Два выдоха

Юра ковырял пяткой песок и с раздражением оглядывал постепенно заполняющийся пляж. В восемь — к началу его смены — мало кто выгребал купаться. Самый пик обычно приходился на одиннадцать, когда заканчивались завтраки в ближайших отелях. А заодно и вахта на спасательной вышке белокожего Юры, обгоревшего уже по второму разу. Вышкой, конечно, эти три ступеньки под красным зонтиком называли слишком гордо, но Челестино сказал «тауэр», а Юра находился не в том настроении, чтобы обсуждать корректность определений. Фельцман вообще велел ему молчать и выполнять указания тренера, а тренер здесь он. Иначе на Мире вместо Юры поплывёт какой-нибудь прыткий юниор, и тогда всё, прощай Олимпиада. Нахуй с пляжа, как говорится. Наспорился он уже на эту ссылку, спасибо большое. Тогда, на майском взвешивании, Фельцман распсиховался: Юра потерял ещё кило девятьсот из и так критично низких пятидесяти пяти. — Плисецкий, я запретил тебе подходить к бассейну чаще, чем раз в день! И всего на два часа! — орал он и потрясал перед лицом бумажками от медика. — У тебя физическое истощение, а ты плаваешь тут до обмороков. Гидрик свой к херам даже не вздумай больше надевать! Чтобы я видел, что ты теряешь массу глазами, а не на весах. Или будешь взвешиваться у меня в кабинете перед каждым заплывом. — Я же не боксёр, чтобы бояться просрать весовую категорию, — буркнул Юра, ковыряя молнию на чёрном костюме, скрывающем его тугие сухие мышцы. Не выглядел он дохлым и не чувствовал себя так. Просто когда ты на мировом уровне плаваешь полторы тысячи метров, жира на теле не могло нарасти в принципе. А медик сборной России — ёбаный паникёр. Но это ему, видимо, по должности положено за них всех бояться. И если с эмоциональным истощением Юра бы ещё со скрипом согласился, то с физическим — вот уж нихуя. Он полторашку два раза подряд мог проплыть на время олимпийского рекорда Никифорова трёхлетней давности. А уж за одиночный заплыв отрабатывал дистанцию как боженька. — Ты не боксёр, — согласился Фельцман, как-то разочарованно вздохнув, будто Юра не тренил целыми днями, а бухал и зависал по саунам с чужими мужьями. — Ты просто загонишь себя в этот хлорированный гроб в восемнадцать лет, а на Олимпиаде вместо тебя на верхней тумбе будет стоять не забывающий жрать и спать Кацуки. — Может мне ещё и петь хуйню начать, как Леруа? — зло прошипел Юра, зачесав назад упавшие на глаза мокрые патлы. — Или танцы в микротрусах в инстаграм выкладывать, как Джакометти, а, дядь Яш? — Идею с трусами поддерживаю, — окончательно успокоившись, сказал тот. — Пока обратно не нажрёшь зимний вес, будешь плавать в них. А вместо пения у меня есть мыслишка поинтереснее. Юра втянул голову в плечи, готовясь к самому худшему. Таким ровным тоном Фельцман не мог сообщить ничего хорошего. — Нянчиться мне с тобой некогда, деда дёргать не буду, он человек пожилой, от одних твоих диагнозов на «Корвалоле» разорится. В общем… Друг у меня есть — бывший тренер итальянцев. Сейчас он выкупил прибрежную полосу в каком-то курортном городке Болгарии, продаёт права на посещение ближайшим отелям и обеспечивает там чистоту, красоту и безопасность. Ему каждый год нужны квалифицированные спасатели, уж от чемпиона мира он не откажется, а матчасть по первой помощи освежишь по пути или на курсы сходишь. Будешь лечить свою тупую башку морем, солнцем и персиками, а чтобы не торчать в бассейне целый день — поработаешь спасателем. И вот теперь задача Юры заключалась в присмотре за плавающими пенсионерами, удирающей от мамаш малышнёй без панамок и безбашенными студентами, пытающимися пить пиво, фотографироваться и дрейфовать в волнах на надувных фламинго и единорогах. Хотя молодёжь чаще всего выползала ближе к обеду, когда место спасателя занимала не боящаяся палящего солнца, но любившая поспать Сара. Самый трэш — тепловые удары, обмороки, «помогите, меня сейчас вырвет, и я утону» — всегда выпадал на её смену. Юре доставались ежеутренние «здрасти» от болгарских отдыхающих, «физкульт-привет» от бодрых русскоговорящих мужиков и умилённые улыбки от компании немецких бабулек, называющих его между собой «эн блёндэ фешлосинэ кнабэ». С блондинкой Юра смирился, а вот на «замкнутого мальчика» всегда закатывал глаза. Да, не завёл он тут дружбу ни с кем из ребят-спасателей, зато, вон, здоровался