Посвящая сердце

— Ханджи? Из-под двери выбивался свет, так что Леви ничуть не сомневался, что застанет ее сидящей за кипой документов. — Да, входи, — Ханджи подняла на него усталый взгляд, сняла очки и осторожно потерла переносицу, стараясь не сбить черную наглазную повязку, придержала ее пальцами. Пустое, подумалось Леви. Каких только ран он не видел. Но не сказал ничего, лишь прошел в кабинет и сел напротив, осмотрев разбросанные по столу папки и сшивки. — Занятное чтиво? — Невероятно, — фыркнула Ханджи и вернула очки на место. На левой линзе красовался жирный отпечаток пальца. — На сотой странице вот этого вот, — она указала острым подбородком на какой-то толстый том, — я потеряла суть повествования. Думаю, придется отложить на утро. Она встала, прошла от стола до открытого в морозную ночь окна непривычно тяжелым шагом. — Не знаю, как Эрвин мог пережевать все это дерьмо, — пробормотала она. — Я не гожусь для этой работы. Может, тебя запрячь? — Ханджи обернулась. Губы ее были растянуты в подобие улыбки. — Ты был ближе всех. Может, знаешь какой-нибудь секрет? — Нет, не знаю, — покачал головой Леви. — А еще могу ненароком послать нахер какого-нибудь напыщенного аристократишку, испортив тебе всю дипломатию. Если кто-нибудь начнет нести ерунду, меня будет удержать труднее, чем подопытного титана. Ханджи натянуто рассмеялась. Она присела на растрескавшийся деревянный подоконник, сложив на груди руки. — Да, с титанами было проще, — кивнула она. — Но теперь это уже не важно. Все, над чем мы бились, я и мои ребята, было, оказывается, давно расписано в старом дневнике, найденном в одном приснопамятном подвале. А теперь… теперь титаны уже будто бы вообще никого не интересуют. Скоро придется воевать с людьми. А это, чему бы нас там раньше не учили, совсем другое. Леви вздохнул. Увы. Она была права. Сопляк Арлерт, убив человека, едва не сошел с ума. Он сам, Леви, был, конечно, покрепче, но сколько в армии таких, как он, прошедших безжалостную школу уличных драк? Остатки ударных корпусов составляют вчерашние мальчишки и девчонки, приученные ненавидеть возникающих из ниоткуда чудовищ, так похожих на людей, но все-таки — чудовищ. Что они сделают, когда придется стрелять в таких же, как они сами? — Ты правда не хочешь принять командование? — тихо спросила Ханджи. — Хотя бы… хотя бы в память о нем. Леви горько усмехнулся и снова покачал головой. — Именно в память о нем я этого делать не буду. Не раскисай, четырехглазая. Прорвешься. Если тебя за двадцать лет в разведке титаны не сожрали, то и эти не справятся. Ханджи неуверенно пожала плечами и отвернулась к открытому окну. За ним в темном зимнем небе морозно подмигивали звезды. — Как ты думаешь… — осторожно начала она. — Впрочем, забудь. Чушь это все. — Что ты там придумала, четырехглазая? Говори уж. — Я… Да бред. Ладно… — она вздохнула и неуверенно продолжила. — Как думаешь, эти истории о том, что ушедшие смотрят на нас, оставшихся, откуда-то сверху и оценивают, что мы делаем — правда? — Никто оттуда еще не вернулся, уж тебе ли этого не знать, чтобы подтвердить или опровергнуть эту теорию, — отмахнулся Леви. — Но было бы забавно. Кенни-Жнец, сидя на облачке, с умилением смотрит на то, как поживает его мелкий пиздюк. Или там, Сонни и Бин глядят на тебя своими тупыми титаньими глазами и скучают. По гвоздям, веревкам и раскаленной кочерге в глотке. Ты бы это хотела узнать? Ханджи неопределенно пожала плечами и ничего не ответила. Конечно, не это. И совсем не про тех. Но ни она, ни Леви не желали произносить по-настоящему важных имен. И поддаваться слабости тоже больше не хотелось. Потому что… а вдруг они действительно смотрят?