Триптих

Тёплые ладони ложатся на плечи, мягко подталкивая к тому, чтобы лечь. — Расслабься, — шепчет Тряп… Серёжа, вот только голова у них общая, и Доктору прекрасно слышно, что на самом деле мелкий наглец хотел сказать «не бойся». Он вскидывается, скалится — кто тут ещё бояться должен?! — но в синих глазах напротив нет насмешки, только обезоруживающая серьёзность, и он с долгим выдохом опускается обратно, позволяя… что бы там мелкий ни собирался делать. Серёжа осторожно ёрзает, устраиваясь поудобнее, и принимается гладить его по плечам. Ладно, так и быть, это действительно приятно… Доктор прикрывает глаза. Вокруг колышется багровая дымка его родного никогде и огоньки свеч, додуманных Серёженькой, впервые, между прочим, допущенным на эту территорию, а уже распоряжающимся как у себя дома. Свечи вот, подушки, ещё б шампанского притащил. И розы. Красные… — Хочешь — будут, — говорит Серёжа слишком бесхитростно, чтобы ему поверить, и Доктор клянёт всё на свете, только теперь осознав, что при текущей глубине контакта обмен мыслями идёт в обе стороны. — …Заткнись и гладь, пока я не передумал. Серёжа смеётся тихонько и подчиняется, но (в самом деле, наглеет на глазах!) уже не довольствуется поглаживанием по поверхности перьев — запускает пальцы в них, добираясь до мягкого пуха… и, твою мать, очень чувствительной кожи под ним! Доктор дёргается, шипя от избытка ощущений и чуть не скинув Серёжу с себя. — Прости, прости, прости! — испуганно подскакивает тот. — Больно?! — Нет. Серёжа замирает, излучая непонимание. Доктор мрачно смотрит на него через плечо и снова вытягивается на импровизированном лежбище. — Продолжай. — Точно?.. Доктор предупреждающе рычит. Серёжа спешно затыкается — и вдруг обнимает, прижимается к пернатой спине и смешно тычется носом. — Ну, не злись, — просит тихо. — Пожалуйста. Я же как лучше хочу… Доктор фыркает. — Больше дела — меньше слов. Серёжа — ощутимо — улыбается. — Ладно. Целует в макушку, отстраняется и вновь ведёт ладонями по перьям. Доктор закрывает глаза совсем: кажется, теперь он действительно может расслабиться.

***

— Он спит, — с этим, безусловно, обнадёживающим заявлением Сергей опускается на кровать и, взглядом спросив — и получив разрешение, пробирается к Олегу под одеяло. Олег смотрит на него внимательно, отмечая и рассеянную улыбку, и дымку во взгляде, и — когда Сергей потягивается и осторожно, чтоб вдруг не потревожить раны, притыкается к его плечу, — какую-то подозрительно томную расслабленность всего тела. — Я хочу знать, чем вы там занимались? — интересуется Олег бесстрастно — просто не решив ещё, как ко всему этому относиться. Сергей розовеет ушами, чего Олег за ним со школьных лет не помнит, и мотает головой. А потом вдруг жмётся к Олегу и торопливо шепчет: — Прости. — За что? — За него. Я же понимаю, для тебя он враг, ты ему не веришь и не хочешь, чтобы он был… Олег молчит. Это всё так, и решение Сергея не возобновлять лечение, потому что ему, видите ли, свою долбанутую субличность стало жалко, а ещё он верит, что теперь может с нею договориться, здравостью даже близко не пахнет, и стоило бы настоять, возможно даже — надавить, но… Возможно, лечиться в этом доме нужно вовсе и не Сергею, если Олег готов дать своему убийце ещё один шанс. Всего один.