каждый день с тихим парнем-азиатом, уходящим с пляжа как раз к восьми. Фельцман назвал бы это максимальным уровнем социализации Юры Плисецкого. И даже, возможно, гордился бы — с людьми общается, вишь! Юра, почесывающий то обгоревшее пузо, то шелушащийся вздёрнутый нос, то облизывающий обветренные солёные губы, то безуспешно пытающийся спрятать выгоревшие добела волосы под леопардовую кепку, каждый день по пути к вышке встречал парня с раскосыми глазами и по-модному стриженным затылком. Тот едва заметно вежливо кивал на Юрин интерес. И Юра, старающийся откровенно не облизывать взглядом его невысокую фигуру с красивым рельефом на смуглой коже, кивал в ответ, а потом досадливо морщился, потому что всегда выглядел до тошноты нелепо. Не правы Фельцман и медик сборной, запрещая плавать больше нескольких часов в день. Ведь когда Юра выматывался в сопли, сил оценивающе пялиться на парней у него не оставалось. Болгария — это вам не гейропа, хоть и активно пыталась протиснуться в Евросоюз. Но пока он позорился без последствий. Вчера, например, Юра проспал, но до смены два свои часа в бассейне отработал до последней секунды — не бросать же полторашку на середине. Поэтому на нормальный завтрак времени не осталось. Но Фельцман под угрозой снятия с соревнований обязал его жрать по будильнику, Юра и жрал. Иногда, вот, на ходу. Навстречу как обычно шёл тот самый азиат в чёрных гидролосинах с идеально лежащими влажными волосами — даже пижон Леруа с точно такой же стрижкой не выглядел после воды так охуенно. А у вязнувшего в песке Юры плечи алели свежими ожогами в тон форменных шорт, белобрысые недосушенные патлы по лицу разметало ветром, изо рта торчал овсяноблин, из рук — аптечка, полотенце и спасательный круг. На такого убогонького вряд ли бы поднялась рука даже у ярого гомофоба, не то что у с виду адекватного человека. Ну не может мокрая — в прямом и переносном смысле — Юрина мечта оказаться полнейшим долбоёбом. Сегодня, к слову, парня он не встретил и, хоть и не опозорился в очередной раз, раздражённо дулся непонятно на кого. Обычно такое взвинченное состояние гасила вода, но после того, как всю сознательную жизнь он плавал в чаше хлорированного бассейна, соль открытой воды не давала нужного успокоения. Да и не разрешалось спасателю купаться в свое удовольствие во время смены. Особенно при жёлтом флаге, предупреждающем об опасности неспокойного моря. Юра злобно зыркал на покачивающиеся в пенных барашках головы и сердито показывал руками крест надувающим круги людишкам. Лови их потом на этих розовых фламинго на границе с Турцией. Но сильные волны сдерживали от заплывов за буйки всех, кроме одного уникума, стремящегося вдоль берега уверенным кролем. Откуда он вообще взялся? Юра вскочил на верхнюю ступеньку, прикладывая к глазам бинокль, и яростно засвистел. Сначала он выучил слова «стоп» и «назад» английской морзянкой, чтобы доходчивее объяснять, чего хочет от нарушителей правил безопасности. Но потом понял, что на этом пляже вряд ли найдутся связисты или моряки, а вот один русский дебил в наличии, к сожалению, имелся. Поэтому обычно он просто и без изысков демонстрировал свистку большой объём лёгких и махал руками. Вместо того, чтобы перестать нервировать спасателя и шустро вернуться с глубины, темноволосая макушка замерла на пару секунду и ушла под воду. — Твою мать, блядь, — прорычал Юра, отшвыривая бинокль и бросаясь в море со всех ног. — Утони мне ещё, сволочь тупая! Выловлю и утоплю сам. Шумящие волны били в лицо, длинные волосы лезли в рот на каждом вдохе, соль разъедала незащищённые очками глаза, мышцы жгло от предельной нагрузки. Юра грёб кролем, не чувствуя ничего из этого. Полторы тысячи метров требовали колоссальной выносливости, но не обязывали к быстрому старту. Поэтому сейчас он бы не отказался быть чемпионом мира по скоростной пятидесятке, а не марафонскому заплыву. До места, где предположительно ушёл под воду человек, Юра уже добрался и в растерянности нырял в глубину, пытаясь разглядеть хоть что-то. «Течение!» — мелькнула в голове отчаянная мысль, и он сделал несколько десятков гребков правее. Там, над самой поверхностью действительно дрейфовало тело. Обхватив поперёк живота, Юра перевернул его лицом вверх и чуть не заорал от того, что узнал парня своей мечты. Поднырнув сбоку, он уложил