, — сказал Виктор, потянувшись за пирогом.       — Что рассказывать? — удивился зеленоглазый.              — Как поживаешь?       — А… В целом, нормально.       Виктор в ответ промолчал, смотря на город, освещенный ночными огнями. Жизнь здесь кипела даже в такое время. А строгий и бледный дневной город, можно сказать, переворачивался с ног на голову от ночного веселья.       — А что насчет тебя? — спросил у него нидерландец.       — Мама умерла больше месяца назад. Я уже более-менее пришел в норму. И отец тоже. Но Эс… Я боюсь, что она может навредить себе, если ты понимаешь, о чем я.       — Понимаю… Но я надеюсь, что она со всем справится. Мне Эстель всегда казалась очень сильным человеком.       — Это маска. А внутри она все еще слабый ребенок.       — Жестоко… — слегка нахмурившись, протянул Нилл.       — Зато правда. Она режется чуть ли не каждый день с тех пор. Говорит, что все хорошо и больше так не будет, а потом все это начинается опять. Я уже немного устал от того, что за нее все время приходится беспокоиться. Понимаешь?       — Вик, но она твоя сестра. Хочешь ты того или нет, но тебе придется беспокоиться за нее.       Шатен ничего не ответил. Он и дальше продолжил смотрел на ночной Берлин.       — Кстати, как тебе пирог? — поинтересовался Нилл.       — Очень вкусный. Готовить будешь ты, — ответил Виктор и поспешил скрыться.       — Эй! — кричал ему вслед парень, параллельно смеясь.       — А что ты хотел? Я готовить не умею!       — Но Виктор!       — Ничего не знаю, я хочу спать! — донесся голос русского из его комнаты, после чего он разразился смехом. 23:32 Жилой комплекс Morgenlicht, Берлин, Германия.       Эдгар стоял на балконе квартиры, оперевшись об ограждение руками. Он молча курил, наблюдая за звездами в небе. В голове прокручивалась последняя ссора с отцом.       «— …Я сделаю так, что ты вообще не улетишь из этой страны!       — Как?! Застрелишь меня?!       — Если тебе так хочется, то я с превеликим удовольствием исполню твое желание!»       По щекам снова бегут слёзы, руки предательски дрожат, сигарета чуть ли не выпадает из тонких пальцев. Он сталкивается с внутренним отвращением. Ведь он парень, он не должен плакать. Так ему говорил отец…       «Может, потушить её о запястье?» — подумал Эд, смотря на сигарету.       Недолго думая, он поднёс её к запястью. Неприятно зажгло, а после он невольно отдёрнул руку.       — Будет шрам… — протянул Эдгар, рассматривая ожог, — было бы лучше, если бы отец тогда меня пристрелил…       Мимо проходил Фред. Он уходил на кухню за водой. От услышанного немец выронил стакан, который с грохотом упал на ламинат, но на удивление не разбился.       — Что ты творишь?! И почему ты тут? Уже холодно! — испуганно сказал Фред, подбежав к бельгийцу. — Что это такое?! — он заметил на запястье ожог.       — Я… Я могу всё объяснить…       — Эд, я слышал, что ты сказал! Что у тебя с отцом?       Бельгиец отвёл взгляд в сторону и устало вздохнул, взъерошив волосы.       — Il est un connard… — нахмурился Эд, не осмеливаясь посмотреть на друга.       — Что? Придурок? Почему?       — Ты уже знаешь, что мне нравятся не только девушки.       — Ну? Ваш конфликт завязан на твоей ориентации?       — Угу… Мама и брат на это реагируют нормально. Но отец… С тех пор, как ему это стало известно, мы каждый день ссоримся. А в день, когда я улетел, наша ссора завершилась тем, что он грозился застрелить меня.       — Was zum Teufel?! И с этим человеком дружит мой отец?! Я немедленно еду к нему! Он должен об этом знать, Эд!       — Нет! Пожалуйста… Не нужно. Ладно? — умоляюще глядя на него и взяв его за руку, проговорил Эдгар. — Мой отец в таком случае точно не оставит от меня и мокрого места. Так что, пожалуйста…       Фред смягчился, видя то, какими же слабым, привлекательно слабым, казался в этот момент его друг. Словно провинившийся щенок.       — Ладно.       Немец подошёл к другу чуть ближе и крепко обнял его. Внутри Эдгар всё ещё был ребёнком. Запуганным и травмированным ребёнком, который всего лишь хотел, чтобы все были счастливы. А как итог, пострадал сам. Фреду хотелось, чтобы хотя бы рядом с ним этот человек, скрывавший правду, почувствовал себя в безопасности.       — Эд, покажи руку, пожалуйста, — тихо произнес немец.       Бельгиец беспрекословно задрал рукав мятного худи и показал другу руку. На ней был круглый ожог небольшого радиуса.       — Сильно болит? — поинтересовался у него Фред.       — Угу…       — Идем, я обработаю ожог.