Ничего сверхъестественного

У этой главы неожиданно имеется эпиграф: А нечистые за мной мчались так Что стал креститься я пронзил душу страх Наугад палю из обреза я Эх бы пуля мне да серебряная (с) Юрий Клинских

Рыжий мальчишка с необычным именем оказался шустрым, расторопным. Он очень быстро обернулся с дровами - братья даже обсудить ничего не успели - наплескал в чайник воды из ведра, пока Сёмка раскочегаривал печь, а Димон задумчиво чесал репу. - Чай, - тронул его за плечо Сёмка. - А? - встрепенулся Димка. - Чай тебе налил, пей, - дал более развернутый ответ младший. - Спасибо, - на автомате выдал Димка и взялся за чай. В этом доме чай пили необычно - из стаканов в подстаканниках, как в поезде. Умытый Авдей, уже без сапог и фуфайки, за столом чинно доедал остатки пирога, Сёмка прихлебывал из своего стакана. - А давно папка с мамкой спят? - осторожно принялся выспрашивать Димка, которому не хватало вводных данных для полноты картины. - Три дня, - уверенно ответил Авдей. - А ты что же? - спросил Семён. - Воду таскаю, двор подметаю, курей кормить ходил, только их лиса перерезала. Печку вот растопить не могу. А сплю в подполе. Холодно там. - Почему в подполе? - Мамка велела непременно, как темно, в подпол полезать и до утра не высовываться. - Я погляжу? Димка откинул вязаный половик, застилавший середину кухни. Как и ожидалось, под половиком скрывался лаз в подполье. Подполье оказалось маленьким - только мелкому пацаненку и разместиться с удобством - увешанным связками лука и чеснока, да сколько-то банок с вареньями-соленьями на полке у одной из стен. На прибитом земляном полу валялся матрас с подушкой и одеялом. - Значит, ты здесь спал, - констатировал Димка, и глянул на брата: - Кстати, уже темнеет. - Ой, - заволновался разомлевший было от сытости и тепла Авдей. - Надо лезть. И вам бы тоже схорониться, дяденьки. Мальчик подошел к лестничке, ведущей вниз, и удрученно озвучил очевидное: - А вы туда не поместитесь. Тогда уезжайте, только скорей, пока не стемнело. Но, кажется, было поздно уезжать. В комнате, где лежали покойники, послышалось шебуршание, потом ласковый женский голос пропел: - Авдеюшка, сынооок, это ты там? Авдей замер, как суслик, испуганно вытаращив глазенки. Голос, хоть и звучал нежно, как мамочкина колыбельная, навел жуткий страх даже на взрослых парней: братья тоже примерзли к полу. - Авдейка, подь сюда, гляди, чего у папки для тебя есть, - присоединился к зову мужской голос. Судя по всему, оба покойничка потихоньку пробирались к живым. Глядеть на этакое чудо воскрешения почему-то совсем не было желания, и Димка, подхватив подмышку Авдея, выдохнул: - Валим! Подстегнутый этим прямым указанием, Сёмка ломанулся следом за братом, ловко перескочив провал подпола и сшибая двери. На улице стало ясно, что до Волжанки они не добегут. Стремительно сгущающиеся сумерки копошились неясными очертаниями, и у братьев были все основания полагать, что возню затеяли соратники родителей несчастного мальчишки. Носиться по незнакомой местности в темноте, пытаясь увернуться от аборигенных чертей, представлялось безнадежным предприятием. Димка на ходу перебросил обрез Сёмке с воплем "Стреляй!" и свернул к дому с черным петухом. По крайне мере там был кто-то живой, кто не боялся дневного света. Сёмка выстрелил несколько раз наугад, спровоцировав ужасающий волчий вой в стане противника, и в несколько прыжков догнал Димку. Тот только занес кулак, чтобы ломиться в ворота, но обнаружил незапертую калитку рядом. Братья дружно ввалились в спасительную - хотелось бы верить! - калитку, и Сёмка дрожащими пальцами накинул крючок на петлю, запирая. Будто это могло помочь. - Кхе-кхе! - громко заперхали рядом с беглецами. Сёмка подпрыгнул и от неожиданности едва не выстрелил. Все же умение обращаться с оружием, как и хладнокровие, приходит с опытом. Димка перехватил покорно болтающего ногами Авдея поудобней, на руку. Давешнее седое-лохматое приглашающе распахнуло дверь в дом и прохрипело: - Заходь чтоль? Замерзнет малец то. Древний дед - а это оказался все же дед - пошаркал обрезанными валенками впереди, парни следом. Авдейка сунул палец в рот и молча ехал на руках у Димки. В сенях оказалось хоть глаз коли, в самом же доме хоть чего-то видно. Все обозримое пространство было увешано и утыкано пучками сухой травы и увядших цветов. И угар стоял, аж с ног сбивало. - Ты, отец, чего куришь то? - вежливо поинтересовался Димка, пока Сёмка закрывал рукавом нос, чтобы не расчихаться. - Самосад, ясен-красен, - охотно ответил старикан. - Догадались все же ко мне зайти. Это правильно, правильно. Там