его спиной себе на плечо и, зажав нос, сделал несколько выдохов в посиневшие губы. — Давай! — отчаянно прорычал Юра, ритмично прижимая его грудь кулаками к себе в имитации массажа сердца. Затем ещё раз извернулся для двух выдохов. Со стороны это наверняка казалось похожим на игры влюблённых, то распластывающихся на спине в жарких объятиях, то снова сливающихся в страстном поцелуе. Да, не так он себе представлял, как обнимет и попробует на вкус губы этого парня. До слёз хотелось орать и материться, но Юра проводил реанимационные мероприятия прямо на воде, как учили на курсах, и старался не скатиться в панику. — Выживешь, сука, — шептал он, не переставая считать нажатия, — я тебя на свидание приглашу, даже если ты мне в морду не постесняешься дать. Два выдоха. Массаж сердца. — Можешь в любом случае дать за то, как я тебя бесцеремонно трахал глазами, только дыши! Два выдоха. — Я вряд ли прекрасный принц, чтобы ты от моих поцелуев проснулся, но блядь, как же я сейчас хочу верить в сказки! Два выдоха. Грудная клетка под Юриными ладонями дрогнула, тело сотряслось от мучительного кашля. — Ш-ш-ш, тихо, тихо, красавчик, теперь тебе придётся идти со мной на свидание, вот там и проявишь свою прыть, ха-ха, — от облегчения затараторил Юра на русском и постарался прижимать его к себе мягко, но уверенно, чтобы парень, испугавшись, не похерил пойманный на волнах баланс и не потянул их обоих на дно. Хрен его знает, на каком языке тот говорил, но Юра на всякий случай продублировал просьбу на английском и ломанном немецком, убрав, правда, реплику про красавчика, свидания и прыть. А потом вспомнил и сказал «всё хорошо» на японском. Ржачное слово «дайзёбу» всегда ассоциировалось у него с «дай в жопу». А когда Никифоров говорил это своему обожаемому Кацуки, ржачнее становилось вдвойне. Сейчас Юра сказал эту псевдодвусмысленную фразу парню, который ему безумно нравился, и которого он только что спас. Смеяться не хотелось от слова совсем. Тело в его руках ощутимо расслабилось — избавив лёгкие от воды, парень распластался по Юре морской звездой, чем сильно упростил задачу держаться на плаву. Юру резко накрыло морским запахом йода и шумом приближающегося гидроцикла, будто вместе с напряжением кризисной ситуации, он сбросил с себя непроницаемое одеяло. — Юрка, держись, — крикнул в громкоговоритель Гошка — спасатель со следующей вышки. Тревожную кнопку на своей Юра, похоже, нажал в последний момент в каком-то бреду. Боже, ему не верилось, что через минуту это всё закончится. Вместе с Гошкой они погрузили парня на надувной спасательный плот, привязанный к гидроциклу. Юра сел рядом, придерживая одной рукой фиксирующие ремни, а другой — неожиданно для себя — сжимая немного потеплевшую смуглую ладонь. — Как тебя зовут? — спросил Юра на английском, перекрикивая шум мотора. — Я Отабек, — по-русски ответил тот охрипшим после кашля голосом. — Но могу откликаться на красавчика, если тебе так больше нравится. — Шутишь, значит, живой, — буркнул он, отворачивая от внимательных раскосых глаз пылающую рожу. Кепка потерялась ещё на берегу, а длинную мокрую чёлку, за которой Юра так любил прятаться, от скорости ветра немилосердно зачёсывало на затылок. — Живой я, потому что ты за меня дышал несколько минут, — совершенно серьёзно сказал Отабек, поглаживая большим пальцем запястье Юры. — Там, в воде, я был не в себе, нёс хуйню, не воспринимай всерьёз. И не надо вот этого всего из благодарности. Ты сейчас тоже в шоке. Он отдёрнул ладонь и с горечью потёр то место, где его так нежно касался Отабек. — Юра, — укоризненно сказал тот. Юра открыл рот, чтобы спросить, откуда Отабек его знает, но Гошка уже добрался до берега, и к плоту высыпала ожидающая бригада медиков. Отабеку оперативно накинули на лицо кислородную маску и шустро уволокли на песок. Там они облепили его со всех сторон и продолжили проверять жизненные показатели. Один из фельдшеров помог выбраться Юре, чувствующему себя брошенным в раковину гидриком — мокрым и отработавшим своё. — Всё окей? — спросил медик, протягивая полотенце и бутылку воды. — Требуется помощь? Успокоительное? — Всё охуенно, — выдохнул Юра, закутываясь. Отпустите его в бассейн, он посидит в спокойной воде, подышит хлоркой и будет как новенький. Бригада скорой помощи закончила проверку и, перетащив Отабека на