Болезнь.

      Кацуки быстро двигался в сторону дома, пыхтя и, пиная на своем пути камни, он постоянно оглядывался, панически разглядывая темные силуэты деревьев вокруг. — Что за гребанная чертовщина, твою мать? — пробухтел юноша, как сзади раздался, достаточно громкий, даже для Бакуго, звук. Не успев обернуться, он оказался впечатанным в ближайшую кирпичную стену, пачкая белый камень алой жидкостью. Щеку обдало неприятным зудом, и он сморщившись, прикрыл глаза. — Если ты продолжишь избегать разговора, я прибегну к крайним мерам, — над ухом раздался бархатистый голос, который Кацуки просто не выносил, аж до тошноты. — Чего ж ты докопался до меня, половинчатый, — зашипел блондин, и попытался вырвать руку, но её сразу же прижали обратно, — гребанный сталкер, — и без того красные глаза, от недосыпа, налились кровью. Его резко развернули и, он смачно приложился затылком, об тот же белый камень. Тодороки выглядел так себе; растрепанные красно-белые волосы, порванная голубая рубашка и, бешеные, жаждующие чего-то, глаза, которые бесспорядочно бегали по лицу Бакуго, то и дело останавливаясь на губах. — Не впутывай меня в свою гомосятскую хрень, тупоголовый, — рыкнул Кацуки, — совсем не понимаешь чё творишь? — Хочу поцеловать тебя, Бакуго, — шептнул Шото, — очень. Кацуки только горько усмехнулся, и вырвав наконец руки из горячущих лап Тодороки, схватил того за щеки, желая разорвать кожу на куски. — Съеби, — шепнул он и, оттолкнул юношу от себя, приложив для этого немало усилий, — ещё раз подойдёшь ко мне — я тебя прям на месте прибью, конченный ты, ублюдок! Он быстро удалился, в то время как Шото остался сидеть на холодном тротуаре, вытирая кровь с губ. С волнением, провожая взглядом чужую, широкую, спину.

***

— Кто-нибудь знает куда подевался Тодороки? — Айзава лениво оглядел класс и, не дождавшись ответа, продолжил перебирать какие-то бумаги. — Я недавно видела его вместе с Бакуго, — Тсую приложила большой палец к подбородку и посмотрела на упомянутого одноклассника, который неотрываясь сверлил свою тетрадь взглядом. — Бакуго? — Айзава глянул на ученика, — у тебя нет никаких предположений где он может быть? — Я за ним не бегаю, ясно? — съязвил Кацуки и отвёл взгляд, показывая, что вести диалог дальше не намерен. Шота же в свою очередь просто пожал плечами и тоже уткнулся в свою писанину. Иногда бросая косые взгляды на блондина. А, особенно, на его помятый воротник, который явно очень плохо скрывал алые засосы на шее.

***

Тодороки с глухим поскуливанием шарит по полкам медкабинета. Сам не понимая что он пытается здесь найти. Мысли вихрем просто разрывают голову. Парень смотрит на часы и вновь шарит по шкафам, открывает каждый отсек, выкидывает бумаги на пол, судорожно читая заголовки всевозможных болезней. — Как же, — шепчет он, — как же так… Внезапно двери кабинета раскрываются. На пороге Кацуки. Он просто смотрит на беспорядок на полу, затем, на покрасневшего парня. Бакуго кривит рот, собираясь сказать что-то, но тут же замирает. Едко красные глаза резко теряют свой цвет, став чисто серыми. Блондин медленно приближается к Шото и, запускает пальцы тому в волосы, ероша их. Притягивает к себе. Тодороки совсем не противится. Сил нет. Он молчит, когда Бакуго с новой жестокостью хватает его за шею и напористо целует. Шото остается лишь покорно отвечать на сомнительную нежность со стороны блондина. Парень нащупывает у себя в кармане смазку и презервативы, и отсоединившись подходит к двери кабинета и запирает её. Все равно уйти ему не удастся.