Смерть! И дед пафосно простер костистую длань в сторону окна. Димка готов был поклясться, что к самосаду дедок еще чего-то добавляет, вот только смущало: не растет в здешнем климате "чего-то". Между тем дед, ловко ориентируясь впотьмах, взялся скручивать из газеты козью ногу. - Хлопцы, курить будете? - дед поплевал на краешек самокрутки, свернул и любовно прогладил пальцем место стыка. - У вас тут и так весело, без веществ, - отказался Димка сразу за обоих. - Так что стряслось? Что за пакость в темноте шарахается? - Наказание неправедным за грехиии тяжкияяяя, - сиплым шепотом взвыл дедок и пыхнул самокруткой. - Тише, тише, пацана напугаешь, - шикнул Димка. Авдей, привалившись к его груди, медленно моргал и, кажется, собирался срубиться спать. - Рассказывай по порядку, отец, - без особой надежды на успех попросил Семён. Как ни странно, самосад произвел на дедка тонизирующее действие, и рассказ его вышел довольно складным, хоть и донельзя странным. Некоторое время назад в Угриме народонаселение начало помирать, как мухи. Но не до конца, по ночам мертвые шарахались, наведывались к живым, после чего последние резко меняли свой статус на тоже покойных. После как хоронить стало некому, живые мертвые днем отлеживались в своих избах, а по ночам доедали оставшуюся скотину. Дедулю же кара небес не коснулась, ибо жил он праведно, законов человечьих и божьих не нарушал, всяких там в свой дом не пускал. - Небось, вурдалаки, - озвучил уже очевидное Семён. Димка согласно кивнул. В оное же время оконное стекло царапнуло с резким, пронзительным звуком. Дед зашевелил беззвучно губами, будто молитву читал. Сёмка вдоль стеночки пошел к окну, чтобы взглянуть. Димка спросил: - А Ефросинья Кузьминична... ну... она тоже? - Фроська то? Да не, Фроська еще до того померла, так и лежит себе спокойненько. - Уфффф, - выдохнул Димка. Авдей у него на руках завозился, невнятно произнес "бабуленька" и снова затих. - Дима, иди сюда, - тихонько позвал Сёмка. Димка положил спящего пацаненка в кресло и тоже встал у окна. Там было на что посмотреть. Правда, углядев такое, сна надолго лишиться можно. Авдейкины мамаша с папашей переминались под окошком, в палисаднике, вытаптывая ломкие сухие былины когда-то росших там цветов. - Авдеюшка у вас? - скромно уточнила мамаша, заметив, что таки привлекла внимание. Неприлично длинные клыки приподнимали бледные губы, растянутые в подобии улыбки. Глаза у обоих светились, как катафоты. - Скажите Авдеюшке, домой ему пора, загостился, - в унисон подпевал папаша, нервно скребуша внушительными когтями по стеклу. - Ага, щас, - пробурчал Димка. - Подавитесь, твари. Между тем за окном прибыло. Новые глаза вспыхивали во тьме все ближе и ближе. - Слышь, отец, а почему они тебя не пожрали? - решил проверить крепость позиций Димка. - Сказано, ибо праведную жизнь веду, - пафосно прохрипел дед. - Меня, между прочим, Егор Петрович звать. Братья по очереди представились. Упыри снаружи бродили, периодически взвывая и стуча в окошко, но более решительных шагов не предпринимали. В их природную скромность Димка ничуть не верил, но решил принять как данность: окутанная страшным кумаром Егорова изба почему-то представлялась для кровопийц неприступной крепостью. Так и будем считать, пока не доказано другое. - Давай свою самокрутку, - смирился Димка. До рассвета как-то время коротать нужно. - Вот это дело, вот это по-нашему, - обрадовался дедушок. Бормоча себе под нос "ты такого табачка небось и не пробовал", Егор Петрович быстренько соорудил еще одну козью ногу, выдавая большой опыт в этом вопросе. - Самосад. Ха! Как же, - убедился в своих подозрениях Димка с первой же затяжки. Он упал в свободное кресло и неторопливо покуривал, пока Сёмка пытал деда. - А когда покойники оживать начали? Почему? В деревне новый человек не появлялся? - Тююю, то разве человек... Ты чем меня слушал-то, хлопец? Говорю же, Смерть то пришла, кара, кара на наши головы! Более ничего добиться от Егор Петровича не удалось, потому как, одарив Димку, он скрутил себе тоже. Видать, слишком расслабился, и вскоре заснул на табуретке, как кочет на насесте, уронив лохматую голову на грудь. - Дииим... - Тсссс... Спать ложись. До утра все равно ничего не сделаешь. Димка косяк добил и расфокусированным, поплывшим взглядом глядел в потолок, но мысли выдавал дельные. - Уснешь тут, - проворчал Семён. - Слышишь, скребут и топают? - Пусть скребут, - философски отнесся Димка. - Завтра им... Он выразительно провел пальцем по горлу. - Станем мочить упырей? - восхитился настроем брата Семён. - Ага. Непременно станем. Спи.