До луны и обратно

      8 декабря 2005 года       Вот уже больше получаса она стояла рядом со своим котлом и смотрела на то, как её зелье пузырится, периодически меня цвет. Заколов золотистые волосы палочкой, она порой сдувала с лица непослушные пряди, полностью погружаясь в процесс. И ничего больше не имело значения. Ни Малфой, что вот уже несколько минут напряженно прожигал её глазами, лишь изредка переводя взгляд на других учеников, ни перешептывания её собственных однокурсников, ни Селеста, которая частенько бормотала что-то себе под нос. Потому что на этот раз её зелье должно быть идеальным. Потому что она не позволит профессору вновь унизить её перед её друзьями за слишком тусклый цвет её варева.       Она чувствовала, как его глаза прожигают дыру в её спине, ощущала покалывания на коже от такого пристального внимания, и совершенно не понимала, почему Малфой вдруг решил так нагло нарушить собственные правила. Любой человек, у которого были глаза, мог заметить то, как увлеченно профессор наблюдал за одной из своих учениц, но, кажется, ему было совершенно все равно.       Беспечный идиот.       Гермиона раздраженно закатила глаза, и, к счастью, с этого ракурса Малфой не мог разглядеть выражение её лица. Захотелось провалиться под землю, забраться под стол, выкрасть у будущего Гарри его мантию-невидимку, только чтобы скрыться от мужчины, что будто назло мешал ей сконцентрироваться на своей задаче.       Если зелье выйдет чуть менее идеальным, это будет целиком и полностью вина белобрысого профессора, и она не побоится высказать ему все прямо перед парой десятков учеников. Плевать на последствия.       За несколько минут до звонка мужчина, наконец, поднялся со своего места, вальяжно поправляя мантию на своих плечах, и неспешно прошелся по рядам, пристально рассматривая котлы своих учеников. Несколько человек еще корпели над своими заданиями, лишь мельком поглядывая на профессора и выхватывая драгоценные мгновения, чтобы вовремя закончить зелье.       — Профессор Малфой, — вдруг пролепетала одна из слизеринок, невинно хлопая своими большими зелеными глазами.       Гриффиндорка даже не повела бровью, увлеченно помешивая зелье.       Профессор подошел ближе к девушке, что заправила рыжую прядку за ухо и расплылась в кокетливой улыбке.       — Мисс Хэдли, — коротко произнес он с непроницаемым выражением лица. Наверное, он прекрасно понимал, зачем та студентка позвала его, но все равно решил потешить свое самолюбие, увидев новую жертву, на которой можно было испробовать несколько саркастических комментариев.       — Не могли бы вы взглянуть на моё зелье, — судя по презрению на лице Малфоя, его совершенно не впечатляли щенячьи глазки, которые ему строила отчаявшаяся слизеринка. Она повела рукой, указывая на свой котел, в котором плескалась жидкость насыщенного синего цвета. Гермиона усмехнулась, взглянув на собственное темно-зеленое варево. Что ж, кажется сейчас кому-то будет очень несладко.       Слизеринка засуетилась, кладя ладонь на нужную страницу учебника.       — Я добавила три хвоста саламандры вместо двух, — девушка вновь заправила прядку волос за ухо, делая это уже на автомате, не замечая, как этот жест уже становится нервной привычкой. — Я знаю, вы сказали, что нужно использовать только пару, но в книге было написано, что при добавлении еще одного хвоста, эффект от зелья усилится.       Профессор нахмурился. Было видно, как он напрягся, слушая девушку, что никак не могла отвести от него глаз. Гермиона искоса поглядывала на мужчину и его ученицу, и кажется, могла видеть, как медленно закипает кровь в его жилах.       — Да, это так, — процедил он, прожигая слизеринку взглядом. Студентка нервно сглотнула. — Но только если под «усилением эффекта» вы имеете в виду «вызов остановки сердца», мисс Хэдли. Такое количество хвостов не убьет разве что только великана. И вы бы это знали, если бы не витали в облаках на моих уроках… — оскалился профессор, вздернув нос. — Или если бы у вас было чуть больше одной работающей клетки мозга.       Девушка жалобно взглянула на профессора, все еще невинно хлопая глазками, и схватила свой учебник, крепко прижимая его к груди.       — Вы правы, профессор, — она яростно закивала головой. — Это было очень глупо с моей стороны. Я совсем потеряла голову.       Кажется, слизеринку не смущало совершенно ничего. Возможно, она даже не понимала, что сейчас выставляла себя полной идиоткой перед всем классом. Возможно, грозный взгляд Малфоя и правда настолько вскружил ей голову, что она не могла разглядеть ничего помимо его «прекрасных» глаз. Она ведь училась у Малфоя не один год и прекрасно знала, что мужчина искренне ненавидел глупых людей. Так для чего был весь этот спектакль? Мужчина явно не был впечатлен — лишь радзражен и рассержен.       В каком-то роде Гермионе было даже жалко отчаянную слизеринку.       Но Мерлин… Как же это было забавно!       — Спасибо за то, что указали мне на мои ошибки, — с легкой улыбкой пробормотала Хэдли. Гордик, она и правда не слышала ни слова из того, что он говорил. Просто поддакивала и улыбалась, как последняя идиотка, не переставая разглядывать стоящего поблизости профессора. — Я буду стараться. Честно.       — Это просто невозможно… — тихо рыкнул он себе под нос, а затем вскинул точеную бровь, изображая на лице свой лучший оскал, тем самым становясь как две капли воды похожим на знаменитого Люциуса Малфоя. — Если вы неспособны следовать простым указаниям, то вам не место в моем классе, мисс Хэдли.       Он сверкнул глазами, а затем развернулся, собираясь убраться подальше от вздыхающей студентки. В последний момент повернул голову в сторону и ядовито добавил:       — И лесть не поможет вам сдать экзамены. В отличие от учебника, который вы так усердно игнорируете…       Гермиона усмехнулась и покачала головой, откладывая в сторону свою стеклянную ложку. Было по меньшей мере комично наблюдать за тщетными попытками девушки соблазнить своего профессора. Должно быть, она была либо чересчур смелой, либо ужасно глупой, если думала, что Малфой поведется на всю эту чушь. Захотелось звонко рассмеяться, подразнить профессора, запечатлеть этот момент на колдографии, чтобы до конца жизни припоминать мужчине данный диалог. И её контроль держался на тоненькой ниточке, которая угрожала предательски порваться в любой удобный момент.       Лицо Малфоя просто надо было видеть. Это было нечто между гневом и раздражением с примесью неловкости, которую заметила только Гермиона. Казалось, за все это время она стала экспертом по разгадыванию эмоций мужчины. Она была той, кто, кажется, знал его лучше всех, пускай Малфой и держал в тайне большую часть себя настоящего.       Мерлин, эти девчонки действительно отчаянно желали заполучить его внимание. Любыми способами. Даже несмотря на все истории о Малфое, что ходили по замку, тенью преследуя мужчину повсюду. Они готовы были унижаться на его уроках, надеясь, что кокетливые улыбки и щенячьи глазки могли завоевать сердце ледяного профессора. Они верили в истории о запретной любви, что застилали глаза и затуманивали разум, или, может, просто надеялись, что таким образом они смогут повысить свою оценку по Зельям. В любом случае, Гермиона, кажется, никогда не видела ничего более неловкого. Даже попытки Гарри завоевать внимание Чжоу на пятом курсе не шли ни в какое сравнение с этим до ужаса несуразным флиртом.       