Beautiful Blues

It's a heartache, Nothing but a heartache Hits you when it's too late, Hits you when you're down It's a fools' game... Bonnie Tyler - It's a heartache

- Я больше не люблю тебя. Ей пришлось прищуриться, потому что ярко светило солнце, и несколько лучей, прорвавшись сквозь крыши Хогсмида, слепили глаза. Ученики медленно готовились возвращаться обратно, пусть на их лицах и читалось явное нежелание, ведь сегодня был последний день перед экзаменационной неделей, и было бы безумием не хотеть растянуть его как можно дольше. Они толпились на окраине деревни, и она смотрела на то, как они сбиваются в кучу, словно овцы, смутно понимая, что вообще-то, сейчас должна находиться как раз среди них. Однако ей не удалось встать со скамейки, на которой они расположились, потому что… не получилось. Ее парень только что сообщил ей, что больше не любит ее. - Да? Она перевела пустой взгляд от толпы и повернулась к нему, разглядывая четко очерченные на фоне неба аристократический профиль. Он взглянул на нее краем глаза и слегка покачал головой. - Мне правда жаль. - Погоди, - произнесла она. – Ты бросаешь меня? - Мне жаль, - повторил он. О, Господи. Потом она рассмеялась. Потому что до этого момента, он никогда и ни перед кем не извинялся, и это было так странно, что ему пришлось порвать с ней, чтобы суметь просто извиниться. На долю мгновения она задумалась над этим, а еще один смешок сорвался с ее губ, и лишь после этого замолчала. В ситуации не было ничего смешного. На самом деле, описать то, что сейчас произошло, можно было каким угодно прилагательным, но только не «забавно». - Ты расстаешься со мной, - повторила она. Группа студентов стала удаляться. Их силуэты исчезали за поворотом, и ее будет ждать выволочка, если она сейчас же не поспешит за ними следом, но... черт побери! Сумбур в ее голове напоминал какой-то странный фильм, словно только что завершилась какая-то четырехчасовая картина, в которой она совершенно ничего не поняла. Она хотела подняться, но пустота, разверзшаяся внутри была настолько всепоглощающей, что не давала ей и возможности пошевелиться. - Я знаю, что поступил подло, - пожал он плечами. – Сейчас самое не подходящее время. Ты должна быть счастливой. Просто… я просто не могу так продолжать дальше. - Почему? Это был такой простой вопрос, но чтобы ответить на него ему потребовалось тридцать секунд. К ее собственному стыду, она правда посчитала их. - Не знаю. Думаю, такое иногда просто… случается. Она почувствовала резкий порыв наорать на него, сказать, что подобная фигня ни капельки не кажется логичной и не способна убедить ее. Но она была слишком рациональной, чтобы поддаться этому порыву, потому что в его словах была истина – такое иногда случается. Люди постоянно влюбляются и расходятся, как восход и закат, как приливы и отливы, только не синхронно. Потому что он уже разлюбил ее… а она все равно продолжала любить его. Она все равно любила его. - Ясно, - сумела выдавить она, проводя рукой по рыжим волосам, чтобы придать себе беспечный вид. – Ладно. - Но мы ведь останемся друзьями, да? – спросил он настойчиво, словно пытался убедить ее, что все будет хорошо. Однако это не сработало. Вместо того, чтобы успокоиться, она нахмурилась. - Не думаю, что захочу видеть тебя в ближайшем будущем. А затем, ее воля наконец-то восторжествовала над законами физики, и она сумела встать на ноги. Он расстался с ней, как какой-то феерический мудак, и она не собиралась быть той наивной идиоткой, которая разрыдается перед ним, пусть слезы и жгли глаза. Так что она собрала все, что осталось от гордости, задавила готовые сорваться вопросы, взглянула еще раз на его ослепительно-прекрасное лицо и скрестила руки (потому что только так могла почувствовать себя защищенной и в безопасности, а именно такую трактовку этого жеста давала статья в Ведьмополитен). - Мне правда жаль, - сказал он, и она даже на мгновение удивилась, куда же делась его привычная чуть протяжная манера говорить. - Мне тоже. А после этого развернулась и ушла. И только поняв, что он больше не может ее видеть, она побежала, прижав ладони к глазам.

