Господин Неудача

Аня проснулась от приятного аромата. Бульон с приправой и курицей, ее любимый. На кухне хлопотала не Елизавета, а Сара, это было слышно по падающей и звенящей посуде. На диване вампирша уснула в обнимку с Багирой, ведьма рядом еще дремала. Елизавета свернулась калачиком и поджала все одеяло под себя, и было понятно, почему Аня ночью мерзла. Живот заурчал. Аня не могла, как брат не есть сутками, и выживать только на одной воде. Внезапная телефонная трель напугала Сару, и она уронила поварешку на пол. Эдмунд тоже спал. Он неудобно сидел на стуле, облокотив рыжую макушку о стенку. После вчерашнего оборотень так и не раздевался, Аня его прекрасно понимала: она тоже бы с удовольствием легла в том, в чем валялась на заброшке. Но брат убил бы ее. Мобильник все звонил, а Эдмунд все не просыпался. Елизавета поморщилась и потянулась: — Анечка, возьми трубку, а? Этот таблеток нажрался, его и с танком не разбудишь. Послушно кивнув, вампирша спрыгнула с дивана и взяла в руки старый сенсорный телефончик. Неизвестный номер звонил не прекращая. Нажав на зеленую кнопочку, Аня поднесла мобильник к уху: — Эдюша, бонжур! Мы в ментовке, привозите Тошины документы и квадратный хлеб «Подольский» — будем из мякиша лепить сувениры. Адрес вашей работы. Ждем. Это был Вуд. Это был его грубый и заранее будто издевающийся голос. Палец с силой надавил на экран, сбрасывая звонок. Душа опустилась к пяткам. — Эдик… — Аня слегка потормошила оборотня, но он только сопел и все также спал. — — Эдик! — вампирша крикнула настойчивее, но даже это не помогло. С кухни вышла Сара со стаканом воды. — Чего ты орешь? Все спят, не видишь? Схватив у нее стакан, Аня плеснула водой на Эдмунда. Вода капала с бороды вниз на рабочую синюю рубашку и брюки. Оборотень завошкался и пробудился. — Энтони жив! — Аня прокричала ему это на ухо, чтобы тот точно очнулся от таблеточного сна. Эдмунд нахмурился и сел ровно. Сначала он посмотрел на Сару, потом на Елизавету, и только потом на Аню. — Заводи машину! — Сара хлестнула его полотенцем. С хлопком в Эдмунда будто вселилась энергия. Он задышал быстрее, и вроде уже отошел от дремы. — Сказали, нужен паспорт и хлеб Подольский! — Какой хлеб?! Зачем? — вскинула руки Сара, выискивая на столе хоть что-то похожее. — Квадратный, Сара, ква-дра-т-ный! Аня подползла к прикроватной тумбочке. В панике выкинув оттуда кучу бумаг, она достала файлик с копией паспорта Энтони. Брат даже оттуда смотрел на нее с укором. Ничего, сейчас она увидит его вживую. Живого. — Езжайте скорее! Скорее! — командовала с дивана Елизавета. Сара направила Эдмунда в сторону двери, но он все равно еще не понимал, куда, кого и когда. Разбежавшись, Аня уперлась ему в спину руками и вытолкнула из квартиры. — Давай! Тебе еще рулить! — Слышу! Слышу я! К третьему этажу оборотень уже бежал самостоятельно. В голове у него было пусто, как в морозилке. Ничего. Ни одной мысли. Ласточка моргнула фарами, приветствуя хозяев. Она появилась тут ночью, и когда запищал брелок сигнализации, Аня не поверила, а потом с окна они увидели Тойоту. — Гони! Гони! Гони! — запрыгнув на пассажирское сиденье Ласточки, кричала Аня. Ключ постоянно выпадал из рук, поэтому завестись они смогли лишь с третьего раза. Врубив на всю громкость ритмичную музыку известной русской рок-группы группы, Эдмунд надавил на педаль газа. Весь салон был прокурен, и им пришлось открывать все четыре окна, чтобы вытолкнуть никотин с ветром. На высокой скорости входя в поворот, серебристая Королла обгоняла одну машину за другой, останавливаясь, только когда на светофоре загорался красный. Брелок на зеркале заднего вида раскачался так сильно, что накрутился сам на себя и замер в одном положении. Подпрыгнув на очередной кочке, Аня думала, что сейчас вылетит вперед вместе с сидением, поэтому схватилась за ручку под потолком. Вампирша еще никогда не видела, чтобы Эдмунд держался за руль двумя руками, но сегодня, видимо, он готовился к взлету. Кожа на руле поплавилась и вялыми каплями падала ему на колени. — Эдик, ты никогда не говорил, что шашечник*! — испуганно взвизгнула Аня на очередном обгоне. Как только они миновали большой подъем в сопку, началась территория ГВОПа. Не доезжая до КПП, Эдмунд схватил файлик с документами и вылетел из машины, перепрыгнув шлагбаум. В панике Аня перекинула ногу на водительское место и, выжав педаль тормоза, поставила рычаг в положение «парковки», чтобы машину не унесло вниз.