***

Бакуго очнулся на кушетке, в медицинском кабинете. Полностью раздетый. А рядом лежало «половинчатое чудо», вся его спина была усеяна засосами и укусами. И он тоже был без одежды. В комнате не горел свет, и было темно. Лишь свет луны освещал некоторые углы. Подняв глаза в зеркальный потолок, блондин заметил, что его тело, не считая шеи, было чистым. Не единого засоса или укуса. Что вообще происходит? — Блять, — наконец осознав свое положение, Бакуго соскакивает с кушетки и тут же падает, подскользнувшись, — Да что за хрень вообще творится?! Ублюдок двурожий, я тебя сейчас точно взорву, ты мне подсыпал что-ли что-то? Тодороки молча смотрел в стену, какой раз уже выслушивая эти ругательства. Очевидно, что толкового объяснения такому поведению Кацуки — нет. Такое продолжается уже около месяца. С того момента как они начали ходить на доп.занятия чтобы получить временную лицензию. И в совершенно любом месте, будь то, раздевалка, туалет или улица. Бакуго почему то шел именно к нему. В первый раз, Тодороки пытался разговорить его но ничего кроме оскорблений и угроз не услышал. Как же он устал. — Опять ничего не помнишь? — спросил он, даже не двинувшись с места. — А-а? — Кацуки повернулся, — опять будешь нести чушь, про то что это я на тебя прыгаю а не ты на меня? Забыл что было позавчера?! — Позавчера я вел себя так же, как ты обычно, — нахмурился Шото, — у тебя гормоны в голову бьют? — Че-е-е?! Я… — Одевайся и уходи, не хочу сейчас говорить с тобой, это тоже самое что разговаривать со стенкой, — Тодороки сел на край кровати. Найдя свою рубашку накинул её и начал застёгивать пуговички. — Не стой тут из себя жертву, ублюдок половинчатый, — Кацуки схватил рюкзак, что валялся у входа в кабинет и дёрнул ручку двери, — какого черта тут заперто?! — Отлично… — Шото согнулся и схватился за волосы, — придется ждать утра. — Издеваешься? — Бакуго посмотрел на него, точнее, на его силуэт, ведь луна на небе скрылась за тучей и теперь в кабинете было темно, — я сейчас подорву тут все нахер. Не собираюсь оставаться с гомосеком в одной комнате. — Ещё и я гомосек, прекрасно, — последнее слово Тодороки протянул плотно сложив губы. У него уже кончается терпение и соскочив с койки в два шага оказывается возле Кацуки. Блондин окинув его взглядом, замечает что тот совсем голый. Лишь рубашку накинул. — Ты чё тут голышом рассхаживаешь, тупица половинчатая, открывай уже эту сраную дверь. — Ты чё додуматься не можешь что она заперта снаружи, ломать я тут ничего не собираюсь. Если так хочешь в свою комнату то прыгай с окна. — Совсем срихнулся?! Тут 8 этаж! — Бакуго схватил того за воротник рубашки, — я сказал открывай, мне начхать как ты будешь это делать. — Убери руки, — Тодороки исподлобья смотрел в глаза напротив, — если не уберешь я сам это сделаю. Он всем нутром чувствовал как блондин злится, его руки начали стремительно нагреваться. — Рубашку испортишь, — Шото скинул с себя его руки и снова ушел на кушетку. По пути захватив трусы и брюки. Уложившись, он посмотрел на Кацуки; парень сидел в углу комнаты. Это было совсем на него не похоже. Обычно, как бывает, он бы сломал дверь причудой и ушёл бы. А сейчас что-то не торопится. — Не мое дело, — сказал Шото сам себе и отвернулся. Через несколько минут он уснул, укрывшись какой то простыней.

***

Его разбудили горячие руки, которые снова бесстыже залезли под рубашку. — Чёрт… — он открывает глаза и переворачивается подставляя лицо для поцелуя. Кацуки не растерявшись целует его, полностью перехватывая инициативу. — Переворачивался обратно, — шепчет ему Бакуго и Тодороки ничего не говоря против, выполняет его просьбу. Он чувствует как его штаны вместе с трусами снимают до колен, затем, рука блондина скользит к ягодицам, разминая вход внутрь. Пальцы входят без проблем, ведь они делали это недавно. Бакуго кусает его ухо, старательно работая рукой. Тодороки стонет в свою руку когда он медленно начинает вставлять. — Чё-ё-ёрт, — ругается Шото, когда Кацуки сразу начинает двигаться в быстром темпе, до синяков сжимая бедра последнего. — Помедленнее, — шепчет Тодороки и рукой начинает держать Бакуго за живот, не давая двигаться дальше, — ты слышишь? — Тогда ты сверху, — шепчет в ответ блондин и ложится на спину, — садись. Тяжело вздохнув от боли в пояснице, Шото залезает на парня и направляет его член в себя. Чувствуя чужие руки на своем поясе, он усаживается поудобнее и наклонившись сам целует Кацуки в поджарые губы. Бакуго же, приняв это за разрешение двигаться, дёргает руки вверх, и прижав живот Шото к своему, сгибает ноги в коленях, начинает двигаться. — Нет, стой, бля-я-ять, — Тодороки ложит голову на плечо блондина и сжимает его шею, но Кацуки будто совершенно все равно на это, потому что он даже не замедлился. И тут Шото понял — предстоит очередная, бессонная ночь.