Слизеринка неловко прикусила губу и опустила глаза, делая вид, что была чрезвычайно увлечена содержимым учебника. На лице Гермионы застыла коварная ухмылка, пока девушка взглядом провожала своего профессора. Малфой же всем своим видом показывал, что произошедшее никак на него не повлияло, и расправив плечи, вальяжно поплелся дальше по рядам. Угрюмое выражение на его лице почему-то невероятно забавляло Гермиону. Именно поэтому, как только профессор подошел к столу гриффиндорки и увидел её нахальную улыбку, он тут же яростно сверкнул глазами, как бы пытаясь одним взглядом погасить игривый огонек в её груди.       Малфой вздернул нос и скептически оглядел зелье, что бурлило в котле рядом с Гермионой.       Прямо сейчас девушке было абсолютно все равно на то, что он скажет. Ей было плевать на то, было ли её зелье идеальным, и бросит ли Малфой очередную колкость в её сторону, вновь принижая навыки Гермионы перед всем классом. Она лишь продолжала думать о влюбленном взгляде той слизеринки, что прямо сейчас едва ли не хихикала, прожигая взглядом спину профессора. И ничего больше не имело значения.       Малфой сухо протянул:       — Уже лучше, — и тут же отвел глаза, направляясь дальше.       Уже лучше. Гермиона едва ли не скривилась, мысленно передразнивая профессора.       Вряд ли он успел в полной мере оценить качество её зелья — Малфой не был настолько первоклассным зельеваром, чтобы иметь возможность одним взглядом распознавать его свойства. И было чувство, что ухмылка, которая красовалась на лице Гермионы, теперь была навсегда увековечена на её лице. Высечена из камня. Отлита из золота. Будто она просто забыла о существовании других эмоций.       Слава Мерлину, Селеста была слишком занята своими делами, или то самодовольство, что излучала гриффиндорка в этот самый момент, наверняка бы вызвало у неё слишком много вопросов.       По окончанию занятия студенты начали медленно покидать кабинет, то и дело переговариваясь между собой и обсуждая сваренное сегодня зелья. Никто даже не заметил, как Гермиона мастерски скрылась от своих друзей и задержалась в классе, делая вид, что копается в своей бездонной школьной сумке. Оглядываясь по сторонам, она подплыла к столу Малфоя и набросила на плечо кожаную лямку, с усмешкой уставившись на сидящего в кресле профессора.       Драко даже не взглянул на неё, продолжая просматривать свои свитки. И только напряженные плечи профессора выдавали то, что он был осведомлен о её присутствии.       — Это было… занимательно, — хитро протянула она.       — Что ты имеешь в виду? — лениво бросил он, делая вид, что ничего особенного не произошло. А произошло ли?       — Это, — девушка неопределенно повела рукой в воздухе и указала пальчиком на парту озабоченной слизеринки. — Она ведь флиртовала с тобой.       И зачем она решила поднять эту тему? Глупая.       Его лицо было каменным и пустым. Сосредоточенным. Несмотря на то, что они пережили вместе, он до сих пор упрямо выстраивал перед ней свои ледяные стены, не мог расслабиться и показать настоящего себя. Даже когда рядом больше не было никого. Даже когда ему не нужно было играть роль строгого профессора. И в какой-то мере это разочаровывало. Настолько, что хотелось просто взять ледокол и несколько раз отчаянно ударить по толстому слою льда, за которым едва ли можно было увидеть его бьющееся сердце. Настолько, что хотелось найти выключатель его безразличия и вырвать его к чертям со всеми оголенными проводами.       — Не неси чушь, Грейнджер, — фыркнул профессор и покачал головой.       — Не делай вид, что не заметил, — ухмыльнулась она, подходя чуть ближе. Еще чуть-чуть, и она бы уперлась руками о столешницу, наклоняясь прямо к его лицу, чтобы он мог поближе рассмотреть самодовольство и какое-то злорадство в её глазах. Так, чтобы ослепило.       Какое ей было дело до его личной жизни? Скандальные или нет — его отношения с другими девушками никак её не касались. Мерлин, и что на неё нашло?       В груди что-то забилось. Что-то непонятное и незнакомое, но невыносимо едкое, как кислота, что прожигала внутренности. Это нечто отдавалось горечью на языке и стало дымом, что наполнил легкие. С каждым новым словом оно становилось тяжелее, и почему-то показалось, что эмоции на её лице совершенно не совпадали с внутренними ощущениями. Будто Гермиона врала сама себе, притворялась, играла в невозмутимость, как профессиональная актриса, и никак не могла разгадать, что именно хотело сказать ей её сердце.       — Ты же прекрасно знаешь, что половина девушек в школе от тебя без ума, — подразнила она, прищуриваясь. — Молодой дерзкий профессор с загадочным прошлым… Я уж думала, что за все это время ты нашел себе какую-нибудь резвую слизеринку, которая не против порой оставаться на отработки, — она хмыкнула, наблюдая за тем, как мужчина раздраженно поджимает губы. — Многие наверняка купились на это твое амплуа.       Малфой отложил свиток в сторону и закатил глаза. Откинувшись на спинку стула, он сложил руки на груди и с вызовом взглянул на ученицу.       — Я бы никогда не стал встречаться со студенткой, — Малфой вскинул бровь. — Это аморально даже по моим меркам.       — По твоим меркам? А они у тебя есть? — фыркнула гриффиндорка, отчего профессор раздраженно стиснул зубы. — Знаешь, в прошлом по школе ходило довольно много слухов…       Конечно, пускай слухи и были, Малфой был далеко не главным ловеласом в школе. Этот титул долгие годы гордо занимал никто иной, как Блейз Забини. Поговаривали, что Малфой разбил пару тройку сердец, периодически уединяясь в темных нишах то со слизеринками, то с когтевранками. Слухи о том, что он бегал от серьёзных отношений, ограничиваясь лишь случайными связями стали медалью, что он носил на груди все старшие курсы. И никто не знал, была ли она настоящей или сделанной из самого дешёвого пластика. Однако главной героиней этой новеллы всегда была Пэнси Паркинсон, ведь сама Гермиона не раз ловила принца и принцессу Слизерина в коридорах после отбоя.       Гриффиндорка не удивилась бы, если бы Малфой действительно воспользовался своим положением и воплотил в жизнь парочку извращенных фантазий. Несмотря на образ жестокого каменного профессора, было в персоне Малфоя что-то загадочное и притягательное, и наверняка именно это привлекало многих глупышек с шестого и седьмого курсов. А то и девчонок помладше.       Приближаться к нему было особенным видом мазохизма. Как намеренно стоять на морозе без мантии и наблюдать, как неизбежно синеют пальцы. Как тянуть руку в огонь, не заботясь об ожогах. Потому что порой боль могла быть приятной. Потому что неизведанное было соблазнительнее спокойной размеренной жизни.       У всех этих девушек не было её воспоминаний. Они не знали, каким был Малфой на самом деле. Как он вел себя без статуса профессора. Кем он был до войны. В этом плане у Гермионы было огромное преимущество, ведь она могла сказать ему что угодно, не ожидая серьезных последствий. Она могла выводить его на эмоции, могла заставить его кипеть, могла хоть ненадолго заглянуть за кулисы во время его спектакля одного актера, и, возможно, даже остаться там до самого конца.       — Я не извращенец и не конченый идиот, что бы ты там обо мне не думала, — хмыкнул он.       — Как скажешь, Малфой, — её губы искривились в нахальной улыбке. — Мне просто кажется, что тебе нравится внимание. Ты же купаешься в лучах славы.       