***

— Зилия тебя заколдовала? Там, на заброшке? Как оно? — осипшим голосом спросил Энтони у Вуда, в ожидании прислонив голову к стене. — Бешеной собаке и семь верст не круг, — прошептал Вуд в ответ, качая головой в неизведанный ритм. На стойке дежурного лежали шнурки, остатки пуговиц от рубашки Энтони. В специзоляторе у них забрали все предметы, которые могут послужить орудием преступления. Они еще не знали, что вампир мог придушить Вуда одной лишь рукой. А второй отрывать по конечности. — И кто ты, питбуль? — с насмешкой спросил Энтони, поднимая подбородок. Маленький и зубастый, ушастый. Зилия так его звала домой, будто он был ее мужем. Зилия была слепая, когда заключала с ним брак? — Чихуа-хуа. Будь Энтони бабой, то ни за что бы не поддался его чарам. Из-за Вуда он потянул спину, и мышцы рук больше были похожи на сухие стебельки кукурузы. Нет, Зилия дура не потому что Вуд страхолюдище лесное, если привыкнуть, то уже даже и не замечаешь, что у него по лицу будто сковородой съехали. — Тебе бы сбросить килограмм десять-двадцать, а то в следующий раз некому ловить будет, — Энтони смотрел, как дежурный вяжет из его шнурков бантики. — А ты будешь меня еще ловить? Докапывался до каждого слова Вуд. Энтони же не это имел в виду! — Есть альтернатива: не прыгать с седьмого этажа. — Признай, Тоша, тебе просто нравилось меня пинать по подъезду! Пока ты грустно давишься супом без картошки и мяса, я выбрал быть счастливым! Перед лицом Энтони замаячили острые клыки. Вуд улыбался и хи-хикал, совсем как ребенок. Времяпровождение с ним в изоляторе было куда веселее, чем, если бы вампир куковал тут в одиночестве. — Ты говорил, чтобы я не слушал Зилию. Почему? Боишься, что я догадаюсь обо всем? — Я? Я говорил? — актер без статуэтки Освальда сидел прямо перед вампиром. — Я не говорил! — Там, на стене! — Не было такого! Перекошенный от ярости Энтони вцепился в Вуда и стал трясти его, позабыв про боль. — Угандошу тебя сейчас, гнида ушастая! Не держи меня за дурака! Не держи! Это было! Я не сумасшедший! Дежурный бросил шнурки, и было побежал к решетке, но в коридоре послышались возгласы и ругань. В отделение привезли четверых Хвостов, которые, видимо, плохо справились с ролью «отвлекающих» и попали под раздачу Ловцов. Но так как в «Устранении Незаконной Магии» мест уже не было, самых тихих отправляли в ГВОП. Как только их закинули в специзолятор, Вуд резко дернулся в сторону Хвостов. Улыбнувшись практически во всю пасть, Вуд закинул ногу на ногу — началось представление. На несколько минут его взгляд затуманился. «Опять музыку у себя в голове проигрывает…» — встряхнул головой Энтони, зажимаясь в углу. Так было намного безопаснее. Если волна четверостиший все же зацепит его, то он пострадает не так сильно, как, например, Хвосты. — Вот мы и встретились, шлынды*! Чего вы хвосты повесили? Грустно? Страшно? — Вуд шептал, а не говорил. Сквозь ментовский шум Энтони слышал только половину из того, что он говорил. Да и понимал мало: Вуд мешал русский язык с