1

Аякс успокаивает себя тем, что это у него просто плохой и ужасный день. И всё. Ничего другого. Просто плохой день с удлинённой сменой, он придёт домой, где его ждёт Дилюк, который даст ему себя обнять, и всё станет просто замечательным. Кожа перчаток трещит, скрипит, когда руки сжимают руль крепче. Аякс заруливает во двор-колодец, оставляет машину на обычном месте на обочине, заходит в подъезд, здороваясь со всё ещё сидящими на лавке бабушками, и устало смотрит на лестницу с высокими ступенями, по которой ему надо подняться на третий этаж. Его, конечно же, никто не встречает. У них свет даже не горит нигде в квартире. Перс тихо поскуливает у двери, уже у его ног, сжимая в зубах ошейник. Аякс опускается на колени, трёт лицо ладонью, пока второй вслепую застёгивает ошейник, стараясь не зацепить шерсть. Рука трясётся, как у наркомана, хотя травку он последний раз курил лет девять-десять назад, курсе на первом, когда это всё казалось прекрасной гаражной романтикой — нет, на самом деле не совсем так, просто не хотелось свихнуться. Перс терпеливо ждёт у лестницы, пока он запирает обе двери, а после сбегает на пролёт вниз, всё так же дожидаясь Аякса. И так все три пролёта. У выхода из подъезда Аякс кидает один сухарик, за хорошее поведение, который хаски ловит в прыжке. Старушки всё ещё сидят у подъезда, хотя на небе уже нависают тёмные тучи, предвещающие противный осенний питерский дождь — вероятно, будет ещё и град с молнией. Аякс немного нервно поправляет капюшон куртки — он, конечно, суровый челябинский мужик с немного неправильными взглядами на мир, но питерские дожди он ненавидел даже больше самого Питера. А этот город занимал стойкое третье место в списке самого ненавистного, потому что первые два оккупировали Розалина и япошка Скарамуш. А, нет, получается, что четвёртое, дожди ведь ненавистнее Питера. Аякс выдыхает и смотрит секунды на облако пара. Вот так же и его все надежды, мечтания и веры из нулевых растворились в учёбе и быту. Персей звонко лает, когда замечает замершего хозяина, и мужчина с еле заметной улыбкой идёт к нему ближе. Пёс ещё разок гавкает, делая взмах хвостом, и бежит дальше, постоянно оглядываясь, чтобы не потерять своего непутёвого владельца. Это заставляет Аякса чуть более заметно улыбаться. Он даже не знает, что сейчас хочет больше: вернуться в «их две тыщи седьмой», когда они делали доклады всем курсом, шептались во время группового похмелья и играли старый-новый рок, включая усилители и микрофоны на всю общагу; или же остаться в сейчас, когда у него есть дом, пёс, любимый человек, стабильная работа с зарплатой, а не десятка стипендии за спорт, половину которой Аякс отсылал домой, и эмоциональное выгорание. Персей коротко лает, прежде чем подцепить пастью палку и поднести её хозяину. Аякс приседает рядом с ним, забирает деревяшку и кидает её на траву, повторяя это ещё несколько раз, потому Перс возвращает палочку обратно. На пятый раз хаски за ней уже не мчится, смотря на уставшего человека будто понимающе. Аякс даёт ему ещё один сухарик и разворачивается так, чтобы вернуться домой. Нагулявшийся пёс послушно идёт рядом даже без ошейника. Этот пёс вообще был крайне… послушным и привязанным к Аяксу. Хотя это не особо удивительно, потому что он же о нём и заботился. Даже если когда-то это был подарок Дилюку. Ох, он опять вернул свои мысли в это русло. У подъезда бабушки уже не сидят, не перемывают жильцам кости, а их квартира по-прежнему не освещена даже слабым светильником в ванной. Персей замирает у входа, ожидая привычного ритуала мытья лап, а после него начинает ходить за Аяксом хвостиком, пока тот не наливает в миску кефира — своеобразная лагерная вечёрка, только без булочки и для собаки. На столе лежит записка о командировке от Дилюка, у которой внизу приписка от Кайи о том, что его дня три-четыре можно смело не искать. Аякс смотрит пару минут на эту писанину, а потом вслепую набирает на телефоне номер Скарамуша и говорит первым, наверняка удивляя собеседника: — Ты не против сегодня прошвырнуться со мной по барам? — даже сам Аякс, достаточно сильно придерживающийся всяких ЗОЖей просто в силу привычки и заботы о себе и других, удивляется своим словам о барах, которые закончил вот так вот спонтанно посещать в тех самых две тыще нулевых. Скарамуш долго молчит, выдыхая после замученное согласие. Скарамуш говорит: «На нашем месте». Аяксу, кажется, в глаз попала ностальгия. «Наше место» — это старый офис у заводских районов. «Наше место» — это гитары, барабан, полудохлые колонки с усилителем и микрофон. «Наше место» — море воспоминаний, японско-западные акценты, разбросанные черновики, споры с криками и выгорание от жизни. Аякс прислоняется к стене спиной, ждёт, потому что пришёл слишком рано. Скарамуш подходит раздражённый и не один, в компании Синьоры — на самом деле её имя Розалина, но тссс, она терпеть не может, когда её называют именем, которое произносил её мёртвый жених. Они гуляют бесцельно по барам следующие три часа, потому что надолго засесть в одном месте не получается. Не то чтобы Аякс понимал, почему это происходит, но ему на это как-то всё равно. Ему сейчас вообще на всё плевать. Ну, кроме возможности напиться и забыться. В каком-то баре мужчина теряет своих спутников. Возможно, его пресная рожа им надоела в конец. Возможно, у них появились личные дела, о которых они решили не предупреждать его. — Здравствуй, Аякс. — На его плечо опускается тонкая рука еле заметно, в воздухе появляется аромат шёлкового масла, а пухлые губы едва прижимаются к ушной раковине. Аякс прикрывает глаза, выдыхая. Ну, потерять компанию коротышки и «леди» не так уж и плохо, раз рядом с ним оказалась Чжунли. — Здравствуй, Чжунли. Сколько лет, сколько зим. — Аякс щурится и давит улыбку, в ответ на которую женщина кладёт ему свою ладонь на щёку. Мужчина жмётся к нежной коже с той же покорностью и нуждой, что и восемь-семь лет назад. — Как твои дела? — Вероятно, лучше, чем у тебя сейчас. — У Чжунли на губах заботливая улыбка, почти материнская. И голос у неё такой же. Наверное. Аякс не уверен, что воспринимает мир сейчас адекватно. Отчего-то ему хочется плакать, и перед глазами всё мутнеет от выступивших слёз. Чжунли смотрит на него со спокойным беспокойством, прежде чем сделать бармену жест о счёте и запустить руку в карман куртки Аякса, где тот всё ещё имел привычку носить кошелёк. — Кажется, что будет лучше продолжить наш вечер у меня дома. Аякс вяло усмехается: когда-то тогда, давным-давно, на его первом курсе, это значило долгие посиделки за бутылкой какого-то дешёвого или среднего вина до самого утра. Нет, там определённо был и секс, но они всё же больше были друзьями, чем любовниками. Им просто… было удобно друг с другом. Да, им было удобно. Вот и вся тайна. Аякса немного ведёт. От всего: от выпитого алкоголя, от шума в баре, от Питера, от запаха духов Чжунли да и просто от Чжунли. Чжунли тянет его за плечо, и Аякс встаёт. Он ей доверяет целиком и полностью, даже спустя стольких лет, так что расслабиться до состояния замазки оказывается как-то слишком просто. Это вызывает у Аякса нервный смешок. Чжунли с любопытством косится на него, сжимая в руках руль машины, в которую они успели сесть. — Вспомнил что-то забавное? — Аякс на это качает головой, прижимаясь лбом к стеклу окна. — Не-а. Просто подумал, что я веду себя пиздецки странно. — Аякс нервно играет большими пальцами и мимолётно думает, что он давно не посещал психолога в их отделении. — Встретил тебя спустя столько лет, и у меня даже сомнений не возникло, что это можешь быть не ты. Это странно. — К сожалению, не могу не согласиться. — Чжунли мягко усмехается, стуча наманикюренным пальцем по кожаной обивке руля. — Но, видимо, тебе совсем хреново, если ты готов довериться любому незнакомцу. — Видимо… Однообразный пейзаж за окном убаюкивает, и Аякс не замечает, как проваливается в дрёму. Чжунли будит его, когда они подъезжают к её дому. Её квартира — целая квартира, а не та старая комната, в которой у них было столько общего — представляет собой… квартиру. Хороший ремонт поверх имперских высоких стен, застеклённые арки, детская обувь на обувной полке. — У тебя появился ребёнок? — Аякс чуть хмурится, осторожно снимая обувь. — Да. — Чжунли смотрит на маленькие сапожки, в её глазах Аякс ловит глубокую нежность. — Залетела от одного небрежного клиента и решила, что другого шанса родить может и не будет. Повезло, что Мадам Катерина как раз искала, на кого можно будет в случае чего переложить управление борделем. — И тётя совсем даже не противилась твоей кандидатуре? Ты же имигрантка. — Аякс спрашивает просто ради проформы. Чтобы убедиться, что семья всё ещё стоила тогда для тёти хоть что-то. — Нет. У неё и