Профессор выдержал паузу. Оглядев девушку с ног до головы, он, кажется, задумался над тем, как выровнять счет и вновь сбить гриффиндорку с толку. В этой игре обязательно должен быть победитель. И Малфой не собирался отдавать первенство, решая снова надавить на больное, вернуть себе контроль и перевести тему так, чтобы щеки Гермионы неминуемо запылали огнем.       — Хочешь узнать, что мне нравится? Мне нравится ставить тебя на место, — ухмыльнулся он, кивая в сторону её котла. — Твое лицо так смешно краснеет, когда у тебя что-то не получается.       Это было так в его стиле — тыкать девушку носом в её неудачу. Пускай она делала все возможное, чтобы переиграть Малфоя, у неё совершенно не было шансов. Победить мужчину в его собственной игре было за гранью реальности, и профессор прекрасно это знал. Знал и давил. Искусно дергал за ниточки, заставляя кровь кипеть в жилах. Заставляя её тонуть и барахтаться в собственной ярости.       Улыбка сползла с её лица. Её заменил гнев, который был розой, что расцветала в лучах его провокаций. Как же просто было ей манипулировать! Просто смешно!       — Мне плевать, что ты Мастер зелий, Малфой. И мне тем более плевать на то, что ты мой профессор, — сощурилась она. — Я всегда обходила тебя по оценкам. Я всегда была лучше, и даже время этого не изменит.       Выпрямившись, она вскинула бровь.       — Ты меня не переиграешь. Неважно, сколько раз ты будешь издеваться надо мной на уроках, — её слова не были ядовитыми. Они уж точно не ранили мужчину в самое сердце и не оставляли шрамов на его самолюбии. Но они признаком упорства. Выдержки и непреклонности. Они были вызовом, и, кажется, Малфою даже нравилась эта борьба. — Я знаю, что мои зелья идеальны, и тебе меня не переубедить.       — Это мы еще посмотрим, — хмыкнул он. Его гадкая улыбка была ножом, приставленным к сердцу, и Гермиона готова была добровольно напороться на его лезвие, только бы стереть эту ухмылку с его лица. — Как видишь, за этим столом сижу я, а не ты. У меня есть преимущество в семь лет. И пока ты моя ученица, у меня всегда будет власть над тобой. Я могу говорить и делать все, что захочу.       Гермиона фыркнула.       — Тщеславие — это твой самый большой недостаток. Он же тебя и погубит, — она ухмыльнулась, пожимая плечами. — Ну или это сделаю я. Однажды.       — Однажды, — тихо отозвался он, не убирая с лица наглой улыбки.       Довольно хмыкнув, Гермиона вытащила палочку из своего импровизированного пучка, позволив золотым волосам волной упасть на спину и плечи. Не сказав больше ни слова, она свернула глазами, развернулась и исчезла за дверью кабинета.       Возможно, Малфой смотрел ей вслед. Возможно, он еще долго думал о её словах, что повисли в воздухе вместе с запахом её цветочного парфюма.       Возможно.       Ей редко удавалось угадать, о чем именно думал мужчина. В конце концов, она не владела Легилименцией. Но его взгляд говорил о многом — он был приоткрытой дверью в его внутренний мир. И Гермионе не нужен был омут памяти, чтобы узнать, насколько сильно она овладела его разумом. Её образ был выжжен на его сознании.       А он стал перманентным саднящим клеймом на её груди.

***

      Вот уже несколько часов Гермиона сидела в библиотеке, уткнувшись носом в одну из книг. Перед ней на столе лежало еще несколько фолиантов, которые девушка просмотрела в первую очередь, но ни в одном из них она не нашла абсолютно ничего полезного. На удивление, в каждой из книг были лишь отрывки и крохотные заметки о маховике времени — жалкие крупицы, которые никак не складывались в одно целое.       Это было абсурдно. Настолько мощный и опасный артефакт, который мог менять ход истории, в большинстве случаев описывался лишь в паре строк. Исследователи и историки будто игнорировали его существование. Они либо считали маховик настолько опасным оружием, что просто не хотели рассказывать о нем будущим поколениям, либо совершенно не брали его в расчет, думая, что он безобиден. Может, проблема и вовсе была в самой библиотеке?       Гермиона лениво листала страницы, пропуская абзацы, полные воды.       Было уже поздно. Библиотека закрывалась меньше, чем через час, и именно поэтому все столы в округе пустовали. Где-то в другом конце зала еще горела парочка свеч, что указывала на присутствие в библиотеке еще как минимум одного упертого студента.       Пламя свечи танцевало, плавя сероватый воск, и он стекал по медному канделябру, капая прямо на стол в десятке сантиметров от лежащей на нем книги. Гермиона вздохнула. Кусочек за кусочком она собрала всю существующую информацию про маховики, но все равно не приблизилась к разгадке собственной тайны.       Сейчас перед ней лежала тоненькая потрепанная книга, которую гриффиндорка откопала на самой нижней полке одного из стеллажей. Кожаная обложка была протертой, несколько листов были порваны, где-то красовались странные жирные пятна, а сам текст, был мелким и бледным, точно книге явно была уже не одна сотня лет. Аккуратно перелистывая страницы, девушка вчитывалась в строчки, которые могла уже цитировать наизусть.       Она лениво пробежалась взглядом по очередному абзацу, который до этого встречался ей еще как минимум в трех фолиантах и двух тонких дневниках:       «Принцип, известный как Закон Крокера, ограничивает все разрешенные законом маховики времени путешествием максимум на пять часов в прошлое, а любое более продолжительное время будет создавать волновые эффекты, которые могут навредить либо путешественнику во времени, либо самому времени».       Как занимательно…       Что ж, никто не упоминал того, какие последствия могут ждать человека, что отправился в будущее. Гермиона провела здесь уже чуть больше двух недель, и её все еще не расщепило на атомы. По Лондону не ходили динозавры, и люди не умели стрелять лазерами из глаз. Что ж, уже что-то. Может, она еще не успела окончательно испортить ленту времени…       Эх, если бы существовала книга под названием «Темные ритуалы с маховиками времени» … Жизнь бы стала намного проще.       Прямо сейчас у них была всего пара зацепок: потрепанный листок с рисунком камня неизвестного происхождения и флакон с мелкой сероватой стружкой. Улики были найдены только вчера, и Малфой явно еще не закончил свой анализ, но почему-то Гермиона была уверена, что эта странная пыль не была железной. За последнее время девушка успела прочитать довольно много книг по алхимии. В большинстве своем алхимики работали лишь с драгоценными металлами. И пускай она знала об этих загадочных колдунах не так уж много, девушка очень сомневалась, что Бротосу вдруг приспичило покрыть весь свой стол железной пылью просто ради смеха.       Может, это было…       Внезапно Гермиона нахмурилась. Её взгляд зацепился за одну строчку из книги, что была написана в самом низу мелким причудливым шрифтом:       «Самые первые маховики были сделаны из меди, но позже знаменитый исследователь Уильям Брумфилд выявил, что металл, которым был покрыт маховик, напрямую влиял на качество и продолжительность перемещений во времени. Медные маховики не давали абсолютно никаких гарантий и были крайне нестабильны — с ними волшебников могло выбросить в любой период времени независимо от того, сколько раз было повернуто внутреннее кольцо. Современные маховики же имеют золотое напыление…»       Гриффиндорка едва ли не подпрыгнула на месте, понимая, что прежде не видела подобных сведений ни в одной из прочтенных книг. Сон как рукой сняло. Девушка встрепенулась и сосредоточенно уставилась в книгу, жадно хватая каждую каплю информации и вчитываясь в каждое новое слово.       «Многие исследователи пытались заменить золото другими драгоценными металлами, но, к сожалению, все подобные опыты заканчивались неудачей. В последнее время велись разговоры о том, чтобы использовать вместо золота серебро, но до сих пор ни один волшебник так и не рискнул испробовать этот метод. Зельевар Брайан Сазерленд утверждает, что подобный прототип никогда не сработает, ведь золото слишком сильно отличается от серебра по своим магическим свойствам. А кардинальные изменения в самой структуре маховика могут привести к изменениям принципа работы артефакта».       Гермиона, кажется, задержала дыхание. Больше в этой книге не было ничего, но все же, после длительных поисков, которые ни к чему не привели, даже такие крупицы были настоящим сокровищем.       Положив ладонь на чуть пожелтевшую страницу книги, девушка нахмурилась и отвела взгляд, медленно погружаясь в некий транс.       Серебро…       Что если пыль на рабочем столе Бротоса была… серебряной….       Гермиона не помнила, как именно выглядел маховик, который перенес её сюда. Она видела его один единственный раз, даже держала в руках, но в темноте было практически невозможно рассмотреть, как именно выглядел этот артефакт. Он вполне мог быть серебряным, и это бы очень многое объяснило. В свете люмоса — и особенно во время кровавой драки — любой металл выглядел бы одинаково.       Ну конечно! Если маховик был покрыт серебром, логично, что он сработал совершенно не так, как должен был.       Осталось только дождаться результатов теста Малфоя.       Мерлин, она готова была поспорить, что уже знает вердикт.       И если её гипотеза верна…       Что ж, это однозначно был прогресс.       Гермиона уже планировала вернуться к чтению, когда поблизости послышались тяжелые шаги. Девушка вскинула голову, уже готовясь увидеть перед собой мадам Пинс, которая пришла сообщить о закрытии библиотеки, но вместо этого заметила лишь улыбчивую физиономию своего однокурсника. Шоколадные глаза гриффиндорца смотрели на неё с интересом и озорством, и эту наглую улыбку можно было и правда узнать из тысячи.       Никто иной, как Колсон Трэверс выглянул из-за угла, прислонившись бедрами к столу, и разглядывал стопку книг, что сейчас лежала перед Гермионой.       — Колсон! — воскликнула она, в миг забывая о своем чтиве. — Что ты здесь делаешь?       Парень был последним, кого гриффиндорка ожидала увидеть в библиотеке в это время. Какое-то время она думала, что он вообще не знал дорогу до этого места. С тех пор, как Гермиона попала в будущее, она ни разу не видела его в этой части замка, и зная его репутацию, предполагала, что ему незачем было здесь находиться. Увидеть в его руках книгу она могла только на уроках, и обычно они просто без дела лежали перед ним на столе.       Неужели именно он был последним студентом в библиотеке помимо неё? Неужели именно за его столом горели последние свечи?       Так много вопросов, и так мало ответов.       — Привет, милашка, — лукаво ухмыльнулся он. — Разве библиотека — не публичное место?       — Ну да, — хмыкнула девушка. — Для тех, кто пришел сюда учиться. Без обид, Колсон, но ты не самый прилежный ученик, которого я знаю.       Трэверс переступил с ноги на ногу и пожал плечами, сверкнув карими глазами.       — Никто не говорил мне, что здесь так уютно.       — Я так понимаю, ты здесь не один, — улыбнулась она, покачав головой. — Мне стоит ждать внезапного появления Мэтта и Рика?       — А тебе недостаточно меня? — он расплылся в наглой улыбке. Когда Гермиона закатила глаза, он лениво протянул: — Мэтт остался в гостиной, а Рик скорее всего сейчас зажимается в какой-то кладовке со своим любовничком. Мое черствое сердце не выдерживает этой милоты.       Трэверс театрально скривился и фыркнул.       Гриффиндорка постаралась не показывать своего удивления. Рик часто куда-то пропадал, и, если честно, Гермиона так и не сумела найти с когтевранцем общий язык. Он почти не говорил — в большинстве случаев, он просто сидел рядом с ними в общем зале и слушал лепет своих друзей. Кажется, за все это время она не успела и словом перекинуться с неуловимым семикурсником. Что ж, теперь она хотя бы знала, в чем была причина его исчезновений.       — И что же ты делаешь здесь совсем один? Только не говори, что решил, наконец, взяться за ум и подучить материал к уроку Картрайта? Или хочешь впечатлить Малфоя?       — У всех нас есть секреты, — он подмигнул девушке и прижал палец к губам. — Только никому не говори. Это будет наша с тобой тайна.       Гермиона тихо рассмеялась, надеясь, что мадам Пинс не услышит этого разговора и не выгонит обоих гриффиндорцев из библиотеки раньше времени.       Колсон выдохнул и присел на стол, совершенно не заботясь о правилах, а затем взглянул на книгу, которую читала девушка. Её ладонь все еще лежала на пожелтевшей странице.       — А что ты делаешь здесь в такой час? — поинтересовался он. От его взгляда не укрылось ничего. — Учишься допоздна в лучших традициях Селесты Уоррингтон? Неудивительно, что вы так быстро нашли общий язык.       Колсон видел, что на её столе в основном лежали книги про путешествия во времени, и Гриффиндорка замялась, не зная, как объяснить свой внезапный интерес к этой теме. Школьная программа уж точно не предполагала ничего подобного, и это было слишком специфическим хобби для молодой девушки, какой бы прогрессивной её ни считали друзья. Это уже не говоря о нескольких книгах, которые Малфой достал для неё из запретной секции.       Гермиона поежилась, но решила не подавать виду.       — Зная тебя, ты уже давно написала всевозможные эссе на ближайший месяц, — хмыкнул он.       — Просто решила почитать перед сном, — она пожала плечами.       Колсон вскинул бровь и скептически посмотрел на стол, заваленный до краев.       — Здесь по меньшей мере десять книг, дорогуша.       — Я… я не…       Трэверс хмыкнул и потянулся к книге, что лежала перед Гермионой, одним ловким движением выхватывая её прямо из-под носа однокурсницы. Сердце девушки забилось быстрее, и, кажется, она даже невольно задержала дыхание, испуганно смотря на гриффиндорца. Черт бы побрал его и его любопытство!       Пробежавшись глазами по строчкам, он нахмурился и протянул:       — Маховик времени?       От его чересчур серьезного взгляда вдруг стало не по себе. Реакция любого человека, который ничего не знал о её проблеме, могла быть совершенно непредсказуемой. Любопытство могло свести волшебника с ума, могло завести в дебри, где можно было потеряться. Гермиона знала по себе, что вопросы, остающиеся без ответа, всегда вызывали наибольший интерес. И чем больше людей подбиралось к разгадке её личности, тем больше препятствий возникало на её пути домой.       Она не знала, что ответить. Не знала, как правильно уйти от темы и не вызвать подозрений. Никто не должен был знать, зачем ей понадобились все эти книги. И уж тем более не её самые близкие друзья.       — Я… — она прочистила горло. — Просто эта тема показалась мне интересной.       Колсон с недоверием оглядел гриффиндорку.       — Одного интереса тут мало, — протянул он. — Ты явно сидишь за этими книгами не один день. И не думай, что я не заметил, что ты постоянно куда-то исчезаешь по вечерам.       Черт. Черт. Черт.       — У каждого из нас есть необычные хобби, — она раздраженно закатила глаза. Только бы он не заметил, как дрожали её руки. Все тело гриффиндорки напряглось, будто она была на допросе.       Она знала Колсона недостаточно хорошо. Она не имела понятия, как он отреагирует, узнав о её необычном занятии. Не знала, могла ли ему доверять. Именно поэтому ложь казалась единственным выходом, как бы сильно её сердце ни обливалось кровью с каждым новым словом. В её жизни было слишком много вранья. Она лгала учителям, друзьям, порой даже самой себе, и ничего не могла с этим поделать. Потому что только так она могла жизнь и двигаться дальше. Потому что такой теперь была её новая реальность, где правде просто больше не было места. Казалось, в какой-то момент она просто потеряла саму себя, утонула в огромном океане фальши, который искусственно создала сама. Захлебнулась соленым обманом, разъедающим разум, душу и тело.       И Гермиона ненавидела себя за это.       Она чувствовала, как кровь стучала в висках, и смотрела парню прямо в глаза, надеясь, что фальшивой искренности в её взгляде будет достаточно, чтобы сбить Колсона со следа.       — Необычные хобби говоришь? — гриффиндорец задумчиво поджал губы. — Верится с трудом.       Девушка опустила глаза, нервно заламывая пальцы.       — Зачем тебе все это? Последний маховик был уничтожен почти десять лет назад. Все эти книги — теперь просто история.       Для человека, который ненавидел читать, он на удивление много знал о маховиках. Гарри и Рон даже не знали о его существовании, когда впервые увидели артефакт в её руках на третьем курсе. Хотя… Трэверс был чистокровным волшебником, наследником старой семьи аристократов, что входила в число священных двадцати восьми. Их история была богаче, а знания о Магическом мире обширнее. Подобные сведения буквально были у них в крови.       Кажется, она многое не знала о Трэверсе и его реальных умственных способностях.       Возможно, он смог бы ей помочь. Возможно, он знал что-то, чего не знала она. Это была игра на выживание: доверься или умри. И сейчас перед ней стоял серьезный выбор. Гермиона могла открыться парню и возможно узнать что-то новое или продолжить бесцельно копаться в книгах, слепо надеясь на положительный исход.       — Я знаю, — тихо ответила она. — Я… не могу сказать тебе, зачем я это делаю, Колсон…       Трэверс задумался, проводя указательным пальцем по сточкам книги. На его лице не осталось ни единого намека на усмешку, и, наверное, Гермиона никогда прежде не видела его настолько серьезным. Никогда он не представал перед ней без фирменной улыбки на лице. Сейчас он казался взрослее и надежнее, становясь для неё практически другим человеком. Человеком, которому хотелось доверять.       — Ты хочешь… хочешь найти маховик?       В воздухе повисла пауза.       На её лице было написано все. Страх, пожирающий изнутри. Раскаяние. Честность. Все ответы, которые Колсон искал, так и не услышав ни единого слова. Парень нахмурился, вглядываясь в её черты. Он знал её как простую тихую девушку из Франции с загадочным прошлым, но ни за что в жизни он не мог бы подумать, что за её персоной скрывалось нечто большее.       Он открыл рот, но не единого звука не слетело с его губ. Потому что говорить было нечего. С каждым новым ответом появлялось все больше вопросов.       — Зачем он тебе? — выдавил парень. — Это очень опасно, Миона. И это говорю тебе я, — выдохнул он, с легкой улыбкой в уголках губ.       — Я… — отговорок больше не было. Она могла бесконечно твердить, что ему нельзя было знать всех подробностей, но этого никогда не будет достаточно.       — Знаю, — Колсон покачал головой. — Не можешь сказать?       — Не могу, — опустошенно выдохнула она. — Но это очень важно. Вопрос жизни и смерти. Я прекрасно знаю о последствиях, Колсон. Но что бы ты ни сказал, я не перестану искать… Я просто прошу… Никому не говори об этом, хорошо?       — Так много тайн, мисс Этвуд, — парень покачал головой и горько усмехнулся. — Ты можешь не говорить мне. Как я и говорил, у всех нас есть секреты.       Гермиона стыдливо отвела взгляд, на мгновение раздумывая над тем, чтобы применить к однокурснику обливиэйт. Идея была безумной, но все же она имела место быть. Да, возможно, она медленно превращалась в женскую копию Малфоя, если такие мысли приходили ей в голову, не вызывая при этом угрызений совести. Но все же… на войне все средства были хороши. И если таким образом она сможет защитить себя и сохранить свою тайну… Что ж, она бы не побрезговала поднять на парня свою палочку.       Он подобрался так близко. Его любопытство душило, не оставляло ей выбора. Но все же, девушка решила дать ему шанс.       Колсон замолчал, раздумывая над словами Гермионы, а затем спустя пару мгновений начал тихо бормотать:       — Знаешь, мой дядя — коллектор редких артефактов… Всю свою жизнь он собирал всякие безделушки, но никогда не пользовался ими. Сейчас он в Италии по работе, и он поручил мне следить за его Мэнором.       Девушка насторожилась. Сердце забилось так отчаянно, что норовило сломать парочку ребер в попытке выбраться из грудной клетки.       — Возможно, я мог бы… достать тебе маховик. Если для тебя это так важно…       Ошеломленно уставившись на парня, она едва ли не раскрыла рот, потому что воздуха вдруг стало слишком мало.       Маховик.       Он может достать ей настоящий работающий маховик.       И тогда все бы встало на свои места. Она могла бы продолжить свое исследование, перестала бы хвататься за обрывки истории и действительно начала бы что-то делать. У неё появился реальный шанс попасть домой — уже не призрачная возможность и не несбыточная мечта. И этот шанс ей подарил человек, от которого она ожидала этого меньше всего.       Это была не шутка. Конечно нет. Его шоколадные глаза были серьезными, в них плескалась решительность, в них была настороженность, которую просто нельзя было подделать. Колсон внимательно следил за её реакцией, будто пытаясь понять степень её отчаяния. И видел все. Восторг. Облегчение. Счастье.       Эйфорию.       — Ох, Мерлин… Колсон, это было бы замечательно, — выдохнула она.       Парень отмахнулся и поморщился.       — В его подвале столько мусора, что он даже не заметит, если я позаимствую одну единственную безделушку, — он довольно усмехнулся и подмигнул Гермионе.       — Спасибо, — шепнула гриффиндорка. Её глаза горели, а в животе порхали бабочки, и девушка даже не знала, что может чувствовать нечто подобное. — Спасибо большое. Ты просто не представляешь, насколько я тебе благодарна.       — Только… — он замялся и нахмурился, не зная, как лучше сформулировать свою мысль. — Не делай глупостей, Миона. Я знаю, что у тебя хватит благоразумия, чтобы… ну не знаю… не подпортить ленту времени, но все же… Будь осторожна. Используй его с умом.       — Я обещаю, — пробормотала она, яростно кивая головой. — Обещаю, Колсон. Все будет хорошо. Ты веришь мне?       — Верю, — мягко улыбнулся он. — Надеюсь, что я не пожалею об этом…       — Никогда.       Впервые за долгое время будущее было действительно светлым.       Волей случая удача и правда была на её стороне.       И Гермиона не собиралась её упускать.