французским. Избитые и уставшие Хвосты старались держаться поближе друг к другу, как воробьи под дождем. Они моргали быстро и часто, прикрывая желтые рептильи глазки боковым веком. — Ни за что на свете не ходите, дети, в Африку гулять…. В Африке большие злые крокодилы! Будут вас кусать, бить и обижать! * Вуд оброс злостной улыбкой, издав еле слышное стрекотание. Перепуганные до полусмерти Хвосты забыли про всякую усталость и просто пытались протиснуться через прутья решетки на волю. Некоторые оборачивались ящерами и стремительно убегали, но их тут же накрывали рыболовными сачками Ловцы. Они стояли около изолятора наготове. Энтони тоже бы хотел протиснуться через прутья и бежать домой. Только он обращался не в ящерку, а в огромную образину, размах крыльев которой был около четырех метров. Вампир не измерял: еще давно среди его сородичей возник стереотип о том, что мерить свой размах крыльев, кем бы ни был твой зверь — глупо и занимались этим только дрочуны. Распихивая толпу возле приемной, к изолятору подбежал Эдмунд. — Дерьмодемоны вы, епонский городовой! — выругался оборотень и, схватившись за голову, бросился к решетке. — Доброго утра! Отсалютовав товарищу знаком «пис», Энтони нахмурился. На его языке после знака «пис» шли еще дополнительные буквы: «здец». Мотнув головой, Эдмунд развернулся к кабинету следователя, куда нужно было передать документы. Шнурки бы не забыл его забрать… Аня забежала незаметно, так, будто всегда тут и стояла. Она просунула потные ладошки через прутья и сжала плечо Энтони. Сестра рыдала, ее бледное лицо раскраснелось и опухло от слез. Она выла и бормотала ругательства. Энтони не говорил ей про зверя. Не говорил ей про дар. И не показывал. Отца она уже почти не помнила, и в какой-то степени это было удобно. Но теперь правда вскрылась. Ничего после этого в жизни Энтони не поменяется: он не обязан показывать и обращаться в мышь, только потому, что этого хотят его друзья. Скоморох на выезде у них уже имелся. Вуд рычал на Хвостов и пел французские песенки. Дурдом. К изолятору подбежала какая-то женщина, чуть ли не в десна целуя чудище. — Боже! Вы из какой канавы вылезли? Вот твои документы! Вот и часть дурдома прибежала. Энтони повел губами и отвернулся. Аня его уже чуть ли не об прутья головой долбила. Эдмунд выбежал к нему с освободительной бумажкой. Дежурный важно махнул ключами в руке и, держа копию паспорта вампира в руках, осмотрел того с ног до головы. — Вы же из древнейших, почему возраст не затормозили? — дежурный всмотрелся в морщины на замученном лице Энтони. — Забыл, — выплюнул Энтони, недовольно скукоживаясь. Он замотался настолько сильно, что совершенно забыл в свое двадцати пятилетие выпить человеческой крови, чтобы закрепить молодость. Ее выписывали по талону и можно было выцедить несколько капель в любой городской поликлинике. Аня с Эдмундом сразу же зажали Энтони в крепких и слезливых объятиях. Разводить сырость им пришлось не долго: дверь открылась и теперь уже Вуда собирались выпускать.