останься со мной на всю ночь.

Самый страшный кошмар Наташи, как ни странно — её прошлое. Не убийства, нет. Красная комната. В тринадцать лет кошмары снились ей каждую ночь. Она просыпалась в полной темноте, оглядывала комнату, и видела девочек, таких же как она сама. Большинство из них спали беспокойно, но никто, кроме неё, не просыпался от звуков детских криков в голове. Через десять лет кошмары стали реже, три-четыре раза в неделю. Иногда реже, иногда чаще. Зачастую Наташа просыпалась от одного и того же — душераздирающих воплей маленьких девочек, которых забрали из их семей, похитили или отобрали, чтобы сделать оружием. К тридцати годам кошмары сводятся к одному в неделю. А после произошедшего на базе Гидры всё начинается по новой. Каждый день. Снова и снова, один и тот же кошмар, из которого она не может выбраться, хотя казалось бы Красной комнаты больше нет. Редко, максимум пару раз в месяц, ей снится она сама. Глаза, наполненные тьмой, безжалостно смотрящие на смерть самых близких ей людей. Да она сама их и убила. Этот кошмар даже страшнее криков. В тот же год Романовой удаётся самой справиться с ужасными снами, она снова может (бес)спокойно спать. Спустя ещё годы мстительница уже думает, что они никогда не вернутся, ведь в её жизни все начинает налаживаться: Красная комната окончательно уничтожена; она освободила из тюрьмы лучшего друга, любимую и остальных ребят из команды Кэпа. Она вновь обрела свою семью в лице Елены, Мелины и даже Алексея. И живёт вместе с Вандой в Норвегии в небольшом домике. Она убеждена, что кошмары не вернутся. Пока резко не просыпается посреди ночи от тех самых криков. Девушка чувствует учащённое сердцебиение, перед глазами всё плывет, а в ушах всё ещё слышатся отголоски девчачьих голосов, умоляющих о помощи. По её лбу стекает пот, ноги запутались в одеяле и от этого становится ещё хуже. Где-то рядом она чувствует, что Ванда тоже проснулась. — Наташа? Что случилось? — та звучит обеспокоенно, и Романовой становится стыдно, что она разбудила свою девушку. Пальцы Ванды касаются её плеча, и только сейчас Нат понимает как сильно она трясётся. Ведьма обхватывает руками лицо любимой, и бегающие глаза шпионки обращаются на неё. — Смотри на меня, — голос Максимофф, на удивление, строгий, и когда глаза Наташи продолжают бегать по всей комнате, она вновь поворачивает ее голову к себе. — Нат, посмотри на меня. На сей раз Романова повинуется, и от любящего взгляда серо-зелёных глаз ей становится немного легче. Ведьма прижимает шпионку к себе, обнимая обеими руками, поглаживает по спине и повторяет: — Дыши со мной, Наташа, дыши. Вдох, выдох. Вдох, выдох. Романова прислушивается к дыханию любимой и старается дышать вместе с ней, трясущимися руками обнимая в ответ. Через некоторое время бешенный стук сердца в ушах отступает, но Ванда продолжает обнимать Наташу, пока та окончательно не успокоится. Девушка отстраняется лишь, когда чувствует, что руки на её спине перестают трястись, и пальцами осторожно вытирает мокрые дорожки со щек другой девушки. Агентесса даже не заметила, что плакала. — Давай ложиться спать. Романова может лишь кивнуть и попросить, чтобы Ванда снова обняла её. — Мне принести воды? — Нет! — вероятно слишком резко отвечает Нат, а после очень тихо шепчет, — никуда не уходи, пожалуйста. Ванда остается. И ей кажется, что в этой просьбе гороздо большее, чем желание, чтобы она обнимала Наташу всю ночь. — Я никуда не уйду, обещаю, — тоже шепчет она, целуя любимую в плечо, а затем утыкаясь носом в основание шеи. Оставшаяся ночь проходит без кошмаров. Следующей ночью всё повторяется, но стакан воды уже стоит на прикроватной тумбочке. И ещё несколько ночей подряд. — Ты их освободила, ты им помогла, помни это, — шепчет Максимофф в одну из ночей. Наташа безвучно повторяет за ней, что она освободила всех Чёрных Вдов. Ванда обнимает Наташу каждую ночь, и кошмары уходят. Навсегда.