***

      Окрыленная своим успехом, Гермиона бежала вниз по лестнице, направляясь в подземелья. После разговора с Колсоном она чувствовала неимоверное воодушевление. Будто нашла потерянный кусочек пазла, которого не хватало для создания цельной картинки. Будто стало легче дышать, пускай многое еще оставалось загадкой.       На всех парах она летела в комнату Малфоя, надеясь, что он еще не отошел ко сну. Ей было все равно, что прежде она еще никогда там не бывала, что это в каком-то роде было нарушением его личного пространства. Потому что ему нужно было знать. Она просто не уснет, пока не расскажет ему все в мельчайших подробностях.       Едва ли не заплетаясь в собственных ногах, она подбежала к небольшой деревянной двери и замерла, занеся руку, чтобы оповестить мужчину о своем присутствии. Два коротких стука, и тишина. Её сердце билось так сильно, что, казалось, Малфой мог услышать этот бешеный ритм даже сквозь толстые каменные стены. Она не знала, чем думала, когда поддалась своему порыву, и не имела ни малейшего понятия, с чего стоило начать. Но сейчас это казалось правильным. Сейчас он не был её профессором — лишь человеком, которому хотелось доверять свои секреты.       За дверью послышались шаги.       Девушка выпрямилась и сцепила руки, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу.       Раздался тихий скрип. Внезапно гриффиндорка увидела перед собой мужчину, что никак не походил на собранного хладнокровного профессора. Просто мужчина с чуть взъерошенными платиновыми волосами, что был одет в обычную серую футболку и темные спальные штаны, низко свисающие на бедрах. Гермиона едва не потеряла дар речи. Он выглядел… моложе. Все такой же высокий и серьезный, но слегка усталый и простой, и это контраст никак не укладывался у неё в голове. Прошло целых семь лет, но за пределами своего кабинета, он, оказывается, был все тем же молодым слизеринцем, которого она так часто видела за соседней партой.       Девушка задохнулась. Должно быть, мало кто видел его таким. Расслабленным. Живым. Настоящим. И от этого вновь затрепетало её несчастное сердце.       Он знал, что увидит за дверью именно её. Знал, и все равно позволил ей заглянуть за пределы его ледяного величия.       Больше всего её удивило то, что на его носу сейчас красовалась пара простых очков в черной оправе, и Гермиона невольно подумала, что они отлично дополняли его домашний образ. Черт.       — Чего тебе, Грейнджер? Ты время видела? — протянул он низким голосом с легкой хрипотцой, отчего по телу пробежала стая мурашек.       Захлебнувшись своим удивлением, утонув в своем трансе, девушка просто стояла перед ним и пялилась на профессора, которого, кажется, ничуть не смущала сложившаяся ситуация. И что это за чувство? Трепет в животе, ком в горле, похолодевшие пальцы…. Мерлин. Лучше бы она подождала до завтрашнего утра.       Гермиона попыталась проглотить свое смущение. Склонив голову на бок, она прищурилась и тихо пробормотала:       — С каких пор ты носишь очки? — сквозь стекла очков его глаза казались темнее — цвет был насыщеннее, и этот пронзительный взгляд предательски обезоруживал. И она не знала, чего ей хотелось больше: продолжить этот разговор или же тотчас убраться подальше отсюда.       — Я… — он нахмурился и качнул головой. — Я всегда носил очки.       Какого…       — Нет, не носил, — выпалила она с неким возмущением в голосе. Как будто знала его. Как будто он не был незнакомцем. Девушка тут же прикусила язык. — Мы учились вместе целых семь лет, Малфой. И я ни разу не видела тебя в очках.       — Потому что раньше я в них особо не нуждался, — отмахнулся мужчина.       Он отошел от двери, освобождая проход, и жестом приглашая девушку войти в комнату. Гермиона прикусила губу и пересекла порог. В нос тут же ударил запах его одеколона. Вся эта комната пахла им, и гриффиндорка соврала бы, если бы сказала, что это не сводило её с ума. Медленно и вероломно.       Его комната была воплощением Малфоя, но при этом местная атмосфера сильно отличалась от той, что царила в его кабинете. Здесь было тепло несмотря на то, что его спальня находилась глубоко в подземельях. Простая широкая кровать с темно-зеленым балдахином, пара забитых до предела книжных шкафов, одинокая тумбочка и письменный стол, в углу которого аккуратной стопкой лежали всевозможные бумаги и тетради в кожаных переплетах. Здесь было до невозможности чисто и даже… уютно. Это сбивало с толку. Ни за что на свете Гермиона бы не подумала, что ей будет приятно находиться в комнате Драко Малфоя. Пускай это и была более взрослая его версия.       И все же тонкая нить напряжения протягивалась между ними двумя. Гермиона чувствовала себя чужой, её присутствие здесь было совершенно неуместно, пускай Малфой и добровольно пригласил её войти в свою обитель.       — Я носил их только дома или когда долго сидел над книгами, — тихо продолжил он, проходя в центр комнаты. Сложив руки на груди, он вновь взглянул на Гермиону. Его очки поблескивали в свете нескольких свечей, что стояли на письменном столе в углу комнаты, и в каком-то роде это даже было хорошо. Так она не видела его стальных глаз, что отнимали у неё последний кислород.       — А теперь?       — Со временем мое зрение ухудшилось, — он пожал плечами и усмехнулся. — Старость — не радость.       Мерлин Всемогущий, ему было всего лишь двадцать пять лет. Малфой явно перестарался с самоиронией.       Гермиона фыркнула.       — Теперь я в основном ношу линзы, — тихо добавил он.       Что?..       Будь она чуть менее сдержанной, у неё бы без сомнений отвисла челюсть.       — Линзы? — шокировано прошептала она. — Магловские линзы?       Насколько Гермиона знала, в Магическом мире не было аналога такого чудесного изобретения. Именно поэтому сейчас ей хотелось хорошенько тряхнуть головой, убеждаясь, что она все еще была в своем уме, или же просто маниакально рассмеяться, впитывая эту информацию. Драко Малфой, в прошлом чистокровный фанатик, считающий, что маглы были угрозой магическому сообществу, теперь вовсю пользовался прелестями магловского мира.       И в какой момент мир успел перевернуться с ног на голову?       — Да, — спокойно ответил он, кивая головой. — Как оказалось, Магическое сообщество не такое уж продвинутое. Особенно, когда дело касается таких простых вещей, — он театрально закатил глаза. — Мерлин, они даже не смогли придумать банальное заклинание улучшения зрения. За столько-то лет… Временные чары не в счет.       Гермиона смотрела на его так, будто видела впервые. Будто наткнулась на боггарта или увидела приведение. На лице девушки вырисовывалось ошеломление, и, кажется, на какое-то мгновение у неё окончательно пропал дар речи.       — Не могу поверить, — прошептала она. Следом на её губах расцвела легкая лукавая улыбка. — Драко Малфой признает недостатки Магического мира… Кто ты и что сделал с противным хорьком, которого я знала?       Мужчина улыбнулся.       — Я же говорил. Ты многого обо мне не знаешь, Грейнджер.       Склонив голову на бок, она отбросила свою неловкость, и начала беззастенчиво разглядывать профессора.       — Они тебе идут, — экспертно заключила она. — С ними ты выглядишь менее…раздражающим. Ну знаешь… без них ты похож на маленького гаденыша со Слизерина.       Малфой усмехнулся и покачал головой.       — Спасибо, Грейнджер. Куда я без твоей похвалы?.. — профессор сделал глубокий вдох и поджал губы, кажется, просто не зная, куда себя деть в её присутствии. — Итак… Чем обязан этому визиту? Все-таки ты добровольно спустилась в подземелья, так что это должно быть что-то важное.       — Ах да, точно, — смутилась она и тряхнула головой. — У меня есть хорошие новости. Я не могла ждать.       — Хорошо… — протянул профессор, сощурившись.       — В общем, я как обычно сидела в библиотеке и читала про маховики, и в какой-то момент ко мне присоединился Колсон.       — Трэверс? Не знал, что он знает дорогу до библиотеки, — задумчиво протянул он, вскинув одну бровь.       — Да, он самый, — отмахнулась Гермиона. — Так вот… Оказывается, его дядя — коллекционер.       Девушка вдохнула полной грудью, стараясь подавить свое воодушевление, что распирало изнутри. Оно рвалось наружу, сдавливало внутренности, раздувалось, точно шарик, наполненный гелием, и угрожало разорвать её на части, если новости не сорвутся с её губ. На секунду Гермиона даже забыла, с кем именно разговаривала. На её лице сияла теплая улыбка, и она не могла перестать тараторить, будто общалась ни с кем иным, как с хорошим другом, с которым не страшно было поделиться искренним счастьем.       — Колсон сказал, что сможет достать нам маховик.       Удивление, которое расцвело на его лице, стоило того, чтобы так нагло врываться в его личное пространство несмотря на враждебность, что еще ощущалась между ними. Или по крайне мере, ощущалась когда-то в прошлом…       — Что? — хрипло пробормотал он.       Малфой медленно снял очки, крепко сжимая их в руках, и вопросительно взглянул на Гермиону. На какое-то мгновение он потерял свой контроль, позволил ей увидеть себя настоящего, и эта искренность была для неё ударом под дых.       Девушка начала ковырять пальцы и отвела глаза, не выдерживая его пристального взгляда.       — Я знаю, что это немного… Учитывая, что мы до сих пор не знаем, что именно Бротос сделал с маховиком, но это все равно прогресс.       — Это же отлично! — улыбнулся он. Его улыбка, в которой не было ни намека на насмешку, была до ужаса красивой. Она была дополнительным источником света в этой темной комнате. И это осознание пугало. Гермиона была словно под гипнозом и, кажется, больше не могла себе доверять.       Черт.       Что с ней не так?..       — Ты уверена, что ему можно доверять? — нахмурился мужчина. — В конце концов… Это же Трэверс…       — Я уверена, — Гермиона кивнула. — Конечно, он тот еще раздолбай, и мне все еще кажется, что ему самое место на Слизерине, но… Он надежный человек. По крайне мере, мне хочется в это верить.       Она вздохнула и расцепила руки, понимая, что её движения выдают её нервозность, сдают девушку с потрохами, как бы сильно она ни старалась сохранять невозмутимость.        — Теперь осталось только узнать, что на самом деле произошло, — она поджала губы и прошла чуть вперед, понимая, что за все это время она даже не шелохнулась, каменной статуей возвышаясь в центре комнаты Малфоя.       Мерлин, как же странно…       — Ты можешь в это поверить? — шепнула она. — Удача, наконец, на нашей стороне.       — Я всегда знал, что это лишь дело времени, — самодовольно усмехнулся он. Мужчина, кажется, сам только сейчас обрел способность двигаться. Проводя рукой по лицу, он подошел к столу и положил на него свои очки. — Кто же знал, что от гриффиндорцев есть толк.       — Хэй! — нахмурилась она, забавно морща нос. — Я тоже гриффиндорка.       — Моя неприязнь к гриффиндорцам стара, как мир и вечна, — подразнил он, прижимаясь бедром к столу и вновь складывая руки на груди. Наглый слизеринец вернулся, сменяя искреннего профессора, и в этот самый момент напряжение начало медленно растворяться в воздухе. Так было привычно. Лукавая усмешка, легкие колкости и никакого проявления опасных эмоций — все это вновь позволило её сердце биться в нормальном ритме. Легкое покалывание на кончиках пальцев исчезло, и по всему телу разлилось облегчение, впрыскивая противоядие от стресса прямо в густую кровь.       — Но может быть… — он замялся, потратив пару минут на пристальное разглядывание девушки, как будто пытался забраться ей под кожу, а затем заключил: — Предположим, что ты исключение из правил.       Гермиона фыркнула, улыбаясь одним уголком губ.       — Что ж, спасибо. Приятно знать, — она закатила глаза.       Её взгляд упал на стопку бумаг на столе Малфоя. Там же лежала и его волшебная палочка, а рядом с ней в свете свечей поблескивал тот самый полупустой флакон с сероватой стружкой. Глаза девушки сверкнули азартом и она, будучи не в силах отвести глаз от злосчастного бутылька, тихо пробормотала:       — Что насчет тебя? Есть какой-нибудь прогресс?       Мужчина проследил за её взглядом и вздохнул.       — Я изучил эту пудру и проверил на наличие примесей, — он неопределённо повел рукой в воздухе. — Оказалось, что это…       — Серебро?       Стук сердца.       Идеальный ритм.       Это все, что можно было услышать в тишине этой комнаты, когда одно единственное слово сорвалось с её губ. Малфой смутился и сдвинул брови на переносице, вопросительно смотря на девушку, которая, очевидно, что-то не договаривала.       Надо же, она умудрилась дважды за один вечер ввести профессора в ступор. Кажется, в какой-то момент она просто напросто стала профессиональным укротителем нерадивых слизеринцев.       — Откуда ты знаешь? — сощурился он.       — Просто угадала, — цокнула девушка с озорной ухмылкой.       Профессор поморщился.       — Паршивая из тебя лгунья, Грейнджер.       Гриффиндорка пошла поближе к столу и провела пальцами по деревянной поверхности, украдкой поглядывая на флакон. Она стояла лишь в паре метров от Драко и всем телом ощущала его присутствие, чувствовала его запах, заполняющий ноздри, и вновь мысленно проклинала саму себя за то, что вообще додумалась заявиться к нему в такое время.       — Я нашла один интересный отрывок… Оказывается, что напыление маховиков может влиять на их работу и свойства, — она повела рукой в воздухе, аккуратно продумывая свои слова и стараясь не упустить ничего особенно важного. — В основном, они золотые, но в книге говорится, что в теории они могут быть и серебряными. Видимо, серебро обладает совершенно иными магическими свойствами, и такой маховик будет слишком нестабильным…. Так что я подумала…. Что если наш маховик был….       — Серебряным, — протянул мужчина, заканчивая за Гермиону её гениальную мысль. Нахмурив брови, он опустил глаза и позволил себе несколько минут разглядывать узор на темно-зеленом ковре. Девушка практически могла проследить, с какой скоростью мысли летали в его светлой голове. Пару раз моргнув, как бы отмахиваясь от лишних забот, он поджал губы и, наконец, взглянул на свою гостью. — Серебряный маховик… Я никогда даже не задумывался об этом.       Драко взглянул на пузырек с частичками серебра и протянул:       — А что, если все это связано? — выдохнул он. — Многие субстанции в алхимии должны быть магически совместимы. Они просто не работают без своего реагента. Что если тот камень, нарисованный на клочке бумажки, и серебряная стружка как-то дополняют друг друга, — он кивнул — больше самому себе, чем ей — и устало потер глаза. — Я поищу что-нибудь про это.       — Отлично.       Гермиона притихла.       Несмотря на то, сколько открытий было совершено за этот день, девушка не могла не смотреть на картину в целом. Их находки были ничтожными и практически бесполезными — они выглядели парой крошечных осколков, что отлетели в сторону после того, как зеркало раскололось на крупные части. Они радовались мелочам так, будто получили подарки на Рождество, вот только время шло, а Гермиона все еще была заложницей этого места. Не изменилось абсолютно ничего.       Внутри все похолодело и стало так паршиво, что было трудно дышать.       Глупая. Ты останешься здесь навсегда и будешь до конца жизни страдать от последствий.       Выхода нет.       Ты не заслуживаешь счастья.       Ты навсегда останешься бракованной.       Тревога беззастенчиво шептала в её ухо и дышала прямо в шею, пуская мурашки по всему телу. И вдруг стало действительно страшно. Её разум сдавался, он не выдерживал напряжения, и с каждым новым днем, проведенным в этой реальности, становилось все хуже. Темнее. Будто где-то в её груди догорала свеча, медленно погружая девушку во тьму.       Маленьких побед не было достаточно. Они давали лишь временное утешение.       Девушка опустила глаза и сцепила руки в замок. Её рваный вдох привлек внимание профессора, который со странной заботой во взгляде подошел чуть ближе, тем самым сокращая расстояние между ними до жалкого метра.       — Что такое? — его голос был тихим и вкрадчивым, чуть хриплым, но все же… приятным.       Гермиона выдохнула и покачала головой.       — Это так выматывает, — почему-то на первых словах её голос сорвался. Гриффиндорка слышала лишь свое шумное дыхание, собственное тихое бормотание и стук его сердца. Потому что на таком крошечном расстоянии невозможно было его упустить. Было жарко и холодно в одно и то же время, а в груди что-то отчаянно ныло, призывая девушку запустить руку прямо в грудную клетку, выцарапать этот страх. — Иногда мне кажется, что я стала одержимой. Я не могу спать, не могу есть. Все мои мысли только об одном — об этом чертовом маховике… И это сводит меня с ума…       Она подняла свои стеклянные глаза, но все еще опасалась смотреть на профессора. Вместо этого она уставилась на беспокойное рыжее пламя свечи. Её рука взметнулась вверх, и Гермиона невольно принялась теребить кулон на своей шее. В сотый раз проводя пальцами по ровной поверхности металла, она чуть оттянула цепочку в сторону, даже не осознавая, что делает, а затем вновь опустила руку, позволяя ей бесцельно болтаться вдоль тела.       — Я так устала, — опустошенно выдохнула она. — Я больше не могу…       Хотелось окончательно опустить руки, свернуться калачиком в углу темной комнаты и притихнуть навсегда, позволить темноте сожрать её со всеми мыслями и напрасной надеждой. Хотелось закрыть глаза и отпустить себя. Тихо сдаться воле судьбы и смириться с тем, что она больше никогда не увидит света.       — Грейнджер… — хрипло протянул профессор.       — Я… я больше не могу свободно вздохнуть, — горько усмехнулась она, наконец, решаясь посмотреть мужчине прямо в глаза. Должно быть, его поразило то, что он в них нашел, потому что в следующую секунду на его лице застыла гримаса сочувствия. И это было последним, что она могла от него ожидать. Гермиона наплевала на все и позволила словам без разбора срываться со своих губ. — Каждый раз, когда я думаю, что худшее уже позади, судьба в очередной ударяет меня под дых. Я думала… — Гермиона захлебнулась своим признанием. — Я думала, что после войны все будет по-другому. Чистый лист. Новое начало. Я… я хотела простую, скучную жизнь, в которой не будет опасности или черной магии, и вот что из этого вышло…       Она мрачно улыбнулась и покачала головой. В её глазах было столько боли и разочарования… Казалось, ни один человек не был способен сдерживать внутри себя столько подавленных эмоций. В какой-то момент напряжение станет невыносимым, и пузырь безмятежности просто лопнет. Разразится фейерверком на ночном небе, затмевая все звезды и созвездия.       — Я снова попала в передрягу… Как будто я просто притягиваю неприятности.       Мужчина тяжело вздохнул.       — Не буду лгать, Грейнджер. Это и правда херово, — заключил он, поджимая губы. — Я знаю, что сейчас тебе сложно, но не смей сдаваться, слышишь меня? Кто угодно, но не ты…       Девушка склонила голову на бок, и ей вдруг показалось, что она и правда видит его впервые. Столько тепла в его взгляде она не видела никогда. Он был незнакомцем, что говорил голосом Малфоя, выглядел в точности, как он. Вот только жар, исходивший от его тела, был совершенно несвойственен ледяному профессору.       Почему он говорил с ней так, будто ему было не все равно? Почему он уговаривал её держаться на плаву, прежде будучи для неё настоящим балластом?       — Думай об этом, как о возможности узнать, чего ты действительно хочешь от жизни. Не каждому выпадает шанс увидеть будущее.       Девушка едва не задохнулась отчаянием, что внезапно накатило на неё несмотря на все успокаивающие слова.       — Но мне это не нужно, — пробормотала она, не смея оторвать от него глаз. — Я просто хочу вернуть свою жизнь.       — И ты вернешь её, — кивнул Драко. — Не знаю как, но вернешь. Я обещаю. Тебе нужно еще немного потерпеть.       — Я не такая сильная, Малфой…       Она была сильной слишком долго. Она отбивалась от врагов и двигалась вперед, не взирая на препятствия. У неё всегда был план — она продумывала все на несколько шагов вперед, даже когда будущее казалось туманным… А теперь… А теперь её батарейка села. Сила её духа была заразительной, сверкающей и неугасающей. Всеобъемлющей. Но у всего был предел. Когда становилось трудно дышать, когда паника становилась лучшим другом, и слезы накатывали на глаза, она чувствовала себя самым слабым человеком на свете. Самым ничтожным.       Потому что сдавалась.       Потому что уже не выдерживала напряжения.       Драко подошел практически вплотную. Заглядывая в её глаза, он одним взглядом пытался поделиться с ней собственной силой, пускай после стольких лет его собственные запасы заметно иссякли. Его серые глаза еще никогда не казались ей такими живыми — они были глубокими, с широкими черными зрачками и темным ободком на радужке. Лицо мужчины было серьезным, но ни в коем случае не каменным. На нем было столько надежды, что на мгновение у неё перехватило дыхание. И хотелось быть ближе. Еще. Так, чтобы им задохнуться. Так, чтобы слиться в одно целое, отнимая у мужчины это призрачное воодушевление.       Ей это было нужно. Физически.       Её измотанный разум больше не хотел думать и изводить её всевозможными опасениями. Хотелось чувствовать.       — Ты самый сильный человек, которого я знаю, — внезапно пробормотал он, тем самым пуская дрожь по всему её телу. Хотелось рыдать, хотелось закрыть уши руками или же наоборот слушать его взахлеб. Потому что никто прежде не говорил ей подобных слов. Малфой выглядел так, будто ему было ужасно некомфортно, но он больше не мог остановиться. Просто не имел права. — Нужно мужество, чтобы пережить войну и в процессе не потерять надежду. Я ни разу не видел, чтобы ты дрожала, смотря в лицо опасности во время сражений. Конечно, не считая того чертова зайца. А это…       Мужчина слабо ухмыльнулся, проводя рукой в воздухе.       — Это просто небольшое препятствие… Гермиона Грейнджер, которую я знаю, не сдается, — он коротко кивнул и поднял уголок губ. — Она сражается до самого конца. И побеждает.       Почему он говорил ей все это? Почемупочемупочему? Чем она заслужила его расположение? Почему он не огрызался, не унижал и не бросался глупыми насмешками? Как раньше. В какой момент он настолько изменился?       В какой момент его душа перестала быть гнилой и темной?       Его искренность сводила с ума. Она была глотком свежего воздуха и в то же время вакуумом, в котором умирали все её предрассудки.       — Что, если я больше не тот человек?..       — Это не так, — шепнул он. — Просто тебе нужно порой напоминать о том, кто ты такая.       Они были так близко, что в воздухе сверкали заряды электричества. Он был насквозь пропитан его сладковатым парфюмом с тонкой ноткой табака, и от этого вдруг начала предательски кружиться голова.       И Гермиона…       …испугалась.       Смутившись, она подалась назад и опустила глаза, пытаясь избавиться от огромного кома в горле.       Мерлин…       Его было слишком много, и девушка просто боялась обжечься кипятком его кожи. Грань была слишком близко. Такая тонкая и ничтожная. Невидимая. Они оба понимали, что зашли слишком далеко, на мгновение поддавшись моменту, но ни один из них, кажется, не был готов к чему-то большему. Чего она хотела? На что она надеялась?       Неужели…       Неужели он нравился ей?       Нет!       Ох, Годрик… Какой же абсурд!       Её тянуло к нему, ей хотелось быть рядом, хотелось касаться, хотелось чувствовать это странное покалывание на кончиках пальцев. Его присутствие было наркотиком, которого всегда было мало. Эта была одержимость. Обжигающее желание. Передозировка ощущениями. Но было ли это правильным? Их история была слишком богатой — она была полна боли и разочарований, ненависти и гадких слов, которые было трудно забыть. Они были полными противоположностями, существовали на разных орбитах, и, возможно, им было просто не суждено встретиться в этой реальности. Он был… Малфоем. А она…       А ей нужно было срочно разобраться в себе.       О чем она только думала, когда решила прийти сюда?       Её практически затрясло, и Гермиона боялась смотреть ему в глаза. Боялась того, что может в них увидеть. Неужели он чувствовал нечто похожее?       Помнится, только этим утром мужчина яростно доказывал ей, что он никогда не спутается со своей студенткой. Чертов лицемер!       — Спасибо, Малфой… За твои слова, — она прочистила горло и расправила несуществующие складки на своей школьной юбке. Гермиона все еще слышала его тяжелое дыхание, краем глаза видела, как он напрягся, все еще не двигаясь с места. Бежать. Бежать. Бежать. Нервно усмехнувшись, она протянула: — С каких пор ты так добр ко мне? Я тебя просто не узнаю…       Профессор нахмурился и снова сложил руки на груди. Как же неловко.       — Ты, может, и не изменилась, но я уж точно не тот человек, которым был раньше.       Говорить больше не хотелось. Эти слова повисли в воздухе, сгущая тучи между ними. И ничего уже нельзя было изменить. Личные границы стали резиновыми, они растянулись, принимая формы их тел и деформировались безвозвратно.       Гермиона знала, что сегодня она не сможет уснуть. Все её мысли будут об одном — о загадочном профессоре Зелий, который позволил ей слишком много. Который смотрел на её с заботой и благовением. Который изменился до неузнаваемости, пугая её своей человечностью.       На столе медленно догорала свеча. И гриффиндорке отчаянно хотелось собственноручно потушить это пламя, погрузить комнату в кромешную темноту, чтобы больше не видеть его лица.       Потому что он все еще был опасным. Лично для неё.       Для неё и её глупого горячего сердца.