Недостойна

Среди всех знакомых мне девушек Луна Лавгуд меньше всех была достойна любви Гарри Поттера. Вы можете сказать мне, что внутри меня клокочет зависть и женская ненависть к более удачливой сопернице… Что ж, скрывать не буду, так оно и есть. Но некоторые вещи даже я могу оценивать объективно. Бледная моль, она не отличалась ни красотой, ни обаянием. Черты лица, положим, ни у меня, ни у нее, особым аристократизмом не отличались, но моя смешливость, лукавый взгляд, теплота карих глаз, завораживающее золото волос — мне было что показать мальчишкам, и я умела этим пользоваться. Луна же… Выцветшие глаза навыкате, взгляд дохлой рыбы, рассеянность — да, как мне казалось, она вообще не подозревала, что мальчики от девочек чем-то отличаются. Навешивала на себя весь мусор, который только могла подобрать, пялилась в пространство и временами выдавала такой дикий бред, что уши в трубочку сворачивались. Как, как, скажите мне, Гарри вообще мог на нее клюнуть?! Как он повелся на нее? Почему сначала она легко вошла в круг его близких друзей, затем стала незаменимой и единственной? Я нравилась Гарри. Я не могла не замечать очевидного: едва он увидел меня с Дином, как лицо его исказилось от удивления и ревности. Он думал, что я всегда буду принадлежать лишь ему, думал, всегда стану вздыхать лишь о нем. О да, этот взгляд ущемленного собственника я была способна различить даже спиной. Мои лопатки горели — такими сильными оказались его чувства. Когда все изменилось? Он ходил с ней на вечеринку к Слизнорту, но сам он пошел туда по делу, а Луну позвал с собой лишь как друга — о, он сразу расставил для нее все точки над «и», и я испытывала мрачное торжество, наблюдая за тем, как дрогнул ее взгляд. Я знала, что она любила его едва ли не с первой встречи в поезде, и мне нравилось наблюдать за тем, как походя он делает ей больно. Можете осуждать меня, но было время, когда точно так же Гарри Поттер делал больно и мне, так что я считала это воздаянием. Много всего случилось. Квиддич, и тот самый поцелуй, и руки Гарри на моей талии, и долгие прогулки по берегу озера, и безграничное счастье — я верила, что лишь для нас двоих, отныне и во веки веков. Смерть Дамблдора и глупое расставание, свадьба Флер и снова поцелуй, и бесконечная вера, и тягостное ожидание, и тьма вокруг, и вера в то, что рано или поздно мой герой придет, чтобы всех нас спасти. И меня в первую очередь. Я не знаю, как так получилось. Я уверена, что Гарри верил в то, что расставанием сможет уберечь меня от беды. И в Норе он в самом деле с трудом оторвался от моих губ, и в его взгляде было лишь обещание. Когда все изменилось? Он оставлял меня в Выручай-комнате, и это все еще был мой Гарри. Он вел дуэль с Волдемортом, и продолжал быть моим любимым. А потом все закончилось. Волдеморт пал, и какой-то миг в зале стояла оглушительная тишина. А потом мир взорвался криками, стонами, плачем, аплодисментами. Я рванулась к Гарри, и мои ладони на его плечах встретились с ладонями Луны Лавгуд. А еще через миг человеческая волна оттеснила меня от Гарри, и я ничего не могла поделать. К нему подходили люди, говорили о своем горе, благодарили за спасение, жали ему руки, трясли его за плечи, передавали последние новости, спрашивали, что будет дальше. И, к своему отчаянию, я видела, как сквозь этот водоворот упорно продвигается Луна. Ее мантия растрепалась, ее несколько раз больно ударили в бок и толкнули, но она упрямо пробиралась к Гарри. К моему Гарри. Я делала то же самое, но я не успевала, катастрофически не успевала. Совершенно измученный, выжатый как лимон, Гарри оказался на скамье рядом с Луной. — На твоем месте я бы мечтала сейчас о тишине и покое, — заметила она. — Я и мечтаю, — ответил Гарри. — Я их отвлеку, — сказала Луна. — А ты надевай свою мантию. — И не успел он и слова сказать, она уже кричала, показывая в окно: — Ой, смотрите, морщерогий кизляк! Все сидевшие поблизости оглянулись, а Гарри набросил мантию-невидимку и поднялся со скамьи. Суета постепенно утихла. Я должна была пойти к матери и братьям, попытаться успокоить их, поддержать. Но мой мир, и так превратившийся в жалкие обломки, вот-вот готовился обрушиться окончательно. А потому я пошла за Луной Лавгуд, стараясь двигаться так, чтобы она меня не заметила. Мы пришли в гостиную Гриффиндора, где в круглой башенке, за дверью с серебристой цифрой семь стояла застеленная кровать с бархатным балдахином, прождавшая Гарри целый год. Мой парень уже скинул с себя грязную одежду и забрался под одеяло. Луна же Лавгуд спокойно уселась в изголовье и поправляла Гарри подушку. В какой-то миг он сжался в клубок, а Луна нежно улыбнулась и ласково погладила его по голове. — Плачь, Гарри, — тихо сказала она. — Это ничего не изменит, но ты это заслужил. Гарри скулил, как раненый зверь, тыкался носом в ладошку Луны, и плечи его дрожали. Он выглядел жалким в тот момент, но Лавгуд продолжала смотреть на него с искренней любовью. А когда он затих, все так же нежно сказала: — Ты справился, Гарри, ты молодец. А теперь спи. Не бойся, я буду стеречь твои сны. Моя соседка, мой товарищ и моя подруга пела колыбельную моему парню, и уже в тот момент я понимала, что все кончено. Я не была на их свадьбе, и вы не можете осуждать меня за это. Я до сих пор уверена, что среди всех моих знакомых девушек Луна Лавгуд меньше всего была достойна любви Гарри, но именно она смогла дать ему то, что не дала я и что не дал бы никто другой. Кажется, Луна Лавгуд понимала Гарри. Какая жалость.