***

Первое, что она сделала, вернувшись в факультетскую спальню, - это убрала фотографию с прикроватной тумбочки и запрятала ее поглубже в один из ящиков. Это был самый обычный снимок на полароид, сделанный Альбусом, когда он тестировал только что приобретенную маггловскую фотокамеру. На ней она скорчила глупую рожицу, а Скорпиус закатил глаза, но в уголках его рта таилась улыбка, и именно за нее она так любила этот снимок. Потому что он всегда был до невозможности невозмутимым, пусть ей и удавалось заставить его улыбаться. За одно это она была достойна награды. К сожалению, этот снимок был сделан еще несколько месяцев назад. И вряд ли в ближайшие пару месяцев она захочет еще хоть раз взглянуть на него, зная, что отныне не она будет причиной его улыбки. Вторым было письмо, которое еще нужно отыскать среди стопки других писем, которое он прислал ей год назад, признаваясь в чувствах через целое множество крохотных скрытых намеков. Письмо, которое она всегда прижимала близко к сердцу, а теперь мечтала разорвать на мелкие клочки (потому что, черт возьми, где же его любовь теперь?). И когда она все же нашла его под стопкой писем от родителей, она не смогла не развернуть его. Прислонившись к спинке кровати, пробежала взглядом по строчкам, которые знала наизусть, а затем медленно и неумолимо порвала его на части, клочок за клочком. И когда оно превратилось уже не в вязь букв, а всего лишь в море конфетти, ее руки, ковер, потолок и шкаф начали расплываться. Потому что, к большому огорчению, третье, что она хотела сделать в этот момент, - вот так некрасиво разреветься. Она плакала, потому что он осыпал ее подарками. Она плакала, потому что он целовал ее так, как мог только он. Она плакала, потому что он заставлял ее сердце таять каждый раз, как обнимал ее, помогал донести ее книги, улыбался, тянул слова, делал что угодно. Она плакала, потому что он любил ее. Она плакала, потому что он больше никогда не почувствует такую же боль из-за нее. И когда дошло до этого, она плакала, потому что каждый раз, когда она была с ним, она чувствовала себя забавно, словно улыбка навсегда поселилась в ее сердце, словно она даже не могла объяснить причину, почему же ей было так хорошо, и это было так удивительно и так нормально… и ей иногда приходилось остановиться, чтобы отдышаться, когда она смотрела на него, у нее перехватывало дыхание и приходилось сглатывать, прежде чем заговорить с ним, и… да какое теперь все это имело значение? Это было несправедливо. Он разлюбил ее, а она – нет. Это было так чертовски несправедливо. И это же было причиной того, что слезы так и не переставали катиться по щекам.

***

- Глазам своим не верю! Эмбер Блэйн взглянула на ее, возмущенно нахмурившись, и взмахнула Ведьмополитеном прямо перед ее лицом. - Что случилось? - Малфой уже развлекается с другой. Она знала, что это было плохая идея. Знала, что ей станет только больнее, но сверхъестественная сила все равно заставила ее протянуть руку и забрать журнал у Эмбер. - Господи… - пробормотала она, и замолчала. Потому что она смотрела на движущееся изображение своего бывшего парня, обнимающего какую-то девушку, лица которой она не могла разобрать, и внезапно ей перехотелось разговаривать. - Как эгоистично! - Бывает, - произнесла она, пытаясь добавить что-нибудь остроумное, но ничего не вышло, - так. Она откинула журнал в сторону, словно он был заразным. И это было последним. Так прошли недели – недели экзаменов – которые она жила по инерции. Когда ее друзья рассказывали анекдот, она смеялась, а когда ей надо было написать эссе по трансфигурации или зельях, или о чем-то еще, она писала его. Она не позволила себе стать безучастной ко всему и старалась сделать все, чтобы сохранить видимость нормальной жизни. Она не пыталась написать ему, потому что обнаружила, что гораздо легче притвориться, что его вообще никогда не существовало (хотя он все еще жил в ее мыслях, ее снах, в каждом ее утре и каждом вечере). Все это было с ней, это и ее гордость. Гордость – единственное, что осталось у нее, когда речь заходила о Скорпиусе, и она не собиралась выпрашивать милостыню. Она позволила себе рассмотреть этот вариант со всех сторон, но он оказался настолько смехотворно-нелепым, что их разрыв мог быть только разрывом, он не собирался менять свое решение. Друзья хотели помочь ей, видя ее состояние, но для нее было яснее ясного, что это решение он не изменит уже никогда. Она не могла изменить то, что было неотвратимо. Ни сейчас и, вероятно, никогда. И ей осталось только смириться, что она и сделала. А еще ей остались ее слезы.

***

На выпускном она обнаружила, что вся ее семья сидит в одном месте, привлекая к себе кучу внимания. Она с энтузиазмом помахала им, но затем замерла, когда заметила рядом с ними его. С ее места плохо было видно, но не узнать черты его лица – было выше ее сил, тем более, что он был настолько заметным, что ошибиться она просто не могла. Ей стало дурно от осознания того, что он здесь, и невольно возник вопрос – он пришел ради нее? К ней? Эта мысль крутилась в ее голове всю церемонию. Она изящно улыбнулась, изящно приняла свой диплом и так же величаво спустилась по лестнице. Окончательный удар был нанесен гораздо позже, когда он подошел к ней. Она разговаривала с Эмбер, когда он коснулся ее плеча, извиняющая улыбка застыла на его губах. - Лили, я могу с тобой поговорить? Эмбер поняла намек и ушла, хотя без многозначительного взгляда не обошлось. - Да, - кивнула она, и ее сердце забилось чаще. - Это просто… - начал он, но замолчал. И тогда она все поняла. Потому что на долю секунду, взглянув за его плечо, она обнаружила там свою кузину, которая с беспокойством взирала на них. Вот, когда ее настиг последний, финальный удар, от которого только сильнее затошнило и ужасно закружилась голова, – она узнала девушку с колдографии. Лили закрыла глаза. - Ясно, - прошептала она. Скорпиус Малфой разлюбил ее. Потому что он влюбился в Розу Уизли. И ясно, что теперь даже гордость не могла спасти ее, спазм прошил все ее нутро, и Лили вывернуло прямо на его идеальные кожаные туфли.