носилки, быстро унесла с пляжа. Юра надеялся, что с ним всё будет хорошо, и судя по внятной речи, осмысленному взгляду и тому, что Отабек запомнил Юрины слова сразу после того, как пришёл в себя, мозг от гипоксии не пострадал. Пострадала только Юрина гордость, но он сможет с этим жить. Он медленно дошагал до своего поста и плюхнулся под зонтик, тяжело вздохнув. Ужасно хотелось закрыть глаза и не видеть вот этого всего. К счастью, произошедший инцидент напугал отдыхающих, и до конца его смены ни один человек не зашёл в море дальше, чем по пояс. Юра сидел на своей вышке, как печальная принцесса в башне, и тоскливо смотрел в волнующуюся даль. *** К вечеру весь интернет пестрел видосами, как Юра несётся в море, чуть не теряя красные труселя. «Наши герои. Юрий Плисецкий — действующий чемпион мира в плавании на полторы тысячи метров в бассейне сегодня спас жизнь казахстанскому спортсмену Отабеку Алтыну — действующему чемпиону мира и бронзовому призёру Олимпийских игр 2016 в плавании на 10 км на открытой воде», — гласил заголовок присланной Фельцманом статьи в популярном российском издании. «Шустрые пидорасы», — написал в ответ Юра и отшвырнул телефон, не став читать. Зато ему, наконец, стало понятно, откуда Отабек мог его знать и что делал в воде. Фанатично плавал свою десятку, готовясь к любым природным условиям. И это Юра как раз понимал, принимал и уважал, не догонял он, что случилось и с хера ли такой профи стал тонуть. Сначала у него мелькнула дебильная, но отчасти приятная мысль, что так Отабек привлекал его внимание. Но потом вспомнил бледные до синевы губы, надсадный кашель, а ещё покрасневшие белки раскосых глаз, и отмёл предположение. Это выглядело чересчур даже для безбашенного Юры. Скорее всего случился сосудистый спазм, выключивший сознание. При нагрузках на пределе такое, к сожалению, происходило довольно часто. Редко же бывало так, что Юра западал на коллег по цеху. И ещё реже, что кто-то из них западал в ответ. — У тебя такой взгляд, даже подходить страшно, — как-то сказал ему Никифоров, перебрав на банкете после очередного международного чемпионата. — И характерец адский, врагу такого друга не пожелаешь. — И правильно, не надо со мной дружить, пусть боятся, — ответил тогда Юра, гордо вскинув подбородок. А теперь понимал, что Отабек видел его раньше на каких-то соревнованиях. Вероятно, даже не одних. Про его ссору с Кацуки столетней давности не написал только ленивый. Да и вообще все в спортивной тусовке знали, что юное русское дарование не любило людей. Люди чаще всего отвечали ему взаимностью. Несмотря на то, что Отабек, видимо, был толерантным и би-любопытным как минимум, Юра не видел перспектив. Если у белобрысого курносого спасателя ещё оставался шанс, то у пловца Плисецкого он равнялся нулю. С этими невесёлыми мыслями он сидел на кровати арендованной при отеле студии и ковырял облезающую на плече кожу. Не лечила его нихуя эта поездка. Кому хорошо от набранных обратно килограммов, если в голове бардак? Плавал бы сейчас в Питере в родном СКА и не пиздострадал по всяким казахстанским спортсменам. Плюнув на запрет, Юра натянул гидрик и пошагал в бассейн. *** Пустынная после захода солнца площадка с бассейном освещалась мягким жёлтым светом. В дальнем углу, на шезлонге сидела невысокая фигура и медленно водила голой стопой по казавшейся тёмно-зелёной воде. — Как ты меня нашёл? — спросил Юра, кидая полотенце на соседний лежак. — Это единственный пятидесятиметровый бассейн в округе, — пожал плечами Отабек, подняв на Юру спокойные карие глаза. — Знал, что после стресса ты придёшь поплавать. Ну, я бы сделал так. — Но вместо этого сидишь здесь, а не на море. — Ты важнее, чем море, — просто сказал Отабек, вставая. Оказалось, они были практически одного роста. — Сейчас я не в шоке. Не в состоянии аффекта. И не в чем-то ещё — только в шортах и футболке. Мне даже дали справку, что я здоров и вменяем. — И? — выдохнул Юра, сжимая в кулаки повлажневшие ладони. — И хоть я понятия не имею, как проявляют прыть на свиданиях, очень хочу тебя пригласить. Думал об этом всю неделю, на самом деле. Но повода не находил. А потом чуть не сдох у Юры на руках — повод так повод! Юра зажмурился, сделал выдох, как перед прыжком в воду, и шагнул к Отабеку. Тот выдохнул тоже, и поцеловал Юру уже по-настоящему.