выбора-то особо не было, потому что если забрать на обучение кого-то из девочек, то пойдут гигантские убытки. — Чжунли жмёт плечами, уходя на кухню. Зайдя следом, Аякс видит, как женщина ставит чайник на плиту. — А я была уже проштрафившаяся. Либо выгнать, либо припахать к делу. — Ты теперь у нас, получается, Мадам с большой буквы, госпожа Чжунли? — Аякс говорит это со смешинкой, не злобно, когда подходит к Чжунли со спины и кладёт голову ей на плечо. — Получается так. Мадам с большой буквы, у которой есть наше любимое вино из того самого магазинчика, которое ждало тебя все десять лет. И моей малышки дома тоже нет. Аякс смеётся почти истерично от этих слов. Обычно они после алкоголя трахались. Какая-то часть его говорит, что соглашаться на вино нельзя, потому что есть Дилюк, но… Аяксу, если честно, было на этот факт как-то уже поебать. Он собирался уже завтра подыскивать квартиру, куда можно было бы съехать с Персеем, так что расставание тут уже было подтверждённым намерением. Аякс соглашается. *** — Так ты серьёзно про то, что я могу переехать к тебе? Разве я не помешаю вам с малышкой? — Аякс говорит негромко, прижимая Чжунли к себе ближе, чтобы женщина не замёрзла под тонким одеялом, которое уже не справлялось с щелями питерских домов. — Абсолютно серьёзно. Мне не хватает такого хозяйственного мужчины дома, которому секс со мной нужен только чтобы подлечить психику, а не потому что у меня красивая задница, из-за взгляда на которую у мужиков встаёт не на их женщин. — Аякс не видит лица Чжунли, но абсолютно уверен, что она над ним смеётся. — Я согласен. Почему бы и нет. У Аякса в голове туман и лёгкость, когда он это говорит. Ему не сложно решиться помогать Чжунли с домом, потому что он умеет это, научился ещё когда жил в Челябинске в их трёхкомнатной квартире, рассчитанной на шестерых. Их было все десять, когда родился Антон. И ломалось что-то постоянно, так что волей-неволей Аякс учился делать что-то руками. Его взгляд ползёт по стене и замирает над дверным проёмом. Висевший там ловец снов выглядел грубо и неуклюже, совершенно не вписываясь в элегантную обстановку вокруг. Паутинка лесок не была красивым узором. Просто паутинка, которых даже пауки наплетут красивее. — Ты всё ещё хранишь эту штуку? Ну, ловец снов. — Тарталья шепчет немного шокировано. — Да. Он красивый. — Аякс не может совершенно согласиться, но, возможно, для Чжунли, искавшей душу в каждой вещи, он действительно был красивым. Так что дальше тему Аякс не развивает, лишь вспоминая, сколько он ходил после этого ловца с забинтованными пальцами и сколько оттирал их от клея. — Я думаю, нам пора спать. Мне завтра лучше забрать малышку пораньше, да и плохо это, оставлять девочек одних. — Хорошо. — Аякс прижимает Чжунли к себе ближе, крепче, утыкается в её макушку, оставляя прежде там слабый поцелуй. — Спокойной ночи. *** Малышка Цици тихая, послушная и обожает кокосовое молоко. Аякс тихо смеётся, когда спрашивает разрешения погладить её игрушку в виде козы со шляпкой из кокоса. Персей ласково тычется малышке в ладони мокрым носом. А потом облизывает их и звонко тявкает. Чжунли тихо хихикает у окна, понимая, что у её малышки теперь на одного защитника больше. Персей действительно внимательно следит за малышкой, которая даже не думает пугаться такой большой собаки. Аякс помогает следить за ней тоже и пытается как-то баловать девочку, застенчиво посматривающую на какие-то вещи. Чжунли фыркает каждый раз, когда Аякс попадает в глупое положение из-за того, что Цици всё ещё ребёнок, который может вить из мужчины верёвки, как его младшие. Возвращаясь из командировки, Дилюк находит на столе прощальное письмо от Аякса. И его комплект ключей в почтовом ящике. Синий брелок в форме капли воды свисает с ключного кольца рядом с брелоком с ошейника Персея. Дилюк смотрит на эти ключи несколько часов, пока не приходит Кайя и не выводит его из состояния ступора. Кайя не может ненавидеть Аякса за то, что он причинил боль его брату, потому что он знал, что его брат был довольно бесчувственным. Кайя не мог винить Аякса за то, что тот не выдержал. Кайя мог только указать Дилюку на то, что стало причиной, которую было видно со стороны, и помочь справиться. В Питере снова лили дожди, но была весна, и на лице Аякс была широкая улыбка, когда он смотрел на играющих Персея и Цици. Ему определённо стало лучше.